Старший поднялся ему навстречу и с любезной улыбкой предложил место рядом с собой. В шатре из сборного деревянного каркаса, обтянутого верблюжьими шкурами, было на удивление прохладно. Свежий воздух проникал сквозь приоткрытый дверной полог и круглое отверстие под потолком. На земле лежали обычные у кочевников кошмы, а в центре красовался пестрый туранский ковер, который заменял гостям стол на время пира.
Поджав под себя ноги, в шатре сидело четверо мужчин: помощники Варуха и слепой жрец. К своему искреннему удивлению, за одним столом с мужчинами на шелковых подушках расположилась молодая девушка-шемитка, одетая, как воин.
— Входи же, Конан, и чувствуй себя среди друзей, — подбодрил киммерийца шемит. — Позволь представить тебе моих спутников — жреца Товия и принцессу Мерову. С остальными ты уже знаком. Наш гость — Конан из Киммерии, страны, о которой я только и знаю, что она где-то очень от нас далеко.
Конан неловко поклонился слепому жрецу и девушке, и устроился по правую руку от Варуха. Присутствие женщины, пусть даже принцессы, за мужским столом немного смущало киммерийца, привыкшего к иным обычаям, бытующим у зуагиров. Девушка сидела слева от шемита, и варвар не мог ее рассмотреть, чтобы не показаться невежливым.
Принесли еду: огромное деревянное блюдо с еще дымящейся вареной бараниной, не первой свежести ячменные лепешки, горячий ароматный бульон со специями в глиняных кружках, немного овощей и фруктов и здоровенный кувшин верблюжьего молока.
— Почтенный Товий, благослови нашу пищу, — смиренно попросил Варух, приложив руку к сердцу.
Жрец, а был он человеком крепким и тучным, наверняка, любящим хорошо покушать, не заставил себя уговаривать. Возведя слепые глаза к потолку, он быстро прочитал молитву на незнакомом киммерийцу языке, провел рукой над столом, и на этом ритуал был закончен.
Все, сбросив на время свой важный вид, с аппетитом набросились на еду, орудуя руками и кинжалами. Маленькая девчушка, которую Конан и не заметил, ухаживала за слепым жрецом, впрочем, не забывая и о себе. Конан ел за троих, ничуть не стесняясь своего обжорства: принимать в своем жилище гостя с таким завидным аппетитом — большая честь для хозяев.
Наконец, все наелись и устало отвалились от стола. Хауранцы, как это у них заведено, выражая свой восторг, сыто рыгали. Под фрукты появилось легкое вино, и все удобно разлеглись на кошмах, с наслаждением потягивая прекрасный напиток.
Набитые тугие животы развязали гостям языки, и вскоре между Конаном и караванщиками завязалась непринужденная мирная беседа.
— Признаться, встретив человека в этом оазисе, Конан, мы приняли тебя за демона пустыни, — дружелюбно хохотнул Варух. — Один, здесь, за много лиг от людей. У тебя нет ни коня, не верблюда — что случилось с тобой, киммериец?
— Здесь нет тайны — конь мой пал. Я долго жил среди зуагиров, и боги были милостивы к нам, пока на селение не напали туранцы. Мы сражались, но врагов было больше… Погибли все, остался я один. За мной гнались, и я все дальше и дальше уходил вглубь пустыни, стараясь сбить преследователей со следа. Наткнулся на этот оазис, о котором уже слышал раньше, и ждал три дня, пока не появились вы.
— Что ж ты теперь собираешься делать? — спросила принцесса по-зуагирски.
Конан жалел только, что не успел поймать ее взгляд.
— Я видел — у вас много свободных лошадей. Продайте мне пару и немного зерна, — напрямик предложил киммериец, вызвав оживление среди хауранцев и, не зная как истолковать набежавшую на лица шемитов тень.
— Обсудим позже этот вопрос, — ушел от ответа Варух.
— Это значит — нет? — Конан гордо вскинул голову и обвел присутствующих вопросительным взглядом.
— Если бы я сказал нет, у тебя бы не было причин повторять свой вопрос, Конан из Киммерии, — в голосе шемита варвар почувствовал железные нотки. — Ты хорошо знаешь местность?
— Я знаю пустыню на сто лиг вокруг, — Правдиво ответил киммериец.
— Тогда мы вернемся к этому разговору, — пообещал Варух, смягчившись. — Где, по-твоему, сейчас могут быть те туранцы, что напали на вас?
— Они гнались за мной, но потеряли. Думаю, их отряд где-то недалеко отсюда. В дневном переходе к западу есть оазис Азмавет, оттуда начинается караванный путь в Замбулу. Не сомневаюсь — они сейчас там.
— Их много?
— Было сотни две, — просто ответил варвар. Когда Варух перевел слова Конана хауранцам, меж караванщиками завязался оживленный разговор, и по тону проводников киммериец почувствовал их недовольство.
— Почтенный Варух, — отбросив церемонии, встрял Конан в их беседу. — Ты задал свои вопросы, позволь и мне тебя спросить.
Шемит смерил киммерийца долгим пристальным взглядом и согласно кивнул головой.
— Ты ведешь большой караван. Могу ли я узнать, откуда и куда вы идете?
— Мы вышли из Эрука и следуем в Замбулу с грузом соли, — коротко ответил шемит.
— Хороший товар. — Конан одобрительно покачал головой. — Сейчас, когда Туран готовится к войне, вендийцы запретили купцам ввозить соль в страну. Вас ждет богатая прибыль. Но ответь мне еще на один вопрос — кто напал на вас по дороге?
— Ты наблюдательный человек, Конан, — с плохо скрываемым раздражением отметил Варух, — и задаешь слишком прямые вопросы.
— Если здесь есть какой-то секрет, то прошу меня извинить. Но мудрецы говорят, что умные люди не обижаются на слова, если они идут от разума или от сердца, — с вызовом парировал киммериец.
Варух побледнел, и тяжело задышал. Даже без перевода хауранцы догадались, что происходит что-то неладное. В шатре повисло напряженное молчание.
И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в разговор не вмешалась принцесса:
— Варух, наш гость прав. Прости нас, Конан. Какие тут еще секреты: на нас напали разбойники, и как ни грустно — они были нашими соплеменниками, шемитами. Я удовлетворила твое любопытство? — сухо спросила Мерова.
Принцесса повернулась к киммерийцу, и варвар невольно залюбовался ею.
Смуглая кожа казалась нежнее шелка, словно солнце и ветер щадили ее, живые карие глаза алмазным блеском сверкали из-под тонких дуг бровей, очерченные линии девичьих алых губ и совершенная форма высокой груди зажгли огонь в душе киммерийца.
Конан почтительно поклонился.
— Варух, я хочу, чтобы ты немедленно извинился перед гостем за свою вспыльчивость,—
строго потребовала она.
Не слишком довольный шемит, что-то неразборчиво промычал себе под нос и в знак примирения протянул киммерийцу руку. Конан пожал сухую крепкую ладонь воина.
«Очень необычно — здесь всем командует женщина! Теперь понятно, почему она в этом шатре.»
Он с самого начала не воспринимал принцессу всерьез. Ну, везут девушку, наверняка, богатую невесту, чтобы выдать за какого-нибудь заморского принца — дело житейское. Но походы и войны — занятие мужчин, тем более у жителей пустыни.
— Если у тебя нет больше вопросов, Конан из Киммерии, — продолжала принцесса, — то могу ли я просить тебя рассказать нам о твоей далекой стране?
— С удовольствие, госпожа, — с готовность откликнулся варвар. — Только накинь на себя что-нибудь потеплее.
— Это зачем? — девушка удивленно вскинула длинные ресницы. И все присутствующие с вытянутыми физиономиями застыли в ожидании ответа варвара.
— Просто, когда речь заходит о моей родине, где зимы продолжительны и суровы, а лето так скоротечно, что его почти не замечаешь, о глубоких снегах и не тающих высокогорных ледниках — людям часто становится холодно, — с учтивым поклоном пояснил киммериец.
Принцесса смущенно улыбнулась и отвела взгляд в сторону.
— Такой гость — честь хозяину, — добродушно посмеиваясь, вступил в беседу слепой жрец. — Ты нас заворожил своим предисловием — каков же тогда будет рассказ?
И Конан рассказал, сам удивляясь своему красноречию, заставив слушателей с открытыми ртами ловить каждое его слово.
Так пролетел этот день, в конце которого Конан со своими нехитрыми пожитками, перебрался в шатер Варуха и стал его гостем на все время отдыха каравана.
Прошло три дня. Люди отдохнули, повеселели. Конан все еще ждал своих зуагиров, но с каждым днем надежды его таяли и таяли. Он бездельничал, досыта ел и не тяготился положением гостя. Вечерние беседы в шатре Варуха всегда собирали известное по первой встрече общество и скрашивали его скуку.
Он ладил с караванщиками, заводил с ними разговоры, пытался расспрашивать, но на большинство его вопросов шемиты и хауранцы лишь виновато улыбались и вежливо уклонялись от ответов.
Немало времени Конан проводил со слепым жрецом и принцессой, и с момента первого знакомства даже усилил их впечатление о себе.
Мерова нравилась киммерийцу — смуглая, чернокосая, с огромными карими глазами дикой серны, стройная с изящной походкой, что даже мужской костюм не мог скрыть всех ее женских прелестей. Живая, умная и любознательная — хотя на людях всегда строгая и рассудительная. Ее тянуло к киммерийцу, но девушка боялась открыто показывать свои чувства.
Лишь одно казалось Конану необычным — фанатичная набожность караванщиков. Каждый день начинался с молитвы и ей же заканчивался. Шемиты собирались все вместе, падали на колени и Товий своим густым сочным голосом распевал гимны над их непокрытыми головами, благословляя на дневные труды. А каждый вечер в честь неизвестного божества — Конану не удалось выяснить, кому поклоняются эти люди, — приносились жертвы на ритуальном костре и пелись благодарственные гимны за еще один подаренный день.
Как-то Конан выразил свое желание присутствовать на утренней службе, но Товий строго воспротивился, объяснив, что их бог запрещает посвящать в таинство обряда иноверцев.
Солнце уже клонилось к закату. Киммериец сидел на берегу озера и пытался соскоблить щетину отточенным, как бритва, лезвием меча.
Вдруг с северной стороны, нещадно нахлестывая лошадей и что-то еще издали крича, показались двое разведчиков. Люди бросали свои дела, выскакивали из шатров и замирали в суровом молчании, ожидая их приближения.
Вскоре все разъяснилось — большой конный отряд туранцев на рысях шел в сторону оазиса.
Караванщики бросились за оружием, и лагерь превратился в базарную площадь.
Шем находился в состоянии мира с владыкой Турана, но жители пустыни не доверяли Илдизу. Конные отряды туранцев нередко совершали глубокие рейды в эти погибельные места, и при случае не брезговали разбоем на караванных путях. Да кто осудит победителя, если о нем будет некому рассказать. Пустыня быстро уничтожит все следы.
Люди спешно седлали лошадей и загоняли недовольных верблюдов внутрь лагеря. Слепой жрец, Мерова и Варух стояли у центрального шатра, шемит резким криком отдавал приказы, которые караванщики выполняли с невероятной быстротой. Двадцать верховых хауранцев ушли на восток и скрылись в барханах. Конан встал и широким шагом направился к ним.
— Собираетесь драться с туранцами? — спросил он.
— Нет. Просто мы принимаем меры предосторожности, — ответил шемит, стараясь не встретиться с ним взглядом. — Сперва узнаем, что им нужно.
— Не сомневаюсь — они ищут меня. — Варух и принцесса старательно отводили глаза, и только Товий смотрел в сторону киммерийца безучастным взглядом.
Конан догадался, что его ждет, если туранцы потребуют его выдачи. Законы гостеприимства тоже имеют свои границы.
— Дайте мне коня и я исчезну…
— Нет. Это ничего не изменит. Мне жаль, Конан… — Варух решился заглянуть в глубину его льдистых глаз и с облегчением вздохнул, встретив спокойный беззлобный взгляд варвара. — Ты должен нас понять…
— Я понимаю.
— С тобой будут наши молитвы, хоть это и слабое для тебя утешение, — вставил жрец, с сожалением покачав головой.
Конан невесело усмехнулся.
— Не вмешивайтесь, когда это начнется. Ответом ему было молчание.
Но судьба распорядилась по иному.
Колонна туранцев — около сотни верховых, словно серебристая змейка, переливаясь на солнце начищенной сталью доспехов, показалась из-за барханов. Их командир, ехавший впереди, заметил оазис и лагерь, расположившийся в нем. Он поднял руку, и колонна послушно замерла. Тут же от отряда отделились десятники и направили лошадей к голове колонны. Недолго длился их совет.
Десятники вернулись к своим людям, резкий взмах руки старшего начальника, и конница рассыпалась по равнине, точно ожившая вода, охватив оазис широким железным полукольцом.
Сначала всадники пустили коней шагом, но постепенно перешли на рысь и, наконец, расстелились по пескам в неудержимом галопе, опустив копья с тонкими жалами наконечников.
Знаменитые на всю Хайборию луки оставались в чехлах, притороченных к седлам — зачем портить товар и рисковать жизнью вьючных животных.
Шемиты с мрачными лицами спокойно наблюдали за приближением конной лавины. Они рассредоточились по периметру лагеря, прячась за шатрами и ничего не подозревающими верблюдами.
Глаза их светились холодной решимостью. Руки привычно накладывали стрелы на тетивы, будто караванщики не ведали другого ремесла, кроме воинского.
Варух, принцесса и Товий ушли к своим людям. Киммериец в одиночестве остался стоять в центре лагеря. Противоречивые чувства боролись в его душе.
«Вскочить на коня и бежать — никто меня не осудит, — думал он. — Но украсть лошадь у людей, которые были ко мне добры? Нет! Что с того, что они могли выдать меня, на их месте я поступил бы также…»
Он знал, что не сможет остаться в стороне от общей драки.
Конан с презрением посмотрел на грозную с виду конницу туранцев и посмеялся в душе.
«О чем только думает их командир? Любой мальчишка знает, что лошади не переносят дух верблюдов. На что же они рассчитывают?»
Киммериец окинул лагерь взглядом опытного воина — подступы надежно защищены, только с правой руки, где хауранцы держали своих лошадей, оставался свободный проход. Именно туда Конан направил свои шаги.
Случилось все так, как и предполагал варвар. Кони туранцев почувствовали верблюжий запах и заупрямились, не желая повиноваться своим седокам. И в этот момент их накрыло волной шемитских стрел. Несколько человек и животных свалилось на горячий песок. Но прочные доспехи надежно защищали всадников, а их мастерство наездников, поражало даже искушенных в этом деле знатоков.
Сотник тут же понял свою ошибку. Над молчаливой пустыней завибрировал высокий звук сигнального рога. Лавина конницы послушно развернулась и пошла по кругу, огибая лагерь с двух сторон. Резко щелкали луки шемитов, но слишком редко их каленые стрелы находили лазейку в стальных туранских доспехах, и каждый удачный выстрел приветствовался караванщиками радостными криками.
Безразличные к человеческим забавам верблюды почувствовали близкий запах крови и сперва лишь тревожно вертели головами, но уже скоро заволновались серьезно. Туранцы подняли невообразимый гвалт, их вопли пугали ничего не понимающих животных. Верблюды во главе с вожаком предприняли попытку уйти подальше от такого шумного соседства, и шемитам лишь с превеликим трудом удалось удержать их на месте. В обороне лагеря появились провалы, куда незамедлительно хлынули потоки стальной туранской конницы.
В этот момент первые всадники достигли прохода, где занял место Конан и резко развернули коней в его сторону. Варвар без тени страха встал на их пути, пытаясь заглянуть в глаза несущемуся прямо на него туранцу. Он не спеша достал свой меч и отвел клинок за правое плечо для удара.
Расстояние между ним и противником стремительно сокращалось. Всадник с лошадью казались слившимся воедино громадным чудовищем, длинный зазубренный наконечник копья зловеще покачивался в такт безудержному галопу, на уровне груди киммерийца.
И вот уже их разделяет только миг — миг между жизнью и смертью. Канан не стал его ждать — удача улыбается тому, кто сам берет судьбу за горло.
Он упал на одно колено, ускользая из-под удара, и рубанул лошадь по ногам. Благородное животное с отчаянным ржанием перевернулось через голову вместе с седоком, чуть не задев копытом киммерийца, и с хрустом ломающихся костей рухнуло на песок, подминая всадника под себя. Второй туранец был вырван из седла, нанизанный на меч киммерийца, словно баран на вертел. Еще бившаяся в агонии лошадь и заминка, вызванная гибелью второго воина, заставила остальных нападающих попридержать скакунов.
Туранцы сгрудились в проходе беспорядочной толпой, силясь обуздать разгоряченных скачкой, закруживших на месте коней.
Конан выиграл несколько мгновений и получил преимущество для атаки. Он рубил, как заправский мясник, разя врагов в незащищенные спины, не обращая внимания на глубокие царапины, оставляемые на его теле копьями всадников. Просторные белоснежные одежды варвара стали пурпурными от пролитой крови, своей и чужой. В один миг проход оказался завален грудой человеческих и конских тел, казавшейся огромным клубком сцепившихся змей.
1 2 3 4 5 6