Здесь выложена электронная книга Горький ломоть автора по имени Эрдинч Фахри. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Эрдинч Фахри - Горький ломоть.
Размер архива с книгой Горький ломоть равняется 176.46 KB
Горький ломоть - Эрдинч Фахри => скачать бесплатную электронную книгу
роман
— Боишься? — спросил Первый.
— И не думаю,— ответил Второй. И обернулся к Третьему: — А ты боишься?
— С чего ты взял? И почему это вы все меня спрашиваете? Спросите-ка лучше себя!
Собственно говоря, они себя и спрашивали.
— Боишься?
— Да что я, маленький?
И в самом деле, они были не дети. Им было далеко еще, правда, до почтенного возраста, но все трос были здоровые парни. Мерный сам успел стать отцом, Второй — отцом двух, а Третий — отцом трех детей.
Три головы заговорщицки склонились друг к другу. Одна кудрявая, другая с лысинкой, правда такой небольшой, что на ней едва уместилась бы почтовая марка, гретья, с пышной копной волос и с петушиным хохолком на самой макушке, который не брала ни одна расческа.
И под каждой шевелюрой вопрос: «Разве люди склоняются голова к голове только на общей подушке, только на свадебных фотографиях, только за одним столом, наполняя рюмки из одной бутылки?»
И у каждого свои ответы:
— Когда сердца стучат как одно...
— Когда говорят на одном языке...
— Когда мысли, горести и радости—общие...
— Когда с одной верой, с одним и тем же стремлением идут по одному пути...
— Когда овладевает ими один и тот же страх!..
— Не-ет! Страх здесь ни при чем. Я ничего не боюсь.
— И я.
— Да что я, ребенок, что ли?
— По-моему, не страх, а мужество свело наши головы вместе!
— А наши колени?
— Между прочим, коленки у тебя дрожат.
— От нервов. Это со мной часто бывает. А у тебя — руки как лед. И тоже дрожат...
— У меня это всегда. А у него, погляди, зуб на зуб не попадает...
— Ей-богу, не от страха — от холода!
Было действительно холодно. Сентябрьское солнце давно закатилось. Темь стояла такая, что белой нитки не отличишь от черной. Позади них, в той стороне, откуда они пришли, едва брезжили отблески городских огней. Минареты мечети Коджа Селим, почти неразличимые, скорей угадываемые, на фоне неба, говорили: «Вы нас знаете — да, это Эдирне!»
Да, там, позади, была Эдирне, а здесь, перед ними,— берег Тунджи, что пересекает границу в двадцати километрах севернее города. Неширокое русло реки, по обе стороны ивы, ряды тополей. На небе ломоть луны. Но тучи бежали, играя, и реку разглядеть было трудно. Она то сверкала серебром, то чернела тушью.
Впереди на расстоянии выстрела — деревня Суакаджик. Крикнешь—услышат. Из деревни до них долетали голоса. Ветром доносило. Вот кто-то крикнул во все горло. И они бросились в тень, под иву. Наверное, пастух. А может, и нет. Ну-ка прислушайся! Это что, колокольцы? Колокольцы-то колокольцы, а вот попробуй определи: возвращается стадо или, наоборот, выходит из деревни. Кто знает, одна там собака или несколько? Судя по лаю, не одна. Но, может, это ветер обманывает? Оставь ты в покое ветер, помолчи. Нам и одной собаки хватит. Сейчас, мерзавка, учует и явится сюда под дерево... Прибежит или не прибежит?
Вот тут-то они и склонились головами друг к другу. И впервые спросили друг друга: боишься? Этот вопрос сквозил в каждом их движении, слышался в каждом дыхании, читался в каждом взгляде. Пусть не срывался он с языка, не высказывался вслух,— он гремел в их мозгу как молот, бьющий по наковальне. Пусть губы их были сомкнуты, зубы стиснуты, не раздвинешь ножом,— они тем не менее говорили, задавали друг другу вопросы и отвечали. Казалось, в мозгу у каждого бьется шелкопряд, ищет, где бы прорвать кокон страха и улететь.
Время от времени мысли, роящиеся у них в голове, вырывались на волю:
— Ах, черт возьми, как я жалею!
— О чем? Что решился бежать?
— Не болтай глупостей! Повторяю, я жалею, что оставил пальто в гостинице.
— Ничего подобного ты не говорил.
— Так сейчас говорю. Видишь, дрожу как собака...
— Подвинься поближе, согреешься. Я тоже оставил вещи в гостинице. Мы ведь договорились не привлекать внимания!
— Договорились, договорились, и я, не будь дурак, надел две теплые фуфайки и две пары белья.
— И правильно сделал! Но, если нас поймают на границе, непременно спросят: «Чего это ты так боялся, что две пары кальсон нацепил?»
— Если поймают, пиши пропало, будь ты хоть в одной паре кальсон, хоть в двух...
— Так-то оно так, а все же...
— Вот заявятся сейчас пастухи с собакой, что мы им скажем?
— Ничего. Корреспонденты, мол, идем в деревню Суакаджик. В пути застигла ночь: сбились с дороги. Решили здесь под ивой перекурить.
— Ей-богу, курить хочется, терпенья нет...
— Сдурел, что ли? Разве можно чиркать спичкой?..
— Я в рукаве...
— Не слышишь, какой ветер? У чабана нюх острый. Тут же смекнет: «Ага, мол, там под ивой курят, может, и мне перепадет»...
— Тогда поди докажи, что не верблюд...
— Уж как-нибудь втроем мы его свяжем.
— Чем?
— Тьфу, ну и растяпы же мы в самом деле. Даже веревки не захватили!
— Что веревка! Я и перочинного ножика не взял...
— Я в задний карман успел запихнуть бритвенный прибор. Лезвие совсем новенькое.
— Спрячь его, спрячь. Попадемся, будет чем вены перерезать!
- Могу тебе одолжить.
— Не стоит. В участке так отделают, не найдешь, где резать...
Помолчали. Первый отполз шага на три.
— Постой, эта чертова собака опять залаяла.
— Теперь уже ближе, ей-богу!
— Мальчишкой я больше всего собак боялся...
— А я темноты.
— У меня старшая дочь до смерти боится грома.
— Жена моя до сих пор мышей боится.
— Покойный отец у меня только бога боялся...
— Если так, то мой сынишка храбрее всех.
— Почему?
— Он и аллаха не боится. Мал еще —не знает, что это такое.
— Ты где это вычитал?
— Если и вычитал, что с того?
— Да ничего. Мы-то уж, во всяком случае, не бога сейчас боимся.
— Смерти.
— Что правда, то правда.
— Чего б ты ни боялся, копни поглубже, выйдет одно: слабые боятся сильных, виноватые — правых.
— Но разве мы в чем-нибудь виноваты?
— Нет, я этого не хотел сказать. Кто кому зло причинил, тот пусть того и боится. Мы же никому ничего плохого не сделали. И родину свою не предали.
— Но бежим от родины...
— Сначала договоримся о родине. Она тоже надвое расколота. Мы бежим с их родины, не с нашей. Если земля, где нам и вздохнуть свободно не дают, где своим трудом нельзя прокормиться, где мы ни в чем не властны, называется родиной, то, значит, я безродный. Учебником географии меня теперь не надуешь. Разве можно жить в страхе?
— И в самом поганом из всех страхов — в страхе перед будущим.
— Что, если останусь без работы, если нечего будет жрать...
— Сказать по правде, страх, что посадят, если напишешь правду,— тоже паршивая штука.
— Помните, как писал Назым в поэме о национально-освободительной войне? Только запамятовал, о ком там шла речь—о Черной Змее или Исмайле из Архави2. «Заяц не потому бежит, что боится, а боится потому, что бежит».
— А мы? Потому, что боимся, или потому, что бежим?
— Ей-богу, не знаю. Страх, что эта собака. Не приходит, чтоб нас сцапать, и не уходит. Я не герой, чего там хвастать. Но я знаю одно, знаю, что боюсь. Страх сидит у меня в башке, как мое собственное имя...
— Черт! И со мной то же самое. Пробрался в самые печенки.
— Мы одеты страхом, как собственной кожей.
— Раздевайтесь! — приказал Второй.
— Что скидывать, кожу или страх?
— Нет, штаны, пиджак — догола раздевайтесь. Тун-джа здесь довольно глубокая. Перейдем на ту сторону, избавимся от этой проклятой собаки.
Раздеваясь, все трое подумали: «Может, избавимся и от этого проклятого страха».
Второй родился и провел детство на Дунае. Ни секунды не колеблясь, он вошел в воду. В темноте побрел влево. Вернулся, прошел вправо. Потом вперед, к середине реки и снова возвратился к берегу.
— Готовы? Здесь по горлышко. Можно перебраться вброд. Заверните все барахло в пиджак, рукава завяжите узлом.
Месяц выглянул из-за туч и ухмыльнулся. Все трое стояли на берегу Тунджи в чем мать родила.
Все выше и выше поднимая свои вещички, они стали переходить реку. Страх остался под ивой.
Выбравшись на другой берег, укрылись в кустарнике. Обсушились, как могли, и стали одеваться.
— Возьмите глаза в руки,— предостерег Первый,—не то оденете белье наизнанку, и если попадемся...
— Типун тебе на язык!
— Я, ей-богу, не шучу! — настаивал тот.— От этого берега до границы — уже запретная зона. Если здесь накроют, никакая журналистика не выручит. И «сбились-дс с нуги...» Дураков нет.
— Чем болтать, скажи лучше, где граница?
— Перед вами. Перевалим через эту высотку, вскарабкаемся вон на тот холм, и поминай как звали.
— А в какой стороне застава?
— Ткнул бы в нее пальцем, если б сам ее поставил...
— Здрасте! Разве вы вчера не за этим ездили?
В самом деле, Первый и Второй вчера днем обследовали зону с берега. Их пригласили депутат меджлиса от Эдирне, совершавший предвыборную поездку но пограничным деревням, и его адвокат, которого Второй знал по Анкаре: Поезжайте, поезжайте с нами, послушайте, как мы будем говорить с крестьянами, дадите потом репортаж в газету!» Из Эдирне на север выехали все вместе на машине... То приближаясь к границе километра на три, то удаляясь от нее километров на пять, они объехали деревень пятнадцать, добрались до Лалапаша и около полуночи вернулись обратно.
Первый с каждого холма, из каждой деревни жадными глазами разглядывал запретную зону. Офицер запаса, во время стажировки он многому научился у кадровиков. И главное — ориентироваться на незнакомой местности даже ночью. Вчера днем потихоньку от адвоката он успел поделиться своими наблюдениями с товарищем: «Хорошенько заметь это место. Под нами деревня Суакаджик. От нее до границы—едва сигаретку успеешь выкурить. Гляди: на этом участке три холма, точно три быка,
упершиеся друг в друга лбами. Между ними вьется, пересекая границу, Тунджа. Видишь железный мост? Теперь смотри сюда. Вся штука в том, чтобы переправиться через реку намного ниже деревни и выйти прямо к горе. Видишь, на этом склоне две заставы? Между ними будет километра два. Если мы угодим между заставами и выйдем на следующий склон — тут тебе и болгарская застава! Нет, я не ошибаюсь. Болгарская застава именно тут. Эх, был бы бинокль, ты мог бы сам убедиться...»
Все это они теперь еще раз повторили Третьему. Он как будто успокоился, уверенность в успехе окрепла. И все-таки спросил:
— А если мы угодим не между заставами, а прямо на одну из них?
— Тогда постучимся в дверь, словно божьи странники. И первым делом представим тебя солдатам: знакомьтесь, заместитель ответственного секретаря газеты «Джумхури-ет».
— Мы прибыли, чтоб проинтервьюировать вас.
— Тут же я задаю первый вопрос,—рассмеялся в темноте Третий,— как лучше пройти в Болгарию?
— Нет, первый вопрос задам я. В Эдирне мы слыхали, что болгары, мол, заминировали границу на десять километров вглубь. Верно ли это? И второй вопрос: говорят, они стреляют без предупреждения. Так ли это?
Тут их снова настиг страх, с которым они вроде бы благополучно расстались под ивой на той стороне реки. Казалось, он был их четвертым спутником, садился с ними вместе в кружок, колено к колену, плечо к плечу. Они слышали на своих лицах его дыхание.
— Что же мы будем делать, если там и вправду мины?
— Пустим тебя вперед.
— Оставьте ваши глупые шутки. В какую сторону теперь идти?
— В сторону Эдирне!
— Я теперь и Эдирне не найду.
— Тогда перестань трястись. Мы идем к границе, можешь идти за нами!
— Минуточку, дайте надеть носок. У меня вся нога в грязи.
— Не забудь повязать галстук. Дать тебе зеркало?
— Ей-богу, ума у вас ни на грош.
— В самом деле, будь мы умней, давно бы ушли без тебя.
— Ну, знаете, уговор дороже денег. Только вот смерть на троих не разделишь. Даже если нас хлопнет
одна пуля — подыхать будем все равно отдельно!
— Заговорил, как на проповеди. К чему ты клонишь?
— Говорил вам, лучше взять проводника!
— Вот именно! Такого же верного проводника, как Алй Эртекин. Который работал бы в секретной полиции. Неплохо бы его иметь сейчас рядом. Чтоб вдруг взыграли в нем «патриотические чувства», и «ради спасения отечества» он подкрался к тебе сзади и опустил дубину на башку. Ты б и ахнуть не успел, так же как Сабахаттин Али, который в тот миг читал Пушкина. Проводник же не хуже Дантеса нанес смертельный удар. А на суде в Кыркларели твоего Али Эртекина объявили бы национальным героем. Кости бедного Сабахаттина перевернулись бы в гробу. Впрочем, и гроба-то у него не было. Через шесть месяцев нашли бы здесь пастухи наши косточки. Тебя опознали бы по золотому зубу, меня — по ножищам сорок четвертого размера, а его — по сутулой спине и кривым ногам. Собрали бы наши останки в такой же мешок, что служил гробом Сабахаттину Али. Тут мы и представились бы ему: «Здравствуйте, маэстро! Можем теперь помочь вам выпускать «Марко-пашу»3. Здесь нас не освистают!»
— Хватит,— взмолился Третий,—беру свои слова обратно. Слава богу, что не взяли проводника. Дело теперь за малым — проделать самим тот путь, который Сабахаттину не удалось пройти и с проводником.
Голос у него звучал невесело. Тронь—и заплачет.
— Готовы? — спросил Первый.
Третий вскочил на ноги. Его тут же дернули за подол:
— На карачки!
Тог грохнулся на землю: Ч го случилось?
Ты что, собрался гулять по по набережной? Теперь только ползком. От кустика к кустику. От бугорка к бугорку, как новобранцы. Небось в армии весь срок пролентяйничал, теперь узнаешь, почем солдатские слезки. А ну, ложись! Первый ориентир — купа деревьев. За мной!
Они полагали, что, перейдя простиравшееся перед ними ровное пространство, окажутся сразу у тех деревьев. При свете выглядывавшей из-за облаков луны оно каза-
лось ровным, как только что вспаханное поле, однако на самом деле то было кочковатое, поросшее кустами болото. Таково уж свойство лунного света. Развалины кажутся в этом свете дворцами, а ухабы да ямы — гладкой дорогой. Достойно удивления, что наши политики, поднаторевшие в словесных выкрутасах, фальшивых мелодиях и превратных освещениях, забыли о лунном свете. А ведь стоит включить над Анатолией хорошенький лунный свет, и все увидят — страна процветает. Или еще проще: изготовить очки с лунными стеклами, издать декрет о непременном их ношении, и дело в шляпе: глазам предстанет не мрачная действительность, а цветущий розовый сад!
В такой-то цветущий сад и попала сейчас наша троица. Роз, правда, не было. Зато колючек — сколько угодно. Кусты остролиста, шиповника, ежевики сплелись в таких тесных объятиях, словно не виделись друг с другом лет сорок. Не так-то просто было их расцепить и проскользнуть между ними. Они цеплялись за шиворот, за брюки, за полы пиджаков. В одном месте всем троим пришло в голову: не лучше ли выскользнуть из одежды, как змеям из шкуры? Кустарник царапался, как тысячи кошек, вцеплялся в ягодицы, как стая собак. Мало того, земля под ними тоже не походила на землю: то спотыкаешься на камнях да кочках, то с трудом вытягиваешь башмак из трясины, то влезаешь руками в крапиву,— хоть криком кричи.
Всем приходилось не сладко, но Третий роптал больше всех:
— Прежде чем мы выберемся на какую-нибудь козью тропку, я останусь в чем мать родила!
— Не бойся, у меня есть запасные кальсоны!
— Погодите, я потерял очки!
— Не время сейчас искать очки—видишь, месяц зашел за тучу.
— Ей-богу, я не могу без очков. Вижу словно с минарета.
— Плохо ли? Привыкнешь смотреть на всех свысока.
— Голова кружится.
— Ты близорукий или дальнозоркий?
— Почем я знаю. Не вижу вблизи, и всё.
— Еще лучше. Нам, собственно, надо видеть то, что вдали. Где эта купа деревьев?
— У черта в ступе! Помогите найти очки!
— Ладно, мы пошли. Слышишь? Опять собаки залаяли. Тебе пастухи помогут. Найдешь—догонишь!
— Вы что, хотите меня с ума свести?
— И не собираемся. Но в полиции на первом же допросе они это запросто с тобой сделают!
Добравшись до деревьев, они без сил повалились на землю. Все трое разевали рты, как скумбрии на лотке у торговца. Едва придя в себя, снова заговорили. Тихо, чуть слышно, словно беседовали с камнями, колючками и травинками, торчавшими у них под носом. Пожалуй, говорить было не время. Да и шутки были неуместны. Совсем неуместны. Но стоило им замолчать, как тут же подавал голос их четвертый спутник—страх. Чтоб заткнуть ему рот, нужно было петь, кричать во весь голос или хотя бы говорить. Каждый из них чувствовал это, и, словно по уговору, каждый болтал что придет в голову, полагая, что другой этого не замечает. Важно было одно — говорить.
— Здесь всякий куст хватает за ворот, как полицейский. Границу перейти легче, чем это болото.
— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь.
— Это верно. Границу я еще не переходил.
— В городе Урла один крестьянин тоже сказал: «В первый раз меня вешают». Он убил местного богатея. И вот утром стали его вешать перед управой. Ну, и я там был...
— Выла тебе охота...
— Не охота, а дело. Послали от газеты, чтоб я написал что-нибудь.
— Ну и дальше?
— Палач Али накинул петлю.
Горький ломоть - Эрдинч Фахри => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Горький ломоть автора Эрдинч Фахри дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Горький ломоть у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Горький ломоть своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Эрдинч Фахри - Горький ломоть.
Если после завершения чтения книги Горький ломоть вы захотите почитать и другие книги Эрдинч Фахри, тогда зайдите на страницу писателя Эрдинч Фахри - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Горький ломоть, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Эрдинч Фахри, написавшего книгу Горький ломоть, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Горький ломоть; Эрдинч Фахри, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн