Скорее всего сэр Джон в точности все исполнил, и то, что предстало его возбужденному воображению, повергло его в такой ужас, что рассудок не выдержал потрясения. Нет сомнений, что страшный ритуал происходил в ночь на 23 октября, по всей видимости, в одной из тех зловещих пещер, где пережила невольный испуг мисс Малтраверз. Темпл использовал какие-то средневековые заклинания или еще более древние заклятья, с помощью которых вызывали духов в культе Исиды. При его широчайших познаниях в оккультизме он несомненно был с ними знаком. Все они в равной степени сопровождаются омерзительными действиями, цель которых запугать разум и заставить его покориться страшному видению. И, конечно, непременным атрибутом ритуала служила музыка гальярды.
Средневековые теологи и мыслители полагали, что дьявольский образ зла столь ужасает, что человек, узрев его, падает замертво. И поэтому зло не является людям в своем истинном обличье, хотя, если верить преданию такое случалось. Как известно, божественной благодати или образ совершенного блага, означает небесное блаженство, которое дается праведникам в загробной жизни. Как говорит предание, видение райского блаженства было ниспослано некоторым избранным при жизни, Эноху, Илии, Стефану и Иерониму. Видение же абсолютного зла и адских мучений, на которые обречены проклятые души, также было явлено на земле нескольким страшным грешникам. Его
увидел Исав, когда не обрел места для раскаяния, и Иуда, который после него наложил на себя руки. Оно предстало Каину, убившему брата, и каждый раз, как гласит предание, грешник был отмечен клеймом и носил его до могилы. Рассказывают, что некоторые великие алхимики, чтобы погубить своих врагов, вызывали видение преисподни. Но это означало сознательно придать себя власти ада, и тот, кому представало это видение, лишался всякой надежды на спасение души.
Адриану Темплу, несомненно, были хорошо известны эти легенды, и не исключено, что он пытался вызвать видение адской бездны. Однако это всего лишь предположение, ведь на древе зла много ядовитых плодов, и трудно представить, какое обличье принял тот, кто сбивает людей с пути истинного.
В завещании сэр Джон назначил меня и мисс Софию своими душепри казчиками и опекунами своего единственного сына. Через два месяца после его кончины мы разожгли большой камин в библиотеке и, когда слуги легли спать, предали огню нотную тетрадь с «Ареопагитой» и скрипку Страдивари. Дневники Темпла я уничтожил раньше, но, к великому сожалению, так и не смог стереть из памяти их отвратительный грязный след. Возможно, те, для кого искусство превыше всего, придут в ужас, узнав, что я сжег уникальную скрипку, равной которой не было на свете. Я готов ответить на их упреки. Хотя я не считаю себя суеверным человеком и не склонен к пантеистическому соблазну одухотворять материю, перед чем не устоял разум сэра Джона Малтраверза, тем не менее я испытывал столь бесконечное отвращение к скрипке, что не мог допустить, чтобы она осталась в Уорте или перешла в другие руки. И мисс София полностью соглашалась со мной. Нами двигало то же самое чувство, которое удерживает нормальных людей, за исключением дураков и бретеров, от желания спать в комнате, где, по рассказам, появляются привидения, или селиться в домах, над которыми тяготеет чудовищное преступление. Здравомыслящий человек не склонен верить в глупые небылицы о призраках, но порой воображение способно сыграть колдовские шутки с лучшим из нас. Итак, скрипка Страдивари была предана огню. По правде говоря, это было не столь уж серьезное преступление, поскольку, как я уже говорил, у скрипки сломалась басовая рейка. С самого начала не было уверенности, что она выдержит натяжение современных струн. Так оно и вышло. По сути дела, пострадала вся верхняя дека, причем трещины прошли поперек древесного волокна столь причудливым образом, что починить скрипку не представлялось возможным, разве что сделать из нее диковинку. Вот почему не стоит сокрушаться об ее утрате. Сэра Эдварда гораздо больше занимает крикетная бита, чем скрипичный смычок, а если владелец Уорта и Ройстона вдруг пожелает купить скрипку Страдивари, он сможет сделать это без особого ущерба для своего состояния.
Стоя у камина, мы с мисс Софией смотрели на погребальный костер. Когда красный лак вздулся пузырями, мое сердце на мгновение дрогнуло, но я тут же подавил все сомнения. Пламя взметнулось вверх и охватило скрипку, озарив завиток ярким красным сиянием. Как писала мисс Малт-раверз, он был причудливой формы и не повторялся ни в одном создании Страдивари. И вдруг на наших глазах завиток стал меняться, и мы увидели то, чего не замечали никогда прежде. Глубокие прорези орнамента внезапно сложились в мужской профиль. Перед нами было худое сморщенное
лицо язычника с резкими чертами и лысой головой. У меня мгновенно пронеслась мысль (впоследствии я убедился в своей правоте, увидев старинную камею), что завиток представлял собой изображение головы Порфирия. Так получила объяснение надпись, сделанная на скрипке над клеймом мастера, и подтвердилось мнение сэра Джона, что Страдивари сделал этот инструмент по заказу какого-то горячего приверженца неоплатоников, который посвятил ее своему учителю Порфирию.
Миновал год после смерти сэра Джона. Мы с мисс Малтраверз пришли в церковь Уорта, чтобы взглянуть на простую плиту из черного сланца, надгробный камень на могиле ее брата. Яркий солнечный свет проникал в часовню Малтраверзов, и мы стояли в окружении каменных изваяний представителей этого славного рода. Здесь было и надгробие сэра Эсмуна, и статуи крестоносцев. Когда я смотрел на их рыцарские образы, на шлемы с поднятыми забралами, исполненные твердости лица и молитвенно сложенные руки, я не мог не позавидовать их самоотверженной и незыблемой вере, за которую они сражались и отдавали свои жизни. Нам далеко до них с нашей мнимой ученостью и одряхлевшей верой, но почему-то от их присутствия мне стало легче рядом с мрачной тенью сгубившего себя Джона Малтраверза. Неподалеку у наших ног лежала медная надгробная плита Роджера де Малтраверза. Я привлек внимание моей спутницы к заключительным словам надгробной надписи. «Да будет милостив Господь к этой душе и душам всех усопших праведников, как и к нашим душам, когда померкнет для нас земной свет».Хотя я не католик, но у меня из самой глубины души вырвалось Аминь. Мисс София, зная латынь, прочитала надпись вслед за мной.
— «Ех hac luce», — произнесла она задумчиво, словно про себя. — И померкнет свет. Увы, увы! Есть люди, для которых и самый свет — тьма.
«Да будет милостив Господь к этой душе и душам всех усопших праведников, как и к нашим душам, когда померкнет для нас земной свет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Средневековые теологи и мыслители полагали, что дьявольский образ зла столь ужасает, что человек, узрев его, падает замертво. И поэтому зло не является людям в своем истинном обличье, хотя, если верить преданию такое случалось. Как известно, божественной благодати или образ совершенного блага, означает небесное блаженство, которое дается праведникам в загробной жизни. Как говорит предание, видение райского блаженства было ниспослано некоторым избранным при жизни, Эноху, Илии, Стефану и Иерониму. Видение же абсолютного зла и адских мучений, на которые обречены проклятые души, также было явлено на земле нескольким страшным грешникам. Его
увидел Исав, когда не обрел места для раскаяния, и Иуда, который после него наложил на себя руки. Оно предстало Каину, убившему брата, и каждый раз, как гласит предание, грешник был отмечен клеймом и носил его до могилы. Рассказывают, что некоторые великие алхимики, чтобы погубить своих врагов, вызывали видение преисподни. Но это означало сознательно придать себя власти ада, и тот, кому представало это видение, лишался всякой надежды на спасение души.
Адриану Темплу, несомненно, были хорошо известны эти легенды, и не исключено, что он пытался вызвать видение адской бездны. Однако это всего лишь предположение, ведь на древе зла много ядовитых плодов, и трудно представить, какое обличье принял тот, кто сбивает людей с пути истинного.
В завещании сэр Джон назначил меня и мисс Софию своими душепри казчиками и опекунами своего единственного сына. Через два месяца после его кончины мы разожгли большой камин в библиотеке и, когда слуги легли спать, предали огню нотную тетрадь с «Ареопагитой» и скрипку Страдивари. Дневники Темпла я уничтожил раньше, но, к великому сожалению, так и не смог стереть из памяти их отвратительный грязный след. Возможно, те, для кого искусство превыше всего, придут в ужас, узнав, что я сжег уникальную скрипку, равной которой не было на свете. Я готов ответить на их упреки. Хотя я не считаю себя суеверным человеком и не склонен к пантеистическому соблазну одухотворять материю, перед чем не устоял разум сэра Джона Малтраверза, тем не менее я испытывал столь бесконечное отвращение к скрипке, что не мог допустить, чтобы она осталась в Уорте или перешла в другие руки. И мисс София полностью соглашалась со мной. Нами двигало то же самое чувство, которое удерживает нормальных людей, за исключением дураков и бретеров, от желания спать в комнате, где, по рассказам, появляются привидения, или селиться в домах, над которыми тяготеет чудовищное преступление. Здравомыслящий человек не склонен верить в глупые небылицы о призраках, но порой воображение способно сыграть колдовские шутки с лучшим из нас. Итак, скрипка Страдивари была предана огню. По правде говоря, это было не столь уж серьезное преступление, поскольку, как я уже говорил, у скрипки сломалась басовая рейка. С самого начала не было уверенности, что она выдержит натяжение современных струн. Так оно и вышло. По сути дела, пострадала вся верхняя дека, причем трещины прошли поперек древесного волокна столь причудливым образом, что починить скрипку не представлялось возможным, разве что сделать из нее диковинку. Вот почему не стоит сокрушаться об ее утрате. Сэра Эдварда гораздо больше занимает крикетная бита, чем скрипичный смычок, а если владелец Уорта и Ройстона вдруг пожелает купить скрипку Страдивари, он сможет сделать это без особого ущерба для своего состояния.
Стоя у камина, мы с мисс Софией смотрели на погребальный костер. Когда красный лак вздулся пузырями, мое сердце на мгновение дрогнуло, но я тут же подавил все сомнения. Пламя взметнулось вверх и охватило скрипку, озарив завиток ярким красным сиянием. Как писала мисс Малт-раверз, он был причудливой формы и не повторялся ни в одном создании Страдивари. И вдруг на наших глазах завиток стал меняться, и мы увидели то, чего не замечали никогда прежде. Глубокие прорези орнамента внезапно сложились в мужской профиль. Перед нами было худое сморщенное
лицо язычника с резкими чертами и лысой головой. У меня мгновенно пронеслась мысль (впоследствии я убедился в своей правоте, увидев старинную камею), что завиток представлял собой изображение головы Порфирия. Так получила объяснение надпись, сделанная на скрипке над клеймом мастера, и подтвердилось мнение сэра Джона, что Страдивари сделал этот инструмент по заказу какого-то горячего приверженца неоплатоников, который посвятил ее своему учителю Порфирию.
Миновал год после смерти сэра Джона. Мы с мисс Малтраверз пришли в церковь Уорта, чтобы взглянуть на простую плиту из черного сланца, надгробный камень на могиле ее брата. Яркий солнечный свет проникал в часовню Малтраверзов, и мы стояли в окружении каменных изваяний представителей этого славного рода. Здесь было и надгробие сэра Эсмуна, и статуи крестоносцев. Когда я смотрел на их рыцарские образы, на шлемы с поднятыми забралами, исполненные твердости лица и молитвенно сложенные руки, я не мог не позавидовать их самоотверженной и незыблемой вере, за которую они сражались и отдавали свои жизни. Нам далеко до них с нашей мнимой ученостью и одряхлевшей верой, но почему-то от их присутствия мне стало легче рядом с мрачной тенью сгубившего себя Джона Малтраверза. Неподалеку у наших ног лежала медная надгробная плита Роджера де Малтраверза. Я привлек внимание моей спутницы к заключительным словам надгробной надписи. «Да будет милостив Господь к этой душе и душам всех усопших праведников, как и к нашим душам, когда померкнет для нас земной свет».Хотя я не католик, но у меня из самой глубины души вырвалось Аминь. Мисс София, зная латынь, прочитала надпись вслед за мной.
— «Ех hac luce», — произнесла она задумчиво, словно про себя. — И померкнет свет. Увы, увы! Есть люди, для которых и самый свет — тьма.
«Да будет милостив Господь к этой душе и душам всех усопших праведников, как и к нашим душам, когда померкнет для нас земной свет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15