Только одна фигура стояла, словно тень, на месте недалеко от круга и неподвижным скорбным взглядом глядела на Вильгельма. Иногда она горестно поднимала руки и, казалось, вздыхала; тогда угли начинали тускнеть, но серая сова взмахивала крыльями и снова раздувала огонь. Вильгельм отвернулся, потому что ему почудилось, что у этой мрачной фигуры было лицо его покойной матери, смотревшей на него со скорбной печалью.
Колокол пробил одиннадцать. Белая фигура со вздохом исчезла. Совы и кваквы взлетели вверх, черепа и кости застучали под их крыльями. Вильгельм наклонился над своим угольным очагом — он стал заливать расплавленный металл, и с последним ударом колокола из формы выпала первая пуля.
12
Совы и черепа с костями угомонились. Но вот на дороге показалась древняя сгорбленная старуха и стала приближаться к магическому кругу. Она со всех сторон была обвешана деревянными ложками, половниками и другой кухонной утварью и во время ходьбы производила страшный шум. Совы с уханьем летели ей навстречу, задевая ее крыльями. У магического круга старуха наклонилась над костями и черепами, но из углей на нее посыпались искры, и она отдернула свои костлявые руки. Тогда она принялась ходить вдоль круга и, ухмыляясь, предлагать Вильгельму свой товар.
— Дай мне этих косточек, а я тебе дам ложечек! — гортанным голосом кричала она ему. — Дай мне эти черепа! К чему тебе этот хлам? Что тебе от всего этого проку, все равно никуда не денешься. Иди в свадебный хоровод, дорогой мой женишок!
Вильгельма охватил ужас, но он взял себя в руки и стал работать еще быстрее. Самое страшное, что старуха была ему знакома. Эту помешанную нищенку раньше можно было довольно часто встретить в подобном одеянии в окрестностях, пока она наконец не попала под надежную опеку в сумасшедший дом. Вильгельм не знал, реальность ли то, что он видел, или призрак. Через некоторое время старуха рассерженно сбросила с себя запас кухонной утвари.
— Возьми это себе, покути последний раз холостяком! Свадебное ложе уже готово! Завтра, когда стемнеет, ты будешь повенчан со мной. Приходи скорей, мой любимый! — и она медленно засеменила в лес.
Вдруг послышался шум, похожий на стук колес и щелканье кнута. Показался запряженный шестеркой лошадей экипаж в сопровождении всадников.
— Что это здесь на дороге? — закричал передний из них. — Посторонись!
Оторвавшись от работы, Вильгельм поднял голову: из-под копыт лошадей вылетали искры, а колеса экипажа светились, словно покрытые фосфором. Он решил, что это колдовство, и попытался сохранить спокойствие.
— Вперед! — крикнул, оглядываясь, все тот же всадник, и в это мгновение вся кавалькада устремилась на магический круг. Вильгельм бросился на землю, когда лошади встали на дыбы над его головой. Однако резвая конница взлетела вместе с экипажем в воздух, повернулась несколько раз над кругом и исчезла в смерче, снесшем верхушки деревьев и разбросавшем кругом ветки.
Прошло некоторое время, прежде чем Вильгельм пришел в себя от испуга. Он унял дрожь в руках и без помех отлил несколько пуль. Снова раздался далекий, хорошо знакомый ему звук колокола. Утешающим, словно дружеский голос, показался Вильгельму в страшном магическом круге этот звук из мира людей; однако колокол пробил второй раз, третий. Молодого егеря охватил ужас от того, что время прошло так быстро — ведь еще и треть работы не была выполнена. Колокол прозвучал в четвертый раз. Силы оставили Вильгельма. Все его тело, казалось, окаменело, и литейная форма выпала из его обессилевшей руки. С покорностью судьбе приготовился он считать число ударов полного часа. Но больше ничего не было слышно — колокол молчал. Шутка со звуками первых ударов полуночи, видимо, показалась рискованной даже страшным силам преисподней. Полный радостного предчувствия Вильгельм схватил свои часы. Они показывали вторую четверть двенадцатого. Вильгельм с благодарностью посмотрел на небо, и богобоязненное чувство вовремя смирило его ликование, чуть было не прорвавшееся в громком крике.
Собравшись с силами и сосредоточившись, он снова храбро принялся за работу. Вокруг него царила глубокая тишина. Только иногда слышался стук перекатываемых совами черепов и костей. Вдруг что-то зашуршало в кустарнике. Звук этот был знаком каждому опытному охотнику. Вильгельм глянул в том направлении, и — как он и предполагал — из зарослей выскочила самка дикого кабана и бросилась к магическому кругу. Он не сомневался, что это не было обманом зрения. Вильгельм вскочил, схватил ружье и, быстро прицелившись, нажал на курок. Но кремень не дал искры.
Он выхватил охотничий нож, однако ощетинившийся зверь, бросившись на него, взмыл в воздух, как это было с экипажем и лошадьми, и исчез.
13
Охваченный тревогой, Вильгельм поспешил наверстать упущенное время. Вскоре шестьдесят пуль было отлито. Он обрадованно взглянул на небо, которое очистилось от облаков. Луна снова озарила окрестности своим светом. В это время в лесу раздался испуганный возглас: «Вильгельм! Вильгельм!» Это был голос Кэтхен. Вильгельм видел, как она вышла из зарослей и пугливо осматривалась по сторонам. За ней, с трудом переводя дух, спешила какая-то старуха и, вытянув тощие руки, словно паук, старалась схватить беглянку за развевающуюся на ветру одежду. Кэтхен собрала последние силы, чтобы ускользнуть от старухи, как вдруг у нее на пути вырос старик с деревянной ногой. Она на какое-то мгновение остановилась, и тут ее схватила старуха костлявыми, как у скелета, руками. Вильгельм не мог больше выдержать. Он бросил форму с последними пулями и только хотел выпрыгнуть из магического круга, как колокол начал отбивать полночь. Колдовское наваждение исчезло. Совы вспорхнули с черепов и улетели прочь. Угли погасли, и Вильгельм в изнеможении опустился на землю.
В это время к нему медленно подъехал всадник на черном коне. Он остановился перед потерявшим силу магическим кругом.
— Ты хорошо выдержал испытание, — сказал он, — что ты хочешь от меня?
— От тебя ничего, — ответил Вильгельм, — то, что мне нужно, я добыл себе сам.
— Но с моей помощью, — возразил незнакомец, — поэтому мне полагается моя часть.
— Никоим образом! — воскликнул Вильгельм. — Я тебя не звал и не нанимал!
Всадник насмешливо улыбнулся.
— Ты смелее, — сказал он, — чем обычно бывают подобные тебе. Возьми же пули, которые ты отлил! Шестьдесят для тебя, три для меня. Одни попадают, другие дурачат. Позже ты поймешь, в чем дело!
Вильгельм отвернулся.
— Я не хочу тебя больше видеть, — произнес он. — Оставь меня!
— Почему ты отворачиваешься от меня? — спросил незнакомец со зловещей усмешкой. — Разве ты меня знаешь?
— Нет, нет! — вскричал Вильгельм в ужасе. — Я не хочу тебя знать… я ничего не знаю о тебе! Кто бы ты ни был, оставь меня!
Черный всадник повернул коня.
— Твои вставшие дыбом волосы, — сказал он, — говорят о том, что ты меня знаешь. Я тот, чье имя ты с содроганием произносишь в мыслях.
С этими словами он исчез, и деревья, под которыми он стоял, опустили к земле свои засохшие ветви.
14
— Милосердный боже, Вильгельм, что с тобой случилось? — в один голос воскликнули Кэтхен и матушка Анна, когда Вильгельм, бледный и растерянный, пришел после полуночи домой. — Ты выглядишь так, будто поднялся из гроба.
— Это от ночного воздуха, — ответил Вильгельм. — В самом деле, меня немного лихорадит.
— Вильгельм, — сказал подошедший лесничий, — тебе что-то повстречалось в лесу. Почему ты не остался дома? Говори начистоту, меня ты не проведешь.
Серьезность папаши Бертрама озадачила Вильгельма.
— В общем, да, мне действительно кое-что повстречалось. Но, пожалуйста, потерпите девять дней! Раньше, сами знаете… — ответил он, намекая на охотничий обычай при сомнительной встрече не рассказывать о ней прежде определенного срока.
— Ладно, дорогой сынок, ладно! — согласился старик. — Дай-то бог, если это только то, что должно сохраняться в тайне девять дней. Оставь его в покое, мать, не расспрашивай его, Кэтхен! Я чуть было не оказался несправедлив к тебе, дорогой Вильгельм. Теперь ступай отдохни! Как говорит пословица, утро вечера мудренее. Впрочем, гляди бодрее! Кто служит своему делу и идет праведным путем, тому не будет вреда и от случайно встреченного в ночи привидения.
Вильгельму пришлось притворяться изо всех сил, чтобы не выдать своим поведением, насколько предположения лесничего совпадают с действительностью. Отзывчивость старика, его непоколебимое доверие, хотя все указывало на вину Вильгельма, разрывало сердце молодого егеря. Он поспешил в свою комнату, твердо решив уничтожить колдовские пули. «Мне нужна только одна — только одна пуля, — стеная и умоляюще сложив руки, взывал он к небу. — Ведь должно же благое намерение хоть в какой-то мере оправдать сомнительное средство. Тысячекратным покаянием я искуплю свое деяние, если в нем было бы что-то греховное! Разве я могу теперь повернуть назад, не разрушив всего моего счастья, чести, любви?»
Решение Вильгельма искупить свою вину уняло беспокойство в его сердце. Утром он встретил восходящее солнце, вопреки опасениям накануне, с большим спокойствием.
15
Утром прибыл главный егерь и потребовал, чтобы перед пробным выстрелом была устроена небольшая охота с кандидатом на должность лесничего.
— Конечно, хорошо, — сказал он, — что мы придерживаемся старого обычая. Однако искусство охотника лучше всего проявляется в лесу. Поэтому вперед, в лес!
Вильгельм побледнел и, чтобы избежать охоты, стал приводить различные доводы против нее. А когда они не были приняты главным егерем, он попросил разрешения по крайней мере сначала выполнить свой пробный выстрел. Старый лесничий сокрушенно покачал головой. — Вильгельм, Вильгельм, — сказал он дрогнувшим голосом. — Так, значит, правильно я вчера опасался?
— Отец! — воскликнул тот, и отчаяние сдавило ему горло. Вильгельм быстро удалился, но через несколько мгновений, уже готовый к охоте, вернулся и последовал за главным егерем в лес.
Старый лесничий пытался заглушить свои подозрения, но напрасно старался он придать себе бодрый вид. Кэтхен тоже была подавлена и, словно во сне, бродила по дому. Она спросила отца, нет ли возможности отложить пробный выстрел.
— Я бы тоже этого хотел, — сказал тот и молча обнял дочь.
В этот момент явился приглашенный к торжеству священник и напомнил о свадебном венчике. Матушка Анна замкнула накануне замочек серебряного венчика и теперь, открывая его в спешке, повредила. К торговке венчиками был срочно послан мальчишка с поручением купить новый венчик для невесты.
— Скажи, чтобы тебе дали самый красивый! — крикнула ему вдогонку матушка Анна.
Однако тот по незнанию попросил самый блестящий, а торгбвка, не разобравшись, дала ему траурный венок из мирта и розмарина, украшенный серебром. И мать и дочь увидели в этом зловещее предзнаменование. Каждая из них содрогнулась в душе, и обе, бросившись друг другу в объятия, попытались скрыть свои ужасные предчувствия, обратив все в шутку. Еще раз попробовали открыть замочек серебряного венчика — он легко открылся. Траурный венок отослали обратно, а в волосах Кэтхен засиял венчик новобрачной.
16
Егери возвратились с охоты. Главный егерь не мог нахвалиться на Вильгельма.
— Мне кажется просто смешным, — сказал он, — после такой охоты требовать еще пробного выстрела. Однако, почитая древние обычаи, приходится иногда делать кое-что совсем ненужное. И поэтому давайте мы поскорее уладим это дело. Вот там на столбе сидит голубь. Подстрелите его!
— Ради бога! — вскричала Кэтхен, подбегая к ним. — Вильгельм, не стреляй в него! Ах, я сегодня ночью видела сон, будто я белая голубка, и мама надела мне на шею кольцо; здесь пришел ты… а мама оказалась вся в крови!
Вильгельм опустил взятое было уже наизготовку ружье, но главный егерь только усмехнулся.
— Ай-ай-ай, — сказал он, — откуда такие страхи? Это не к лицу девушке егеря. Не робейте, невестушка! Или, может быть, этот голубь ваш любимец?
— Нет, — ответила Кэтхен, — но мне как-то боязно.
— Ну тогда, — воскликнул главный егерь, — смелее, господин лесничий, стреляйте!
Прогремел выстрел — и в то же мгновение Кэтхен с громким криком упала на землю.
— Странная девушка! — проговорил главный егерь и поднял Кэтхен; и тут стало видно, как по ее лицу струилась кровь. Во лбу зияла рана, какие обычно оставляют ружейные пули.
— Что это? — воскликнул Вильгельм, когда он услышал громкий крик позади. Он оглянулся и увидел истекавшую кровью Кэтхен. Рядом с ней стоял старик на деревянной ноге и с дьявольским, глумливым смехом повторял:
— Шестьдесят попадают, три дурачат!
Вильгельм с яростью выхватил из ножен свой охотничий нож и бросился на ненавистного хромого.
— Проклятый! — вскричал он в отчаянии. — Значит, вот как ты меня обманул! — Больше он ничего не мог сказать, так как без чувств упал на землю рядом с залитой кровью невестой.
Главный егерь и священник напрасно пытались утешить убитых горем родителей. Матушка Анна едва успела возложить на грудь погибшей невесты пророческий траурный венок, как сама, выплакав последние слезы, зачахла от непереносимого горя. Оставшийся один как перст старый лесничий вскоре последовал за ней. Вильгельм закончил свои дни в сумасшедшем доме.


1 2 3