Папка лежала там, куда он ее бросил, – в нижнем ящике письменного стола. Углы ее были перетянуты черными резинками. Неясно, зачем они, если уже и так есть «молния». Черт знает что придумывают.
Невзирая на безмолвные призывы матери, обрадованной появлением сына и уже хлопотавшей на кухне, накрывая обед, Евгений заявил, что ему недосуг, он уедет на час-другой, а вот когда вернется, тут уж наконец и поужинает. Но мать не отставала со своими заботами, и он сдался – на один лишь бутерброд с колбасой и стакан минералки.
Пока она готовила, он внимательно оглядел папку, потом снял резинки, расстегнул «молнию» и разложил папку, словно книгу. Внутри лежал газетный сверток. Ну как если бы три-четыре общие тетради обернули газетой, не толще. И тоже перетянут двумя резинками – крест-накрест. И под ними – сложенный белый бумажный листок, скорее всего, записка.
А тут и Галина Ивановна появилась с бутербродом на тарелке и стаканом минеральной воды.
– Ну поел бы как человек! – взмолилась она.
– Потом, ма… – Он засунул бутерброд целиком в рот и отмахнулся обеими руками. – Э-э-ха-ха!
Это он сказал: мне некогда. Мать лишь всплеснула руками и жалостно уставилась на него. Но Женя жестом показал ей, чтоб уходила, не мешала. Дело же вот, перед ним, – он ткнул пальцем в раскрытую папку. И когда мать вышла, он, не прикасаясь к свертку, внимательно оглядел его еще раз и за кончик двумя пальцами вытащил записку. Аккуратно развернул ее, словно боясь оставить отпечатки своих пальцев. Действительно записка.
"Женя, ты меня прости, пожалуйста, но у меня просто нет иного выхода. Я хотел тебе сказать, но… Словом, постарайся меня понять, хотя, боюсь, это будет тебе нелегко.
Здесь, в свертке, пятьдесят тысяч. Это все, что я смогу сделать для своей семьи. А в общем, я увяз. Если ты и сам еще не сообразил, то прими мой последний совет: пошли их к черту. Ты догадываешься, о ком я. Записку эту ты уничтожь, чтоб и духу ее не осталось. А сверток постарайся отдать моей Нинке, но чтоб она и рта не открывала, иначе всем будет очень плохо. Еще хуже, чем мне сейчас, когда я пишу тебе.
И еще. На даче в цветочном горшке есть моя заначка – от лучших времен. Пусть найдет. Она у меня баба умная и сумеет распорядиться тем, что осталось от всей моей жизни. Если уже не нашли.
Прости за последнюю просьбу. Мне больше некого просить.
Если ты читаешь эти строчки, значит, вопрос со мной уже решился. Еще раз прости, друг.
Вадим".
Евгений тупо глядел на записку, веря и не веря написанному. Казалось, что это какой-то бред. Но вот они, слова-то! Написаны! И почерк Вадима, его рука. Правда, написано ровно, без торопливости, словно заранее все обдумано.
Но почему именно его, Женю, выбрал Вадим своим душеприказчиком, так, что ли? Они же не настолько были дружны, чтобы доверять друг другу такие сокровеннее и опасные вещи. Однако, припоминая события последних недель, работу, компанию эту дамскую, да хоть и то, что так спонтанно произошло сегодня в доме у Татьяны, ее решительный натиск и собственную, какую-то прямо телячью, радостную покорность, Евгений вдруг понял, что за всеми этими делами, безобидными разве что на первый взгляд, может стоять чья-то жесткая воля. Первой жертвой которой оказался Вадим. Он успел это понять раньше, за что и поплатился. А кто следующий? Евгений Осетров? А что, теперь нельзя исключить. Тем более что сами пошли на бойню.
Но ведь, говорят, в таких ситуациях обычно действует козел-провокатор, который идет впереди стада, отправляемого на заклание. А как же в данном случае?
И вспомнил, что с этой компанией, во всяком случае, с Татьяной, это уж точно, Вадима познакомил Олег Машков, который потом интересовался у Вадима, что да как.
Надо будет обязательно с ним встретиться, поглядеть, чем этот майор дышит. Ничего теперь нельзя исключать…
А память снова и снова возвращала его к сегодняшним событиям, и сексуальные игры на банкетке у Татьяны все менее казались Евгению безобидными и привлекательными. В самом деле, все произошло так стремительно и ловко, будто было просчитано заранее. Вплоть до появления с кухни нетрезвой Ирки. И следом – новый набор разнообразных удовольствий. Спланировано, не иначе. Ну хорошо, пусть так, однако чем это приключение может грозить лично ему, Евгению? Да ничем! Он – человек холостой, свободный от обязательств перед кем-либо, и отчитываться по поводу собственной нравственности ни перед кем не должен. Хорошо, это он, а Вадим? А вот тут, если смотреть факту в глаза, то есть, к примеру, видеозаписи, результат самый банальный – разрушение семьи. А там, где вопрос может быть поставлен в подобной плоскости, возникает удобренное поле для шантажа. Так что же, Вадим стал его жертвой?
Заначка – хрен с ней, это все копейки. А вот что за деньги покоятся здесь? Откуда они? А главное – за что, за какие Вадимовы подвиги? Значит, они были…
Женя взял нож для разрезания книг – старинный, отцовский, и аккуратно поддел угол свертка. Чуть взрезал, отогнул уголок.
Выглянул край зеленой долларовой купюры. Что там Вадим пишет? А пишет он, что здесь лежат пятьдесят тысяч. И, как теперь видно, не наши, деревянненькие, а самая настоящая капуста. Пятьдесят кусков в баксах! Цена хорошего, если смотреть правде в глаза, предательства…
Вот и думай теперь, Женечка!
Впрочем, что думать? Вадима нет. А семья его имеет место быть. Маленькая дочка, во второй класс сегодня пошла. Это вспомнил Евгений и снова увидел, будто воочию, стайку малышек с бантами, перебегавшую площадь в Домодедове. Есть еще вдова, которую зовут Нина. А больше у них, оставшихся сиротами – теперь уже неважно, по какой причине, – нет на белом свете никого. Так однажды Вадим и сказал…
«Ну и что ты будешь делать, Евгений Сергеевич? – мысленно спросил себя Осетров. – Пойдешь к руководству департамента? Отнесешь пакет и записку? Да, это было бы честно. Но зачем теперь эта честность, если она никому, ни единому человеку, не принесет добра? Начальству? Прекрасно! Есть повод разоблачить! Тем сукам, которые подставили Вадьку? Их еще ждет свое. Все зачтется. Семье Вадима? Надо понимать: семье предателя…»
Евгений вздохнул, сунул записку в карман, а папку закрыл на «молнию», после чего натянул на углы совершенно ненужные резинки. Пусть все будет как было. А записка все-таки предназначалась лично ему и посторонним не должна быть интересна…
Однако как он все предусмотрел! А может, он уже все знал и просто продолжал плыть по течению? И никаким самоубийством – в прямом смысле – здесь и не пахнет? Хлопнули парня, разыграв суицид на почве душевной неполноценности, – вот и все дела. А сымитировать по нынешним временам можно все, что угодно. Но что же он – как тот телок?! Неужто не мог найти выхода? Значит, не мог. Да и последняя просьба его тогда, при расставании, прозвучала как-то робко. Это лишь сейчас хорошо понял Евгений. Боялся и надеялся. Ну и как же можно подвести его?…
Евгений забрал папку, сказал матери, что отбывает по важному делу, а если кто позвонит – она ничего не знает, и вышел из дома.
Нина Васильевна смотрела на него отчужденно, однако во взгляде ее ему почудилось ожидание. Он коротко представился. Сказал, что с Вадимом они служат в одном Департаменте, ну да… служили, если говорить точнее, правда, в разных управлениях, но занимались одними делами. До последнего дня. А потом он повторил, что вернулся сегодня после длительной командировки, узнал случайно, но, поскольку ни с кем из начальства встретиться не успел, в курсе разве что самого факта. Необъяснимого для него.
Нет, они не были близкими друзьями, но в последнее время как-то так сложилось, что работали бок о бок, говорили не только о служебных делах. Вадим часто про дочку рассказывал, про дачу свою, что под Коломной. Он и в гости приглашал, говорил, что там купание отличное, рыбалка и прочее. Случилось так, что как раз накануне своего отлета в Сибирь Евгению удалось освободить половину воскресенья и вместе со знакомой съездить на Оку. То, что там Вадима не будет уже, он знал, тот сам говорил. Но надеялся познакомиться с Ниной. И ее тоже не оказалось. Соседка вот напоила молочком, так и уехали.
– А-а, так, значит, это вы, Евгений Сергеевич, были у нас, – устало заметила женщина. – А тут такое нагородили! Какие-то доллары обнаружили на даче. Там обыск был. А я об этом – ни сном ни духом. В чем-то теперь Вадима подозревают…
– Вон как! – покачал головой Евгений. – А я-то ведь ничего не знаю. Ладно, обязательно поговорю с его начальством. А кто был у вас на даче?
– Олег Николаевич. Машков его фамилия. Вы его знаете?
– Знаком. Но не больше. А у вас здесь тоже производили обыск?
– Конечно, – вздохнула Нина Васильевна, вероятно, уже теряя интерес к гостю. – Искали что-то. А что у нас есть? Все на виду.
Евгений равнодушно оглядел комнату – стены, потолок, притолоку над дверью. Вряд ли, подумал, кому-нибудь пришла в голову идея поставить здесь «глазок». Ну «прослушку» – это еще куда ни шло, «клопа» под выключатель и – дело с концом. На всякий случай, для контроля, мало ли кто и с чем может явиться к вдове! Вот вроде него, Евгения, к примеру. Значит, и откровенный разговор с Ниной здесь полностью исключается. Ну что ж, тогда надо завершать визит.
– Нина Васильевна, – сказал он, – я понимаю, конечно, что ничем в вашем горе, к сожалению, помочь не могу. Просто думал, что вам что-нибудь известно о причинах такой непонятной смерти Вадима. Увы! Поэтому примите мои самые глубокие соболезнования. Я вам оставлю свой телефон, будет трудно – звоните, чем смогу, постараюсь помочь. Поеду. Попить не дадите?
– Сейчас принесу, – окончательно потухшим голосом сказала она и поднялась.
– Зачем же, пойдемте вместе. – Но в коридоре он притянул ее за плечи к себе и шепнул на ухо: – Проводите меня, буквально на минутку. Я не хочу говорить здесь.
Она резко отстранилась от него, сурово посмотрела и кивнула.
На кухне открыла холодильник, показала:
– Вот, возьмите, что хотите, Евгений Сергеевич. Есть минералка, ее много от поминок осталось. Сок есть, если хотите.
– Спасибо, сок пусть девочка пьет. У нее же сегодня праздник, да?
– Второй класс, – горько сказала Нина. – А он и не увидел…
– Ну что делать, что делать… – Он погладил ее по плечу и глазами указал на выход.
– Пейте и пойдемте, я вас провожу немного, да и в магазин надо. Лиза! – крикнула она. – Ты уроки делаешь?
– Делаю, – послышалось из другой комнаты.
– Я выйду на минутку, молока тебе купить, а ты не отвлекайся, вернусь – буду проверять!
– А нам все равно ничего не задали!
Евгений молча рассмеялся и развел руками. Нина слабо улыбнулась и обреченно покачала головой. А потом ушла в комнату.
– Вы думаете, что нас подслушивают? – спросила она, закрыв дверь, уже на лестничной площадке.
– Не уверен, но лучше обезопаситься. Давайте пойдем медленно, а вы мне, пожалуйста, расскажите все, что вам известно. Повторяю, это просто необходимо, в первую очередь для вас. Я все объясню. У меня с Вадимом буквально накануне был один разговор. Можно сказать, секретный. Все я вам не расскажу, но кое-что. Поэтому не бойтесь меня… Как у вас, кстати, с деньгами?
– Да как? Плохо… Помогли вот, собрали на работе… Олег привез. Будем тянуть. Я-то не работала. А теперь остается ждать его пенсии. И работу искать.
– Пенсию-то дадим, никуда не денемся, – хмуро сказал Евгений. – Но и нервы помотаем… Такая у нас система, мать твою… извините. Ладно, это дело мы с вами поправим… Итак, что вам известно?
– Ах, да ничего практически! Что мне наговорили, то я и знаю. Вон, на дачу съездила, закрыть же теперь все надо. Видно, продавать придется, самой не выдюжить… А Клавдия, соседка, и ошарашивает: у тебя, говорит, Нинка, полный горшок американских баксов отыскали! Ну надо же! И смех и грех! Ну откуда у нас какие-то доллары?! С каких это доходов?!
– Не волнуйтесь, разберемся. Это сейчас не главное. А Вадим в последние дни… ну, я имею в виду, в середине августа, вам ничего не говорил? Ни о каких своих неприятностях?
– Так мы ж с Лизонькой его почти и не видели. Он все здесь, в Москве, находился, а к нам – изредка. Привезет чего-нибудь вкусненького, переночует и – обратно. Опять ж командировки…
– Да, это все было. А у вас с ним никаких ссор? Знаете, случается, особенно под горячую руку!
– Да за что ж на него сердиться-то? Вот уставал он, это да. Заметно было.
– Уставал, значит… – пробормотал Евгений и невольно покачал головой, вмиг вспомнив раскинутые на банкетке ноги Татьяны. – Ну ладно, тогда вы, Нина, меня послушайте… – Он еще не решил, говорить ли про записку в черной папке или свести все к разговору. – Дело в том, что незадолго до… ну, в общем, моего отъезда в командировку… А Вадим, кстати, тоже должен был вылетать, только на Север, мы с ним об этом говорили. Говорили о жизни, обо всем. Он бодрился, но, как я теперь вижу, у него все-таки было подавленное настроение. Почему? Хотел бы и я знать ответ на этот вопрос…
Они вышли во двор, потом на улицу. Евгений сказал, что проводит ее до магазина и обратно домой, но заходить не будет. Так надо. А затем продолжил свой рассказ:
– Словом, расставаясь, а встретиться мы должны были по идее только сегодня, он передал мне эту папочку и попросил… Вы ничего о ней не знаете? – Евгений посмотрел на Нину в упор.
Она вроде немного смутилась, но отвела глаза и, уже не глядя на него, пробормотала:
– Откуда?…
– Ну хорошо. – Женя понял: ей что-то известно, но она не сознается. И не надо, так проще. – Так вот, Нина Васильевна, дорогая моя, Вадим попросил меня сохранить у себя эту папку, поскольку к служебным делам она отношения не имеет, а он за нее боится. Почему – я понял только сегодня, когда вернулся домой и узнал, что Вадим так нелепо ушел из жизни. – Он не хотел говорить: застрелился или убили, чтоб лишний раз не травмировать Нину, да и сам теперь, честно говоря, ни в чем уже не был уверен. – Короче, достал я эту папочку. Он мне сам сказал: мол, если чего случится, мало ли, при нашей-то профессии, я могу ее вскрыть. Что мне и пришлось сделать. Не скрою, – вздохнул Евгений, – там была и короткая записка. Для меня. Похоже, он уже знал что-то о своей судьбе и не оправдывался, нет, а просто просил меня сделать для него… ну, выполнить его последнюю волю, скажем так. Записку эту я вам читать не дам ни при каких обстоятельствах. Больше того, считайте, у нас с вами вообще никаких разговоров по поводу папки не было. Вы знаете специфику работы вашего мужа, нашей службы и понимаете, что любое лишнее слово может немедленно привести к трагическому исходу. Даже наших близких. Но чтобы исключить также и ваши сомнения по поводу сказанного, дам прочитать буквально две строчки. Вы узнаете почерк своего мужа и этого вам будет довольно. – Евгений достал из кармана записку Вадима, согнул текст так, чтобы были видны только две строчки: «Здесь, в свертке, пятьдесят тысяч. Это все, что я смогу сделать для своей семьи». Держа в руках, протянул Нине: – Читайте, его рука?
– Да-а… – помедлив, сказала она и испуганно посмотрела на Женю. – Но откуда это?
– Когда узнаю, может, скажу. Но скорее всего – узнаю, однако не скажу. Ясно?
– Ничего не ясно! Как же я могу это?…
– Молча, – сухо сказал Евгений. – Папка вам не нужна, а сверток я вам передам тогда, когда вы откроете дверь в свою квартиру. Он вам не для того, чтобы вы немедленно кинулись в разгул! Извините, – смутился он, увидев глаза Нины. – Я не то хотел сказать. Но вы поняли. Никто, ни одна живая душа об этом знать не должна. Вадька невольно и меня подставил. Но подставит еще больше и вас, и меня, и всех своих знакомых, если я передам все это нашему руководству. Я думал об этом, говорю вам искренне. Но решил поступить так, как я поступаю. А здесь ваша дальнейшая жизнь. Не шикуйте, спрячьте подальше, берите понемногу, вы – женщина и мать, не мне вас учить. Можете сдавать свою дачу и говорить, что живете на эти деньги. Пенсию, в конце концов, дадут на ребенка, но это все – кошкины слезы. В общем, постарайтесь поступать разумно. Боитесь у себя держать – можете рассчитывать на меня в этом вопросе. Возьмите на первое время, а потом позванивайте мне, когда потребуется. Не меняйте купюры в одном пункте… Ну давайте, чего вам надо купить?
– Подождите, я сейчас…
И она ушла в магазин. А он отошел в сторонку и закурил. Ее долго не было. Докурив, Евгений заглянул в магазин. Удивился: народу совсем не было. Чего ж она так долго? И вдруг он увидел Нину. Она, сжав виски ладонями, стояла у окна. А на сгибе локтя у нее висела пустая полиэтиленовая сумка.
Он подошел сзади.
– Вы забыли дома деньги?
Она резко обернулась. В покрасневших глазах ее стояли слезы.
– У меня уже сил нет… – прошептала она и припала лицом к его груди.
– Ну-ну, – заговорил он негромко, поглаживая ее по голове. – Жизнь еще может быть очень долгой. И у вас дочка. А ей необходима прежде всего материнская забота… Давайте я пойду и разменяю вам какую-нибудь сумму?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Госпожа Сумасбродка'


1 2 3 4 5 6