Лопасти медленно пошли по кругу, тут же слились в серый круг. По комнате пошел ветерок.
Юлия вздрогнула:
— А ты не победитель конкурса Золотые руки? Кофемолка у тебя мелет, вентилятор дует… — Снова она уловила его взгляд на себе. Странный, тоскующий, а совсем не тот, какой мужчина бросает на молодую красивую женщину. — Что-то не так?
— Так-так, — ответил он торопливо. — Что у тебя это за зверинец на подоконнике?
— Ты не знаешь? — удивилась она. — Через четыре с половиной месяца мы войдем в третье тысячелетие! По всей планете… почти по всей!.. готовится грандиознейший праздник! Уже можно запасать шампанское и эту… как ее… рождественскую индюшку.
— Индейку.
— А есть разница?
Его левая щека дернулась, а губы изогнулись зло и невесело.
— Праздник! Снова праздник, черт бы все побрал… Когда работать и работать… Веселье… Третье тысячелетие! Как все еще верят в волшебство!
— В волшебство? — переспросила она удивленно. Клочья пластика трещали, отдирались вместе с куриной кожей, сухо лопались, как фанера. — При чем тут волшебство?
Он придвинул ногой кресло, сел. Лицо его оставалось бледным, голос — невеселым, но теперь Юлия уловила нотки сильнейшего отвращения.
— Какую только магию не приписывают… всего лишь удобной точке отсчета! Иудеи считают от сотворения мира, мусульмане — от рождения Магомета, христиане — от рождения Христа. Совсем недавно договорились принять за точку отсчета предполагаемую дату рождения Христа. До тысяча семисотого года у нас был восемь тысяч какой-то!.. Еще круче, верно? А можно вообще от первых костей кроманьонца. Тогда сейчас на календаре был бы два миллиона какой-то год. Тупым хоть головы поразбивай, твердят, что с первого января двухтысячного года — третье тысячелетие! Первоклассник знает, что лишь последний год второго. А до третьего — еще год. — Она смолчала, и он понял по ее смущенному лицу, что и она, человек с высшим образованием, тоже считает двухтысячный год уже началом третьего тысячелетия. — А как будут разочарованы утром, — сказал он насмешливо, — когда ничего не произойдет! Когда и в третьем будет все то же, что во втором. И придется идти на проклятую службу, в опостылевшие вузы, в противные школы…
— Я разочаровываюсь каждое утро, — сообщила она. — Тем, что приходится просыпаться, идти на эту проклятую работу… И никакого просвета, ничего не меняется! — Курица наконец заняла свое место в микроволновой печи. Юлия покрутила колечко на таймере, обернулась. — Сполоснусь под душем, — сообщила она. — Это быстро. Займись чем-нибудь! Вон там диски DVD, даже энциклопедия есть. Ты, похоже, из тех, кто справочники читает?.. Курица будет готова через пятнадцать минут, я выйду через десять.
Он не ответил. Юлия проследила за его взглядом. Ее гость повернулся к окну, рассматривал оконную раму. Юлия уже и забыла, что там вон, в ее стерильно чистом мире, на белоснежной раме сереет неопрятный продолговатый комок. Она несколько раз, когда мыла стекло, проходила и по нему мокрой тряпкой, но куколка вцепилась в дерево как клещ, держится.
Прошлой осенью в открытое окно откуда-то снизу вползла толстая мохнатая гусеница. Юлия панически боялась любых червяков, потому сразу же начала искать, чем бы прихлопнуть… Но тут раздался телефонный звонок, взволнованный голосок Валентины, школьной подруги, пропищал умоляюще, что не могла бы приехать, нелады с мужем, ребенка оставить не на кого, а этот идиот уже и телевизор вышвырнул из окна: счет футбольного матча не одобрил…
Пришлось срочно выскакивать, мчаться на другой конец города, улаживать, сидеть с перепуганной подругой, потом люди в милицейской форме, протоколы и прочие бумаги, наконец дурака увели в участок, а ей пришлось заночевать…
Прямо от подруги с утра на службу, коллеги острили, что раз не переоделась, то ночевала не дома. Наконец добралась домой, приняла душ, поела вволю и только к самому вечеру, подойдя к окну, увидела, как гусеница старательно прикрепилась к раме возле самого стекла, так что со стороны казалось, будто две толстые гусеницы остановились передохнуть. По телевизору в этот момент начался любимый сериал, а после сериала ток-шоу про одиноких женщин затянулось далеко за полночь…
На следующий день гусеница сморщилась, с шеи начала сползать шкура, а затем выглянул острый нос блестящей ракеты. Чуть позже шкура высохла и свалилась клочьями, а остроносая с обоих концов куколка, чем-то похожая на пулю и на космическую ракету разом, осталась на раме. Юлия с нею примирилась, но когда мыла окно, то мокрой тряпкой безжалостно проходилась и по ней. Впрочем, прочные доспехи выдерживали такой натиск, как на природе выдерживают дожди.
Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелей высунулись гадкие шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения, остановилась за спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками, что просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнуло тоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с огромными, еще невидящими… или видящими?.. глазами.
— Трудно поверить, — сказала Юлия, — что из гусеницы получается бабочка!
— Еще как трудно, — ответил Олег. Он даже не обратил внимания, что Юлия положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так, что ее полные груди провоцирующе коснулись его затылка. — Сколько раз такое видел…
— Ты не специалист по насекомым?
— Увы, — ответил он со вздохом, — всего лишь по людям.
Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его руки сграбастали ее за талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на миг прижалась к широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстро пошла сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешно высвободилась:
— Что-то у нас все не так… Кофе на ночь, говорим черт те о чем!..
— Наверное, — предположил он, — мы не такие, как все.
— Это конечно, — согласилась она. — Мы — самые лучшие!
Засмеялась снова, у нее ровные красивые зубы, и потому смеяться можно очень широко, правда, с левой стороны один зуб почему-то посерел, но настолько широко она пасть и не разевает, иначе он увидит ее трусики, а при смехе у нее еще и милые ямочки на щеках…
Олег улыбнулся, мысли этой феминистки как на ладони, как и она вся. Как будто он не видит ее слегка подпорченный правый коренной зуб, и даже соседний, о начале кариеса которого она даже не подозревает, как будто не видит сквозь тонкое летнее платьице ее фигуру, не видит ее родинок, форму клитора, золотистого пушка на лобке, где волосиков на удивление мало, как у ребенка! Крохотная родинка слева, розовая, почти скрытая под золотистой шерстью. Нежная кожа, шелковистая на ощупь. Пупок аккуратный, не широкий, какие положены восточным красавицам по канонам их красоты, вполне европейский. Ноги хорошей формы, целлюлит в самой ранней форме, достаточно длинные, с развитыми икрами и неплохой формы лодыжками…
Ей тоже показалось, что он видит ее всю, даже со всеми внутренностями и наполовину заполненным кишечником. Вспыхнула, ощущая, как кровь прилила к щекам, повернулась и пошла к ванной. Все это время чувствовала, как он провожает ее долгим внимательным взглядом.
Надо завести собаку, — мелькнула сердитая мысль. — Сейчас чувствую просто радость, что этот рыжий в моей квартире. А почему? Да всего лишь потому, что страшно идти в ванную, оставляя квартиру вот так. Насмотрелась фильмов, где, как только красивая молодая женщина, вот как она, уходит в ванную и включает воду, тут же в квартире неслышно появляется маньяк с длинным ножом или топориком в волосатой руке. И ходит, гад, по квартире, ходит, а она плещется, ничего не слышит, наконец он видит ее стройный силуэт под струями воды… интересно, увидел бы этот Олег ее великолепную фигуру… ах да, это только у них там двери из рифленого стекла, а здесь простые, из деревоплиты…
Да, — подумала она сердито, — я радуюсь только потому, что в комнате кто-то есть. Так бы и собаке радовалась. Та, по крайней мере, залает, предупредит. Правда, этот тоже… здоровый как лось. Хоть и не стал драться с теми сопляками, но чувствуется, что не струсил. Наверное, тренер какой-нибудь футбольной команды. Или хоккеист. Только вид у него такой, словно после тяжелой травмы. И за бок держался, даже кривился…
И что за странная эпилептика, которая, как он говорит, началась совсем недавно?
Глава 3
Дверь ванной легонько хлопнула. Судя по крохотной щелочке, эта трепетная женщина с заячьим сердцем и телом Артемиды на защелку не закрылась. Тоже чувствует, кому можно доверять. Или готовится попросить подать ей полотенце?
Олег усмехнулся, усилием воли попытался заглушить сильнейшую боль в печени, но удалось только наполовину. В правом боку полыхает жар, словно туда впихнули раскаленный булыжник. Кое-как, перекосившись, включил ее комп, выбрал из стопки лазерных дисков поновее, сунул в сидюк. Через дверь ванной донесся шум льющейся воды. Из двух стареньких динамиков мелодия пошла ровная, даже странно для современной красивой женщины.
Зазвонил телефон. Олег быстро посмотрел на окна. Хотя он избегает подходить так, чтобы его силуэт мелькнул на шторе, но стекла здесь простые, направленный микрофон в состоянии схватывать разговоры по всей квартире.
Из ванной пахнуло бодрящим холодом. Струи из закрепленного над головой шланга с силой били по блестящей коже. Юлия, блестящая как мраморная статуэтка под каплями дождя, красиво повернулась в его сторону. В серых глазах смех и сдержанное торжество: редкий мужчина не отыщет повод, чтобы не заглянуть в ванную.
— Что-то случилось?
Олег молча протянул ей телефон. Юлия с той же торжествующей улыбкой протянула руку, красиво и величественно, мокрые пальцы подняли трубку.
— Алло?.. Валентину?.. Звоните ей домой… Ну, если она не оставила вам телефон… А кто звонит?.. Что-то передать?
Олег насмешливо наблюдал, как она нахмурилась, положила трубку.
— Что, даже не назвался?.. А говоришь, далеко ушли от язычества.
Она положила трубку на рычажки, глядя ему в глаза. Мокрые волосы прилипли, но и без пышной прически она выглядит изумительно, и она это знала. Семьсот долларов за татуашь, теперь ни один мужчина не испугается, увидев такое лицо без косметики. А фигура у нее и без всякого шейпинга…
Однако он отступил с мокрым телефоном в руках. Холодные брызги все еще падали на его тонкую рубашку, под ней четче обозначились как выпуклые грудные мускулы, так и квадратики живота. На широком черном поясе коробочка мобильного телефона, еще пейджер, другие коробочки…
Стараясь стряхнуть с себя наваждение, она спросила насмешливо:
— Еще и мини-компьютер?.. Зачем?
— Там модем, — объяснил он равнодушно. — Передача идет точнее.
— Точнее, чем что? — уточнила она, не поняв.
Он странно взглянул на нее:
— Чем без модема.
Она не поняла, как можно передавать информацию без модема, но красноголовый гость отступил за дверь, напоследок бросив на ее нагое блестящее тело охватывающий взгляд… не жадно лапающий, а скорее дружеский.
Закрыв дверь, Олег прислонился к двери спиной. В боку все сильнее растекается нехорошее жжение, словно теннисный мяч превратился в горячий ком свинца, уже плавится, а раскаленные капли прожигают кости. Внезапно и без предупреждения заломила нижняя челюсть, стрельнуло в ухе. Он отнес телефон на стол, подумав рассеянно, что звонившим движет древний первобытный страх, что если узнают имя, то получат власть над ним самим. Да, этот мир еще в язычестве…
А это обилие шаманов… то бишь священников, гадалок, ведьм, знахарей, оккультистов и прочей шушеры…
Не рано ли швырнули в научно-техническую эру?
Раздался звонок. Он с недоумением посмотрел на телефон в руках. Не сразу сообразил, что звонят в дверь, совсем голова отупела…
Поставил телефон на столик, поморщился, кто же ходит без приглашения, да еще в такое позднее время, прислушался к шуму воды за дверью ванной. Ладно, откроем сами…
За дверью стоял офицер в пятнистой форме. За ним двое крепких ребят в таких же пятнистых комбинезонах. Офицер при кобуре, руки парней на автоматах, что свисают с плеч, стволы повернуты в его сторону.
Олег уставился бараньим взглядом. Офицер сказал брезгливо:
— Вы… и все, кто здесь находится, поедете с нами.
Олег удивился:
— Вы что, милиция?.. Что у вас за форма, ребята?
— Мы не милиция, — ответил офицер еще брезгливее. Похоже, его тяготило нелепое задание. — Есть кто еще в доме? Отойдите от двери.
Олег спросил недовольно:
— А ордер у вас есть?
Офицер сказал надменно:
— Нам не требуется ордер. Отойдите от двери.
Он вытащил пистолет. Двое вскинули автоматы. У обоих вид был уверенный и насмешливый. Олег послушно отступил на шаг, а затем качнулся в сторону. Боже, — мелькнуло в голове, — когда же это кончится? Хоть в диком племени, хоть в цивилизованном Риме, хоть в этом… образовании — все то же упование на грубую силу, а не на разумные доводы…
Мысли еще текли в голове медленно и печально, но заученные рефлексы заставили сократиться мышцы. Офицер и десантники увидели только смазанные движения. Офицер влетел в прихожую и врезался лбом в бетонную стену, а десантники с разбитыми в кровь головами рухнули тоже по эту сторону двери.
Олег аккуратно закрыл дверь, вроде бы соседи не видели, сейчас по первому каналу модное телешоу А кто сглупит круче?, повернулся. Все трое не двигаются, в болевом шоке от неожиданных ударов. Офицер первым зашевелился, Олег ударил ногой по печени.
— Ну, теперь скажешь, по какому праву? Вернее, кто послал?
Тот скрючился, зажимая руками ушибленное место. Олег схватил за волосы на затылке, задрал кверху залитое красным из разбитого носа лицо. Офицер хрипел, захлебывался кровью, выплевывал, глаза смотрели с ненавистью. Оба десантника начали шевелиться, как выброшенные на берег медузы. Пистолет и два автомата лежали в дальнем углу.
— Сволочь… — прохрипел офицер. — Убьем…
Зажав волосы так, что кожа натянулась до скрипа, Олег холодно ударил о стену. Послышался хруст, лицо залило кровью. Офицер хрипел, булькал. Олег ударил дважды, сильнее. Не отпуская голову, резко отдернул, всмотрелся в обезображенную маску на месте лица.
В сплошном кровавом месиве булькало, хлюпало. Из кровавой каши вылетели при кашле обломки зубов. Из того места, где были губы, а теперь набухали кровоточащие лохмы мяса, вырвался глухой стон, полный животного ужаса.
— Теперь лучше? — поинтересовался Олег равнодушно.
Офицер хрипел, Олег следил за движением его век. В нужный момент отшатнулся, перехватил свободной рукой кулак десантника. Послышался громкий отчетливый хруст. Десантник дико закричал. Кости грубо сломанной кисти прорвали мясо, торчали зазубренными краями. Олег отпустил, дернув напоследок вроде бы чуть-чуть, но десантник от дикой боли в порванных нервах рухнул на пол, корчился, ослепленный и оглушенный страданием.
Олег начал методично бить офицера лицом о стену, ломая кости, разрывая ткани. Кровь по стене бежала скупой струей. Расплюснутые губы офицера задвигались. Олег другой рукой дотянулся до динамика, приглушил звук.
— Сволочь, — пробулькал офицер.
Олег сказал отчетливо:
— Ты сейчас умрешь. Тебя ничто не спасет. Но сперва, скажешь… уже становишься… калекой.
— Ты не… Тебе это… Я скажу!.. Скажу, сволочь…
— Говори, — предложил Олег.
Он косился на дверь ванной.
Офицер замешкался с ответом, ладонь тут же ударила ребром по губам. Губы провалились вовнутрь вместе с выбитыми зубами. Офицер закашлялся, торопливо выплюнул крошево зубов со сгустками крови.
— Нас послали из Четвертого управления…
— Кто?
Офицер помедлил, Олег безжалостно начал ломать нижнюю челюсть. Офицер вскрикнул:
— Коваленко… Он куратор!..
— Что он велел?
— Доставить…
— В управление?
— Нет… На квартиру…
Олег кивнул, понятно. Управление — всего лишь питомник для чиновников. Все операции планируются на тайных квартирах. Все тайные службы мира — ЦРУ, ФСБ, Моссад, Сигуранца — имеют тайные конспиративные квартиры. Так что эти бравые парни могут искренне думать, что выполняют официальное задание властей по задержанию опасного врага…
Хрустнули шейные позвонки. Тяжелое тело рухнуло на пол, а Олег в два прыжка очутился возле ванной. Из-под двери катили запахи дорогого шампуня, звякнуло стекло. Он почти слышал скрип чисто вымытой кожи, по кафелю шлепнули босые ступни.
Он позволил двери приоткрыться на ширину ладони, придержал:
— Чудесно выглядишь… Только не пугайся! Сюда ворвались какие-то твои знакомые, устроили разборку, перебили друг друга… Они там, в прихожей. Пьяные, наверное.
Дверь распахнулась, Юлия ахнула, прижала ладони ко рту. Олег метнулся к шкафу, на диван полетели платья, модные брючки, цветные блузки.
— Одевайся. Быстро!
Все еще не веря, она выглянула.
1 2 3 4 5 6 7 8
Юлия вздрогнула:
— А ты не победитель конкурса Золотые руки? Кофемолка у тебя мелет, вентилятор дует… — Снова она уловила его взгляд на себе. Странный, тоскующий, а совсем не тот, какой мужчина бросает на молодую красивую женщину. — Что-то не так?
— Так-так, — ответил он торопливо. — Что у тебя это за зверинец на подоконнике?
— Ты не знаешь? — удивилась она. — Через четыре с половиной месяца мы войдем в третье тысячелетие! По всей планете… почти по всей!.. готовится грандиознейший праздник! Уже можно запасать шампанское и эту… как ее… рождественскую индюшку.
— Индейку.
— А есть разница?
Его левая щека дернулась, а губы изогнулись зло и невесело.
— Праздник! Снова праздник, черт бы все побрал… Когда работать и работать… Веселье… Третье тысячелетие! Как все еще верят в волшебство!
— В волшебство? — переспросила она удивленно. Клочья пластика трещали, отдирались вместе с куриной кожей, сухо лопались, как фанера. — При чем тут волшебство?
Он придвинул ногой кресло, сел. Лицо его оставалось бледным, голос — невеселым, но теперь Юлия уловила нотки сильнейшего отвращения.
— Какую только магию не приписывают… всего лишь удобной точке отсчета! Иудеи считают от сотворения мира, мусульмане — от рождения Магомета, христиане — от рождения Христа. Совсем недавно договорились принять за точку отсчета предполагаемую дату рождения Христа. До тысяча семисотого года у нас был восемь тысяч какой-то!.. Еще круче, верно? А можно вообще от первых костей кроманьонца. Тогда сейчас на календаре был бы два миллиона какой-то год. Тупым хоть головы поразбивай, твердят, что с первого января двухтысячного года — третье тысячелетие! Первоклассник знает, что лишь последний год второго. А до третьего — еще год. — Она смолчала, и он понял по ее смущенному лицу, что и она, человек с высшим образованием, тоже считает двухтысячный год уже началом третьего тысячелетия. — А как будут разочарованы утром, — сказал он насмешливо, — когда ничего не произойдет! Когда и в третьем будет все то же, что во втором. И придется идти на проклятую службу, в опостылевшие вузы, в противные школы…
— Я разочаровываюсь каждое утро, — сообщила она. — Тем, что приходится просыпаться, идти на эту проклятую работу… И никакого просвета, ничего не меняется! — Курица наконец заняла свое место в микроволновой печи. Юлия покрутила колечко на таймере, обернулась. — Сполоснусь под душем, — сообщила она. — Это быстро. Займись чем-нибудь! Вон там диски DVD, даже энциклопедия есть. Ты, похоже, из тех, кто справочники читает?.. Курица будет готова через пятнадцать минут, я выйду через десять.
Он не ответил. Юлия проследила за его взглядом. Ее гость повернулся к окну, рассматривал оконную раму. Юлия уже и забыла, что там вон, в ее стерильно чистом мире, на белоснежной раме сереет неопрятный продолговатый комок. Она несколько раз, когда мыла стекло, проходила и по нему мокрой тряпкой, но куколка вцепилась в дерево как клещ, держится.
Прошлой осенью в открытое окно откуда-то снизу вползла толстая мохнатая гусеница. Юлия панически боялась любых червяков, потому сразу же начала искать, чем бы прихлопнуть… Но тут раздался телефонный звонок, взволнованный голосок Валентины, школьной подруги, пропищал умоляюще, что не могла бы приехать, нелады с мужем, ребенка оставить не на кого, а этот идиот уже и телевизор вышвырнул из окна: счет футбольного матча не одобрил…
Пришлось срочно выскакивать, мчаться на другой конец города, улаживать, сидеть с перепуганной подругой, потом люди в милицейской форме, протоколы и прочие бумаги, наконец дурака увели в участок, а ей пришлось заночевать…
Прямо от подруги с утра на службу, коллеги острили, что раз не переоделась, то ночевала не дома. Наконец добралась домой, приняла душ, поела вволю и только к самому вечеру, подойдя к окну, увидела, как гусеница старательно прикрепилась к раме возле самого стекла, так что со стороны казалось, будто две толстые гусеницы остановились передохнуть. По телевизору в этот момент начался любимый сериал, а после сериала ток-шоу про одиноких женщин затянулось далеко за полночь…
На следующий день гусеница сморщилась, с шеи начала сползать шкура, а затем выглянул острый нос блестящей ракеты. Чуть позже шкура высохла и свалилась клочьями, а остроносая с обоих концов куколка, чем-то похожая на пулю и на космическую ракету разом, осталась на раме. Юлия с нею примирилась, но когда мыла окно, то мокрой тряпкой безжалостно проходилась и по ней. Впрочем, прочные доспехи выдерживали такой натиск, как на природе выдерживают дожди.
Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелей высунулись гадкие шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения, остановилась за спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками, что просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнуло тоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с огромными, еще невидящими… или видящими?.. глазами.
— Трудно поверить, — сказала Юлия, — что из гусеницы получается бабочка!
— Еще как трудно, — ответил Олег. Он даже не обратил внимания, что Юлия положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так, что ее полные груди провоцирующе коснулись его затылка. — Сколько раз такое видел…
— Ты не специалист по насекомым?
— Увы, — ответил он со вздохом, — всего лишь по людям.
Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его руки сграбастали ее за талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на миг прижалась к широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстро пошла сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешно высвободилась:
— Что-то у нас все не так… Кофе на ночь, говорим черт те о чем!..
— Наверное, — предположил он, — мы не такие, как все.
— Это конечно, — согласилась она. — Мы — самые лучшие!
Засмеялась снова, у нее ровные красивые зубы, и потому смеяться можно очень широко, правда, с левой стороны один зуб почему-то посерел, но настолько широко она пасть и не разевает, иначе он увидит ее трусики, а при смехе у нее еще и милые ямочки на щеках…
Олег улыбнулся, мысли этой феминистки как на ладони, как и она вся. Как будто он не видит ее слегка подпорченный правый коренной зуб, и даже соседний, о начале кариеса которого она даже не подозревает, как будто не видит сквозь тонкое летнее платьице ее фигуру, не видит ее родинок, форму клитора, золотистого пушка на лобке, где волосиков на удивление мало, как у ребенка! Крохотная родинка слева, розовая, почти скрытая под золотистой шерстью. Нежная кожа, шелковистая на ощупь. Пупок аккуратный, не широкий, какие положены восточным красавицам по канонам их красоты, вполне европейский. Ноги хорошей формы, целлюлит в самой ранней форме, достаточно длинные, с развитыми икрами и неплохой формы лодыжками…
Ей тоже показалось, что он видит ее всю, даже со всеми внутренностями и наполовину заполненным кишечником. Вспыхнула, ощущая, как кровь прилила к щекам, повернулась и пошла к ванной. Все это время чувствовала, как он провожает ее долгим внимательным взглядом.
Надо завести собаку, — мелькнула сердитая мысль. — Сейчас чувствую просто радость, что этот рыжий в моей квартире. А почему? Да всего лишь потому, что страшно идти в ванную, оставляя квартиру вот так. Насмотрелась фильмов, где, как только красивая молодая женщина, вот как она, уходит в ванную и включает воду, тут же в квартире неслышно появляется маньяк с длинным ножом или топориком в волосатой руке. И ходит, гад, по квартире, ходит, а она плещется, ничего не слышит, наконец он видит ее стройный силуэт под струями воды… интересно, увидел бы этот Олег ее великолепную фигуру… ах да, это только у них там двери из рифленого стекла, а здесь простые, из деревоплиты…
Да, — подумала она сердито, — я радуюсь только потому, что в комнате кто-то есть. Так бы и собаке радовалась. Та, по крайней мере, залает, предупредит. Правда, этот тоже… здоровый как лось. Хоть и не стал драться с теми сопляками, но чувствуется, что не струсил. Наверное, тренер какой-нибудь футбольной команды. Или хоккеист. Только вид у него такой, словно после тяжелой травмы. И за бок держался, даже кривился…
И что за странная эпилептика, которая, как он говорит, началась совсем недавно?
Глава 3
Дверь ванной легонько хлопнула. Судя по крохотной щелочке, эта трепетная женщина с заячьим сердцем и телом Артемиды на защелку не закрылась. Тоже чувствует, кому можно доверять. Или готовится попросить подать ей полотенце?
Олег усмехнулся, усилием воли попытался заглушить сильнейшую боль в печени, но удалось только наполовину. В правом боку полыхает жар, словно туда впихнули раскаленный булыжник. Кое-как, перекосившись, включил ее комп, выбрал из стопки лазерных дисков поновее, сунул в сидюк. Через дверь ванной донесся шум льющейся воды. Из двух стареньких динамиков мелодия пошла ровная, даже странно для современной красивой женщины.
Зазвонил телефон. Олег быстро посмотрел на окна. Хотя он избегает подходить так, чтобы его силуэт мелькнул на шторе, но стекла здесь простые, направленный микрофон в состоянии схватывать разговоры по всей квартире.
Из ванной пахнуло бодрящим холодом. Струи из закрепленного над головой шланга с силой били по блестящей коже. Юлия, блестящая как мраморная статуэтка под каплями дождя, красиво повернулась в его сторону. В серых глазах смех и сдержанное торжество: редкий мужчина не отыщет повод, чтобы не заглянуть в ванную.
— Что-то случилось?
Олег молча протянул ей телефон. Юлия с той же торжествующей улыбкой протянула руку, красиво и величественно, мокрые пальцы подняли трубку.
— Алло?.. Валентину?.. Звоните ей домой… Ну, если она не оставила вам телефон… А кто звонит?.. Что-то передать?
Олег насмешливо наблюдал, как она нахмурилась, положила трубку.
— Что, даже не назвался?.. А говоришь, далеко ушли от язычества.
Она положила трубку на рычажки, глядя ему в глаза. Мокрые волосы прилипли, но и без пышной прически она выглядит изумительно, и она это знала. Семьсот долларов за татуашь, теперь ни один мужчина не испугается, увидев такое лицо без косметики. А фигура у нее и без всякого шейпинга…
Однако он отступил с мокрым телефоном в руках. Холодные брызги все еще падали на его тонкую рубашку, под ней четче обозначились как выпуклые грудные мускулы, так и квадратики живота. На широком черном поясе коробочка мобильного телефона, еще пейджер, другие коробочки…
Стараясь стряхнуть с себя наваждение, она спросила насмешливо:
— Еще и мини-компьютер?.. Зачем?
— Там модем, — объяснил он равнодушно. — Передача идет точнее.
— Точнее, чем что? — уточнила она, не поняв.
Он странно взглянул на нее:
— Чем без модема.
Она не поняла, как можно передавать информацию без модема, но красноголовый гость отступил за дверь, напоследок бросив на ее нагое блестящее тело охватывающий взгляд… не жадно лапающий, а скорее дружеский.
Закрыв дверь, Олег прислонился к двери спиной. В боку все сильнее растекается нехорошее жжение, словно теннисный мяч превратился в горячий ком свинца, уже плавится, а раскаленные капли прожигают кости. Внезапно и без предупреждения заломила нижняя челюсть, стрельнуло в ухе. Он отнес телефон на стол, подумав рассеянно, что звонившим движет древний первобытный страх, что если узнают имя, то получат власть над ним самим. Да, этот мир еще в язычестве…
А это обилие шаманов… то бишь священников, гадалок, ведьм, знахарей, оккультистов и прочей шушеры…
Не рано ли швырнули в научно-техническую эру?
Раздался звонок. Он с недоумением посмотрел на телефон в руках. Не сразу сообразил, что звонят в дверь, совсем голова отупела…
Поставил телефон на столик, поморщился, кто же ходит без приглашения, да еще в такое позднее время, прислушался к шуму воды за дверью ванной. Ладно, откроем сами…
За дверью стоял офицер в пятнистой форме. За ним двое крепких ребят в таких же пятнистых комбинезонах. Офицер при кобуре, руки парней на автоматах, что свисают с плеч, стволы повернуты в его сторону.
Олег уставился бараньим взглядом. Офицер сказал брезгливо:
— Вы… и все, кто здесь находится, поедете с нами.
Олег удивился:
— Вы что, милиция?.. Что у вас за форма, ребята?
— Мы не милиция, — ответил офицер еще брезгливее. Похоже, его тяготило нелепое задание. — Есть кто еще в доме? Отойдите от двери.
Олег спросил недовольно:
— А ордер у вас есть?
Офицер сказал надменно:
— Нам не требуется ордер. Отойдите от двери.
Он вытащил пистолет. Двое вскинули автоматы. У обоих вид был уверенный и насмешливый. Олег послушно отступил на шаг, а затем качнулся в сторону. Боже, — мелькнуло в голове, — когда же это кончится? Хоть в диком племени, хоть в цивилизованном Риме, хоть в этом… образовании — все то же упование на грубую силу, а не на разумные доводы…
Мысли еще текли в голове медленно и печально, но заученные рефлексы заставили сократиться мышцы. Офицер и десантники увидели только смазанные движения. Офицер влетел в прихожую и врезался лбом в бетонную стену, а десантники с разбитыми в кровь головами рухнули тоже по эту сторону двери.
Олег аккуратно закрыл дверь, вроде бы соседи не видели, сейчас по первому каналу модное телешоу А кто сглупит круче?, повернулся. Все трое не двигаются, в болевом шоке от неожиданных ударов. Офицер первым зашевелился, Олег ударил ногой по печени.
— Ну, теперь скажешь, по какому праву? Вернее, кто послал?
Тот скрючился, зажимая руками ушибленное место. Олег схватил за волосы на затылке, задрал кверху залитое красным из разбитого носа лицо. Офицер хрипел, захлебывался кровью, выплевывал, глаза смотрели с ненавистью. Оба десантника начали шевелиться, как выброшенные на берег медузы. Пистолет и два автомата лежали в дальнем углу.
— Сволочь… — прохрипел офицер. — Убьем…
Зажав волосы так, что кожа натянулась до скрипа, Олег холодно ударил о стену. Послышался хруст, лицо залило кровью. Офицер хрипел, булькал. Олег ударил дважды, сильнее. Не отпуская голову, резко отдернул, всмотрелся в обезображенную маску на месте лица.
В сплошном кровавом месиве булькало, хлюпало. Из кровавой каши вылетели при кашле обломки зубов. Из того места, где были губы, а теперь набухали кровоточащие лохмы мяса, вырвался глухой стон, полный животного ужаса.
— Теперь лучше? — поинтересовался Олег равнодушно.
Офицер хрипел, Олег следил за движением его век. В нужный момент отшатнулся, перехватил свободной рукой кулак десантника. Послышался громкий отчетливый хруст. Десантник дико закричал. Кости грубо сломанной кисти прорвали мясо, торчали зазубренными краями. Олег отпустил, дернув напоследок вроде бы чуть-чуть, но десантник от дикой боли в порванных нервах рухнул на пол, корчился, ослепленный и оглушенный страданием.
Олег начал методично бить офицера лицом о стену, ломая кости, разрывая ткани. Кровь по стене бежала скупой струей. Расплюснутые губы офицера задвигались. Олег другой рукой дотянулся до динамика, приглушил звук.
— Сволочь, — пробулькал офицер.
Олег сказал отчетливо:
— Ты сейчас умрешь. Тебя ничто не спасет. Но сперва, скажешь… уже становишься… калекой.
— Ты не… Тебе это… Я скажу!.. Скажу, сволочь…
— Говори, — предложил Олег.
Он косился на дверь ванной.
Офицер замешкался с ответом, ладонь тут же ударила ребром по губам. Губы провалились вовнутрь вместе с выбитыми зубами. Офицер закашлялся, торопливо выплюнул крошево зубов со сгустками крови.
— Нас послали из Четвертого управления…
— Кто?
Офицер помедлил, Олег безжалостно начал ломать нижнюю челюсть. Офицер вскрикнул:
— Коваленко… Он куратор!..
— Что он велел?
— Доставить…
— В управление?
— Нет… На квартиру…
Олег кивнул, понятно. Управление — всего лишь питомник для чиновников. Все операции планируются на тайных квартирах. Все тайные службы мира — ЦРУ, ФСБ, Моссад, Сигуранца — имеют тайные конспиративные квартиры. Так что эти бравые парни могут искренне думать, что выполняют официальное задание властей по задержанию опасного врага…
Хрустнули шейные позвонки. Тяжелое тело рухнуло на пол, а Олег в два прыжка очутился возле ванной. Из-под двери катили запахи дорогого шампуня, звякнуло стекло. Он почти слышал скрип чисто вымытой кожи, по кафелю шлепнули босые ступни.
Он позволил двери приоткрыться на ширину ладони, придержал:
— Чудесно выглядишь… Только не пугайся! Сюда ворвались какие-то твои знакомые, устроили разборку, перебили друг друга… Они там, в прихожей. Пьяные, наверное.
Дверь распахнулась, Юлия ахнула, прижала ладони ко рту. Олег метнулся к шкафу, на диван полетели платья, модные брючки, цветные блузки.
— Одевайся. Быстро!
Все еще не веря, она выглянула.
1 2 3 4 5 6 7 8