Михаил Остроухов
ЛЮБОВНИЦА ВАМПИРА
Жуткая повесть
Как только я легла спать, прилетел комар. Тонкий, бесконечно въедливый
писк его раздался над самым ухом. Комар пищал несколько секунд, а затем
замолк Казалось: это он набирает воздуху в грудь, чтобы с новой силой
затрубить в свою единственную ноздрю. И действительно, писк через короткий
промежуток времени возобновился опять.
Куда сразу подевался весь мой сон? Сознание, которое после
соприкосновения головы с подушкой уже стало замыкаться само на себя, вдруг
сделалось кристально ясным так, как будто я только что выпила, по крайней
мере, две большие чашки крепкого кофе.
В таком состоянии я всегда жалею, что мой мозг не занят тяжелой работой
над сложной инженерной проблемой или физической задачей, а то бы мне не
стоило никакого труда разрешить их прямо здесь, не вставая с кровати.
Однако, если говорить насчет той ночи, о которой я начала рассказывать, то
тогда я не очень порадовалась прояснению сознания. Во-первых, утром мне
нужно было рано вставать, а во-вторых, почему-то помимо ощущения блаженной
легкости, у меня появилось чувство тревоги. На миг мне почудилось, что в
комнате кроме меня находится еще кто-то. Я включила ночник, но, все
правильно, можно было бы и не трудиться понапрасну. Как иногда смешны
бывают наши страхи! И ведь надо еще умудриться убедить себя, что в темном
углу или за дверью таится опасность. Мне пришла в голову издевательская
мысль, что я прямо-таки как героиня средневекового романа, ночующая одна в
старинном замке, полном приведений и вурдалаков, боюсь остаться в темноте.
Посмеявшись над собой таким образом, я погасила свет и легла на живот,
уткнувшись носом в подушку, с твердым намерением заснуть. Но комар, словно
разбойник с большой дороги, тут же выскочил из засады и дал гудящую очередь
возле моего уха. Потом на секунду замолк, и маленькая иголочка кольнула
меня в шею. Я вскрикнула от досады и махнула головой. В результате чего он
запищал и улетел, хотя конечно недалеко. Не было никаких сомнений, что
сейчас этот кровопивец вернется.
Наша жизнь в общем-то всегда течет ровно, в одном направлении, но
временами создается впечатление, что будто все с ума посходили, так на нее
налетят стаи коршунов, не знающие ни стыда ни совести и уж доведут до того,
взять, к примеру, комаров, что хоть из дома беги.
Однако, надо заметить, на сей раз я почему-то была уверена, что комар,
преследующий меня, действует в одиночку. Вполне возможно мне сразу запала в
память интонация его гудения или, скорей всего, и в первом случае, когда он
только подлетал ко мне, и во втором, когда укусил, у меня просто возникио
одно и то же ощущение, что чье-то пышущее жаром тело огромных размеров
склонилось нщо мной.
Мне стало жутко, ведь я только что убедилась, что в комнате кроме
глупенькой девочки, мучающей себя всякими придуманными страхами, абсолютно
никого нет. Чтобы как-то успокоиться, я решила сосредоточиться на
чем-нибудь приятном. А лучше всего было забраться под одеяло с головой,
оставив только щелочку для дыхания, тогда комар перестанет отвлекать меня
пустыми и глупыми приставаниями, и сон не замедлит предъявить свои права.
Поэтому не откладывая, я тщательно укуталась байковым одеялом и стала
ждать: время шло. Довольно долго ничто не нарушало моего покоя, и я начала
уже потихоиьку забываться, как вдруг откуда-то из неимоверного далека, из
самых глубин Вселенной, послышался тончайший писк, который был так слаб,
что только слух человека, находящегося начеку, мог уловить его.
Писк слышался в таком отдалении, что практически невозможно было сказать
- растет он или нет. Но что-то, какое-то шестое чувство, подсказывало, что
он приближается.
Панический ужас с новой силой охватил меня, потому что мое, лихорадочно
работающее сознание отказывалось понимать: каким образом я могу слышать
этот писк. Через щелку для дыхания мой мучитель явно не проникал, ведь
тогда на его пути лежал мой нос, который он навряд ли бы облетел стороной.
Значит, оставался только один ответ: комар проник ко мне через одеяло.
Мысль эта показалась настолько безумной, что я даже на секунду
развеселилась, но тут же, словно в наказание за свое легкомыслие,
почувствовала комариный укус в руку. Он был подобен прикосновению к
оголенным электрическим контактам. Сильный разряд прошел по всему моему
телу, доставляя мне и томительное удовольствие, так что даже мускулы живота
затрепетали от напряжения, которое я сообщила им, и одновременно с этим
неприятное ощущение, какое, наверное, любой человек испытывает, когда в
него вводит шприц.
Но это не все, еще одно чувство возникло у меня, пресловутое чувство
прикосновения какого-то сильного мускулистого тела. В зту минуту я готова
была поклясться, что лежу под одеялом в объятиях мужчины.
Страх, подобный тому, который железными обручами обхватил мое бедное
сердце, мне несколько раз, помню, доводилось испытывать во сне, там он был
беспричинный, совершенно панический и смертельный, но наяву еще никогда моя
душа не сжималась от испуга в такой крохотный комочек, поэтому естественно
у меня возникло подозрение: уж не сон ли все это. Но нет, ни о каком сне не
могло быть и речи.
Одним рывком я сбросила с себя одеяло и, прыгнув с постели сразу на
середину комнаты, замерла совершенно растерянная, не зная, что предпринять
дальше. При малейшем постороннем звуке, мне кажется, я умерла бы на месте.
Однако, секунды бежали, а ничего не происходило. Только один раз, давая
новую пищу страху, на стене, куда через щель в шторах падал луч лунного
света, мелькнула тень пролетевшего комара. Я попыталась поискать глазами,
где сам комар, но так и не нашла, а когда вновь обернулась к освещенной
луной стене, то чуть не упала в обморок: на ней явственно была видна тень
от головы молодого мужчины. Причем, по той причине, что луна в этот день
будто вознамерилась потягаться в блеске с солнцем, мужской профиль был
черезвычайно четким, и легко угадывалось, что у оригинала высокий прямой
лоб, над которым поднимается волна густых вьющихся волос, крупные губы,
выдвинутые вперед относительно вертикальной линии лица и скошеный
подбородок.
Минуту я смотрела на тень, как загипнотизированная, а потом невероятным
усилием воли заставила себя перевести взгляд на мужчину. Но господи, это
было не что иное, как складки штор. Это они отбрасывали на стену
точь-в-точь профиль молодого человека.
Однако сделанное мной открытие не принесло мне никакого облегчения,
потому что, в состоянии, в котором я находилась, реалистические объяснения
событий перестают доходить до сознания, и я продолжала верить, что за
шторами действительно находится выглядывающий оттуда человек
Крик отчаяния, чудовищно вопя, бился об стенки грудной клетки, стремясь
вырваться наружу, но в горле у меня перехватило, и бедняга мог только
утешаться мечтами о том, как бы ему было хорошо и вольготно на свободе.
Должно быть, именно в таких ситуациях люди навсегда теряют дар речи.
Потеряла бы его и я, но, к счастью, вовремя опомнились мои ноги, которые
сами собой вынесли меня в коридор. Честно говоря, я никогда не
рассчитывала, что в трудную минуту смогу на них положиться, и вот
убедилась, что зря. Правда, решимость моих ног иссякла, как только я
оказалась за дверью спальни. Произошло это, скорей всего, потому, что они,
привыкнув действовать согласно приказам моего сознания, теперь были сбиты с
толку полным отсутствием таковых. Посудите сами, идти будить родителей я не
хотела, не представляя себе, как объяснить им причину владевшего мной
ужаса, а, с другой стороны, вернуться и лечь в кровать казалось мне
невозможным.
Чтобы успокоить волнение, я, осторожно ступая, пошла в зал. Там находился
книжный шкаф, в котором, я смутно помнила, бьл один древний фолиант в
кожаном переплете, где я видела старинную гравюру с изображением комара
гигантских размеров, сидящего на безжизненном теле прекрасной девушки. Мне
не долго пришлось искать эту книгу, а вот найти саму гравюру при лунном
свете оказалось делом нелегким. Но труды мои были вознаграждены
удовольствием от мастерской работы неизвестного художника, изобразившего
гигантского комара с отталкивающими подробностями. Больше всего поражало,
что морда у этого существа походила на грубо слепленное человеческое лицо,
снабженное хоботообразным носом. Во всем остальном он являлся типичным
представителем своего народа: имел туловище одновременно змеи, червяка и
гусеницы, стрекозиные крылья и отвратительные коленчатые ножки, трубчатые и
совершенно гладкие. Та, на ком он сидел, должна была просто умереть от
брезгливости при соприкосновении с ним, но, как ни странно, художник
показал живую девушку, а не труп, потому что на лице ее угадывалось даже
некоторое-подобие улыбки.
Это настолько удивило меня, что я оставила созерцание гравюры и с
жадностью принялась читать пояснение к ней, приведенное рядом и снабженное
обильными ссылками на латинских авторов. Из него я узнала, что вид
гигантских комаров, судя по рассказам местного населения, обитал в
некоторых североафриканских странах, однако ученым так и не удалось
заполучить ни одного экземпляра, поэтому насекомое это стали считать
мифическим, но аборигены продолжали настаивать на том, что гигантские
комары существуют, а поймать их невозможно только по той причине, что они
оборотни, которые могут принимать облики мужчины. Такая способность
помогает им овладеть своей жертвой, как правило молоденькой девушкой, и
выпить у нее так много крови, что редко кто выживал после подобных любовных
ласк.
"Что за чушь!" - громко сказала я и захлопнула книгу. Но не радуйтесь
преждевременно моему всплеску нигилизма, на первый взгляд говорящему об
обретенной душевной силе. На самом деле, решать проблемы таким образом
свойственно как раз людям, доведенным до отчаяния, когда человек становится
лицом к лицу с такими фактами, что признай он их, и уже от самого признания
наступит смерть, и остается ему только бодать головой воздух и твердить,
как на допросе: нет, не знаком, не признаю, неправда.
Я конечно сама не была в пыточной камере, но, как и у многих, наверняка
у многих, у меня иногда возникало ощущение, какое, как мне казалось, я бы
испытывала в застенке. Это ощущение полной безысходности и тоски. Ощущение,
что нельзя ничего поправить и ничего изменить. К тому же, когда я
представила, как одна, скорчившаяся в ночной рубашке, сижу в кресле
посреди большой темной комнаты, мне вдруг захотелось заплакать, потому что
так одиноко я себя еще никогда не чувствовала. Мозг мой заволокла туманная
пелена, предвещающая сырой и тоскливый день, где не будет места солнечному
лучу, краскам и улыбкам.
Один раз, правда, у меня мелькнула мысль, за которую я готова была с
радостью ухватиться: одеться и пойти ночевать к подруге, но опять же, что
скажут родители7 Поняв, что другого выхода, как вернуться назад в спальню,
у меня нет (к сожалению, мы отдали диван из зала на время родственникам) я
собрала остатки своего мужества и решила для себя так: лягу на постель и не
буду укрываться одеялом, пускай комар выпьет столько крови, сколько ему
надо и удалится, а если у меня опять возникнет с его укусом ощущение
прильнувшего ко мне мужского тела, я включу торшер и просижу на кровати всю
ночь. А родители, если увидят свет, подумают, что читаю.
Разработав такой план действий, я соскочила с кресла и медленно пошла к
себе, но в этот момент сзади заскрипела дверь, и скрип тонкой иголкой
пригвоздил меня к месту. Я была так напугана, что в первую секунду мне даже
в голову не пришло, что это могла быть моя бабушка, чья комната находилась
у меня за спиной, или родители, а не какая-нибудь потусторонняя сила. Когда
же до меня дошло, что действительно кто-то из них мог встать, чтобы выпить
воды и заглянул сюда на шум, я почувствовала себя вором, пойманным на месте
преступления, потому что совершенно не была готова вразумительно и
правдоподобно ответить, почему я не сплю.
Не помню, сколько еще прошло времени, прежде чем новый шум вернул меня к
жизни, но на этот раз хорошо знакомая шаркающая походка моей бабушки
вызвала только вздох облегчения. Слава Богу, лишь с одной бабушкой поладить
мне не составляло никакого труда. Она редко поднималась со своей кушетки
даже днем, давно и долго болея, а тут вдруг встала. Я быстро обернулась и
со словами: "Ба, ты что? Тебе плохо?" - пошла к ней.
"Ничего, ничего" - ответила она и села в кресло. - "Думала к нам забрался
кто-то. Дай, думаю, пойду посмотрю. Я когда еще в детстве в деревне-то
жила, отец по ночам иногда ходил смотреть во двор, чтоб кто-нибудь в амбар
не залез или в сарай. А один раз сестру там, ты садись, мою старшую с
соседким мальчишкой застал. Ох, и лупил же он ее потом".
"Да за что же? Может они любили друг друга" - сказала я садясь на
ковер.
"Была у нас бабка в деревне, все травы на память знала и болезни
заговаривала любые, так она нам сказывала, вот ты говоришь: любили, что
ежели выйдешь ночью на сеновал, может на тебя найти такая истома, что хоть
умри, а не разберешь кто к тебе придет парень или нечистая сила".
"А чта ж плохого, если нечистая сила?"
"Бог с тобой, что ты говоришь такое? Нечисть тебе всю кровь отравит, на
другой день почернеешь и превратишься в горбатую старуху, глаза начнут
слезиться, а из носа станет течь черная жидкость".
"Ба, а было с кем-нибудь у вас такое?" - робко поинтересовалась я, но
бабушка ничего не успеха ответить, потому что ночную тишину нарушил звонок
стоявшего на тумбочке телефона. Второй, спаренный аппарат находился у меня
в комнате и родители никогда даже не просыпались на поздние беспризорные
звонки, зная, что я сама поинтересуюсь, в чем дело, и если случится
что-нибудь важное, сообшу им.
Однако, на всякий случай, чтобы они все-таки ненароком не изменили своей
привычке и не встали к телефону, я поспешила как можно быстрее снять трубку
и дрожащим от волнения голосом произнесла: "Слушаю?"
Гробовое молчание было мне ответом. Казалось, будто посреди комнаты предо
мной разверзся вход в мрачный и сырой подвал, в глубине которого
угадывалось шуршание крыс и звон падающих с потолка капель, но навряд ли
кто смог бы с уверенностью сказать, что там шуршало и звенело. Я ничего не
слышала, и вдруг где-то в адских недрах подвала раздался щелчок и все мое
существо до самого нутра содрогнулось от остервенелого завывания зуммера.
Боже мой, он был подобен пропущенному через детекторы и коммутаторы,
разложенному и сложенному, усиленному в десятки раз гудению комара, в
котором явственно слышались злобные нотки.
Я была близка к обмороку, и, уж, во всяком случае, савершенно не
контролировала себя. "Бабушка, - произнесла я в полузабытьи, - меня зовут".
"Ну чго ж, иди, только помни, что я тебе говорила".
"Иду".
Словно в гипнотическом сне, выставив вперед руки, чтобы не налететь на
шкаф или стол, я почти на ощупь добралась до своей спальни, ожидая увидеть
там поистине нечто ужасное, однако напротив, в моей комнате царили тишина и
порядок. Вещи и предметы, казалось меланхолично менялись в размерах, то
увеличиваясь, то уменьшаясь так, как будто они находились на дне омута под
толщей кристально чистой колышущейся воды, а я смотрела на них с берега.
Все находилось на своих местах, не давая ни малейшего повода для
подозрения, что дело тут неладно. Это несколько успокоило меня, и я сняла
ночную рубашку и легла на кровать, откинув одеяло в сторону.
Не знаю, но в этот момент мне почему-то показалось, что теперь с прилетом
комара я ничего особенного не испытаю, хотя, надо признаться, в глубине
души я все-таки хотела, чтобы еще, пускай бы всего один раз, возникло то
странное чувство, которое так испугало меня. Конечно, можно было много
гадать, что произойдет через несколько секунд, но одно было совершенно
ясно: ничего другого, как побороть в себе страх и отдаться на милость
комара, мне не оставалось.
Я лежала посреди кровати широко раскинув руки и ноги, готовая ко всему.
Ожидая каждый миг услышать ядовитый писк возле самого уха. Однако, комар не
спешил заявлять о себе, а между тем, я уже дрожала от нетерпения. Дыхание
мое, из-за возрастающего волнения, становилось все более частым, и от этого
кружилась голова и все тело охватывала слщкая истома. Тогда же одна
бредовая мысль всплыла у меня из глубины подсознания: я подумала, что
мой-мучитель, по всей видимости, большой знаток женской натуры.
1 2 3