не отдавать же иностранным компаниям то, что вам самим принесет колоссальный доход! Те и так своего не упустят, но и вы, ребята, не зевайте! А то потом жалеть будете и жаловаться, что вас опять обошли, что снова иностранцы вам нос натянули.
Вот, примерно, так понимал роль Сальникова и Алексей Петрович Смуров. И будучи действительно человеком энергичным и деловым, первый зам министра сумел быстро организовать и подготовить достаточно солидное, как ему представлялось, совещание. Он, кстати, уже имел с наиболее влиятельными участниками предварительные беседы. «Народ», по его мнению, понимал суть вопроса, но имел и свою, достаточно определенную и твердую точку зрения, которая вполне импонировала Смурову, поскольку и он сам, и, скажем так, другие «заинтересованные лица», с чьей волей спорить и трудно, и накладно, то есть фактически невозможно, придерживались варианта, в корне отличавшегося от президентского.
Вопрос ведь теперь, в окончательном его виде, мог стоять так: либо «японский вариант», либо «японо-китайский». Но оба они отсекали в большей или меньшей мере главного соседа — Китай, который ни за что не согласится на какие-то подачки с «барского стола». Тут на карту поставлено многое, то есть в том плане, что уже поставлено, и отыгрывать назад, давать обратный ход по меньшей мере рискованно. А вот Сальников со своей известной уже упертостью, сумевший убедить не одного, а, судя по всему, двоих президентов, представлял сейчас действительно большую и трудную проблему, как полагал Алексей Петрович, практически неразрешимую. Если, конечно, как говорится, не вмешается случай…
Возникшие шум и суматоха в связи с непонятной и никем, оказывается, не контролируемой ситуацией, похоже было, совершенно не касались Смурова, хотя именно он являлся наиболее заинтересованным лицом. Его же шеф сгинул неизвестно куда. Причем вместе с самолетом. Ведь был буквально рядом, на подлете, когда это стало ясно? Да вот уж не менее сорока минут назад. А уже близится полночь. И все молчат, никто не бьет тревоги. И первый среди этих «спокойных лиц» — представитель министерства. Ничего понять нельзя.
Кто-то из вышедших на свежий воздух ранее вдруг сообщил, что слышал недавно нечто похожее на раскат грома. Сперва как бы один удар, даже что-то на горизонте вроде осветилось, вроде зарницы, а потом, чуть ли не полчаса спустя, прокатилось еще несколько громовых ударов. А сейчас ночь, темно, может, на трассе возник грозовой фронт, и пилоты не стали рисковать, изменили маршрут?
Мысль была неожиданной и интересной. Стали обсуждать теперь и такой возможный вариант. Тем более что вечер был наполнен той особой духотой, какая обычно и возникает перед грозой. Хотя и свежестью приближающегося дождя еще не тянуло. Но — все может быть, не исключено также, что гроза уже прошла мимо, стороной.
Однако если это так, то почему исчезла связь с самолетом? Тоже грозовой фронт виноват? А что, разве не бывает? С нашей природой, после того что мы с ней натворили, как заметил один юморист, теперь много неясного.
У Смурова, привлекая внимание других, зазвонил мобильный телефон. Он достал из кармана трубку, выслушал какое-то короткое сообщение и так же кратко ответил: «Хорошо, я понял», после чего сложил трубку, собираясь сунуть ее обратно в карман.
Но, видя обращенные к себе вопросительные взгляды, Алексей Петрович счел необходимым несколько разрядить ситуацию.
— Я, конечно, не вправе ставить себя на место министра, но могу предположить, господа, что в связи с тем, что вчера поздно вечером у Виталия Анатольевича состоялась довольно продолжительная приватная встреча с президентом, возможно, в некоторые условия нашего совещания были внесены некоторые коррективы. К сожалению, я о них не информирован, иначе мы сейчас все вместе не теряли бы время здесь, а занимались более полезными делами.
— Да, но как это выглядит? — загудел красный от возмущения Прохоров.
— Видимо, мне остается только принести вам, Василий Игнатьевич, и вам, господа, глубокие извинения за причиненные неудобства. Я, повторяю, совершенно не в курсе…
— Но есть же телефонная связь, в конце концов! — выкрикнул кто-то, словно намекая на только что состоявшийся звонок самому Смурову.
— Если вы об этом, — Алексей Петрович взглядом нашел «крикуна» — это оказался спикер Белоярского парламента — и с простецкой такой улыбкой показал ему свой мобильник, — то, к сожалению, звонок к нашему делу совершенно не относится. Это звонил мой старый приятель, еще со студенческих времен, и спрашивал, когда я освобожусь. Ужин остывает, видите ли. — Смуров снисходительно и несколько принужденно засмеялся.
И его поддержали стоявшие рядом: народ заулыбался, напряжение спадало.
— Но если вы хотите знать мое личное мнение, основанное на… как бы выразиться поточнее? Ну, на некотором опыте общения с Виталием Анатольевичем в течение почти трех лет, то я могу сказать следующее. На моей памяти уже бывали случаи, когда министр вдруг, не ставя в известность даже ближайшее окружение — замов, помощников, принимал несколько неожиданные решения. В разных ситуациях разные, господа. Надо будет завтра проверить все те переговоры, которые вели местные диспетчеры с бортом самолета, может быть, они не все поняли, что-то напутали, или помехи были, от той же грозы, например. Но если самолет не приземлился вовремя, это вовсе не значит, что с ним должно обязательно что-то случиться. Во-первых, машина проверенная, я сам не раз летал на этом «Яке», во-вторых, пилот опытный, заслуженный. Сальников мог, не исключаю, изменить маршрут. Особенно после разговора с президентом. Да и потом, мы ж не знаем, о чем они договорились. Ну и махнули, например, в Иркутск. Или в Хабаровск. Чтобы завтра с утра прилететь прямо к совещанию — министр ведь прекрасно знает о нашем форуме. Исходя из этого, предлагаю поступить так. Сегодня завершить, в смысле — свернуть несостоявшееся мероприятие, и снова прошу вас принять от меня искренние извинения. Да министр, полагаю, и сам объяснит нам ситуацию. Разъедемся по домам, а завтра, как говорится, Бог даст день, даст и пищу для размышлений. Ну, не вышло торжественной встречи, господа! Видит Бог, в этом нет ничьей, я имею в виду нас, собравшихся здесь, вины. Давайте лучше выпьем по рюмочке и отдохнем.
Выслушав несколько пространную, но заметно искреннюю речь заместителя министра, собравшиеся, морщась и не скрывая своего разочарования, потянулись обратно в помещение аэровокзала, чтобы отправиться затем по своим делам. Да какие уж дела в двенадцатом часу ночи? По домам пора.
Проходя мимо стола, на котором оставалось еще много выпивки и нетронутых закусок, некоторые действительно останавливались, вспомнив добрый совет заместителя министра, — ну не пропадать же добру! И вскоре фуршет как-то сам по себе, без всяких конкретных указаний со стороны, самостийно, можно сказать, продолжился. А то не по-русски получается, в самом деле. Зря, что ли, приехали? Зря так долго ждали, волновались, черт возьми?..
Алексей Петрович получил приглашение губернатора отправиться с ним и некоторыми его гостями — имелись в виду губернаторы ближайших регионов — на дачу, в дом приемов. Он поблагодарил за приглашение, но вежливо отказался, опять-таки ссылаясь на уже принятое им ранее приглашение к другу на ужин. Прохоров был разочарован. И Смуров заметил, что губернаторы, возглавляемые Василием Игнатьевичем, вскоре прошествовали мимо стола. И на него даже не взглянули, неужто обиделись? Ну и ни хрена с ними не сделается, тем более что у них своя программа, и посторонние, тем более из Москвы, да еще прибывшие со своими «указивками», им не очень-то и нужны. А «народ»? Ему и здесь неплохо. Выпьют, закусят и поговорят «за жизнь» — много ли надо?
У Смурова снова запиликал мобильник. Он остановился за дверью зала и поднес трубку к уху. Этого звонка он ждал тоже.
— Как поживает наш дорогой? Как здоровье? — спросил приглушенный, заметно картавящий голос.
— Птичий грипп, сами понимаете, он лечится долго. Если лечится вообще.
— Вы говорите так уверенно? — уже бодрым голосом раскатил букву «р» абонент.
И Смуров, оглянувшись, ответил будто даже чуть-чуть суеверно, тем не менее твердо, возможно, с большей категоричностью, чем следовало бы, и чувствуя при этом странное облегчение:
— Сто пудов.
Так обычно выражалась супруга Алексея Петровича, три года назад сменившая фамилию Сальникова на Смурову.
Да, вот ведь как бывает в жизни. Жили вроде бы счастливым браком Виталий Анатольевич с Мариной Евгеньевной. Недолго были «счастливы», всего четыре года. Даже детей не успели завести. Но Виталий тогда уже «засиделся» в главке, и будущее его было абсолютно неясным. А Лешка уже ходил в замах министра и отчетливо видел свою дальнейшую перспективу. Они были давно знакомы между собой — оба учились в Московском энергетическом институте, правда, на разных курсах, Виталий на год старше. Но система-то одна, поневоле встречались, как бывшие сокурсники. Марина и рискнула сменить лошадку. И не угадала. Новому президенту тогда почему-то «показался» именно Сальников. А Смуров так и остался в замах, правда, поднялся до первого. Но это уже была инициатива Виталия Анатольевича, который всегда отметал в служебных взаимоотношениях всякое личное, ставя на главное место деловые качества работника.
Однако все это — лирика, не брал ее сейчас в голову Алексей Петрович. Тот, первый телефонный звонок, доставший его у выхода на летное поле, уже все расставил по своим местам. И для суеверий, как и для «неясностей», места больше не осталось…
3
Шел девятый час утра. Еще только-только началась работа, а подполковник милиции Симагин — спокойный, толковый, знающий свое профессиональное дело мужик, едва не хватался за голову. Без конца звонили какие-то психи, причем все из одного поселка, и буквально в один голос уверяли, что где-то недалеко от них — сравнительно, конечно, недалеко, по таежным понятиям, — «всю ночь чего-то там горело и взрывалось». Может, самолет чего-нибудь бомбил, что летал над поселком низко и с работающими на полную катушку движками? Это была версия первого позвонившего.
А когда подполковник попробовал выяснить у него, что за самолет и насколько «место бомбежки» недалеко от поселка, чтобы можно было послать кого-нибудь и проверить, тот понес полную околесицу. По его мнению, выходило, где-то в километре, а вполне возможно, что и в пяти. И это таежник говорит! Нажрался поди еще с вечера, вот ему взрывы и мерещатся. А что горит — так это понятное дело, с хорошей похмелюги всегда душа пылает, еще как!
— Ты где вчера был? — для пущей уверенности спросил подполковник.
— У дружка. А чо? Он в порядке.
— Оно и видно. — У Симагина пропало желание беседовать дальше, но он на всякий случай спросил, что за самолет такой носился над крышами?
Про непонятный самолет тот вообще ничего определенного сказать не мог, он только слышал, что тот летал, и все!
«Так над этим Рассветом, — подумал подполковник, мельком взглянув на большую настенную карту губернии, — и должны постоянно летать рейсовые самолеты на Дальний Восток, эка невидаль! Трасса же у них тут проходит…»
Короче, понимая моральное, да и физическое состояние человека, Симагин по-доброму посоветовал мужику, даже и не спрашивая его фамилии, — зачем ему лишние неприятности? — дернуть стаканчик самогонки, если серьезных дел на сегодня нет, зажевать жменей моченой бруснички — очень пользительная по этому делу ягода! — и прилечь на бочок. Глядишь, к обеду все пожары закончатся. А уж про какие-то бомбежки и вовсе забудется.
Только положил трубку, усмехаясь и даже отчасти завидуя человеку, который может себе позволить отдохнуть в рабочее-то время, как раздался новый звонок. И тоже был мужчина, и понес про то же самое гулким таким басом, будто в бочку говорил, а не в телефонную трубку: мол, всю ночь у них там, неподалеку, что-то горело и взрывалось.
Очень странным это уже показалось подполковнику. Он попросил звонившего чуток обождать, а сам по внутреннему телефону перезвонил дежурному.
— Слышь, Костерин! Ты какого хрена им мой номер даешь? У меня что, других забот нету, кроме как пьяных чудиков выслушивать?
— Виноват, товарищ подполковник, но они начальство требуют, а кроме вас…
К сожалению, это действительно так, начальника отдела милиции на воздушном транспорте полковника Лямкина сегодня на службе нет и, видать, не будет. Еще позавчера в Белоярск прилетел из Москвы сам директор Департамента милиции на воздушном транспорте генерал-майор Митрофанов и потребовал, чтоб начальник отдела всюду сопровождал его. Вот того и нет третий день. Гуляют, небось. Лямкин горазд принимать московское начальство, и оно это знает. Ну и что теперь делать?
— Да, я слушаю вас, — морщась, словно от больного зуба, сказал в городскую трубку Симагин. — Давайте так. Назовитесь сперва. Потом — откуда конкретно звоните, а все остальное еще раз и почетче, пожалуйста, чтоб я мог понять и записать. Слушаю…
Короче говоря, звонил, оказывается, мастер с лесопункта, из того же Рассвета, Егор Миронович Лаптев. Это отсюда километров двадцать пять, да не по трассе, на нее всего десяток верст приходится, а дальше — таежные дороги, старые гати, проложенные еще в сороковых годах прошлого века. Их время от времени подправляют, а на хорошую дорогу бюджетных средств не хватает. Тяжелые машины — трактора, лесовозы, вездеходы армейского типа — этим нормально, а чтоб легковушке, так то пустой номер. Лагеря там были, плохое место, гиблое. Строили чего-то, вроде полигон какой, да не достроили, бросили, а там и власти поменялись, лагеря похерили да и забыли. А в тех местах, неподалеку от бывшего лагеря, поселок поднялся, который кто-то, словно в насмешку, Рассветом назвал. Лесопункт там образовали — тайга-то породистая, кедрач сплошной. Так вот, там это, получается.
— Прошедшей ночью, точнее сказать, поздним вечером, примерно, в десять минут двенадцатого, — обстоятельно начал по новой густым басом мастер с лесопункта, — я, стало быть, вышел, извиняюсь, в туалет, поскольку удобства у меня летом во дворе. И тут услышал сильный, но отчасти скраденный расстоянием будто удар грома. А спустя минуту-другую, я не замечал по часам, поскольку темно было, громыхнуло снова, и даже зарево поднялось над лесом в южном направлении…
Коротко говоря, сперва он подумал, что это гроза приближается, но ничего похожего на нее в атмосфере не ощутил. Подумалось, что гром был все же искусственного происхождения, то есть как бы делом человеческих рук, ну, похожий на взрывы, какие он постоянно в свое время слышал, когда дробили скальные породы на щебень, для отсыпки железнодорожной магистрали. Не здесь, нет, когда на Байкале работал, лет двадцать тому… Однако послушал еще, но все вокруг было тихо. А позже, он уже дома сидел, не спалось, услышал рыкающий такой звук автомобильных моторов. Пока собрался выйти, шум затих. Но потом, позже, снова услыхал несколько взрывов, либо это все-таки раскат грома такой был, стены-то гасят звуки. А когда снова зарычали двигатели, выглянул-таки и увидел вывернувшие из тайги на трассу пару армейских вездеходов. Но кто в них был, узнать, конечно, не успел, те не останавливались. Фарами ослепили на миг, да и умчались в сторону города. И ехали они, по всей вероятности, со стороны полигона, как тут, в Рассвете, называют то поганое место.
Вот об этом странном ночном происшествии он и счел своим долгом сообщить в милицию.
Симагин поинтересовался, почему именно в транспортную, а не к своим, поселковым сперва обратился? Есть же у них там опорный пункт? Должен быть!
А не обратился он, оказывается, потому, что утром встретил Аристарха Самохваленко, механика своего, с которым и обсудил ночное происшествие. И оба пришли к единому мнению, что рассветовский участковый, старший лейтенант Бронька Данин у них — пустая фуражка, а никакая не власть, хоть он уже с утра туда наладился, тоже, поди, взрывы слыхал. И зарево наблюдал. Но разговаривать все равно следует с серьезными людьми, каковыми тот же Аристарх считает транспортную милицию. И куда он уже, как свидетель, сам первый звонил. Так и сказал. После чего и Лаптеву номер этого телефона назвал.
— А что, Аристарх ваш, он здорово закладывает за воротник? — спросил подполковник на всякий случай.
— Не-а, как все… Как я… нормальный мужик. Так вы меры, стало быть, примете?
— Сейчас решим. А дорога там проходимая? «Газон» пройдет, как считаете?
— Да сушь нынче.
1 2 3 4 5 6
Вот, примерно, так понимал роль Сальникова и Алексей Петрович Смуров. И будучи действительно человеком энергичным и деловым, первый зам министра сумел быстро организовать и подготовить достаточно солидное, как ему представлялось, совещание. Он, кстати, уже имел с наиболее влиятельными участниками предварительные беседы. «Народ», по его мнению, понимал суть вопроса, но имел и свою, достаточно определенную и твердую точку зрения, которая вполне импонировала Смурову, поскольку и он сам, и, скажем так, другие «заинтересованные лица», с чьей волей спорить и трудно, и накладно, то есть фактически невозможно, придерживались варианта, в корне отличавшегося от президентского.
Вопрос ведь теперь, в окончательном его виде, мог стоять так: либо «японский вариант», либо «японо-китайский». Но оба они отсекали в большей или меньшей мере главного соседа — Китай, который ни за что не согласится на какие-то подачки с «барского стола». Тут на карту поставлено многое, то есть в том плане, что уже поставлено, и отыгрывать назад, давать обратный ход по меньшей мере рискованно. А вот Сальников со своей известной уже упертостью, сумевший убедить не одного, а, судя по всему, двоих президентов, представлял сейчас действительно большую и трудную проблему, как полагал Алексей Петрович, практически неразрешимую. Если, конечно, как говорится, не вмешается случай…
Возникшие шум и суматоха в связи с непонятной и никем, оказывается, не контролируемой ситуацией, похоже было, совершенно не касались Смурова, хотя именно он являлся наиболее заинтересованным лицом. Его же шеф сгинул неизвестно куда. Причем вместе с самолетом. Ведь был буквально рядом, на подлете, когда это стало ясно? Да вот уж не менее сорока минут назад. А уже близится полночь. И все молчат, никто не бьет тревоги. И первый среди этих «спокойных лиц» — представитель министерства. Ничего понять нельзя.
Кто-то из вышедших на свежий воздух ранее вдруг сообщил, что слышал недавно нечто похожее на раскат грома. Сперва как бы один удар, даже что-то на горизонте вроде осветилось, вроде зарницы, а потом, чуть ли не полчаса спустя, прокатилось еще несколько громовых ударов. А сейчас ночь, темно, может, на трассе возник грозовой фронт, и пилоты не стали рисковать, изменили маршрут?
Мысль была неожиданной и интересной. Стали обсуждать теперь и такой возможный вариант. Тем более что вечер был наполнен той особой духотой, какая обычно и возникает перед грозой. Хотя и свежестью приближающегося дождя еще не тянуло. Но — все может быть, не исключено также, что гроза уже прошла мимо, стороной.
Однако если это так, то почему исчезла связь с самолетом? Тоже грозовой фронт виноват? А что, разве не бывает? С нашей природой, после того что мы с ней натворили, как заметил один юморист, теперь много неясного.
У Смурова, привлекая внимание других, зазвонил мобильный телефон. Он достал из кармана трубку, выслушал какое-то короткое сообщение и так же кратко ответил: «Хорошо, я понял», после чего сложил трубку, собираясь сунуть ее обратно в карман.
Но, видя обращенные к себе вопросительные взгляды, Алексей Петрович счел необходимым несколько разрядить ситуацию.
— Я, конечно, не вправе ставить себя на место министра, но могу предположить, господа, что в связи с тем, что вчера поздно вечером у Виталия Анатольевича состоялась довольно продолжительная приватная встреча с президентом, возможно, в некоторые условия нашего совещания были внесены некоторые коррективы. К сожалению, я о них не информирован, иначе мы сейчас все вместе не теряли бы время здесь, а занимались более полезными делами.
— Да, но как это выглядит? — загудел красный от возмущения Прохоров.
— Видимо, мне остается только принести вам, Василий Игнатьевич, и вам, господа, глубокие извинения за причиненные неудобства. Я, повторяю, совершенно не в курсе…
— Но есть же телефонная связь, в конце концов! — выкрикнул кто-то, словно намекая на только что состоявшийся звонок самому Смурову.
— Если вы об этом, — Алексей Петрович взглядом нашел «крикуна» — это оказался спикер Белоярского парламента — и с простецкой такой улыбкой показал ему свой мобильник, — то, к сожалению, звонок к нашему делу совершенно не относится. Это звонил мой старый приятель, еще со студенческих времен, и спрашивал, когда я освобожусь. Ужин остывает, видите ли. — Смуров снисходительно и несколько принужденно засмеялся.
И его поддержали стоявшие рядом: народ заулыбался, напряжение спадало.
— Но если вы хотите знать мое личное мнение, основанное на… как бы выразиться поточнее? Ну, на некотором опыте общения с Виталием Анатольевичем в течение почти трех лет, то я могу сказать следующее. На моей памяти уже бывали случаи, когда министр вдруг, не ставя в известность даже ближайшее окружение — замов, помощников, принимал несколько неожиданные решения. В разных ситуациях разные, господа. Надо будет завтра проверить все те переговоры, которые вели местные диспетчеры с бортом самолета, может быть, они не все поняли, что-то напутали, или помехи были, от той же грозы, например. Но если самолет не приземлился вовремя, это вовсе не значит, что с ним должно обязательно что-то случиться. Во-первых, машина проверенная, я сам не раз летал на этом «Яке», во-вторых, пилот опытный, заслуженный. Сальников мог, не исключаю, изменить маршрут. Особенно после разговора с президентом. Да и потом, мы ж не знаем, о чем они договорились. Ну и махнули, например, в Иркутск. Или в Хабаровск. Чтобы завтра с утра прилететь прямо к совещанию — министр ведь прекрасно знает о нашем форуме. Исходя из этого, предлагаю поступить так. Сегодня завершить, в смысле — свернуть несостоявшееся мероприятие, и снова прошу вас принять от меня искренние извинения. Да министр, полагаю, и сам объяснит нам ситуацию. Разъедемся по домам, а завтра, как говорится, Бог даст день, даст и пищу для размышлений. Ну, не вышло торжественной встречи, господа! Видит Бог, в этом нет ничьей, я имею в виду нас, собравшихся здесь, вины. Давайте лучше выпьем по рюмочке и отдохнем.
Выслушав несколько пространную, но заметно искреннюю речь заместителя министра, собравшиеся, морщась и не скрывая своего разочарования, потянулись обратно в помещение аэровокзала, чтобы отправиться затем по своим делам. Да какие уж дела в двенадцатом часу ночи? По домам пора.
Проходя мимо стола, на котором оставалось еще много выпивки и нетронутых закусок, некоторые действительно останавливались, вспомнив добрый совет заместителя министра, — ну не пропадать же добру! И вскоре фуршет как-то сам по себе, без всяких конкретных указаний со стороны, самостийно, можно сказать, продолжился. А то не по-русски получается, в самом деле. Зря, что ли, приехали? Зря так долго ждали, волновались, черт возьми?..
Алексей Петрович получил приглашение губернатора отправиться с ним и некоторыми его гостями — имелись в виду губернаторы ближайших регионов — на дачу, в дом приемов. Он поблагодарил за приглашение, но вежливо отказался, опять-таки ссылаясь на уже принятое им ранее приглашение к другу на ужин. Прохоров был разочарован. И Смуров заметил, что губернаторы, возглавляемые Василием Игнатьевичем, вскоре прошествовали мимо стола. И на него даже не взглянули, неужто обиделись? Ну и ни хрена с ними не сделается, тем более что у них своя программа, и посторонние, тем более из Москвы, да еще прибывшие со своими «указивками», им не очень-то и нужны. А «народ»? Ему и здесь неплохо. Выпьют, закусят и поговорят «за жизнь» — много ли надо?
У Смурова снова запиликал мобильник. Он остановился за дверью зала и поднес трубку к уху. Этого звонка он ждал тоже.
— Как поживает наш дорогой? Как здоровье? — спросил приглушенный, заметно картавящий голос.
— Птичий грипп, сами понимаете, он лечится долго. Если лечится вообще.
— Вы говорите так уверенно? — уже бодрым голосом раскатил букву «р» абонент.
И Смуров, оглянувшись, ответил будто даже чуть-чуть суеверно, тем не менее твердо, возможно, с большей категоричностью, чем следовало бы, и чувствуя при этом странное облегчение:
— Сто пудов.
Так обычно выражалась супруга Алексея Петровича, три года назад сменившая фамилию Сальникова на Смурову.
Да, вот ведь как бывает в жизни. Жили вроде бы счастливым браком Виталий Анатольевич с Мариной Евгеньевной. Недолго были «счастливы», всего четыре года. Даже детей не успели завести. Но Виталий тогда уже «засиделся» в главке, и будущее его было абсолютно неясным. А Лешка уже ходил в замах министра и отчетливо видел свою дальнейшую перспективу. Они были давно знакомы между собой — оба учились в Московском энергетическом институте, правда, на разных курсах, Виталий на год старше. Но система-то одна, поневоле встречались, как бывшие сокурсники. Марина и рискнула сменить лошадку. И не угадала. Новому президенту тогда почему-то «показался» именно Сальников. А Смуров так и остался в замах, правда, поднялся до первого. Но это уже была инициатива Виталия Анатольевича, который всегда отметал в служебных взаимоотношениях всякое личное, ставя на главное место деловые качества работника.
Однако все это — лирика, не брал ее сейчас в голову Алексей Петрович. Тот, первый телефонный звонок, доставший его у выхода на летное поле, уже все расставил по своим местам. И для суеверий, как и для «неясностей», места больше не осталось…
3
Шел девятый час утра. Еще только-только началась работа, а подполковник милиции Симагин — спокойный, толковый, знающий свое профессиональное дело мужик, едва не хватался за голову. Без конца звонили какие-то психи, причем все из одного поселка, и буквально в один голос уверяли, что где-то недалеко от них — сравнительно, конечно, недалеко, по таежным понятиям, — «всю ночь чего-то там горело и взрывалось». Может, самолет чего-нибудь бомбил, что летал над поселком низко и с работающими на полную катушку движками? Это была версия первого позвонившего.
А когда подполковник попробовал выяснить у него, что за самолет и насколько «место бомбежки» недалеко от поселка, чтобы можно было послать кого-нибудь и проверить, тот понес полную околесицу. По его мнению, выходило, где-то в километре, а вполне возможно, что и в пяти. И это таежник говорит! Нажрался поди еще с вечера, вот ему взрывы и мерещатся. А что горит — так это понятное дело, с хорошей похмелюги всегда душа пылает, еще как!
— Ты где вчера был? — для пущей уверенности спросил подполковник.
— У дружка. А чо? Он в порядке.
— Оно и видно. — У Симагина пропало желание беседовать дальше, но он на всякий случай спросил, что за самолет такой носился над крышами?
Про непонятный самолет тот вообще ничего определенного сказать не мог, он только слышал, что тот летал, и все!
«Так над этим Рассветом, — подумал подполковник, мельком взглянув на большую настенную карту губернии, — и должны постоянно летать рейсовые самолеты на Дальний Восток, эка невидаль! Трасса же у них тут проходит…»
Короче, понимая моральное, да и физическое состояние человека, Симагин по-доброму посоветовал мужику, даже и не спрашивая его фамилии, — зачем ему лишние неприятности? — дернуть стаканчик самогонки, если серьезных дел на сегодня нет, зажевать жменей моченой бруснички — очень пользительная по этому делу ягода! — и прилечь на бочок. Глядишь, к обеду все пожары закончатся. А уж про какие-то бомбежки и вовсе забудется.
Только положил трубку, усмехаясь и даже отчасти завидуя человеку, который может себе позволить отдохнуть в рабочее-то время, как раздался новый звонок. И тоже был мужчина, и понес про то же самое гулким таким басом, будто в бочку говорил, а не в телефонную трубку: мол, всю ночь у них там, неподалеку, что-то горело и взрывалось.
Очень странным это уже показалось подполковнику. Он попросил звонившего чуток обождать, а сам по внутреннему телефону перезвонил дежурному.
— Слышь, Костерин! Ты какого хрена им мой номер даешь? У меня что, других забот нету, кроме как пьяных чудиков выслушивать?
— Виноват, товарищ подполковник, но они начальство требуют, а кроме вас…
К сожалению, это действительно так, начальника отдела милиции на воздушном транспорте полковника Лямкина сегодня на службе нет и, видать, не будет. Еще позавчера в Белоярск прилетел из Москвы сам директор Департамента милиции на воздушном транспорте генерал-майор Митрофанов и потребовал, чтоб начальник отдела всюду сопровождал его. Вот того и нет третий день. Гуляют, небось. Лямкин горазд принимать московское начальство, и оно это знает. Ну и что теперь делать?
— Да, я слушаю вас, — морщась, словно от больного зуба, сказал в городскую трубку Симагин. — Давайте так. Назовитесь сперва. Потом — откуда конкретно звоните, а все остальное еще раз и почетче, пожалуйста, чтоб я мог понять и записать. Слушаю…
Короче говоря, звонил, оказывается, мастер с лесопункта, из того же Рассвета, Егор Миронович Лаптев. Это отсюда километров двадцать пять, да не по трассе, на нее всего десяток верст приходится, а дальше — таежные дороги, старые гати, проложенные еще в сороковых годах прошлого века. Их время от времени подправляют, а на хорошую дорогу бюджетных средств не хватает. Тяжелые машины — трактора, лесовозы, вездеходы армейского типа — этим нормально, а чтоб легковушке, так то пустой номер. Лагеря там были, плохое место, гиблое. Строили чего-то, вроде полигон какой, да не достроили, бросили, а там и власти поменялись, лагеря похерили да и забыли. А в тех местах, неподалеку от бывшего лагеря, поселок поднялся, который кто-то, словно в насмешку, Рассветом назвал. Лесопункт там образовали — тайга-то породистая, кедрач сплошной. Так вот, там это, получается.
— Прошедшей ночью, точнее сказать, поздним вечером, примерно, в десять минут двенадцатого, — обстоятельно начал по новой густым басом мастер с лесопункта, — я, стало быть, вышел, извиняюсь, в туалет, поскольку удобства у меня летом во дворе. И тут услышал сильный, но отчасти скраденный расстоянием будто удар грома. А спустя минуту-другую, я не замечал по часам, поскольку темно было, громыхнуло снова, и даже зарево поднялось над лесом в южном направлении…
Коротко говоря, сперва он подумал, что это гроза приближается, но ничего похожего на нее в атмосфере не ощутил. Подумалось, что гром был все же искусственного происхождения, то есть как бы делом человеческих рук, ну, похожий на взрывы, какие он постоянно в свое время слышал, когда дробили скальные породы на щебень, для отсыпки железнодорожной магистрали. Не здесь, нет, когда на Байкале работал, лет двадцать тому… Однако послушал еще, но все вокруг было тихо. А позже, он уже дома сидел, не спалось, услышал рыкающий такой звук автомобильных моторов. Пока собрался выйти, шум затих. Но потом, позже, снова услыхал несколько взрывов, либо это все-таки раскат грома такой был, стены-то гасят звуки. А когда снова зарычали двигатели, выглянул-таки и увидел вывернувшие из тайги на трассу пару армейских вездеходов. Но кто в них был, узнать, конечно, не успел, те не останавливались. Фарами ослепили на миг, да и умчались в сторону города. И ехали они, по всей вероятности, со стороны полигона, как тут, в Рассвете, называют то поганое место.
Вот об этом странном ночном происшествии он и счел своим долгом сообщить в милицию.
Симагин поинтересовался, почему именно в транспортную, а не к своим, поселковым сперва обратился? Есть же у них там опорный пункт? Должен быть!
А не обратился он, оказывается, потому, что утром встретил Аристарха Самохваленко, механика своего, с которым и обсудил ночное происшествие. И оба пришли к единому мнению, что рассветовский участковый, старший лейтенант Бронька Данин у них — пустая фуражка, а никакая не власть, хоть он уже с утра туда наладился, тоже, поди, взрывы слыхал. И зарево наблюдал. Но разговаривать все равно следует с серьезными людьми, каковыми тот же Аристарх считает транспортную милицию. И куда он уже, как свидетель, сам первый звонил. Так и сказал. После чего и Лаптеву номер этого телефона назвал.
— А что, Аристарх ваш, он здорово закладывает за воротник? — спросил подполковник на всякий случай.
— Не-а, как все… Как я… нормальный мужик. Так вы меры, стало быть, примете?
— Сейчас решим. А дорога там проходимая? «Газон» пройдет, как считаете?
— Да сушь нынче.
1 2 3 4 5 6