Это меня очень увлекло. Здесь, как и в Ведантхангале, местное население бережет птиц и не столько из корыстных побуждений (хотя ценность гуано им известна), сколько из-за врожденного радушия и гостеприимства, свойственного всем жителям Индии.
- Птицы слетаются к нам в ноябре со всех концов Индии
и вреда нам не причиняют,- сказал мне один крестьянин.
Мы вели разговор через переводчика, так как в этих местах говорят только на языке телугу. На следующий день я заметил в местных жителях некоторую настороженность.
- Уж не собирается ли он сосать кровь из наших пеликанов?- сказали они моему спутнику, подозрительно поглядывая на фотоаппарат, треногу и маскировочное укрытие.
Но после того, как им объяснили, что я член Индийского совета по охране природы и не только не собираюсь вредить птицам, а, наоборот, хочу им добра, они сразу изменили ко мне отношение.
Близ селения Коламуру, на площади примерно в две квадратные мили обильно орошаемых и хорошо обработанных рисовых полей я насчитал около 1500 гнезд серых, или филиппинских, пеликанов. Их гнезда располагались на деревьях, посаженных вдоль узких дамб.
Знаменитое гнездовье пеликанов, открытое Оутсом в 1877 году на реке Ситтанг в Бирме, характеризовалось им как "тихое место". "В этом лесу,- писал Оутс,- царит необычайная тишина, несмотря на миллионы гнездящихся птиц. Пеликаны совершенно безмолвны..."
Об Андрхе я этого сказать не могу. Птицы поднимают такой гам, что его слышно по крайней мере за четверть мили; на более близком расстоянии начинаешь различать отдельные звуки: стоны, резкое хрюканье, пронзительное тявканье и какие-то странные громкие хлопки. Все эти звуки я записал на магнитофон.
В первый же день, разыскивая подходящие для фотографирования гнезда, я услышал, что кто-то сзади меня громко захлопал в ладоши. Решив, что это шалость мальчиков, тащивших мое оборудование, я обернулся к ним и попросил не пугать птиц; однако их лица выразили такое недоумение, что я понял свою ошибку. Внимательно присмотревшись к птицам, я заметил, что одна из них иногда припадает к дереву, запрокидывает голову и открывает клюв, из которого вырываются громкие звуки, напоминающие хлопки в ладоши. Причины такого поведения пеликанов мне не известны. Впрочем, наши сведения о пеликанах, да и о большинстве птиц и млекопитающих, далеко еще не полны. Между тем изучение жизни птиц, живущих стаями, и несложно и интересно.
Больше всего поражает в пеликанах большой горловой мешок на подклювье, о нем даже есть шутливые стихи, в которых говорится, что у пеликана клюв вмещает больше пищи, чем желудок. Подклювье состоит из двух гибких дуг (разветвлений), поддерживающих большой эластичный мешок из голой кожи. Мешок служит пеликанам идеальным "сачком" для зачерпывания рыбы и очень удобен, когда птицы, образуя полукруг, сообща ловят рыбу, загоняя ее на мелководье. Надклювье оканчивается крючком, или "когтем", который они, вероятно, пускают в ход, расправляясь с более крупной рыбой. Если птица возбуждена, мешок растягивается, клюв кажется толще и приобретает форму треугольника.
Я выбрал подходящее дерево, с которого мне были хорошо видны расположенные внизу гнезда, и укрепил на нем кусок материи, служивший мне маскировочным укрытием при фотографировании на близком расстоянии. Спрятавшись таким образом, я спокойно наблюдал жизнь нескольких семей пеликанов. Незабываемые часы провел я в укрытии, близко наблюдая птиц, не подозревавших о моем присутствии. Отсюда мне отлично были видны грязно-белые яйца, только что появившиеся на свет еще голые птенцы, птенцы постарше, уже покрытые белоснежным пухом, и "подростки" с пробивающимися серо-коричневыми перьями.
Каждый раз как я занимал наблюдательный пост, взрослые-птицы улетали, но, когда мои помощники уходили, все успокаивалось и птицы возвращались, не предполагая, что кто-то остался за ними наблюдать. Широко распахнув огромные крылья и выставив вперед перепончатые ноги, они садились, раскачивая ветки. И начиналось обычное для гнездовий перемещение с места на место. Наконец птицы успокаивались, одни самки садились насиживать яйца, другие кормили птенцов. На одной ветке приютились два гнезда, а прилетали в них всегда три самки, и законные хозяйки гнезд жестоко клевали бездомную птицу. Мне было жаль ее; возможно, ей не повезло, и она осталась без пары. Но природа не любит слабых и неудачливых!
Интереснее всего было следить за процессом кормления. Подобно бакланам и змеешейкам, пеликаны кормят птенцов, отрыгивая наполовину переваренную пищу. Кормящая птица выглядит серьезной, почти больной. Сделав одно или два судорожных глотательных движения и почувствовав, как пища поднимается у нее по горлу, она нежно и осторожно слегка подталкивает птенца, понуждая его кормиться.
Вскоре голова, шея и фактически все тело птенца, если он еще мал, исчезает в мешке родителя (фото 21). Иногда в мешке оказываются сразу два или даже три птенчика, которые жадно заглатывают корм, затмевая любого шпагоглотателя.
Поглядев, как родители заботятся о своем потомстве, я вспомнил легенды о необыкновенной привязанности пеликанов к птенцам. На английских гербах и эмблемах пеликан обычно изображался стоящим перед гнездом с распростертыми крыльями и питающим птенцов своей кровью. В описании герба значилось: "Пеликан в порыве преданности", причем слово "преданность" употреблено здесь в его первоначальном значении -"самопожертвование". Вероятно, в основе россказней о самопожертвовании пеликанов лежит способ кормления ими своих птенцов.
В Индии я слышал другую версию: родители-пеликаны столь сурово воспитывали своих птенцов, что те в конце концов погибли. Подавленные горем и раскаянием, родители разорвали себе грудь, окропили кровью мертвых птенцов и вернули их к жизни.
Я со своей стороны не присудил бы пеликанам награды за чадолюбие. В "пеликаннике" всегда можно найти порядочное количество птенцов, выпавших из гнезд и покинутых родителями (фото 18). Они брошены на произвол судьбы и питаются упавшими сверху остатками рыбы. Малыши либо умирают голодной смертью, либо достаются шакалам и диким собакам. Выживают только очень немногие, уже подросшие птенцы.
Пеликаны гнездились в ветвях сахарной пальмы и акации бабуль. На каждом дереве было 12-15 гнезд. Иногда гнезда почти касались друг друга, и издали ветки походили на нитки крупных бус. В каждом гнезде было по два-три птенца. Они ковыляли из гнезда в гнездо, играли друг с другом, и часто было трудно различить, где "гости", а где хозяева. Как-то я велел моим юным помощникам рассортировать птенцов и разложить их по гнездам (к этому времени я их всех уже знал). Но стоило мальчикам отойти, как птенцы опять смешались. Впрочем, родители всегда безошибочно опознавали свое потомство.
На земле пеликаны выглядят неуклюжими, но летают они красиво: ноги подобраны, шея сильно запрокинута на плечи, клюв прилегает к шее. В воздухе держатся свободно. Каждый день пеликаны совершали "групповые полеты". Вероятно, это были самцы насиживавших птиц. Подобно хищным птицам, они долго кружили в потоках восходящего теплого воздуха и достигали большой высоты.
Вскоре я открыл в полетах пеликанов нечто новое. Ежедневно с половины третьего до половины четвертого отдельные пеликаны покидали в воздухе своих товарищей и кружились в одиночку. Внезапно одна из птиц начинала выделывать фигуры высшего пилотажа: крутилась, переворачивалась, ныряла в воздухе. По-видимому, она проделывала это от избытка жизненных сил. В "пеликаннике" жило несколько черных коршунов и обычных ворон. В поисках рыбы, оброненной пеликанами, летало много браминских коршунов. Их светло-коричневое оперение так и мелькало в воздухе.
Хотя этот "пеликанник" и нельзя назвать заповедником, птицам в нем живется хорошо. Виснохи, населяющие некоторые области Раджастхана, не менее заботливы к своим диким зверям и птицам и не разрешают на них охотиться. Если бы этот обычай распространился на все другие районы Индии, многие дикие животные не находились бы под угрозой исчезновения.
ГНЕЗДОВАНИЕ ВОДОПЛАВАЮЩИХ ПТИЦ В БХАРАТПУРЕ
В последние годы в Индии было обнаружено еще несколько колоний гнездящихся водоплавающих птиц, причем каждая колония являет собой гармоничную картину мирного "сосуществования" и гнездования самых разнообразных видов.
Не так давно была открыта огромная колония гнездящихся водоплавающих птиц в 70 милях к югу от Калькутты, в Сундарбане. Это место - Саджнекхали - превращено в заповедник; говорят, что в период гнездования, то есть с июня по август включительно, там собирается до 15 000 птиц.
Однако наиболее известный в Индии заповедник водоплавающих птиц - Кеоладео Гхана - находится в двух милях от Бхаратпура, расположенного на 100 миль южнее Дели, в Раджастхане. Обычно его называют просто Гханой.
Когда-то Гхана была заказником в прежнем княжестве Бхаратпур. В этом месте, куда съезжались охотиться высокопоставленные лица, начиная с вице-королей, истреблялось фантастическое количество уток и гусей.
На охоте, устроенной для лорда Хардгшджа в декабре 1914 года, -19 охотников убили 4062 птицы. В ноябре 1916 года на охоте в честь лорда Челмсфорда не менее 4206 птиц было убито 50 охотниками. В ноябре 1938 года на охоте присутствовал лорд Линлисгоу и 4273 птицы были истреблены 41 охотником. Последняя цифра была, по-видимому, рекордной.
Махараджа до сих пор сохраняет за собой право держать охоту в местах, где зимуют и кормятся более 15 видов перелетных уток, два вида гусей, пеликаны и белые журавли (стерхи).
Но в другие месяцы года - с июля по октябрь - Гхана является заповедником, где гнездятся оседлые водоплавающие птицы, слетающиеся из разных районов Индии.
Гнездование водоплавающих птиц проходит с большим или меньшим успехом в зависимости от количества выпадающих осадков, а также от запасов воды в местной оросительной сети. За последние годы благодаря заботам Салима Али, махараджи и Лесного департамента Раджастхана воды было так много, что сюда могли прилетать многотысячные стаи птиц.
В моем представлении Гхана неотделима от Салима Али. Помимо того что он является одним из известнейших орнитологов Индии, он во многом содействовал сохранению и процветанию этого заповедника. Мне посчастливилось трижды быть в Гхане вместе с ним (в сентябре 1957, 1961 и в 1963 году).
В 1957 году мы вместе с Лок Ван Тхо, сингапурским орнитологом и фотографом птиц, пользовались гостеприимством махараджи; в 1961 и 1963 годах я останавливался в гостинице Лесного департамента, откуда мне было удобнее добираться до места гнездования птиц.
Я внимательно прислушивался к советам Лок Ван Тхо - одного из лучших фотографов птиц в мире. Он не рекомендовал мне пользоваться 35-миллиметровым фотоаппаратом, считая, что у большого негатива получается лучшее и большее увеличение. Я же пользовался как 35-миллиметровым аппаратом с 200-миллиметровым телеобъективом, так и аппаратом 21/4 X 21/4с 250-миллиметровым телеобъективом, и мне думается, оба они вполне себя оправдывают.
Лок Ван Тхо любил повторять: "Каждое перышко! Каждое перышко!" Это был его девиз, и он не отступал от него на практике. При мне он снимал белых ибисов. Фотографии должны были пойти на выставку, и каждая деталь имела значение. Три дня подряд он провел в укрытии рядом с птицами, сидевшими на гнездах, выжидая подходящего момента, ни разу не щелкнув аппаратом. Только на четвертый день все пошло хорошо, и он сделал 30 или 40 снимков. Завидное терпение!
Салим Али, пожилой, но еще очень стройный человек с аккуратно подстриженной белой бородой, был незаменим в экспедициях. При нем можно не заглядывать в справочники, он не только сразу назовет любую птицу, но и сообщит о ней ряд других полезных сведений *. Благодаря отличной памяти и долголетнему опыту работы во всех районах Индии он, не задумываясь, отвечает на любой вопрос.
Салим Али обладает разносторонними познаниями во многих областях науки; он наблюдал и снимал всех наиболее интересных млекопитающих Индии, был участником многих экспедиций в разных штатах и является вице-президентом Общества естественной истории Бомбея.
Жизнь птиц, гнездящихся в Гхане, можно наблюдать с многочисленных дорог и дамб, пересекающих заповедник. Но если вам хочется увидеть или сфотографировать птиц и их гнезда с близкого расстояния, можно воспользоваться лодкой.
Утренние прогулки на лодке по заповеднику незабываемы. Воздух еще прохладный, капельки росы, словно бриллианты, переливаются в лучах восходящего солнца. Лодка бесшумно раздвигает траву и тростник. На свободных от зарослей пространствах цветут водяные лилии самых разнообразных оттенков - белого, розового и бледно-голубого. Другие, крошечные желтые и белые цветы сплошь унизывают длинные зеленые стебли.
Здесь, среди этой небогатой и недолговечной растительности, кормятся, а порой и гнездятся некоторые постоянные обитатели этих мест: камышница, лысуха, малая поганка и фазанохвостая якана. Очень длинные тонкие паучьи ноги яканы позволяют ей "ходить по воде" (на самом деле, конечно, не по воде, а по водным растениям, которые выдерживают вес птицы).
Утренняя тишина нарушается только тихим шуршанием скользящей по воде лодки да отдаленным гомоном гнездящихся птиц.
Фотографирование птиц с близкого расстояния требует разработки определенных технических приемов. На съемки выезжаешь обычно на двух лодках с двумя помощниками. Выбираешь дерево с гнездами, изучаешь направление солнечных лучей, подходящее для утренних и дневных съемок, и укрепляешь свое укрытие на одной из лодок.
Два бамбуковых шеста, опущенных на дно на глубину 3- 4 футов, служат своеобразным якорем и в то же время поддерживают укрытие из ткани. Когда все сделано, берешь аппарат и сидишь в этом убежище, обливаясь потом. Помощники отплывают на второй лодке, останавливаются в указанном месте и ждут условных сигналов.
Фотопринадлежности я обычно закрывал двумя кусками материи - красной и зеленой. Если я вывешивал на задней, не видной птицам стороне укрытия красную ткань, помощники отъезжали еще дальше. Зеленый сигнал указывал, что они должны приблизиться ко мне. Отсутствие всякого сигнала означало "стоять на месте".
Система сигнализации оказалась удачной. Если требовалось, чтобы птица изменила положение, или если она закрывала глаза и начинала дремать, я вывешивал зеленый флаг. Помощники направляли лодку в мою сторону, и птица сразу же настораживалась. Я делал снимок и тут же убирал "флаг". Лодка останавливалась.
Со мной всегда ездило двое помощников: "подручный", приехавший со мной из Ассама, и местный житель. Мой "подручный" отлично управлялся с лодкой, как и следовало ожидать от уроженца очень сырого района, а местный житель, рекомендованный мне лесничим в качестве лодочника, вероятно, впервые в жизни сел в лодку. Он не имел никакого представления ни о веслах, ни о шестах, ни о воде вообще. При всем этом он охотно брался за любое дело и был неизменно весел, хотя боюсь, что и к земле он был так же мало приспособлен, как и к воде, так как незадолго до нашей встречи ухитрился упасть с запряженной волами повозки да еще повредить себе колено.
Об этом я узнал случайно, возвращаясь после съемки, из разговора моих помощников.
— Болит у меня колено,- сказал "лодочник",- никак не перестает.- Он обнажил ногу.
— Надо бы тебе попросить лекарство у доктора,- посоветовал "подручный".
— У какого доктора?- спросил я.
— У Салима Али.
— Но Салим Али лечит птиц, а не людей,- сказал я. И, вспомнив, что больше тридцати лет я имел дело с врачами и больницами на чайных плантациях, добавил:
— Попробую тебе помочь, я кое-что в этом смыслю. Зайди ко мне попозднее, я дам тебе лекарство.
Четыре дня я возился с моим пациентом: горячая вода, бинты и антисептические средства - все было пущено в ход. Результат превзошел все ожидания. На пятый день пациент с торжеством заявил, что совершенно здоров. Наверное, так оно и было: на 50% помогли лекарства, а на 50% - вера в целителя.
Каждый вечер, закончив работу, я устанавливал лодку около гнезд и приспосабливал укрытие, чтобы за ночь птицы привыкли к посторонним предметам. Поэтому утром, когда мои помощники отъезжали, птицы, не подозревая о том, что кто-то остался, спокойно возвращались в гнезда.
Основное неудобство - это долгое сидение в сырости и духоте. Минуту я работал, а минуту или даже больше вытирал пот полотенцем. Выходить из укрытия на относительно прохладный благодаря легкому ветерку воздух было блаженством. Но все эти неудобства сторицей возмещались созерцанием жизни птиц, которые спокойно занимались своими делами. Через глазки, проделанные в передней и боковых стенках укрытия, я мог наблюдать сразу четыре-пять видов птиц, сидевших на ближних гнездах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
- Птицы слетаются к нам в ноябре со всех концов Индии
и вреда нам не причиняют,- сказал мне один крестьянин.
Мы вели разговор через переводчика, так как в этих местах говорят только на языке телугу. На следующий день я заметил в местных жителях некоторую настороженность.
- Уж не собирается ли он сосать кровь из наших пеликанов?- сказали они моему спутнику, подозрительно поглядывая на фотоаппарат, треногу и маскировочное укрытие.
Но после того, как им объяснили, что я член Индийского совета по охране природы и не только не собираюсь вредить птицам, а, наоборот, хочу им добра, они сразу изменили ко мне отношение.
Близ селения Коламуру, на площади примерно в две квадратные мили обильно орошаемых и хорошо обработанных рисовых полей я насчитал около 1500 гнезд серых, или филиппинских, пеликанов. Их гнезда располагались на деревьях, посаженных вдоль узких дамб.
Знаменитое гнездовье пеликанов, открытое Оутсом в 1877 году на реке Ситтанг в Бирме, характеризовалось им как "тихое место". "В этом лесу,- писал Оутс,- царит необычайная тишина, несмотря на миллионы гнездящихся птиц. Пеликаны совершенно безмолвны..."
Об Андрхе я этого сказать не могу. Птицы поднимают такой гам, что его слышно по крайней мере за четверть мили; на более близком расстоянии начинаешь различать отдельные звуки: стоны, резкое хрюканье, пронзительное тявканье и какие-то странные громкие хлопки. Все эти звуки я записал на магнитофон.
В первый же день, разыскивая подходящие для фотографирования гнезда, я услышал, что кто-то сзади меня громко захлопал в ладоши. Решив, что это шалость мальчиков, тащивших мое оборудование, я обернулся к ним и попросил не пугать птиц; однако их лица выразили такое недоумение, что я понял свою ошибку. Внимательно присмотревшись к птицам, я заметил, что одна из них иногда припадает к дереву, запрокидывает голову и открывает клюв, из которого вырываются громкие звуки, напоминающие хлопки в ладоши. Причины такого поведения пеликанов мне не известны. Впрочем, наши сведения о пеликанах, да и о большинстве птиц и млекопитающих, далеко еще не полны. Между тем изучение жизни птиц, живущих стаями, и несложно и интересно.
Больше всего поражает в пеликанах большой горловой мешок на подклювье, о нем даже есть шутливые стихи, в которых говорится, что у пеликана клюв вмещает больше пищи, чем желудок. Подклювье состоит из двух гибких дуг (разветвлений), поддерживающих большой эластичный мешок из голой кожи. Мешок служит пеликанам идеальным "сачком" для зачерпывания рыбы и очень удобен, когда птицы, образуя полукруг, сообща ловят рыбу, загоняя ее на мелководье. Надклювье оканчивается крючком, или "когтем", который они, вероятно, пускают в ход, расправляясь с более крупной рыбой. Если птица возбуждена, мешок растягивается, клюв кажется толще и приобретает форму треугольника.
Я выбрал подходящее дерево, с которого мне были хорошо видны расположенные внизу гнезда, и укрепил на нем кусок материи, служивший мне маскировочным укрытием при фотографировании на близком расстоянии. Спрятавшись таким образом, я спокойно наблюдал жизнь нескольких семей пеликанов. Незабываемые часы провел я в укрытии, близко наблюдая птиц, не подозревавших о моем присутствии. Отсюда мне отлично были видны грязно-белые яйца, только что появившиеся на свет еще голые птенцы, птенцы постарше, уже покрытые белоснежным пухом, и "подростки" с пробивающимися серо-коричневыми перьями.
Каждый раз как я занимал наблюдательный пост, взрослые-птицы улетали, но, когда мои помощники уходили, все успокаивалось и птицы возвращались, не предполагая, что кто-то остался за ними наблюдать. Широко распахнув огромные крылья и выставив вперед перепончатые ноги, они садились, раскачивая ветки. И начиналось обычное для гнездовий перемещение с места на место. Наконец птицы успокаивались, одни самки садились насиживать яйца, другие кормили птенцов. На одной ветке приютились два гнезда, а прилетали в них всегда три самки, и законные хозяйки гнезд жестоко клевали бездомную птицу. Мне было жаль ее; возможно, ей не повезло, и она осталась без пары. Но природа не любит слабых и неудачливых!
Интереснее всего было следить за процессом кормления. Подобно бакланам и змеешейкам, пеликаны кормят птенцов, отрыгивая наполовину переваренную пищу. Кормящая птица выглядит серьезной, почти больной. Сделав одно или два судорожных глотательных движения и почувствовав, как пища поднимается у нее по горлу, она нежно и осторожно слегка подталкивает птенца, понуждая его кормиться.
Вскоре голова, шея и фактически все тело птенца, если он еще мал, исчезает в мешке родителя (фото 21). Иногда в мешке оказываются сразу два или даже три птенчика, которые жадно заглатывают корм, затмевая любого шпагоглотателя.
Поглядев, как родители заботятся о своем потомстве, я вспомнил легенды о необыкновенной привязанности пеликанов к птенцам. На английских гербах и эмблемах пеликан обычно изображался стоящим перед гнездом с распростертыми крыльями и питающим птенцов своей кровью. В описании герба значилось: "Пеликан в порыве преданности", причем слово "преданность" употреблено здесь в его первоначальном значении -"самопожертвование". Вероятно, в основе россказней о самопожертвовании пеликанов лежит способ кормления ими своих птенцов.
В Индии я слышал другую версию: родители-пеликаны столь сурово воспитывали своих птенцов, что те в конце концов погибли. Подавленные горем и раскаянием, родители разорвали себе грудь, окропили кровью мертвых птенцов и вернули их к жизни.
Я со своей стороны не присудил бы пеликанам награды за чадолюбие. В "пеликаннике" всегда можно найти порядочное количество птенцов, выпавших из гнезд и покинутых родителями (фото 18). Они брошены на произвол судьбы и питаются упавшими сверху остатками рыбы. Малыши либо умирают голодной смертью, либо достаются шакалам и диким собакам. Выживают только очень немногие, уже подросшие птенцы.
Пеликаны гнездились в ветвях сахарной пальмы и акации бабуль. На каждом дереве было 12-15 гнезд. Иногда гнезда почти касались друг друга, и издали ветки походили на нитки крупных бус. В каждом гнезде было по два-три птенца. Они ковыляли из гнезда в гнездо, играли друг с другом, и часто было трудно различить, где "гости", а где хозяева. Как-то я велел моим юным помощникам рассортировать птенцов и разложить их по гнездам (к этому времени я их всех уже знал). Но стоило мальчикам отойти, как птенцы опять смешались. Впрочем, родители всегда безошибочно опознавали свое потомство.
На земле пеликаны выглядят неуклюжими, но летают они красиво: ноги подобраны, шея сильно запрокинута на плечи, клюв прилегает к шее. В воздухе держатся свободно. Каждый день пеликаны совершали "групповые полеты". Вероятно, это были самцы насиживавших птиц. Подобно хищным птицам, они долго кружили в потоках восходящего теплого воздуха и достигали большой высоты.
Вскоре я открыл в полетах пеликанов нечто новое. Ежедневно с половины третьего до половины четвертого отдельные пеликаны покидали в воздухе своих товарищей и кружились в одиночку. Внезапно одна из птиц начинала выделывать фигуры высшего пилотажа: крутилась, переворачивалась, ныряла в воздухе. По-видимому, она проделывала это от избытка жизненных сил. В "пеликаннике" жило несколько черных коршунов и обычных ворон. В поисках рыбы, оброненной пеликанами, летало много браминских коршунов. Их светло-коричневое оперение так и мелькало в воздухе.
Хотя этот "пеликанник" и нельзя назвать заповедником, птицам в нем живется хорошо. Виснохи, населяющие некоторые области Раджастхана, не менее заботливы к своим диким зверям и птицам и не разрешают на них охотиться. Если бы этот обычай распространился на все другие районы Индии, многие дикие животные не находились бы под угрозой исчезновения.
ГНЕЗДОВАНИЕ ВОДОПЛАВАЮЩИХ ПТИЦ В БХАРАТПУРЕ
В последние годы в Индии было обнаружено еще несколько колоний гнездящихся водоплавающих птиц, причем каждая колония являет собой гармоничную картину мирного "сосуществования" и гнездования самых разнообразных видов.
Не так давно была открыта огромная колония гнездящихся водоплавающих птиц в 70 милях к югу от Калькутты, в Сундарбане. Это место - Саджнекхали - превращено в заповедник; говорят, что в период гнездования, то есть с июня по август включительно, там собирается до 15 000 птиц.
Однако наиболее известный в Индии заповедник водоплавающих птиц - Кеоладео Гхана - находится в двух милях от Бхаратпура, расположенного на 100 миль южнее Дели, в Раджастхане. Обычно его называют просто Гханой.
Когда-то Гхана была заказником в прежнем княжестве Бхаратпур. В этом месте, куда съезжались охотиться высокопоставленные лица, начиная с вице-королей, истреблялось фантастическое количество уток и гусей.
На охоте, устроенной для лорда Хардгшджа в декабре 1914 года, -19 охотников убили 4062 птицы. В ноябре 1916 года на охоте в честь лорда Челмсфорда не менее 4206 птиц было убито 50 охотниками. В ноябре 1938 года на охоте присутствовал лорд Линлисгоу и 4273 птицы были истреблены 41 охотником. Последняя цифра была, по-видимому, рекордной.
Махараджа до сих пор сохраняет за собой право держать охоту в местах, где зимуют и кормятся более 15 видов перелетных уток, два вида гусей, пеликаны и белые журавли (стерхи).
Но в другие месяцы года - с июля по октябрь - Гхана является заповедником, где гнездятся оседлые водоплавающие птицы, слетающиеся из разных районов Индии.
Гнездование водоплавающих птиц проходит с большим или меньшим успехом в зависимости от количества выпадающих осадков, а также от запасов воды в местной оросительной сети. За последние годы благодаря заботам Салима Али, махараджи и Лесного департамента Раджастхана воды было так много, что сюда могли прилетать многотысячные стаи птиц.
В моем представлении Гхана неотделима от Салима Али. Помимо того что он является одним из известнейших орнитологов Индии, он во многом содействовал сохранению и процветанию этого заповедника. Мне посчастливилось трижды быть в Гхане вместе с ним (в сентябре 1957, 1961 и в 1963 году).
В 1957 году мы вместе с Лок Ван Тхо, сингапурским орнитологом и фотографом птиц, пользовались гостеприимством махараджи; в 1961 и 1963 годах я останавливался в гостинице Лесного департамента, откуда мне было удобнее добираться до места гнездования птиц.
Я внимательно прислушивался к советам Лок Ван Тхо - одного из лучших фотографов птиц в мире. Он не рекомендовал мне пользоваться 35-миллиметровым фотоаппаратом, считая, что у большого негатива получается лучшее и большее увеличение. Я же пользовался как 35-миллиметровым аппаратом с 200-миллиметровым телеобъективом, так и аппаратом 21/4 X 21/4с 250-миллиметровым телеобъективом, и мне думается, оба они вполне себя оправдывают.
Лок Ван Тхо любил повторять: "Каждое перышко! Каждое перышко!" Это был его девиз, и он не отступал от него на практике. При мне он снимал белых ибисов. Фотографии должны были пойти на выставку, и каждая деталь имела значение. Три дня подряд он провел в укрытии рядом с птицами, сидевшими на гнездах, выжидая подходящего момента, ни разу не щелкнув аппаратом. Только на четвертый день все пошло хорошо, и он сделал 30 или 40 снимков. Завидное терпение!
Салим Али, пожилой, но еще очень стройный человек с аккуратно подстриженной белой бородой, был незаменим в экспедициях. При нем можно не заглядывать в справочники, он не только сразу назовет любую птицу, но и сообщит о ней ряд других полезных сведений *. Благодаря отличной памяти и долголетнему опыту работы во всех районах Индии он, не задумываясь, отвечает на любой вопрос.
Салим Али обладает разносторонними познаниями во многих областях науки; он наблюдал и снимал всех наиболее интересных млекопитающих Индии, был участником многих экспедиций в разных штатах и является вице-президентом Общества естественной истории Бомбея.
Жизнь птиц, гнездящихся в Гхане, можно наблюдать с многочисленных дорог и дамб, пересекающих заповедник. Но если вам хочется увидеть или сфотографировать птиц и их гнезда с близкого расстояния, можно воспользоваться лодкой.
Утренние прогулки на лодке по заповеднику незабываемы. Воздух еще прохладный, капельки росы, словно бриллианты, переливаются в лучах восходящего солнца. Лодка бесшумно раздвигает траву и тростник. На свободных от зарослей пространствах цветут водяные лилии самых разнообразных оттенков - белого, розового и бледно-голубого. Другие, крошечные желтые и белые цветы сплошь унизывают длинные зеленые стебли.
Здесь, среди этой небогатой и недолговечной растительности, кормятся, а порой и гнездятся некоторые постоянные обитатели этих мест: камышница, лысуха, малая поганка и фазанохвостая якана. Очень длинные тонкие паучьи ноги яканы позволяют ей "ходить по воде" (на самом деле, конечно, не по воде, а по водным растениям, которые выдерживают вес птицы).
Утренняя тишина нарушается только тихим шуршанием скользящей по воде лодки да отдаленным гомоном гнездящихся птиц.
Фотографирование птиц с близкого расстояния требует разработки определенных технических приемов. На съемки выезжаешь обычно на двух лодках с двумя помощниками. Выбираешь дерево с гнездами, изучаешь направление солнечных лучей, подходящее для утренних и дневных съемок, и укрепляешь свое укрытие на одной из лодок.
Два бамбуковых шеста, опущенных на дно на глубину 3- 4 футов, служат своеобразным якорем и в то же время поддерживают укрытие из ткани. Когда все сделано, берешь аппарат и сидишь в этом убежище, обливаясь потом. Помощники отплывают на второй лодке, останавливаются в указанном месте и ждут условных сигналов.
Фотопринадлежности я обычно закрывал двумя кусками материи - красной и зеленой. Если я вывешивал на задней, не видной птицам стороне укрытия красную ткань, помощники отъезжали еще дальше. Зеленый сигнал указывал, что они должны приблизиться ко мне. Отсутствие всякого сигнала означало "стоять на месте".
Система сигнализации оказалась удачной. Если требовалось, чтобы птица изменила положение, или если она закрывала глаза и начинала дремать, я вывешивал зеленый флаг. Помощники направляли лодку в мою сторону, и птица сразу же настораживалась. Я делал снимок и тут же убирал "флаг". Лодка останавливалась.
Со мной всегда ездило двое помощников: "подручный", приехавший со мной из Ассама, и местный житель. Мой "подручный" отлично управлялся с лодкой, как и следовало ожидать от уроженца очень сырого района, а местный житель, рекомендованный мне лесничим в качестве лодочника, вероятно, впервые в жизни сел в лодку. Он не имел никакого представления ни о веслах, ни о шестах, ни о воде вообще. При всем этом он охотно брался за любое дело и был неизменно весел, хотя боюсь, что и к земле он был так же мало приспособлен, как и к воде, так как незадолго до нашей встречи ухитрился упасть с запряженной волами повозки да еще повредить себе колено.
Об этом я узнал случайно, возвращаясь после съемки, из разговора моих помощников.
— Болит у меня колено,- сказал "лодочник",- никак не перестает.- Он обнажил ногу.
— Надо бы тебе попросить лекарство у доктора,- посоветовал "подручный".
— У какого доктора?- спросил я.
— У Салима Али.
— Но Салим Али лечит птиц, а не людей,- сказал я. И, вспомнив, что больше тридцати лет я имел дело с врачами и больницами на чайных плантациях, добавил:
— Попробую тебе помочь, я кое-что в этом смыслю. Зайди ко мне попозднее, я дам тебе лекарство.
Четыре дня я возился с моим пациентом: горячая вода, бинты и антисептические средства - все было пущено в ход. Результат превзошел все ожидания. На пятый день пациент с торжеством заявил, что совершенно здоров. Наверное, так оно и было: на 50% помогли лекарства, а на 50% - вера в целителя.
Каждый вечер, закончив работу, я устанавливал лодку около гнезд и приспосабливал укрытие, чтобы за ночь птицы привыкли к посторонним предметам. Поэтому утром, когда мои помощники отъезжали, птицы, не подозревая о том, что кто-то остался, спокойно возвращались в гнезда.
Основное неудобство - это долгое сидение в сырости и духоте. Минуту я работал, а минуту или даже больше вытирал пот полотенцем. Выходить из укрытия на относительно прохладный благодаря легкому ветерку воздух было блаженством. Но все эти неудобства сторицей возмещались созерцанием жизни птиц, которые спокойно занимались своими делами. Через глазки, проделанные в передней и боковых стенках укрытия, я мог наблюдать сразу четыре-пять видов птиц, сидевших на ближних гнездах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19