— Не, а чего он? — пожаловался Димон Алле. — Как будто я, блин, его гробанул… Ну вот, дело привычное, правильно? Поднялся я на этаж, послушал под дверьми. Все тихо. Ну и то сказать, время-то много уже, время-то самое подходящее для наших дел… Ну дальше я… А чего дальше? А, замки! Ну, как вы и говорили — верхний я на раз открыл, только не шпилькой, а пилкой для ногтей, в самый аккурат вошла, а нижний фомкой отжал, как вы говорили. Конечно, фигня, а не замки. Я даже удивился поначалу: коллекционер, такое богатство, а замки — тьфу. А потом, уже в квартире, разглядел: она у него, у деда, на охрану была поставлена: там, у двери, и проводки, и коробка сигнальная, а только, наверно, он денег, что ли, на охрану пожалел — ну, не подключена она.
Игорь Альфредович в этом месте рассказа сурово посмотрел на Аллу — ее промашка, сигнализацию охранную просмотрела. А если б была подключена? Если б сработала? Ужас!
— Вот на таких мелочах и горят лучшие люди! — заметил он вскользь, отыгрываясь за недавнее. — Да знаешь, что тебе полагалось бы сделать за такую промашку?!
— Ой, да ладно тебе, помолчи? — снова отмахнулась она от него, как от назойливого насекомого.
Нет, с этим надо было что-то делать — девка на глазах теряла к нему уважение!
— А ты чего тут, собственно, командуешь? — не на шутку разозлился Решетников. — Расселась — и командует! Твое дело — сгоношить чего-нибудь еще на стол. Что мы, нелюди какие? Человек с дела пришел, а мы его даже не угостим?!
Алла, ни слова не говоря, поднялась со своего места, полезла в холодильник. Она открывала банки, резала хлеб, вытирала новую запотевшую бутылку, и все это — молча, но в то же время стараясь не пропустить ни одного слова из того, что рассказывал Димон.
— …Ну вот. Я в прихожей постоял, послушал. Тихо, блин, только на кухне кран капает, да дед храпит. Ну, конечно, если б вы не предупредили, я вообще-то старика бы сразу вырубил — от греха, значит, чтобы лишнего не видел. Нет, не до смерти, а так… ну, вроде как анестезию бы дал, наркоз, гы-гы! Ну и все, чего еще рассказывать-то? Я к шкафу подошел, сразу, как вы говорили, на третью полку смотрю. Вижу, одна книга есть, прямо посередке, а второй не видать. Ну, думаю, не могли же ошибиться ребята. Это я про вас так, про обоих, уж извините! Даже фонарь зажег — точно, одна стоит, вторую чего-то не видать. Я и выше посмотрел, и ниже — нету, блин. А главное, я-то думал, что шкаф мне открыть — раз плюнуть, а он тяжелее, чем дверь открылся. Такой замок, блин, старинный. Пока это я дотумкал, что ключи где-то рядом с дедом надо искать! Ну и нашел, ага. Ну, а дальше чего делать-то, нет второго тома, и нету! Взял я тот, который есть, ну и книжку, что рядом стояла, прихватил. Думал, какая разница — книга старинная, тоже может сгодиться…
— Так, стоп, — сказала Алла. — Давай еще раз. Ты хорошо книжку искал?
— Вот чтоб мне ссучиться — все, блин, перешарил. Она ж небось приметная… Ну нету нигде! Гадом буду, нету — и все!
Алла встала, прошлась по кухне из угла в угол — думала.
— Я, между прочим, специально сегодня смотрела — стояли оба тома. Рядом.
— Ну и что? — угрюмо сказал Решетников. — Это ни о чем не говорит. Главное — у нас ее нету. Короче, Димон, подвел ты меня. Не могу я тебе все заплатить. Это я тогда сам в пролете буду. Мне за два тома покупатель обещал, а возьмет ли он один вообще — ба-альшой вопрос…
Димон аж посинел от такого поворота событий.
— Ну, блин! Я-то тут при чем? Вы меня навели, я дело сделал. А замели бы меня? Какая разница — нашел я книжку, не нашел — все равно срок бы корячился. Не, Альфредыч, так дело не пойдет!
— Мне две книжки про птиц надо, понял? А эту, вторую — можешь взять себе на память — все равно тебе навара с нее никакого не будет, потому как тебе ее не продать!
— Не, Альфредыч… — Димон был растерян, но сдаваться не собирался, уговор же у нас… Я, блин, за вас на дело пошел, а вы мне за то подлянку? Так вообще-то у людей не заведено. Это я и зуб на вас нарисовать имею право, и меня, между прочим, все поддержат…
— Ты на меня? Зуб? — ощерился Решетников. Он чувствовал себя вполне уверенно. Димон был самым настоящим сявкой — так, пошестерить чего на подхвате, серьезные воровские законы не про него писаны. Законы серьезных людей касаются. Но и Димон, который теперь знал слишком много, своего упускать не собирался.
— Так я тогда вам обе книги не отдаю, раз вы уговор нарушаете…
— А ну хватит! — вмешалась вдруг Алла и даже кулаком стукнула.
Оба спорщика сначала удивленно посмотрели на нее, потом друг на друга. Но она даже внимания не обратила на эти взгляды.
— Книжки были, — продолжила Алла. — Если пропали — только в самый последний момент, уже после моего ухода… Там дед говорил что-то насчет племянника — мол, сегодня племянник ко мне должен прийти… Познакомить предлагал… Я думаю так: если книжку кто и взял, то либо племянник, либо молодая соседка…
Димон слушал ее, открыв рот, какая-то мысль, чувствовалось, билась в его бедовой голове, просилась наружу.
— Племянник этот — его Ярославом звать, да?
— А черт его… А, да, вроде дед говорил — Ярик.
Димон заметно повеселел.
— Ладно тогда, — удовлетворенно сказал он и повернулся к хозяину: Ну, а если я второй том принесу, Альфредыч — бабки как договаривались?
— Мое слово — железо, — сказал Решетников, демонстративно отсчитывая от припасенной заранее пачки «зеленых» половину. — Если хочешь — могу даже аванс дать, пятьдесят процентов. Остальное — потом.
— Не, блин, я частями брать не стану, я после все возьму, — отказался Димон, подумал. — Хотя нет, тыщу давайте сейчас. На текущие расходы. Знаю я, где эта книжка. Но только теперь цена будет не три тысячи, а пять. Сверх тыщи, понятное дело…
— Это за что же? Да пять… Ты знаешь, что такое пять тысяч баксов? За пять министра заказать можно! Три на все — и ни копейки больше!
— У них копеек нету, — хихикнул Димон. — А не хотите платить — не будет вам и книжки. И на фиг мне лапшу на уши вешать, что я сам их не толкану. Да за милую душу!
Алла поморщилась:
— Не жлобись, Игорь. А то и правда ни с чем останешься!
— Черт с ним, — махнул рукой Решетников. — Если принесешь — заплачу.
— Принесу, принесу! — весело сообщил Димон, вставая из-за стола.
Алла остановила его:
— Я надеюсь, ты не к старику?
— Не, совсем в другое место!
— И то хорошо, — кивнула Алла. Спросила: — А ключ ты на место положил?
— Какой? От шкафа? Конечно положил. И еще так, знаешь, книжки сдвинул, чтобы дырка в глаза не бросалась, авось не сразу старик заметит…
— Не страшно, — сказала Алла и повернулась к Игорю Альфредовичу. Давай ему тысячу и пусть идет. Потом отпразднуем.
— Ты все рассказал, ничего не забыл? — спросил Решетников, прежде чем подтолкнуть к Димону пачку «зеленых». — Я тебя спрашиваю, потому как теперь все имеет значение. И все, между прочим, входит в цену.
— И бензин? — идиотски щерясь, спросил Димон. Он быстро пересчитал деньги, сунул их во внутренний карман. — Бензин тоже входит или нет? Я думаю, за бензин надо бы отдельно приплатить…
— А ну, катись отсюда, дебильная рожа! — сорвался Игорь Альфредович. Обманешь — я у тебя и эту тысячу из глотки вырву, понял?!
— Во, блин, уж и пошутить нельзя! — хмыкнул Димон.
С этими словами он стремительно, словно боясь, как бы хозяин не начал выталкивать его взашей, маханул стакан водки, залез горстью в салат и, жуя на ходу, выскочил за дверь, крикнув напоследок с набитым ртом:
— Если что — сразу позвоню. Ждите!
Игорь Альфредович никак не мог отойти от злости. Ужасная страна! Все через это самое место! Как все было точно спланировано — и на тебе. Какая-то идиотская случайность, какой-то раздолбай в исполнителях — и вся с такими трудами выстроенная комбинация, все надежды летят в тартарары!
Он даже не услышал, как Алла подкралась к нему сзади — аж вздрогнул, когда она всем телом прижалась к его спине. Ишь, ластится.
— Хватит подлизываться, — недовольно отстраняясь, сказал он.
— Ну прости дуру, если что не так, — промурлыкала она. — Так хочется, чтобы все получилось, как ты мне обещал. — И положила волшебно прохладные руки на его лоб. Знала, подлая, как его взять?
— Ах, Лялечка! — вздохнул он. — Разве я этого не хочу? А тут этот идиот… Знала бы ты вообще, какая это сволочь, все эти фарцовщики, домушники, спекулянты. — Все это он говорил так убежденно, будто сам не был одним из них. — И ты тоже хороша…
— Да я-то чем провинилась? Я тебе наступила на самолюбие? Прости, дорогой!
— Да при чем тут мое самолюбие! Этот идиот тащит — видите ли, для ровного счета «Гипнероптомахию Полифила», альдину, отпечатанную в Венеции в 1499 году, а ты мне — про самолюбие! Да она, эта альдина, может, одна на всю Европу, она нам не только все дело завалить может — мы с ней загремим под фанфары да так, что и костей не соберем…
Она снова пустила в ход свои волшебные руки, успокаивая его.
— А мы не можем с тобой посмотреть на это дело с другой стороны? Ну, нет у нас с тобой двухтомника с птичками, так, может, мы твоему иностранцу эту самую альдину и впарим? Сам ведь мне говорил, что эти книжечки столько стоят, что можно наших пять-шесть жизней прожить и ни в чем себе не отказывать…
И снова Игорь Альфредович решительно оттолкнул Аллу, сказал, стараясь не смотреть на нее:
— Ну сколько ж я тебе должен одно и то же талдычить! Этот самый американец, или кто он там — он всего лишь посредник. А вот за ним — за ним стоит настоящий коллекционер. В чистом, так сказать, виде. И этот коллекционер — придурок, если хочешь, собирает только книги о птицах, и ничего больше. Узко направленный интерес. Имеет право, потому как миллионер, а миллионеры имеют право на причуды, в отличие от нас, поняла? Так что альдина наша ему ни на хрен не нужна, насколько я знаю этих чудиков. Про каких-нибудь мошек, которых ловят его любимые птички, или про каких-нибудь бегемотов, которые дарят его любимым птичкам какой-нибудь особо калорийный навоз, — может, и купит. А «Гипнероптомахию» — нет. Теперь поняла?
— Вот теперь поняла, — кивнула она. — Что покупателя на единственную книгу, которая могла бы нам обеспечить настоящую жизнь, у тебя нет и не предвидится. А виновата в этом почему-то я! Оказывается, это все из-за того, что я пыталась с дурачком Димоном по-деловому разговаривать. Можно подумать, я меньше твоего хочу, чтобы все получилось!..
— Это ж надо так все перевернуть! — воскликнул Решетников, слегка ошарашенный таким неожиданным анализом ситуации. — И вообще, зачем все так прагматично поворачивать, Алла? Неужели без этих несчастных книг нас с тобой впереди не ждет ничего хорошего?
— Ладно, брось. Ты же знаешь — не люблю я всяких этих «вумных» слов. И между прочим, давно заметила: как начинаются «вумные» слова, так человек либо свою глупость, либо свою подлость скрыть пытается. Либо свое бессилие, не согласен? — И вдруг, без всяких переходов плюхнулась ему на колени, снова прильнула к нему, замурлыкала: — И не зови ты меня больше Аллой. Лялечка мне больше нравится!
— Ну и чего мы тут сидим-то? — спросил он, когда она наконец соизволила от него оторваться. — Может, спать пойдем?
— Ишь какой проказник, — игриво сказала она и, зная, что эта игривость обычно его раздражает, тут же снова облапила Игоря Альфредовича и прильнула к нему в страстном поцелуе. — Будет тебе и баиньки. Но разве ж ты не хочешь дождаться Димонова звонка?
— А чего его ждать, — угрюмо буркнул Решетников. — У меня на этого идиота надежды почти нет…
Она потянулась, засмеялась, налив себе коньяку.
— А я почему-то, знаешь, надежды не теряю. Ну, чего ты скуксился-то? Давай, давай, не кисни и не спи. Ждем Димонова звонка и тем временем размышляем вслух, куда книжка могла подеваться. Согласен?
Он все так же кисло кивнул ей, наливая при этом коньяку и себе тоже если уж и в самом деле сидеть всю ночь, так хоть с комфортом. «Все-таки удивительная баба, — подумал он, любуясь Аллой, когда она слезла с его коленей и вдруг посерьезнела. — Да, если уж жениться — то только на такой. Хотя, конечно, ухо востро надо держать все время…»
— Ну что, начинаем деловую часть нашей программы? — спросила она. Книги я видела сегодня днем, то есть уже вчера — обе. Специально разглядывала заветный дедов шкаф, чем, надо сказать, возбудила в нем ненужную подозрительность, хотя вообще-то он ко мне неровно дышит… Слу-ушай, а может, мне бросить тебя, да переключиться на этого Краснова? А что? Годик-другой — молодой вдовой стану, вступлю в наследство… Вот и красть ничего не надо будет, а? Как смотришь?
— Да я тебя лучше своими руками задушу! — напыщенно отрезал он.
— Да ладно, шучу, — кивнула она, делая вид, что поверила этой страстности. Почему не сделать человеку приятное? — Все равно мне ничего не светит, если подумать. Там две бабы все время толкутся, соседка и ее дочь. Да еще племянник. И все, поди, на дедово наследство зубы точат.
— Ну и как, по-твоему, могли книгу взять соседки? Либо та, либо другая? Ну не обязательно своровать, а так?
— Мне, хоть убей, как-то не верится, что они могут что-то чужое взять вообще. Это, знаешь, такие старые мАсквички… Как бывают старые петербуржки, да? Или петербуржанки? Это какая-нибудь приезжая лимита может тащить, а эти нет. Они ж у себя дома. Это все равно что у себя же в квартире на паркете кучу навалить, понимаешь?
— Да понимаю я, понимаю? Значит, старая не может взять, не то воспитание, так? А молодая?
— И молодая тоже. Хотя она мне вообще-то какая-то непонятная. Я сначала даже решила, что она путана. А потом смотрю — нет, просто с гонором бабенка. Гордая, понимаешь? Это большая, между прочим, редкость. И очень уж упакована. Может, хахаль какой крепкий, а может, сама хорошо устроена…
— А как по-твоему, если работает, то — кем?
— Вообще-то на журналисточку смахивает, но у них заработки… На платье от Бенатти не хватит, это точно.
— Значит, чисто теоретически могла все же взять?
— И теоретически не могла. Знаешь почему? Во-первых, чистоплюйка. Во-вторых, деда с детства знает. Он ей все Машенька да Манечка. Я даже, грешным делом, подумала: уж не родственники ли…
— Ну и что у нас с тобой осталось в сухом осадке? — почесал затылок Игорь Альфредович, наполняя свою и ее рюмку — теперь, дескать, можно, заработали.
— Остался племянник. Он же наследник. Как я поняла, они давно не виделись и дед ему сам позвонил. «Ярик должен прийти, Ярик»…
— А ты его видела? — на всякий случай уточнил Решетников.
— Видеть не видела, — помотала она головой, — а слышать слышала. Молодой малый. — Дед меня с ним даже познакомить хотел… Вроде как учился где-то, а вроде как бросил… Похоже, в деньгах нуждается…
— Ну, студенты все нуждаются, — равнодушно заметил Игорь Альфредович, думая про себя о том, что если Димон вернется ни с чем, то искать придется именно здесь — он был в курсе, почему бывший студент Ярослав Завьялов остро нуждается в деньгах. — Но, однако ж, какой дед-то, оказывается! — нехорошо засмеялся он, притягивая Аллу к себе. — То сам в женихи набивается, то племянника подсовывает…
Ночью, когда они, горячие, расслабленные после любовных игр, лежали, отодвинувшись на разные края постели — было невыносимо жарко, хотелось пить, курить, спать, она вдруг сказала, словно и не было у них перерыва в том, начавшемся после ухода Димона разговоре:
— Слушай, как ты думаешь, почему этого заморского деятеля интересуют именно птички? Ведь вон хотя бы у того же Краснова — у него редкости и поценнее есть…
— A этого иностранца поценнее не интересует, — усмехнулся Решетников. — Его имидж интересует, понимаешь?.. Ну вот представь, как будто это все у нас в России. Грабил, грабил человек, занимался рэкетом, может, даже заказывал кого, а потом раз — остепенился. Захотел в Думу попасть или там чего… Не преступником считаться, а общественным деятелем… Не слыхала про такое?
— Сколько угодно!
— Ну и что тогда человек делает? Правильно, создает себе новый имидж. С уголовщиной — ни-ни, честь делового человека для него что? Главная заповедь. Ну и, конечно, спонсорство всякое, благотворительность. Ну и, конечно, чудачества. Какой же он опасный человек, если он команду КВН в Москву послал на свои деньги, или художников местных поддержал, или инвалидов, или детский сад… Понимаешь? Для него невинность становится дороже, чем для невесты!
— Больно нужна тебе была моя невинность! — хихикнула Алла, кладя на него свою роскошную ногу.
— Ладно, ладно, сдаюсь, — засмеялся он, чувствуя, как плоть начинает оживать независимо от его воли. — Мне твоя невинность — как зайцу барабан, ты мне без нее гораздо больше нравишься!
— Ладно, замнем, — великодушно согласилась Алла, снимая с него ногу. Значит, говоришь, ради имиджа, так? Невинность, репутация и все такое… Это я понимаю. Но вот наши птички — они разве для этого дела годятся? Ведь мы же с тобой совершили самую настоящую кражу, да еще не просто — в составе созданной с преступным умыслом группы.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'У каждого свое зло'


1 2 3 4 5 6 7