Искатель сокровищ провел ладонью по внутренней стене очага, вымазал себе лицо, после чего осторожно выглянул из-за края проема, через который некогда подкладывали дрова. Дрова, видимо, были огромны: в арку печи легко мог бы въехать всадник.Агизар и голоногий мужчина стояли шагах в десяти; ювелир судорожно цеплялся за плащ своего проводника.Да, на нем теперь был плащ, черный, с огненным подбоем и дыбом стоявшим воротником, а голову украшала черная же корона, блестевшая зелеными камешками. Изменился и наряд ювелира: плечи его прикрывала темно-красная накидка с капюшоном, из-под которого торчал толстый лоснящийся нос.Голоногий толкнул старика вперед и властно приказал ему опуститься на колени. Икая от страха, Агизар повиновался – слышно было, как трещат его старческие суставы.Человек в черном плаще очертил мелом круг, присовокупив с его внешней стороны какие-то непонятные фигуры, потом распрямился и возгласил:– Именем Змееголового! Треглавый Пес, стерегущий вход, отринь огненный камень! Верх стань низом, а низ верхом! Дамбаллах!Ювелир громко икал, дрожа всем телом.И вдруг откуда-то из трубы, прямо над головой спрятавшегося в очаге, раздался ужасный рев, словно сотни трубачей разом возвестили наступление неведомого войска. Искатель сокровищ зажал уши и замотал головой, готовой расколоться от этого звука.Агизар повалился ниц, но его провожатый резво ухватил старика за шиворот и вернул в исходное положение. Он что-то кричал, широко открывая рот, и, когда рев внезапно оборвался, стали слышны его слова:– …и все темные силы, мне подвластные! Вы, мои азы и чектеры мои, приблизьтесь, отворите врата! Явись нам, дух Фларенгаста! Дамбаллах! Тьма! Тьма!Что-то посыпалось из отверстия печной трубы, и, глянув вверх, таившийся под каменным куполом очага увидел стремительно приближающийся зеленый свет. Человек не стал медлить: он выхватил кинжал с серебряным лезвием и поспешно отцепил с пояса тыкву, приготовившись встретить нежить как следует.И нежить явилась: зеленый клубок, скатившись вниз по трубе, развернулся, приобретая очертания полупрозрачной фигуры с длинной седой бородой и горящими красными глазами. Видение заплясало под каменным куполом, опускаясь, а из отверстия вновь долетел заунывный рев, на этот раз тоскливый и жалобный.Черноволосый искатель сокровищ швырнул себе под ноги тыкву. Та лопнула, брызнув камфарным маслом, запах которого, как утверждают сведующие люди, более всего ненавистен для призраков. Оскальзываясь сапогами, ночной гость кинулся вперед и принялся разить колеблющуюся фигуру серебряным лезвием. Клинок не встретил сопротивления, и его обладатель нанес еще удар и еще… Он почувствовал, что рука его запуталась в чем-то, подобном крепкой сети, в тот же миг призрак задергался и опал, накрыв человека с головой холодным зеленым сиянием. Тот отпрянул, запутался в светящихся нитях и вывалился из отверстия очага, не переставая орудовать кинжалом, изрыгая при этом страшные проклятия и разрывая явившегося из преисподней на куски, словно гигантская акула рыбачий невод.Два вопля заставили его опомниться: басовитый, изданный исчезающим в дверях коридора Агизаром (ювелир улепетывал с резвостью юноши, забыв о больных суставах) и тоненький, донесшийся из очага. Поняв, что призрак больше не думает его душить, черноволосый отбросил в сторону тлеющие зеленым клочья, сел и глянул в проем печи.Там, раскачиваясь и жалобно скуля, вниз головой висел щуплый человечек в рваных штанах, с ног до головы перемазанный сажей.– Все пропало, – скулил он, – о Бел, все пропало! Да снимите же меня отсюда кто-нибудь!– Кром, – взревел искатель сокровищ, вскакивая, – да это же Ловкач Ши! Что ты делал в трубе, крыса?!– Он выполнял мое поручение, – раздался у него за спиной спокойный голос и, обернувшись, поминавший Крома увидел, как проводник Агизара снимает свой плащ и корону.– Кто ты? – растерянно спросил человек с мечом.– Меня зовут Шейх Чилли, – вежливо отвечал голоногий, – давно хотел познакомиться с тобой, Конан-варвар! 2 – Одного я не пойму, – сказал Конан, развалясь на шелковых подушках и прихлебывая из серебряной чарки легкое вино, – с чего этот Агизар взял, что призрак Фларенгаста поделится с ним своими сокровищами?Они расположились на мягких кушетках вокруг круглого стола, уставленного вазами с фруктами, сосудами с щербетом и более крепкими напитками. Две служанки, весьма миловидных, прислуживали им в главной комнате дома, расположенного неподалеку от Большого Канала и принадлежавшего новому знакомцу киммерийца. Дом был не так чтобы очень богат, но в нем было все необходимое для безбедной и приятной во всех отношениях жизни.– Видишь ли, – отвечал Шейх Чилли, обкусывая виноградную гроздь, – прежде чем отправиться в развалины, я погадал ювелиру на своем магическом плате, и убедил, что он единственный в Шадизаре достоин попытать счастья в этом деле, ибо нет человека более праведного и честного. На самом деле, ростовщик – продувная бестия, и об этом всем ведомо, даже ему самому, но страсть к золоту лишает его последних остатков разума, и без того весьма скупо отпущенных ему богами. На самом деле, любого не сложно убедить в чем угодно, надо лишь уметь следовать откровенной корысти и скрытым побуждениям клиента. Открою тебе тайну: Агизар рассчитывал не только получить мешок монет за свое мнимое благочестие, но и собирался выпросить у покойного колдуна вторую молодость. Более всего этот несчастный мечтает вернуть себе утраченные годы и стать юным силачом, любимцем женщин. Ну, если не таким, как ты, Конан, то хотя бы таким, как я.Непонятно было, говорит он серьезно или шутит. Впоследствии киммериец убедился, что это обычная манера Чилли. Что ж, Агизар вполне мог завидовать человеку, заманившему его в покинутый особняк: был тот весьма крепким, хорошо сложенным мужчиной среднего роста, с приятным округлым лицом и мягкими вкрадчивыми движениями. Правда, возраст его определить было весьма трудно: могло ему быть и двадцать лет, и все тридцать. То же касалось и происхождения Чилли: волосы его вились, как у шемита, но были гораздо более светлыми, чем у жителей этой страны, кожа не слишком смуглая, но и не белая, как у северян, нос прямой, а губы – мягкие и слегка припухшие. Одевался он не совсем по заморской моде, предпочитая простую тунику, набедренную шелковую повязку и сандалии с длинными, до колен ремнями.Пожалуй, он нравился женщинам. Однако в чертах его чудилось киммерийцу нечто неприятное, некоторый недостаток мужественности и излишняя округлость тела, несомненно сильного, но как бы омытого водами потока, в которых излишне долго омывалось – и лицо, и фигура этого человека несколько напоминали речной окатыш, приятный с виду, но скользкий на ощупь.Если бы судьба не свела их нынешней ночью, варвар никогда не стал бы искать близости с Шейхом Чилли. Хотя, несмотря на свою молодость, он уже знал, коль часто бывает обманчивой внешность: повидал Конан и свирепых наружностью воинов, гадивших в штаны на поле битвы, и надутых мудрецов, ведавших лишь одну тайну – как выманивать подарки у простаков своим словоблудием, и валявших дурочку хитрющих оборванцев, скопивших немалые состояния… Кем был на самом деле хозяин дома возле Большого Канала, Конан для себя еще не решил, а посему рассудил, что стоит присмотреться к Шейху поближе. Во всяком случае, тот был далеко не глуп, и у него можно было кое-чему поучиться.– Тогда скажи мне, – сказал варвар, пододвигая к себе кувшин розового аренджунского, – зачем понадобилось устраивать столь замысловатое представление в доме Фларенгаста? Ты-то, сдается мне, вовсе не собирался награждать старикашку ни молодостью, ни золотом, а как раз наоборот, рассчитывал выманить кое-что у него.Конан и вправду никак не мог взять в толк, за какой такой надобностью дудел в жестяные трубы, спрятанные в дымоходе, его давний приятель Ши Шелам по прозвищу Ловкач, для чего спускал он на веревках в очаг «призрака», оказавшегося хитро сплетенной, вымазанной светящейся краской сетью, укрепленной на проволочном каркасе в форме гигантской человеческой фигуры с горящими углями вместо глаз и хвостом пегой лошади, изображавшей бороду Фларенгаста. Сие искусное сооружение варвар растерзал в клочья своим кинжалом, да еще и сдернул в печную трубу замухрышку Ши, который должен был изображать жуткие телодвижения призрака, дергая за многочисленные веревки. В одной из них и запутался Ловкач, проделав перед тем головокружительный спуск по дымоходу, от которого не очухался до сих пор. Если бы не веревка, лежать бы ему на полу очага с разбитой головой!Вместо того, чтобы возблагодарить судьбу за чудесное спасение, Ши принялся ныть и приставать к Конану с упреками за то, что тот сорвал столь тонко задуманное дело. Заткнулся он только после хорошей затрещины.Голоногий же, казалось, вовсе не был расстроен негаданным появлением варвара и не собирался отказываться от задуманного: он приказал Шеламу тщательно собрать обрывки сети, спрятать веревки, а когда они уходили, явно собираясь вернуться в развалины, присыпал их следы пылью, специально припасенной для этой цели в оловянном чане при входе в комнату с очагом.Сейчас киммерийцу жгуче хотелось выведать, в чем же, собственно, состояло дело, да еще «тонко задуманное», и не скрывалось ли за сим обычное недомыслие. С точки зрения варвара было бы гораздо легче просто забраться в дом ювелира, взломать замки на сундуках и унести столько золота и драгоценностей, сколько на плечах уместится. Свое мнение он незамедлил изложить Шейху Чилли.– Ты, несомненно, прав, – охотно согласился тот, запивая щербетом сочный персик, – но то, что проще, не всегда лучше. Если попытаться отнять у кобеля кость, он может укусить, но покажи ему нечто привлекательно, скажем, текущую суку, глупый зверь оставит лакомство и пустится за ней в погоню, даже если уже ни на что, кроме ловли блох, не годен. Кроме того, некоторые старые собаки имеют покровителями своими весьма нестарых львов, а от сих зверей я предпочитаю держаться подальше. Поверь, не страх движет мною, а лишь отвращение к насилию. Ты мог заметить, что я не ношу оружия. Предпочитаю пользоваться для своих целей столь невинными вещами, как кусок обычной материи, именуемый магическим платом, или черный плащ и жестяная корона с бутылочными стекляшками, купленные мною по сходной цене у бродячих актеров. Ну и, конечно, человеческой глупостью и алчностью.Киммериец только хмыкнул и отхлебнул вина.– Быть может, – продолжал хозяин дома, – как человек, рожденный в суровых северных землях, где превыше всего ценят мужество и прямоту, ты станешь презирать меня и сочтешь образ моих действий недостойным. Увы! Ничего не могу тут поделать, ибо таковой удел предначертали мне звезды… Если хочешь, я расскажу тебе свою историю.Конан ничего не имел против, тем более, что до утра было еще далеко, а на столе оставалось достаточно закуски и выпивки.И Чилли поведал о своей жизни.Родился он в некой небольшой державе, лежащей к востоку от моря Вилайет, в семье тамошнего властителя. Ни название страны, ни имени государя Шейх Чилли называть не стал, сославшись на собственную скромность. В день его рождения придворные звездочеты, как водится, произвели необходимые вычисления, чтобы предсказать судьбу наследника престола. В отличие от Фларенгаста, они были истинными знатоками своей науки, людьми суровыми и весьма почитаемыми. Поэтому их заключение воспринял государь как тяжкий приговор: звездочеты объявили, что сыну его на роду написано быть вором.Вскоре предсказание начало сбываться: едва встав на ноги, наследник принялся тащить все, что плохо лежало. Он воровал серебряные тарелки, соусницы, сухарницы, супницы, флаконы с благовониями, заколки для волос, броши, черепаховые гребни, утиральники для носа и палочки для почесывания спины, а раз умудрился извлечь из царской короны самый крупный бриллиант, именуемый Глаз Индры. И крал он все это не по нужде и не из корысти, ибо ни в чем не нуждался, а исключительно ввиду расположения созвездий небесных.Видя такое дело, государь предался унынию и приставил к наследнику лучших воспитателей, надеясь с их помощью перебороть судьбу. Но, когда отпрыск слямзил на официальном приеме агатовую заколку с тюрбана туранского посла, терпение отца лопнуло, и он решил избавиться от недостойного плода чресл своих.Будучи человеком гуманным, властитель не стал душить сына подушкой или подстраивать несчастный случай на охоте. Мальчика тайно отдали в ашрам, передав настоятелю все, как есть, и пожелав мудрому старцу наставить наследника престола на путь истинный.– Отец мой лелеял надежду увидеть меня вновь, – рассказывал Шейх Чилли, прихлебывая щербет, – но что можно поделать против предначертанной свыше судьбы! Обитатели ашрама были терпеливы: стащу я что-нибудь у прихожанина, они и слова не скажут. Только придут ночью, заберут тайком украденное и вернут владельцу. Божьи люди, одним словом. Мне же, по малолетству и глупости, подобное казалось верхом коварства. Вот воры так воры, еще почище меня будут! – так гневил я свое маленькое сердце.Гневил-гневил, да не выдержал. Припас крепкую дубинку, спрятал под тюфяком и прикинулся спящим. Ночью пришел сам настоятель, забирать украденный у какого-то пасечника горшок с медом. Только он за ним наклонился, я возьми да огрей его по голове…– Убил? – деловито осведомился Конан с набитым ртом.– Убить не убил, но благостность из его седой головы вышиб: изгнали меня из ашрама. Пошел я гол и бос куда глаза глядят…– Ай, ай, ай, – пропищал Ши Шелам и выплюнул сливовую косточку, которой чуть было не поперхнулся от возмущения, – всегда подозревал, что эти отшельники только прикидываются добряками!– То же сказал мне и странствующий пандид, который меня подобрал, – продолжил Чилли, – ?Нет истины за стенами ашрамов, сказал он мне, – хотя иные и думают, что сидят на ней своими тощими задами, как на сундуке с изумрудами. Глупцы! Забыли они, что Митра велел делиться…? Однако, как я скоро убедился, заботила его вовсе не истина, а содержание мешка, который мудрец сей таскал повсюду, ни на миг с ним не расставаясь.Стоит ли говорить, сколь заинтересованно отнесся я к ученичеству у пандида? Мне казалось весьма привлекательным, почитав мантры на свадьбах и похоронах, получать за это щедрые подарки и обильную пищу. Душа моя устремилась навстречу богам, алкая их благословения. Клянусь хвостом обезьяны, я готов уже был обратиться на путь истинный и сделал бы это, если бы не проклятые звезды! Именно они отвратили меня от изучения необходимых в пандидском деле молитв и притянули взор мой к мешку учителя.– Подозреваю, он таскал там не свитки, – ухмыльнулся Конан. Повесть Чилли все более занимала молодого варвара.– Именно! – воскликнул рассказчик. – Не свитки, не четки и благовония, а золото таскал старец в мешке своем. За свои услуги брал он только золотыми монетами, даже у бедняков, которые зачастую отдавали последнее: как известно, на свадьбу да на похороны не скупятся. Мешок был толстый, как подушка, да и использовался сходно на ночь пандид клал его под голову, а спал столь чутко, что открывал глаза, как только на лоб ему садился комар. Днем же ему почти нечего было опасаться: как известно, даже самые отпетые негодяи избегают открыто грабить бродячих слуг Митры, страшась гнева Всевидящего.– Клянусь шкурой волка, – заметил киммериец, провожая глазами хорошенькую служанку, – главная опасность для его сокровищ была у старика под боком. Будь он поумней, забыл бы о разбойниках да приглядывал бы получше за собственным учеником…– Может, он и не был так уж глуп, – возразил Чилли, – да и вел я себя тише воды, ниже травы. Изо всех сил старался услужить старцу – каждый божий день купал его в реке, растирал ноги, таскал на спине, когда тот уставал в пути, а, случалось, и выпрашивал подаяние. Со временем пандид уверился в моем благочестии и стал доверять все, кроме мешка. Я же не терял надежды, памятуя о том, что терпение – высшая добродетель истинного подвижника.Как-то раз, когда долго уже не случалось ни праздников, ни свадеб, ни похорон, ходили мы по селениям и собирали «святое подаяние». Это с мешком-то золота! Мысленно я проклинал старца и сулил ему язву или другой какой мор, но внешне оставался почтительным, стараясь, чтобы на лице моем кроме легкой придурковатости ничего не отражалось.Утром мы вышли из селения, где ночевали и направились в один город, до которого пешком было добрых два дня пути. Пройдя довольно прилично, я остановился, выдавил из глаз пару слезинок, и объявил учителю, что совершил тяжкий грех.– Какой грех? Откройся мне, сынок, – потребовал старец. Думаю, он заподозрил, что я стащил в доме что-нибудь ценное и уже готовил хитроумную речь, призванную оправдать мои действия волей Митры или еще каким образом.
1 2 3 4 5