Колоссальная очередь. Духота! Наверное, обратно в контору не успею. Подмени меня сегодня и объясни начальству. А я сделаю завтра все, что ты захочешь.
— Все, что захочу? — с несвойственной ей игривостью заговорила Элечка. — Ну ладно. Только не отказывайся от своих слов.
— Не откажусь, — пробормотал Влад, когда Элечка повесила трубку. — Надеюсь, это не будет общая постель…
Незнакомая девушка все еще не ушла, и этой удачей следовало воспользоваться. В широкой стеклянной витрине ее ладненькая фигурка отражалась со спины. Рядом с ней он увидел собственную — молодой длинный парень в джинсовых брюках и желтой куртке — чем не жених? И столько изящества, элегантности было в нем, по мнению Влада, что девичий интерес к нему был вовсе не удивителен. Следы недавних побоев еще виднелись на его лице. Но Влад решил, что объяснит это своими подвигами на ринге. Один из приятелей после первенства Москвы по боксу был в гораздо худшем виде.
— Пойдемте, я покажу, где можно перекусить быстро и дешево, — сказал он незнакомой девице. — Кстати, а почему обязательно быстро?
Мелькнул большой серый глаз, прикрытый пушистыми ресницами.
— Потому что сегодня я уезжаю.
— Куда?
— В Иркутск.
— Почему так далеко?
— Я там живу.
— А здесь, в Москве?
— Поступала в институт. Провалила экзамен.
— В какой, если не секрет?
— Ваш вопрос напоминает мне старую карикатуру. Помните? Старушка разбила банку с молоком, а проходящая женщина спрашивает участливо: «Почем брали молоко?»
— Я, между прочим, могу дать совет, — обиделся Влад. — Есть разные институты. Разные сроки сдачи экзаменов.
— Нет, я уеду, — последовал ответ.
— Где же вы там живете, в Иркутске?
— В центре.
— Рядом с озером Байкал?
— Нет, до Байкала надо долго ехать.
— На чем? На телеге?
— Зачем? На машине. Я хоть родилась в Иркутске, а была на Байкале всего три раза. В последний раз искупалась там и заболела. Вода очень холодная.
— Это ваши музыканты Овечкины когда-то угнали самолет?
— Пытались угнать.
— Зачем они это сделали? Ведь, кажется, все у людей было: и почет, и слава, и квартира. Словом, все блага.
Девушка не согласилась:
— «Блага» — это только с нашей точки зрения.
Влад искоса взглянул на склоненную девичью головку с длинной русой косой. Очевидно, девица была из тех, кто обо всем имеет собственное мнение. Даже косою своею вроде бы как хвастается. А мода-то на косы давно прошла. Эйфория, охватившая Влада при встрече с незнакомкой, слегка поутихла.
— Интересно, как вы себе это представляете? И сколько вам было лет, когда эти Овечкины погибли?
— Немного. Но мои родители знали их. И я сужу по их рассказам. Это была крепкая многодетная семья, каких сейчас уже нет. Отец, правда, был пьянчужка, зато мать великая трудяга. На шести сотках вместе с детьми она выращивала кучу продуктов и корма для коров, свиней, кур. Мать с сыновьями работали от зари до зари. Потом каким-то образом в их дом вошла музыка. Они создали ансамбль. Музыкальные инструменты покупали на свои собственные деньги. У всех от мала до велика обнаружился талант. Их стали показывать на разных фестивалях, на смотрах. А что такое фестивали? Там денег не платят. Похлопали, прослезились, облобызали, и — привет! Езжайте обратно. Средства для жизни давало по-прежнему только домашнее хозяйство, скотина, те несчастные шесть соток. Ну, конечно, начальство заметило. Шум-то на всю страну. И начали этих Овечкиных, что называется, душить в объятиях. Во-первых, уникальный ансамбль, где играли и старшие и малые, растащили по кускам. У чиновника ум узкий, мыслит он по шаблону: как лучше? Да так — учиться, учиться и учиться. Всех распихали по учебкам. Самых малых из Иркутска в Москву увезли. Мать одна осталась. Ни работы, ни музыки. Ну мать-то не семижильная, одной не справиться. Забрала она детей из учебок этих. Но играть им самостоятельно ради заработка не давали. Не положено было. Противоречило социалистическим принципам. Боялись, если так позволить зарабатывать, все станут богатыми. И некому будет варить сталь, грузить картошку. Это сейчас на любом углу встань с гитарой, поставь шапку у ног и собирай, сколько сможешь. А тогда запрещалось, преследовалось. Музыкантам Овечкиным аплодировали на смотрах и фестивалях в разных городах. Но не позволяли музыкой копейку добыть. Только скотиной и домашним хозяйством держалась семья. Но ведь как-то эту известную семью надо было отметить. А ну, если заявятся иностранцы поглядеть, как живут известные музыканты? А у тех одна бревенчатая клеть. Самим же чиновникам худо и будет. Иностранцев на Руси стали бояться с петровских времен. Если чиновничьему благополучию что-то грозит, он наизнанку вывернется, а выход найдет. Вот чиновники и учудили: дали многодетной семье две квартиры. Кто их упрекнет? А что квартиры на конце города — неважно. Чтобы коров подоить да скотину накормить, напоить, надо через весь город в четыре утра ехать, тоже неважно. Кстати, на чем? Переехали Овечкины в новые квартиры, стали приспосабливаться. И пришлось им постепенно ликвидировать скотину, хозяйство — единственную свою опору. И пришла нужда. Повезли их как-то в Японию народные таланты показывать. Там — снова успех, аплодисменты. А по возвращении, в родном доме, опять нужда. Они и решились рвануть за рубеж. Остальное известно. Годика три спустя им бы не пришлось никуда уезжать. Но они и подумать не могли, что все переменится и они смогут играть где угодно. Да и кто бы мог предположить?
Шагая рядом с девушкой, Влад едва вслушивался в ее слова. Его успокаивала неторопливая и складная речь. А главное, он все больше проникался сознанием, что ему повезло. Девушка оказалась на редкость интересна, чего он сразу не понял. Прошли несколько минут общения, и он уже не видел, хороша ли фигура, красивы ли глаза. Он чувствовал, что произошло событие, и это событие захлестнуло его.
— Значит, вы патриотка Иркутска? — спросил Влад.
Не отрицая, девушка взглянула на него с некоторым изумлением.
— С чего это вы взяли? То есть конечно. Я там выросла…
— Все одобряете, никого не осуждаете.
— Я не одобряю, а пытаюсь объяснить то, что поняла сама. Как можно одобрить, если была убита девушка-бортпроводница?
— Там, я читал, много народу было покалечено.
— Людей покалечили спецназовцы или, вернее, попросту солдаты, бравшие штурмом самолет. Штурм не удался, но Овечкины взорвали себя. И когда по аварийным трапам стали выбрасываться люди, солдаты устроили избиение и стрельбу, подозревая в каждом бандита. Ну, в общем, как обычно.
Они подошли к метро, и Влад задумался.
— И что же вас ждет в Иркутске? — повернувшись к девушке, спросил он.
Та улыбнулась:
— Не так уж мало. Мама, младший брат. И поиски работы, конечно.
— А почему бы не поискать работу в Москве? Здесь больше возможностей, — посоветовал Влад. Мысль о том, что девушка уедет через несколько часов, стала вдруг подтачивать спокойствие.
Пшеничная коса перелетела со спины на грудь, и тонкие девичьи пальчики забегали по ней, заплетая и расплетая пряди.
— Нет уж, — произнесла девица с убежденностью. — Надо отдышаться от Москвы. Может быть, на следующий год снова приеду поступать. А может быть, найду в Иркутске свою судьбу.
— Что, уже есть наметки? — с ревнивым чувством спросил Влад.
— А у кого их нет? — неожиданно рассмеялась она.
Влад старался выглядеть проще и раскованнее, а получалось, наоборот, сухо и напряженно. Он даже улыбки не мог выдавить, хотя завязавшийся разговор предполагал легкость и непринужденность.
— Знаете что? — неожиданно предложил он. — Поедем вместе на вокзал и поменяем билет, хотя бы на завтра? Идет?
Если бы девушка отказалась, свет бы померк. Но она неожиданно легко согласилась:
— Идет!
Наспех выпив по чашечке кофе в первой же забегаловке, они вдвоем доехали по кольцу до «Комсомольской». Не без проблем, с разговорами и доплатой они все же поменяли билет на следующий день и вышли из душного кассового зала на воздух, который показался чуть менее душным и раскаленным.
Тут они и познакомились. Влад назвал себя, девушка тоже представилась:
— Василина.
— Как? — поразился Влад.
Она смутилась, но ненадолго.
— Можно просто Лина, — сказала она с улыбкой. — Имя придумал батюшка, которого я не имела чести знать. Между прочим, он живет в Москве. Но я поклялась матери, что не встречусь с ним, и слово свое сдержала. А куда мы теперь?
— Ко мне, — просто сказал Влад, и вся площадь замерла в ожидании ее согласия.
Ответом был легкий наклон головы с расплетенной наполовину косой.
И все было так, как должно было быть. Влад привел ее домой, она разделась без какой-либо заминки, может быть, устала от бесконечного сдерживания или, наоборот, московское бытие научило ее всему. Она отдавалась с такой страстью, что Влад в некоторые моменты испытывал легкую озабоченность.
Потом, не одеваясь и изнывая от необычной московской жары, они пили вино, сидя друг против друга за маленьким столиком. И это были, пожалуй, лучшие минуты. Влад не мог не сравнивать свою иркутскую гостью с Мариной. И это сравнение не было в пользу последней. Марина всегда манерничала, на близость соглашалась после долгих уговоров, как будто впервые. И делала вид, что в человеческих отношениях самое главное — это «духовная сфера». Лина ни о чем таком не задумывалась, а просто наслаждалась счастливым моментом и не требовала от Влада никаких заверений и клятв. Но если бы спросила, он нашелся бы что ответить. Иркутская гостья нравилась ему все больше. Он даже подумал было махнуть вместе с ней в Сибирь, подальше от московских разборок. Но когда он сказал об этом, Лина удивилась и ничего не ответила. Он представил, что ей хотелось ровно противоположного — московской прописки и работы. На первых порах даже квартира не так уж важна. А коли есть, да такая, как у Влада… тогда чего уж желать лучшего?
Обо всем этом и он подумал. Она ничего этого не говорила. Но Влад был убежден в своей правоте. Поэтому по здравом размышлении он решил отправить иркутскую гостью одну, а наведаться к ней попозже, оформив отпуск, чтобы не терять хорошо оплачиваемую работу, которую найти в Москве вовсе не так просто, как представляется многим приезжим.
Пока гостья в прозрачной комбинашке расхаживала по квартире, осваивая роль хозяйки, снова позвонила Марина. Худший момент трудно было придумать. Влад, разозленный ее настойчивостью, разговаривал суше и резче обычного. В то время как перед ним под розовой блестящей тканью призывно светилось каждой своей частичкой обнаженное женское тело, ему предлагалось думать о свадьбе, которой он уже не желал. Он понимал, что Марине трудно в больнице, но, если принять во внимание все, что ему довелось пережить из-за нее, их положение несколько уравнивалось.
— Мы же не подумали о свидетелях! — донесся до него слабый голос. — Я хочу, чтобы ты позвонил Зюбиным. Оле и Мише. Третий день не могу с ними связаться. Может быть, что-то с телефоном? Пусть они приедут двадцатого на регистрацию.
— Хорошо, что ты не дозвонилась, — металлическим голосом отчеканил Влад. — Я уже отменил регистрацию. Как можно думать о свадьбе после всего, что случилось?
— Как отменил? Ты один?..
С генеральскими претензиями было покончено. Влад с отчетливостью ощутил это и впервые не испытал никакого сожаления. Визит иркутской гостьи уничтожил прежнюю влюбленность до конца. Да и в той прежней влюбленности главенствующую роль играли не женские чары, а расчет и престиж. Чары, однако, у другой женщины оказались сильнее. Она догадывалась о сути разговора и поглядывала изредка на Влада как бы невзначай. И он уже опять стремился к ней и вовсе не думал о страданиях и слезах Марины, отношения с которой сделались для него забытым вчерашним днем.
Спасением был Иркутск. И, провожая Лину, уезжавшую на другой день ночным поездом, он тревожился не шутя. В третий раз записал ее адрес, обещал приехать. Но она, как ему показалось, кивнула с таким безразличным видом, словно вовсе не была в этом заинтересована.
— Поди разбери женскую душу, — бормотал он вслух, подставляя лицо прохладному ночному ветерку и шагая к себе домой. Страхи вернулись, и Влад постоянно оглядывался. — Надо было ехать с ней! — сказал он себе, и совершенная ошибка вдруг представилась ему во всем ее исполинском масштабе.
Глава 5 Цепь загадочных убийств
Солнце нагрело кабинет так, что стало нечем дышать. Старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий, или «важняк», как называли его между собой знакомые, хотел было закурить, но вместо этого открыл окно. И удивился, какое облегчение принесло легкое движение свежего воздуха. Грудь налилась силой, широкие плечи окрепли и потребовали движения. Он несколько раз взмахнул руками, чувствуя, как вместе с силой возвращается бодрость. Хотя разговор с начальником Московского уголовного розыска Вячеславом Ивановичем Грязновым был отнюдь не веселым.
Серия заказных убийств, прокатившихся по Москве, со всей очевидностью показывала, что на криминальном поле столицы появилась некая новая таинственная сила, найти которую пока никому не удалось. Многие полагали, что этой силы не существовало вовсе. По их мнению, шли обычные бандитские разборки. Особенно усердствовали в этом споре некоторые ученые мужи, от коих ждали научно обоснованного анализа. Они игнорировали новые факты разбоев, так было проще делать выводы и прогнозы. Но Турецкий своей обостренной интуицией чувствовал, что следственные органы встретились с неведомым. На этой почве он резко схлестнулся ни больше ни меньше как с начальником НИИ по изучению причин преступности Министерства внутренних дел генерал-лейтенантом Викуловым. Но того поддержал целый сонм его собственных научных сотрудников. Им-то, конечно, удобнее и проще было объяснить рост преступности старыми, привычными категориями. Пожалуй, только верный и надежный друг Славка Грязнов и разделял опасения Александра Борисовича.
Турецкий вдруг обнаружил, что заказные убийства, следовавшие одно за другим, касались определенной категории лиц — крупных банковских деятелей. Киллеры работали чисто, и никаких следов пока обнаружить не удавалось.
— Но ведь что-то должно быть особенным в деятельности тех банков? — спросил Грязнов.
— Проверка показала: ничего необычного.
— А что между ними общее?
— Правильный вопрос. И я тебе скажу, — вскинулся Турецкий. — Крупные кредиты! Я это и Викулову доказывал.
— А чего тебя, Саня, понесло-то к нему? Ты что, не понимаешь, что эти буквоеды…
— Да как-то получилось… По старой дружбе.
— Мы с тобой, Саня, вступили в пору, когда дружеские отношения лопаются словно мыльные пузыри. До сорока еще ощущаешь плечо друга, а потом… как будто распад старых дружеских связей. Не замечал?
— Но ведь не о дружбе речь! — поморщился Турецкий. — Я говорю о профессиональной интуиции. Ну, вот тебе цепь заказных убийств. Определенная категория лиц. Ничего необычного, как я сказал. Так кто же и почему их убирал? И заметь: чисто! Никаких следов.
— Значит, они где-то совсем рядом, — произнес начальник МУРа, и Турецкий даже вздрогнул от неожиданности. — А ты говоришь, что давно знаешь этого Викулова?
— С юрфака. Этот «большой ученый» всегда был занозистым малым. У меня почему-то складывалось ощущение, что я постоянно что-то ему должен. Вот умеет человек создавать вокруг себя такую… ауру. И все ему обязаны уже за то, что являются его современниками.
Грязнов хохотнул, потом сделался серьезен.
— Ты заметил что-нибудь особенное у этих «висяков»?
— Да! Каждый из этих погибших деятелей выходил на крупный кредит!
Турецкий прошелся по кабинету. Отодвинул занавеску, поглядел на улицу.
— Кредитование — основа банковской деятельности, — солидно отметил Грязнов. — Ну и что тут особенного? Обычная практика.
Со стороны казалось, что вид его выражает полнейшее благодушие. Но прищур глаз, наклон головы свидетельствовали о том, что он поймал мысль собеседника и обдумывает ее.
— Да, это так. Если кредит возвращается вовремя и с процентами. Тогда банк процветает, — сказал Турецкий. — А если долг задерживается? И живые банковские деньги с бешеной скоростью оборачиваются на стороне, обогащая необязательных клиентов, кого угодно, кроме банка? Ситуация меняется! Не согласен?
И он устремил ястребиный взор на приятеля.
— Как не согласиться? — усмехнулся Грязнов. — То есть ты имеешь в виду связанные с финансами обычные бандитские разборки?
Вячеслав Иванович откинулся в кресле.
— Ну, обычными я бы их не назвал, — сказал Турецкий уже спокойнее. — Хотя бы в силу масштабов мести. И высокой организованности этих новоявленных «эскадронов смерти». Ты ведь сам так их назвал однажды? Как видишь, я ничего не забываю и просто возвращаю тебе твою же мысль.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Расчет пулей'
1 2 3 4 5
— Все, что захочу? — с несвойственной ей игривостью заговорила Элечка. — Ну ладно. Только не отказывайся от своих слов.
— Не откажусь, — пробормотал Влад, когда Элечка повесила трубку. — Надеюсь, это не будет общая постель…
Незнакомая девушка все еще не ушла, и этой удачей следовало воспользоваться. В широкой стеклянной витрине ее ладненькая фигурка отражалась со спины. Рядом с ней он увидел собственную — молодой длинный парень в джинсовых брюках и желтой куртке — чем не жених? И столько изящества, элегантности было в нем, по мнению Влада, что девичий интерес к нему был вовсе не удивителен. Следы недавних побоев еще виднелись на его лице. Но Влад решил, что объяснит это своими подвигами на ринге. Один из приятелей после первенства Москвы по боксу был в гораздо худшем виде.
— Пойдемте, я покажу, где можно перекусить быстро и дешево, — сказал он незнакомой девице. — Кстати, а почему обязательно быстро?
Мелькнул большой серый глаз, прикрытый пушистыми ресницами.
— Потому что сегодня я уезжаю.
— Куда?
— В Иркутск.
— Почему так далеко?
— Я там живу.
— А здесь, в Москве?
— Поступала в институт. Провалила экзамен.
— В какой, если не секрет?
— Ваш вопрос напоминает мне старую карикатуру. Помните? Старушка разбила банку с молоком, а проходящая женщина спрашивает участливо: «Почем брали молоко?»
— Я, между прочим, могу дать совет, — обиделся Влад. — Есть разные институты. Разные сроки сдачи экзаменов.
— Нет, я уеду, — последовал ответ.
— Где же вы там живете, в Иркутске?
— В центре.
— Рядом с озером Байкал?
— Нет, до Байкала надо долго ехать.
— На чем? На телеге?
— Зачем? На машине. Я хоть родилась в Иркутске, а была на Байкале всего три раза. В последний раз искупалась там и заболела. Вода очень холодная.
— Это ваши музыканты Овечкины когда-то угнали самолет?
— Пытались угнать.
— Зачем они это сделали? Ведь, кажется, все у людей было: и почет, и слава, и квартира. Словом, все блага.
Девушка не согласилась:
— «Блага» — это только с нашей точки зрения.
Влад искоса взглянул на склоненную девичью головку с длинной русой косой. Очевидно, девица была из тех, кто обо всем имеет собственное мнение. Даже косою своею вроде бы как хвастается. А мода-то на косы давно прошла. Эйфория, охватившая Влада при встрече с незнакомкой, слегка поутихла.
— Интересно, как вы себе это представляете? И сколько вам было лет, когда эти Овечкины погибли?
— Немного. Но мои родители знали их. И я сужу по их рассказам. Это была крепкая многодетная семья, каких сейчас уже нет. Отец, правда, был пьянчужка, зато мать великая трудяга. На шести сотках вместе с детьми она выращивала кучу продуктов и корма для коров, свиней, кур. Мать с сыновьями работали от зари до зари. Потом каким-то образом в их дом вошла музыка. Они создали ансамбль. Музыкальные инструменты покупали на свои собственные деньги. У всех от мала до велика обнаружился талант. Их стали показывать на разных фестивалях, на смотрах. А что такое фестивали? Там денег не платят. Похлопали, прослезились, облобызали, и — привет! Езжайте обратно. Средства для жизни давало по-прежнему только домашнее хозяйство, скотина, те несчастные шесть соток. Ну, конечно, начальство заметило. Шум-то на всю страну. И начали этих Овечкиных, что называется, душить в объятиях. Во-первых, уникальный ансамбль, где играли и старшие и малые, растащили по кускам. У чиновника ум узкий, мыслит он по шаблону: как лучше? Да так — учиться, учиться и учиться. Всех распихали по учебкам. Самых малых из Иркутска в Москву увезли. Мать одна осталась. Ни работы, ни музыки. Ну мать-то не семижильная, одной не справиться. Забрала она детей из учебок этих. Но играть им самостоятельно ради заработка не давали. Не положено было. Противоречило социалистическим принципам. Боялись, если так позволить зарабатывать, все станут богатыми. И некому будет варить сталь, грузить картошку. Это сейчас на любом углу встань с гитарой, поставь шапку у ног и собирай, сколько сможешь. А тогда запрещалось, преследовалось. Музыкантам Овечкиным аплодировали на смотрах и фестивалях в разных городах. Но не позволяли музыкой копейку добыть. Только скотиной и домашним хозяйством держалась семья. Но ведь как-то эту известную семью надо было отметить. А ну, если заявятся иностранцы поглядеть, как живут известные музыканты? А у тех одна бревенчатая клеть. Самим же чиновникам худо и будет. Иностранцев на Руси стали бояться с петровских времен. Если чиновничьему благополучию что-то грозит, он наизнанку вывернется, а выход найдет. Вот чиновники и учудили: дали многодетной семье две квартиры. Кто их упрекнет? А что квартиры на конце города — неважно. Чтобы коров подоить да скотину накормить, напоить, надо через весь город в четыре утра ехать, тоже неважно. Кстати, на чем? Переехали Овечкины в новые квартиры, стали приспосабливаться. И пришлось им постепенно ликвидировать скотину, хозяйство — единственную свою опору. И пришла нужда. Повезли их как-то в Японию народные таланты показывать. Там — снова успех, аплодисменты. А по возвращении, в родном доме, опять нужда. Они и решились рвануть за рубеж. Остальное известно. Годика три спустя им бы не пришлось никуда уезжать. Но они и подумать не могли, что все переменится и они смогут играть где угодно. Да и кто бы мог предположить?
Шагая рядом с девушкой, Влад едва вслушивался в ее слова. Его успокаивала неторопливая и складная речь. А главное, он все больше проникался сознанием, что ему повезло. Девушка оказалась на редкость интересна, чего он сразу не понял. Прошли несколько минут общения, и он уже не видел, хороша ли фигура, красивы ли глаза. Он чувствовал, что произошло событие, и это событие захлестнуло его.
— Значит, вы патриотка Иркутска? — спросил Влад.
Не отрицая, девушка взглянула на него с некоторым изумлением.
— С чего это вы взяли? То есть конечно. Я там выросла…
— Все одобряете, никого не осуждаете.
— Я не одобряю, а пытаюсь объяснить то, что поняла сама. Как можно одобрить, если была убита девушка-бортпроводница?
— Там, я читал, много народу было покалечено.
— Людей покалечили спецназовцы или, вернее, попросту солдаты, бравшие штурмом самолет. Штурм не удался, но Овечкины взорвали себя. И когда по аварийным трапам стали выбрасываться люди, солдаты устроили избиение и стрельбу, подозревая в каждом бандита. Ну, в общем, как обычно.
Они подошли к метро, и Влад задумался.
— И что же вас ждет в Иркутске? — повернувшись к девушке, спросил он.
Та улыбнулась:
— Не так уж мало. Мама, младший брат. И поиски работы, конечно.
— А почему бы не поискать работу в Москве? Здесь больше возможностей, — посоветовал Влад. Мысль о том, что девушка уедет через несколько часов, стала вдруг подтачивать спокойствие.
Пшеничная коса перелетела со спины на грудь, и тонкие девичьи пальчики забегали по ней, заплетая и расплетая пряди.
— Нет уж, — произнесла девица с убежденностью. — Надо отдышаться от Москвы. Может быть, на следующий год снова приеду поступать. А может быть, найду в Иркутске свою судьбу.
— Что, уже есть наметки? — с ревнивым чувством спросил Влад.
— А у кого их нет? — неожиданно рассмеялась она.
Влад старался выглядеть проще и раскованнее, а получалось, наоборот, сухо и напряженно. Он даже улыбки не мог выдавить, хотя завязавшийся разговор предполагал легкость и непринужденность.
— Знаете что? — неожиданно предложил он. — Поедем вместе на вокзал и поменяем билет, хотя бы на завтра? Идет?
Если бы девушка отказалась, свет бы померк. Но она неожиданно легко согласилась:
— Идет!
Наспех выпив по чашечке кофе в первой же забегаловке, они вдвоем доехали по кольцу до «Комсомольской». Не без проблем, с разговорами и доплатой они все же поменяли билет на следующий день и вышли из душного кассового зала на воздух, который показался чуть менее душным и раскаленным.
Тут они и познакомились. Влад назвал себя, девушка тоже представилась:
— Василина.
— Как? — поразился Влад.
Она смутилась, но ненадолго.
— Можно просто Лина, — сказала она с улыбкой. — Имя придумал батюшка, которого я не имела чести знать. Между прочим, он живет в Москве. Но я поклялась матери, что не встречусь с ним, и слово свое сдержала. А куда мы теперь?
— Ко мне, — просто сказал Влад, и вся площадь замерла в ожидании ее согласия.
Ответом был легкий наклон головы с расплетенной наполовину косой.
И все было так, как должно было быть. Влад привел ее домой, она разделась без какой-либо заминки, может быть, устала от бесконечного сдерживания или, наоборот, московское бытие научило ее всему. Она отдавалась с такой страстью, что Влад в некоторые моменты испытывал легкую озабоченность.
Потом, не одеваясь и изнывая от необычной московской жары, они пили вино, сидя друг против друга за маленьким столиком. И это были, пожалуй, лучшие минуты. Влад не мог не сравнивать свою иркутскую гостью с Мариной. И это сравнение не было в пользу последней. Марина всегда манерничала, на близость соглашалась после долгих уговоров, как будто впервые. И делала вид, что в человеческих отношениях самое главное — это «духовная сфера». Лина ни о чем таком не задумывалась, а просто наслаждалась счастливым моментом и не требовала от Влада никаких заверений и клятв. Но если бы спросила, он нашелся бы что ответить. Иркутская гостья нравилась ему все больше. Он даже подумал было махнуть вместе с ней в Сибирь, подальше от московских разборок. Но когда он сказал об этом, Лина удивилась и ничего не ответила. Он представил, что ей хотелось ровно противоположного — московской прописки и работы. На первых порах даже квартира не так уж важна. А коли есть, да такая, как у Влада… тогда чего уж желать лучшего?
Обо всем этом и он подумал. Она ничего этого не говорила. Но Влад был убежден в своей правоте. Поэтому по здравом размышлении он решил отправить иркутскую гостью одну, а наведаться к ней попозже, оформив отпуск, чтобы не терять хорошо оплачиваемую работу, которую найти в Москве вовсе не так просто, как представляется многим приезжим.
Пока гостья в прозрачной комбинашке расхаживала по квартире, осваивая роль хозяйки, снова позвонила Марина. Худший момент трудно было придумать. Влад, разозленный ее настойчивостью, разговаривал суше и резче обычного. В то время как перед ним под розовой блестящей тканью призывно светилось каждой своей частичкой обнаженное женское тело, ему предлагалось думать о свадьбе, которой он уже не желал. Он понимал, что Марине трудно в больнице, но, если принять во внимание все, что ему довелось пережить из-за нее, их положение несколько уравнивалось.
— Мы же не подумали о свидетелях! — донесся до него слабый голос. — Я хочу, чтобы ты позвонил Зюбиным. Оле и Мише. Третий день не могу с ними связаться. Может быть, что-то с телефоном? Пусть они приедут двадцатого на регистрацию.
— Хорошо, что ты не дозвонилась, — металлическим голосом отчеканил Влад. — Я уже отменил регистрацию. Как можно думать о свадьбе после всего, что случилось?
— Как отменил? Ты один?..
С генеральскими претензиями было покончено. Влад с отчетливостью ощутил это и впервые не испытал никакого сожаления. Визит иркутской гостьи уничтожил прежнюю влюбленность до конца. Да и в той прежней влюбленности главенствующую роль играли не женские чары, а расчет и престиж. Чары, однако, у другой женщины оказались сильнее. Она догадывалась о сути разговора и поглядывала изредка на Влада как бы невзначай. И он уже опять стремился к ней и вовсе не думал о страданиях и слезах Марины, отношения с которой сделались для него забытым вчерашним днем.
Спасением был Иркутск. И, провожая Лину, уезжавшую на другой день ночным поездом, он тревожился не шутя. В третий раз записал ее адрес, обещал приехать. Но она, как ему показалось, кивнула с таким безразличным видом, словно вовсе не была в этом заинтересована.
— Поди разбери женскую душу, — бормотал он вслух, подставляя лицо прохладному ночному ветерку и шагая к себе домой. Страхи вернулись, и Влад постоянно оглядывался. — Надо было ехать с ней! — сказал он себе, и совершенная ошибка вдруг представилась ему во всем ее исполинском масштабе.
Глава 5 Цепь загадочных убийств
Солнце нагрело кабинет так, что стало нечем дышать. Старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий, или «важняк», как называли его между собой знакомые, хотел было закурить, но вместо этого открыл окно. И удивился, какое облегчение принесло легкое движение свежего воздуха. Грудь налилась силой, широкие плечи окрепли и потребовали движения. Он несколько раз взмахнул руками, чувствуя, как вместе с силой возвращается бодрость. Хотя разговор с начальником Московского уголовного розыска Вячеславом Ивановичем Грязновым был отнюдь не веселым.
Серия заказных убийств, прокатившихся по Москве, со всей очевидностью показывала, что на криминальном поле столицы появилась некая новая таинственная сила, найти которую пока никому не удалось. Многие полагали, что этой силы не существовало вовсе. По их мнению, шли обычные бандитские разборки. Особенно усердствовали в этом споре некоторые ученые мужи, от коих ждали научно обоснованного анализа. Они игнорировали новые факты разбоев, так было проще делать выводы и прогнозы. Но Турецкий своей обостренной интуицией чувствовал, что следственные органы встретились с неведомым. На этой почве он резко схлестнулся ни больше ни меньше как с начальником НИИ по изучению причин преступности Министерства внутренних дел генерал-лейтенантом Викуловым. Но того поддержал целый сонм его собственных научных сотрудников. Им-то, конечно, удобнее и проще было объяснить рост преступности старыми, привычными категориями. Пожалуй, только верный и надежный друг Славка Грязнов и разделял опасения Александра Борисовича.
Турецкий вдруг обнаружил, что заказные убийства, следовавшие одно за другим, касались определенной категории лиц — крупных банковских деятелей. Киллеры работали чисто, и никаких следов пока обнаружить не удавалось.
— Но ведь что-то должно быть особенным в деятельности тех банков? — спросил Грязнов.
— Проверка показала: ничего необычного.
— А что между ними общее?
— Правильный вопрос. И я тебе скажу, — вскинулся Турецкий. — Крупные кредиты! Я это и Викулову доказывал.
— А чего тебя, Саня, понесло-то к нему? Ты что, не понимаешь, что эти буквоеды…
— Да как-то получилось… По старой дружбе.
— Мы с тобой, Саня, вступили в пору, когда дружеские отношения лопаются словно мыльные пузыри. До сорока еще ощущаешь плечо друга, а потом… как будто распад старых дружеских связей. Не замечал?
— Но ведь не о дружбе речь! — поморщился Турецкий. — Я говорю о профессиональной интуиции. Ну, вот тебе цепь заказных убийств. Определенная категория лиц. Ничего необычного, как я сказал. Так кто же и почему их убирал? И заметь: чисто! Никаких следов.
— Значит, они где-то совсем рядом, — произнес начальник МУРа, и Турецкий даже вздрогнул от неожиданности. — А ты говоришь, что давно знаешь этого Викулова?
— С юрфака. Этот «большой ученый» всегда был занозистым малым. У меня почему-то складывалось ощущение, что я постоянно что-то ему должен. Вот умеет человек создавать вокруг себя такую… ауру. И все ему обязаны уже за то, что являются его современниками.
Грязнов хохотнул, потом сделался серьезен.
— Ты заметил что-нибудь особенное у этих «висяков»?
— Да! Каждый из этих погибших деятелей выходил на крупный кредит!
Турецкий прошелся по кабинету. Отодвинул занавеску, поглядел на улицу.
— Кредитование — основа банковской деятельности, — солидно отметил Грязнов. — Ну и что тут особенного? Обычная практика.
Со стороны казалось, что вид его выражает полнейшее благодушие. Но прищур глаз, наклон головы свидетельствовали о том, что он поймал мысль собеседника и обдумывает ее.
— Да, это так. Если кредит возвращается вовремя и с процентами. Тогда банк процветает, — сказал Турецкий. — А если долг задерживается? И живые банковские деньги с бешеной скоростью оборачиваются на стороне, обогащая необязательных клиентов, кого угодно, кроме банка? Ситуация меняется! Не согласен?
И он устремил ястребиный взор на приятеля.
— Как не согласиться? — усмехнулся Грязнов. — То есть ты имеешь в виду связанные с финансами обычные бандитские разборки?
Вячеслав Иванович откинулся в кресле.
— Ну, обычными я бы их не назвал, — сказал Турецкий уже спокойнее. — Хотя бы в силу масштабов мести. И высокой организованности этих новоявленных «эскадронов смерти». Ты ведь сам так их назвал однажды? Как видишь, я ничего не забываю и просто возвращаю тебе твою же мысль.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Расчет пулей'
1 2 3 4 5