Здесь выложена электронная книга Первый университет автора по имени Пикуль Валентин. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Пикуль Валентин - Первый университет.
Размер архива с книгой Первый университет равняется 16.38 KB
Первый университет - Пикуль Валентин => скачать бесплатную электронную книгу
Пикуль Валентин
Первый университет
Пикуль Валентин
Первый университет
Время было лютейшее, ужасающая "бироновщина", хотя сам герцог Бирон менее других повинен в угнетении русского народа. Пушкин верно заметил, что он был немцем, ближе всех стоял к престолу и потому именно на него сваливали вину за все злодейства. Между тем в массовых репрессиях той поры виновата была сама императрица, подлинно "кровавая героиня" дома Романовых, пощады не ведавшая, а главным палачом состоял при ней не германец, а чистокровный русский - Андрей Иванович Ушаков.
По указу царицы со всей России везли ко двору дур и дураков, уродов и помешанных, просто говорливых баб-сплетниц. От них Анна Иоанновна получала ту полезную "информацию" о жизни народа, которым она управляла. Впрочем, не отвергая науку, однажды она через телескоп наблюдала за движением планеты Сатурн, ибо верила в астрологию. Когда же царица шествовала в храм ради молитвы, титулованные потомки Рюрика сидели на лукошках с сырыми яйцами, они и кукарекали ей, они ей и кудахтали.
В конце 1734 года место президента в Академии наук оказалось "упалое" (то есть вакантное). До царицы дошло, что ученые очень боятся, как бы власть не забрал секретарь Данила Шумахер, и она вызвала к себе барона Иоганна Альбрехта Корфа.
- Вот ты и усмири. науку-то! - сказала императрица. - О президентстве забудь и думать. Ежели в академии ученые палками дерутся и все зеркала побили, так наказываю тебе быть при науках в ранге "главного командира", дабы всем ученым дуракам страху нагнать поболе.
Корф был ворчун. Иногда он высказывал такие крамольные мысли, за которые, будь он русским, его бы сразу отвели к Ушакову на живодерню. Корф не был похож на пришлых искателей удачи, а русских не считал "варварами". При дворе с ужасом говорили, что барон все деньги тратит на приобретение редких книг, в Швеции он не побоялся читать даже "Библию дьявола", прикованную к стене цепью, которую с трудом поднимали шесть человек.
"Главный командир" академии вольнодумствовал.
- Странные дела творятся в науках, - говорил он друзьям. - Ученые Парижа считают, что Земля удлиненна в своих полюсах, подобно яйцу куриному, а в Лондоне доказывают, что господь бог расплющил ее, словно тыкву. Мне же хочется думать, что она круглая, как тарелка, и я верю в ее вращение.
Корф сразу заметил, что гимназия при Академии наук пустует, ибо все ученики ее разбежались, иных видели на папертях столичных храмов, где они христа ради просили милостыньку. Пойманные с поличным, школяры горько плакали:
- Да вить с голоду-то кому умирать охота?..
Корф распорядился, чтобы по всей России объявили "розыск" острых умом юношей, пригодных для того, дабы науки осваивать. Такой указ получил и Стефан Калиновский, ректор Заиконоспасской академии в Москве, и он даже растерялся:
- Господи! Да где я двадцать остроумных сыщу, ежели студенты мои по базарам шляются, едино о щах с кашей думают. Которые и были у меня остроумны, тех по госпиталям пристроили, чтобы они естество человеческое показывали.
Среди избранных для учебы в столице оказался и некий Михайла Ломоносов. Ректор глянул на парня и сказал:
- Эко ты, дылда, вымахал! Сбирайся в дорогу до Питерсбурха, там у тебя остроумие развивать станут.
В декабре 1735 года явился грозный прапорщик Попов:
- Которые тута для ученья отобраны, теих забираю с собой. Оденьтесь потеплее, дабы в дороге не дрогнуть.
Среди счастливцев был и Дмитрий Виноградов.
- Митька, - сказал ему Ломоносов, садясь в санки, - а не забьют нас там, при академии? Говорят, в тайной столичной "дикастерии" начальник ее Ушаков сильно лютует.
- Хоть бы кормили, и то ладно, - отвечал Виноградов.
Ехали учиться 12 студентов, из них только двое выбились в науку, остальные же, как писал Ломоносов, "без призрения и доброго смотрения, будучи в уничтожении, от уныния и отчаяния опустились в подлость и тем потеряны.". Потеряться в те времена было легко, а вот найти себя - трудно!
В день 1 января, когда Россия вступала в новый 1736 год, перед студентами взвизгнул шлагбаум, осыпая с бревна лежалый снег, и перед юношами открылась столица. Из домовых окон желто и мутно проливался свет, фонари зябко помаргивали, слезясь по столбам конопляным маслом. Кони вынесли их к Неве.
- Эвон академья-то ваша, - показал варежкой Попов.
Город, в котором жил и творил великий Тредиаковский, был наполнен всякими чудесами. В лавке академической Ломоносов купил книгу Тредиаковского о правилах русского стихосложения.
- Не! - сказал он себе после прочтения. - Эдак далече не ускачешь. Уж я попробую сотворить, но иным маниром.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На обзаведение школяров Корф выделил сто рублей.
- Я для них столы уже купил, - похвастал Шумахер.
- А сколько стоит кровать? - спросил барон.
- Тринадцать копеек.
- Вот видите, как дешево. А я целых сто рублей отпустил. Там у нашего эконома Фельтена еще куча денег останется.
- С чего бы им остаться? - кротко вздохнул Шумахер.
- Можно, - размечтался барон, - сапоги и туфли пошить для школяров. Чулки купить гарусные. И шерстяные, чтобы не мерзли. Гребни костяные насекомых вычесывать. Ваксу, дабы сапоги свои чистили. От ста рублей много еще денег останется!
- Да не останется, - заверил его Шумахер.
Тут Корф догадался, что деньгам уже пришел конец.
- Послушайте, - заявил он Шумахеру, отвесив ему пощечину, - я не великий Леонардо Эйлер, но до ста умею считать и любого вора от честного человека отличить сумею.
Студенты пока не жаловались, до ушей барона бурчание их животов не доходило. Зато у Шумахера слух оказался острым:
- Вижу, что вам не сладкий нектар наук надобен, а каша. Прокопий Шишкарев, это ты кричал, будто я вас обкрадываю?
Шишкарев был разложен на лавке и бит батогами. Начиналось развитие "остроумия". Затем было велено Алешку Барсова "высечь при общем собрании обретающихся при Академии учеников.". Высекли! До чего же сладок оказался нектар науки. Ломоносов оставался небитым. Не об этом ли времени он писал позже:
Меня объял чужой народ,
В пучине я погряз глубокой.
Корф заранее списался с берг-физиком Иоганном Генкелем, жившим во Фрейберге, чтобы тот взялся обучать русских школяров химии и металлургии. Генкель ответил, что за деньги любого дурака обучить согласен. Но лучше прислать таковых, кои в латыни и немецком языке разбираются. Корф отобрал для учения в Германии поповича Дмитрия Виноградова и Михаила Ломоносова, сына крестьянского, указав им срочно учиться немецкому языку. К ним приставили третьего студента - москвича Густава (Евстафия) Райзера, сына горного инженера. Вот его отец, Винцент Райзер, и навестил Корфа в его палатах, оснащенных шкафами библиотеки, составленной из 36 000 томов.
- Барон, - сказал Райзер, - я старый бергмейстер, и я знаю, что Генкель в горных науках разбирается, как свинья в аптеке. Не лучше ли было бы наших студентов послать сначала в Марбург, где парит высоким разумом знаменитый философ Христиан Вольф. Вольф к русским относится хорошо, еще при Петре Великом он приложил немало стараний, дабы в России завели Академию наук.
Корф согласился - пусть едут сначала в Марбург.
Он сам вышел проститься с отъезжающими студентами.
- Конечно, наша академия будет посылать вам деньги. Но, если немцы в Марбурге предложат вам платить за обучение танцами, вы откажитесь, ибо для развития химии в России танцевать необязательно. Я наслышан, каковы нравы тамошних студентов, а потому бойтесь главных причин человеческой глупости женщин, вина, табака и пива!.. Я верю, - продолжал Корф, - что вас ждет великое будущее. Кто-либо из вас троих да будет навеки прославлен. Возможно, это будете вы, - повернулся он к Райзеру (который стал в России горным инженером, как и отец его).
- Надеюсь и на вас, сударь, - обратился Корф к Виноградову (который открыл "китайский секрет" и создал русский фарфор). - Может, повезет и. в а м! - неуверенно произнес барон Корф, с усмешкою оглядев Ломоносова, слушавшего его с большим вниманием.
Ветер наполнил корабельные паруса, и осенью 1736 года они были уже в Любеке, откуда прибыли в Марбург, где их душевно приветствовал сам Христиан Вольф; в Марбурге учились еще два русских лифляндца - барон Отто Фиттингоф и Александр фон Эссен (оба уроженцы нынешней Латвии). Университет Марбурга уже отметил свое 200-летие; русские юноши получили студенческие матрикулы, в которых указывались им правила поведения, идущие от традиций мрачного средневековья: страх божий есть начало премудрости, нельзя заниматься колдовством и волшебничать, ни в коем случае не плясать на чужих свадьбах, в ночное время не шляться по улицам, укрывая лица черными масками.
Для русских все это было чуждо и внове! После Москвы с ее простонародными нравами, после блеска русской столицы Марбург показался глухой провинцией. Узенькие улочки, плотно стиснутые дома в древней плесени; горожане гордились тем, что когда-то сам буйный Лютер бывал в Марбурге, рассуждая о таинствах святой Евхаристии. Христиан Вольф обладал тогда гигантской славой, а русских он поучал смирению.
- Посмотрите на меня! - призывал он. - Прусский король изгнал меня из Берлина под страхом виселицы, но разве я потерял к нему уважение? Нет. Учитесь и вы почитать вышестоящих, ибо так повелел всевышний. Мы, утверждал Вольф, - живем в самое прекрасное время, живем в самом лучшем из миров, и скоро вы сами убедитесь в чудесной гармонии мира, где все идет к лучшему. Когда вы поедаете мясо животных, то благодарите небеса за то, что вы не животные, обреченные на съедение!
Вольф видел гармонию даже в скрипении королевских виселиц, а "самый лучший из миров" состоял из богатых и нищих, где богатый пожирал бедного словно мясо. Корф недаром предупреждал о соблюдении нравственности. Академик М. И. Сухомлинов писал, что немецкие студенты тогда "шумными ватагами ходили по городу, врывались в церкви во время свадеб и похорон, громили купеческие лавки и винные погреба, пакостили синагоги, разбивали окна в домах". Процветали тайные корпорации "срамников", члены которых давали клятву: никогда не мыться, в общественных местах портить воздух и всюду учинять самые гнусные мерзости, на какие только способен человек. Недаром же Фридрих Энгельс писал, что прошлая Германия - "только навозная куча, но они (немецкие обыватели) хорошо чувствовали себя в этой грязи, потому что сами были навозом. Это была одна гнилая и разлагающаяся масса.". Конечно, после тихой, чистоплотной и патриархальной Москвы русские студенты выглядели святошами.
Христиан Вольф, дурной философ, был отлично образован во всех других науках, и, пока не касался всеобщей "гармонии", он был блистательным знатоком технических материй. Его высокая мораль, мировой авторитет, колоссальные познания действовали на молодежь заразительно. На лекциях Вольфа ловили не только его слова; студенты отмечали в своих конспектах: здесь господин профессор изволил засмеяться, а тут он смахнул слезу. Вольф читал в университете лекции по 16 наукам сразу, начиная с высшей математики и кончая комментариями к сочинениям Гуго Гроция о праве войны и мира. Райзер, Фиттингоф, Эссен с колыбели владели немецким языком, и Вольф озабоченно спрашивал:
- А вы, господин Виноградов, вы, господин Ломоносов, вам не трудно ли понимать мои уроки, прочтенные на немецком?
Они его уже понимали. Ломоносов осваивал даже французский, а без немецкого было просто не обойтись. Дело в том, что его поселили в доме вдовы марбургского пивовара Цильха, дочь которого Елизавета-Христина вызвала в холмогорском увальне самые нежные чувства. В таких делах, как любовные излияния, без хорошего знания языка не обойдешься. Обычно у нас пишут, что русские студенты, поддавшись соблазнам вольности, много кутили, отчего и нуждались в деньгах. Но это несправедливо. Конечно, им не хотелось ходить в прежнем затрапезе, они завели себе парики, кружева для манжет, щеголяли в шелковых чулках. Шпага тоже нужна - появись студент на улице Марбурга без шпаги на боку, и его штрафовали в целый гульден. Нужда русских студентов объяснялась чем угодно, но только не кутежами.
Лучше поверим немцу Пюттеру, который жил рядом с Ломоносовым, хорошо изучив его привычки. Все свои деньги Ломоносов расходовал на книги, платил фрау Цильх за стол и квартиру. Скромный в быту, он, по словам Пюттера, вел размеренный образ жизни, без излишеств: его завтрак состоял "из нескольких селедок и доброй порции пива". Селедка же в те времена была пищею бедняков! Пюттер писал, что скоро "сумел оценить как его прилежание, так и силу суждений и образ мыслей.". Тогда все вокруг дрались, но Ломоносов драк избегал, а если бурши задирали русского "дикаря", Ломоносов стелил всех кулаком в ухо - наповал. Христиан Вольф ведал о нуждах русских питомцев, он выгораживал их в письмах к русской академии, ссужал в долг Ломоносову и другим.
- Вся ваша беда в том, что вы, русские, слишком доверчивы, - рассуждал Вольф. - Когда вы заимствуете деньги у меня, это для вас не опасно: ваша академия "де сьянс" со мною расплатится. Но зачем вы доверились наглым ростовщикам, которые теперь будут побирать с вас бешеные проценты?
- Что же делать? - приуныл Ломоносов.
- Буду писать барону Корфу.
Больше всех задолжал Фиттингоф, а меньше всех набрал долгов бережливый Райзер. Корф в Петербурге прочел сообщение Вольфа: "Я, право, не знаю, как спасти их из этого омута, в который они сами безрассудно кинулись", говорилось о долгах ростовщикам Марбурга. Корф брякнул в колоколец, вызывая Шумахера:
- Распорядитесь о переводе денег господину Вольфу, дабы он рассчитался за студентов с марбургскими кредиторами.
- Да нету в академии денег, - отвечал Шумахер.
- Однако вы нашли тысячу рублей, дабы прекрасным фейерверком отметить победы армии графа Миниха над турками.
Накануне этих грозных и далеких от "остроумия" событий хлопотливая Елизавета-Христина Цильх увидела русского постояльца плачущим. Она поставила кружку с пивом на стол и подошла к нему. Ломоносов смотрел в окно, а там, на фоне черневшего к ночи неба, будто гигантский павлин распахнул свой дивный хвост.
- Ты плачешь? - спросила девушка.
- Плачу. Смотри сама. Даже сюда, в пределы германского Гессена, дошло мое родное северное сияние, по-латыни всеми учеными людьми прозываемое "Аврора бореалис".
Фрейлен Цильх взялась наводить порядок на его столе, заваленном конспектами лекций и стихами, стихами, стихами.
Елизавета-Христина показала на одну из строчек:
- Прочти мне ее по-русски, - попросила она.
- РВУ ЦВЕТЫ ПОД ОБЛАКАМИ, - отвечал Ломоносов.
После этих слов он расцеловал дочь пивовара.
"Более всего, - докладывал Христиан Вольф барону Корфу, - я полагаюсь на успехи г-на Ломоносова. молодой человек преимущественного остроумия. не сомневаюсь, чтобы возвратяся в отечество, не принес пользы, чего (ему) от сердца и желаю."
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Заканчивались последние лекции в Марбурге.
- Скажите, господин тайный советник, - спросил Фиттингоф у Вольфа, есть ли у блохи кожа?
- Несомненно, - отвечал Вольф, - но из блошиной шкуры нам не сделать подметок, ибо она слишком нежна и порвется. Потому люди блох не щадят и легко давят между ногтями пальцев.
- Благодарю, господин советник, - поклонился Фиттингоф.
В феврале 1739 года студент Михайла Ломоносов женился на прекрасной дочери марбургского пивовара. О том, что он женат, в Петербурге долго не знали, да и сам Ломоносов, по договоренности с женою, скрывал это.
Вольф считал, что подготовка русских студентов в теории им завершена, теперь они нуждаются в хорошей практике. Барон Корф распорядился: отправить "руссов" в город Фрейберг, саксонскую столицу горного дела, где их учение продолжит известный берг-физик Генкель. Настал день разлуки. Христиан Вольф сам проводил своих питомцев в дорогу. С бережливостью порядочного немца он выделил каждому по четыре луидора, но только в тот момент, когда они садились в карету. "При этом, - докладывал он Корфу, - особенно Ломоносов, от горя и слез, не мог промолвить ни слова". Наверное, он горевал не только из-за разлуки с Вольфом, но думал о жене, которую оставлял в неизвестности будущего.
- Прощайте! - И сытые кони сразу взяли в карьер.
Русские студенты еще находились в пути, а на стенах домов Фрейберга магистрат уже развесил строгие объявления, чтобы никто из горожан не давал им в долг даже пфеннига, ибо Россия некредитоспособна оплачивать их долги.
Иоганн Генкель заверил магистрат в своей скупости:
- Я не Христиан Вольф, который потворствовал этим дикарям в их разгулах.
Первый университет - Пикуль Валентин => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Первый университет автора Пикуль Валентин дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Первый университет у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Первый университет своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Пикуль Валентин - Первый университет.
Если после завершения чтения книги Первый университет вы захотите почитать и другие книги Пикуль Валентин, тогда зайдите на страницу писателя Пикуль Валентин - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Первый университет, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Пикуль Валентин, написавшего книгу Первый университет, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Первый университет; Пикуль Валентин, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн