Так как господин из-за какого-то неосторожного замечания имел неприятности с полицией, он посчитал, что это послужило причиной увеличения числа его гостей. Но поскольку, впрочем, вряд ли можно было бояться того, что сегодня будет сказано или cделано что-то не угодное полиции, тo, чтобы избежать беспокойства и не тревожить представителей власти по поводу такого не заслуживающего внимания вторжения в его семейный праздник, он воздержался от просьбы ко всем присутствующим в разгар праздника снять маски:
Мы, гости, поразились изысканности стола. По части напитков он намного превосходил обычаи этой страны. Однако хозяин был еще не доволен и громко сожалел о том, что несчастье постигло его отменное красное шампанское, так что он не может наполнить им ни одного бокала.
Вирочем, собравшиеся здесь, казалоcь, хотели наверстать испорченное днем веселье. Только о моем ближайшем окружении нельзя было этого сказать: здесь всем не давало покоя любопытство. Я, собственно, сидел рядом с богато одетой дамой и заметил, что она не притронулась ни к еде, ни к напиткам, не обменялась ни словом со своими сocедями, a, казалось, только и делала, что не сводила глаз с жениха и невесты.
Слух об этом постепенно распространялся среди присутствующих в зале и снова очень сильно нарушил веселье. Шепотом высказывались самые различные предположения по поводу загадочной персоны. Большинство сошлось во мнении, что причиной ее необычного поведения послужила несчастная любовь к жениху.
Ее соседи намного раньше других встали из-за стола, чтобы развлечься более интересной беседой со своими знакомыми.
Время от времени многие из гостей пробовали сесть возле дамы, надеясь узнать в ней свою знакомую и удостоиться более счастливой участи. Напрасно.
Наконец, как раз в тот момент, когда подали белое шампанское, явился и жених, чтобы занять один из стульев около молчаливой дамы.
И она, казалось, действительно немного оживилась. Пo крайней мере, обернулась к новому соседу, чего не случалось с его предшественниками, и даже протянула ему свой бокал, как будто он должен был из него выпить.
Но Филиппо охватила сильная дрожь, когда он посмотрeл ей прямо в лицо.
— Вино, однако, красное! — воскликнул он, указывая на бокал. — А я думал, нам не хватало именно кpacного шампанского.
— Красное? — изумился отец невесты, из любопытства подошедший к ним.
— Посмотрите же на бокал дамы! — сказал Филиппо.
— Как так, оно белое, как и y всех остальных! — он взял при этом в свидетели присутствующих, которые тоже признали вино белым.
Филиппо не стал пить и ушел, потрясенный взглядом своей соседки.
Он отозвал хозяина в cстoрону, и тот решился вскоре после того высказать свою просьбу: „Я прошу уважаемых гостей по причине, которую я оглашу позже, на минуту снять маски“.
И так как он тем самым выражал в какой-тоo степени общее желание, потому что каждый жаждал увидеть молчаливую даму без маски, то в один миг зa столом не осталось ни одного лица в маске — за исключением молчаливой дамы, с которой по-прежнему не спускали глаз.
— Вы единственная, кто остался в маске, — обратился к ней господин после длинной паузы. — Смею ли я надеяться?
Но она настойчиво отказывалась бытьузнанной. Это тем более чувствительно задело хозяина, так как во всех остальных он узнал действительно приглашенных на праздник друзей, и этадама опредёленно оказывалась лишней. Тем не менее он не стал принуждать ее открыться, так как изысканная роскошь ее туалета рассеивала подозрения в том, что причиной увеличения количества гостей была полиция, a он не хотел бы оскорбить такую благородную персону, какой она ему казалась. Кроме того, она могла иметь отношение к кому-нибудь из иностранных друзей его дома, прибывших в Венецию и, узнав о празднике, решивших сыграть невинную шутку.
Тем временем сочли уместным на всякий случай расспросить o6 этом прислугу. Однако, несмотря на большое количество прибывших сюда слуг и служанок, никто из них не имел отношения к этой даме. Да и люди хозяина дома не могли припомнить, видели ли они кого-нибудь с ней.
Все это казалось еще более странным, поскольку дама, как уже упоминалось, только перед обедом появилась с роскошным букетом.
Перешептывание, которoе. вытеснило настоящий разговор, становилоcь все громче и громче, пока маска резко не поднялась со своего места и, кивнув жениху, не направилась к двери. Однако невеста помешала ему последовать за ней. Она уже давно заметила, какое внимание та уделяла ему. От нее не скрылось также, что незадолго до того он ушел от дамы в сильном волнении, так что она подумала, не oбошлось ли здесь без любовного помешательства. Хозяин, вопреки всем возражениям своей озабоченной дочери, следил за незнакомкой издалека и ускорил шаги, когда дверь за ней захлопнулась. Но в этот момент вдруг снова повторился дневной крик, только во много раз усиленный ночной тишиной, и собравшиеся словно оцепенели. A когда хозяин пришел в себя и вышел из дома, незнакомка бесследно скрылась.
Люди на улице тоже ничего о ней не знали, и хоть пространство вокруг виллы было далеко не пустынным, да и на берегу находились гондольеры, пропавшую мacкуy все же никто не заметил.
Все это вместе взятое так обеспокоило общество, что каждый подумывал уже. oб обратной дороге, и хозяин вынужден был отпустить лодки раньше назначенного времени.
Можно было ожидать; что обратная дорога выдастся еще более невеселой, чем утренняя.
На следующий день, однако, молодые, казалось, немного успокоились. Даже Филиппо согласился с объяснением невесты о том, что незнакомка, безусловно, была какой-то помешавшейся от любви персоной. Неоднократные крики решили приписать какому-нибудь шаловливому человеку, а то обстоятельство, что маска скрылась никем не замеченной, c натяжкой объяснялось невнимательностью людей.
Пропажу кольца, которoе все еще нe было найдено, объяснили глупой проделкой кого-то из прислуги.
Одним словом, все детали, которые могли бы навести на след в этом деле; легкомысленно обошли вниманием, и смутило всех лишь тo, что избранный для освящения брака пастор лежал уже на смертном одре и, так как их семья поддерживала с ним искренние дружеские отношения, подобало бы вспомнить о нем, несмотря на радостные дни первой недели после помолвки.
Как раз в день погребения священника безоблачное настроение Филиппо было сильно омрачено. Мать Кларен сообщила в письме о том, что его бывшая возлюбленная умерла, доведенная до отчаяния его неверностью, и перед смертью сказала, что и в могиле не успокоится, пока не исполнится его слово, данное ей.
Уже одно это произвело на нею такое сильное впечатление, что неизбежные в таком случае материнские проклятия были излишними. K тому же, как отчетливо всплыло в памяти Филиппо, первый загадочный крик на вилле был услышан именно в час ее смерти. И теперь он окончательно поверил в то, что незнакомка в маске была не кем иным, как призраком Кларен.
Эта мысль стала сводить его с ума.
Он носил письмо всегда с собой и иногда почти бессознательно доставал его из кармана, чтобы остановившимся взглядом погрузиться в него. Даже присутствие Камиллы не смущало его: она и без того связывала причину такой очевидной перемены в нем с письмом. Так, однажды, когда Филиппо погрузился в тяжелые раздумья и не заметил, что уронил письмо, она подняла его и стала читать. С ужасом он заметил это лишь в тот момент, когда она; побледнев, выпустила листок из рук.
Филиппо в раскаянии упал к ее ногам и умолял ее, прося о прощении. „Люби хотя бы меня более верно, чем покойную!“ — воскликнула грустно она, и он поклялся ей в этом.
Несмотря ни на что его бecпокойство росло и в день венчания, утром, разрослось до невероятных масштабов. Так, когда он в сумерках шел к дому невесты, чтобы повести ее, согласно местному обычаю, на paccвете в церковь, ему все время казалось, что за ним следует тень Кларен.
Ни одну любящую пару, пожалуй, не сопровождало к алтарю такое чувство страха, как эту. По просьбе отца Камиллы я пошел сними как свидетель, и уже после всех событий мы часто вспоминали кладбищенский холод этого утрa.
Мы направлялись в полной тишине к церкви Делла Салюте. Но еще по пути Филиппо неоднократно просил меня шепотом, чтобы я не подпускал призрак, преследовавший нас, к его невесте, чтобы он не причинил зла его Камилле.
— Какой призрак? — спросил я.
— Ради Бога, не так громко! — попросил он. — Вы же видите, как он настойчиво пытается протиснуться между мной и Камиллой.
— Все это фантазии, мой дорогой. Здесь нет никого, кроме вас и вашей невесты.
— Дай Бог, чтобы мои глаза меня обманывали! Только не с нами вместе в церковь! — добавил он, когда мы уже стояли перед ее дверью.
— Ни в коем случае! — поддержал я и, к искреннему удивлению родителей Камиллы, cделал движение, словно отталкивал кого-то.
В самой церкви мы встретили отца Филиппо. Жених бросил на него взгляд, похожий на последнее прощание. Камилла всхлипывала, a ее родители, услышав его возглас: „Так, значит, чужая бледная фигуpa сюда все-таки проникла?“ — стали сомневаться, следует ли совершать таинство бракосочетания при таких условиях.
Тогда любящая Камилла произнесла: „Только я смогу сейчас избавить его от этих фантазий“.
Мы приблизились к алтарю, все свечи которого в этот момент были погашены порывом ветра. Пастор был раздосадован, что так плохо прикрыли окна. И тут Филиппо воскликнул: „Окна! Разве вы не видите, кто здесь и кто умышленно иx погасил?“ Все удивленно переглянулись, а Филиппо продолжал, одновременно судорожно освобождаясь от Камиллы: „Разве вы не видите, кто вырывает меня из рук невесты?“
Камилла без сознания упала на руки матери, a священник объявил, что при таком сомнительном положении дел церемония венчания состояться не может.
Родственники обеих cстopoн приняли состояние Филиппо за помрачение рассудка, a немного времени спустя заговорили и oб отравлении ядом, так как Филиппо вскоре после этого скончался в страшных конвульсиях. Однако никто не мог установить причину несчастного случая. Хирургическое обследование трупа также не нашло ни малейшего подтверждения этому подозрению.
Родственники, равно как и я сам, узнав из уст Камиллы о поводе к так называемым „фантазиям“, постарались, насколько было возможно, скрыть эту историю. Одного нельзя было правдоподобно объяснить, сводя все факты воедино: появления загадочной маски на помолвке.
Достаточно странным казалось и тo, что пропавшее на вилле кольцо Камиллы сразу же обнаружилось среди ее прочих украшений, едва только все вернулись из церкви.
— Вот так удивительная история! — произнес граф. Его супруга вздохнула, а Либусса добавила:
— Мне стало по-настоящему жутко oт всего этого.
— Как и любому другому обрученному! — возразил я, посмотрев на Дуку, который во время моего рассказа несколько раз вставал и снова садился, и в его растерянном взгляде читалась нескрываемая тревога, которая бoролась в нем с его чувствами ко мне.
— Прежде всего — вот что, — шепнул он мне, провожая меня до моей спальной комнаты. — Мне понятна ваша благородная цель, — так начал он свою речь. — Эта лживая история…
— Довольно! — вспыхнул я. — Я был свидетелем всего этого, это вы слышали. Как вы смеете обвинять честного человека во лжи, не боясь возмездия?
— Об этом после! — возразил он издевательским тоном. — Сначала только об одном: откуда бы вы ни выкопали притчу о вине, смешанном с кровью, я знаю, из чьей жизни эта сцена.
— Из жизни Филиппо, ручаюсь вам. Впрочем, весьма возможно, как и в случае с криком, что вся эта история не исключение; и что она могла случиться и c любыми другими молодыми людьми.
— Пусть так! Тем не менее многие другие детали в вашем рассказе совпадают с вполне определенным случаем.
— Ничего странного. Все любовные истории в принципе берут начало oт одного семейства и в основных чертах похожи друг на друга.
— Как вам будет угодно, — продолжал Марино, — но прежде всею я требую, чтобы отныне вы прекратили делать любые намеки на мою прежнюю жизнь, равно как и нашептывать графу разные сказки. При этом условии, и только при этом прощаю я вам ваше сегодняшнее остроумное сочинительство.
— Прощаете? Условие? И это вы-то?! Это уже слишком. Вот вам мой ответ: завтра утрoм граф будет знать все о вашей прежней помолвке и о вашем нынешнем наглом требовании.
— Мaркиз, если вы осмелитесь!..
— Ха-ха-ха! Я осмелюсь. Это мой долг по отношению к старому другу. Лжец, который меня обвинял во лжи:, слишком долго носил в этом доме свою благочестивую маску!
Непроизвольно меня охватил такой гнев, что вызов на дуэль был неизбежным. Дука сразу же ответил на вызов, и мы при прощании условились следующим yутpoм в соседнем лесу стреляться на пистолетах.
Таким oбразом, на pacсвете мы oбa взяли своих слуг с собой в лес. Как только Марино обратил внимание на тo, что я не спешу наставлять моего слугу на случай смертельного исхода, он взял это на себя и уже заранее стал распоряжаться по поводу моего трупа, словно все уже свершилось. Но прежде он пытался все же меня отговорить, так как, как он выразился, наш поединок мог оказаться слишком неравным. Он молод, и его твердая рука не подводила eгo на многих дуэлях. Правда, до сего времени никто еще не погиб от его руки, но он не отказал ни одному из соперников в удовлетворении. B моем случае он впервые пойдет до конца, так как только моя смерть может сделать меня безопасным для него. B случае же, если я на месте дам ему слово чести, что я ничего не расскажу графу о его прежней жизни, он готов хоть сейчас считать дело улаженным.
Я, разумеется, отклонил его предложение.
— Да хранят вашу душу небеса! — сказал он, и мы приготовились.
— Ваша очередь стрелять! — сказал я затем.
— Я уступаю ее вам.
Он согласился, и я выстрелом выбил пистолет из eгo руки. Он заметил мой маневр, однако был выведен из себя собственным промахом, утверждая, что целился прямо в сердце. Не стал он отрицать и того, что причиной его промаха не явилось трусливое уклонение с моей стороны. По его просьбе я выстрелил еще раз. Я снова целился в пистолет, который находился в его левой руке, и опять, к его удивлению, попал, но так близко к руке, что не oбошлось без ранения.
Когда и вторoй его выстрел прошел мимо цели, я сказал, что больше не притронусь к пистолету, и вызвался помочь ему прицелиться в меня, так как он приписывал свои промахи, вероятно, сильному кpoвотечению. Едва он успел отклонить предложение, как между нами встали граф с Либуссой, еще раньше заподозрившие неладное. Граф был очень огорчен поведением своих гостей. Он потрeбовал разъяснений, и в присутствии Марино я все рассказал. Смущение последнего полностью изобличало его перед гpaфом и Либуссой. В течение некоторого времени все пребывали в дурном настроении.
Правда, Марино очень скорo сумел использовать любовь Либуссы для того, чтобы повлиять на Слободу, который в тот же вечер сказал мне:
— Вы правы, я должен быть непреклонным и указать Дуке на дверь. Но разве этим поможешь его брошенной невесте, которую он не хочет видеть? K тому же он — первый мужчина, к которому мое единственное дитя питает сердечную склонность. Давайте положимся на их волю. Графиня думает так же, как и я, и признается, что ей будет очень тяжело, если прекрасный венецианец покинет наш дом. Как часто в этом мире случаются измены, которые можно извинить особыми обстоятельствами.
— Но именно обстоятельств, извиняющих Дуку, кажется, ему недостает! — возразил я, но сразу же замолчал, заметив, что графа уже не отговорить oт отчаянного поступка.
Венчание происходило без помех; однако общее настроение не соответствовало этому веселому и яркому празднику. Даже вечерние танцы нагоняли тоску. Только Марино танцевал неестественно бесшабашно.
— К счастью, господин маркиз, — сказал он в перерыве между танцами и громко засмеялся мне в лицо, — к счастью, под рукой не оказалось ни одного привидения, как в случае с вашей венецианской помолвкой.
— Все же, — возразил я, подняв вверх палец, — не следует радоваться преждевременно. Несчастье подкрадывается незаметно, и часто замечаешь его только тогда, когда уже слишком поздно.
Сверх ожидания, моя речь заставила его замолчать, и, что меня больше всего убедило в ее воздействии, c удвоенным неистовством он отдался танцу.
Напрасно просила его графиня-мать поберечь свое здоровье. Только вняв мольбе Либуссы, прекратил он танцевать и, выбившись из сил, сел.
Вскорe затем увидел я невесту, незаметно покидающую комнату со слезами, которые отнюдь не были похожи на слезы радости. Это была она, я не мог ошибиться. Я находился так близко от главного входа, куда она проскользнула, как сейчас стою рядом с вами. Тем более удивительным показалоcь мне, что буквально нecколько минут спустя она возвратилась с самым безмятежным выражением лица.
1 2 3 4
Мы, гости, поразились изысканности стола. По части напитков он намного превосходил обычаи этой страны. Однако хозяин был еще не доволен и громко сожалел о том, что несчастье постигло его отменное красное шампанское, так что он не может наполнить им ни одного бокала.
Вирочем, собравшиеся здесь, казалоcь, хотели наверстать испорченное днем веселье. Только о моем ближайшем окружении нельзя было этого сказать: здесь всем не давало покоя любопытство. Я, собственно, сидел рядом с богато одетой дамой и заметил, что она не притронулась ни к еде, ни к напиткам, не обменялась ни словом со своими сocедями, a, казалось, только и делала, что не сводила глаз с жениха и невесты.
Слух об этом постепенно распространялся среди присутствующих в зале и снова очень сильно нарушил веселье. Шепотом высказывались самые различные предположения по поводу загадочной персоны. Большинство сошлось во мнении, что причиной ее необычного поведения послужила несчастная любовь к жениху.
Ее соседи намного раньше других встали из-за стола, чтобы развлечься более интересной беседой со своими знакомыми.
Время от времени многие из гостей пробовали сесть возле дамы, надеясь узнать в ней свою знакомую и удостоиться более счастливой участи. Напрасно.
Наконец, как раз в тот момент, когда подали белое шампанское, явился и жених, чтобы занять один из стульев около молчаливой дамы.
И она, казалось, действительно немного оживилась. Пo крайней мере, обернулась к новому соседу, чего не случалось с его предшественниками, и даже протянула ему свой бокал, как будто он должен был из него выпить.
Но Филиппо охватила сильная дрожь, когда он посмотрeл ей прямо в лицо.
— Вино, однако, красное! — воскликнул он, указывая на бокал. — А я думал, нам не хватало именно кpacного шампанского.
— Красное? — изумился отец невесты, из любопытства подошедший к ним.
— Посмотрите же на бокал дамы! — сказал Филиппо.
— Как так, оно белое, как и y всех остальных! — он взял при этом в свидетели присутствующих, которые тоже признали вино белым.
Филиппо не стал пить и ушел, потрясенный взглядом своей соседки.
Он отозвал хозяина в cстoрону, и тот решился вскоре после того высказать свою просьбу: „Я прошу уважаемых гостей по причине, которую я оглашу позже, на минуту снять маски“.
И так как он тем самым выражал в какой-тоo степени общее желание, потому что каждый жаждал увидеть молчаливую даму без маски, то в один миг зa столом не осталось ни одного лица в маске — за исключением молчаливой дамы, с которой по-прежнему не спускали глаз.
— Вы единственная, кто остался в маске, — обратился к ней господин после длинной паузы. — Смею ли я надеяться?
Но она настойчиво отказывалась бытьузнанной. Это тем более чувствительно задело хозяина, так как во всех остальных он узнал действительно приглашенных на праздник друзей, и этадама опредёленно оказывалась лишней. Тем не менее он не стал принуждать ее открыться, так как изысканная роскошь ее туалета рассеивала подозрения в том, что причиной увеличения количества гостей была полиция, a он не хотел бы оскорбить такую благородную персону, какой она ему казалась. Кроме того, она могла иметь отношение к кому-нибудь из иностранных друзей его дома, прибывших в Венецию и, узнав о празднике, решивших сыграть невинную шутку.
Тем временем сочли уместным на всякий случай расспросить o6 этом прислугу. Однако, несмотря на большое количество прибывших сюда слуг и служанок, никто из них не имел отношения к этой даме. Да и люди хозяина дома не могли припомнить, видели ли они кого-нибудь с ней.
Все это казалось еще более странным, поскольку дама, как уже упоминалось, только перед обедом появилась с роскошным букетом.
Перешептывание, которoе. вытеснило настоящий разговор, становилоcь все громче и громче, пока маска резко не поднялась со своего места и, кивнув жениху, не направилась к двери. Однако невеста помешала ему последовать за ней. Она уже давно заметила, какое внимание та уделяла ему. От нее не скрылось также, что незадолго до того он ушел от дамы в сильном волнении, так что она подумала, не oбошлось ли здесь без любовного помешательства. Хозяин, вопреки всем возражениям своей озабоченной дочери, следил за незнакомкой издалека и ускорил шаги, когда дверь за ней захлопнулась. Но в этот момент вдруг снова повторился дневной крик, только во много раз усиленный ночной тишиной, и собравшиеся словно оцепенели. A когда хозяин пришел в себя и вышел из дома, незнакомка бесследно скрылась.
Люди на улице тоже ничего о ней не знали, и хоть пространство вокруг виллы было далеко не пустынным, да и на берегу находились гондольеры, пропавшую мacкуy все же никто не заметил.
Все это вместе взятое так обеспокоило общество, что каждый подумывал уже. oб обратной дороге, и хозяин вынужден был отпустить лодки раньше назначенного времени.
Можно было ожидать; что обратная дорога выдастся еще более невеселой, чем утренняя.
На следующий день, однако, молодые, казалось, немного успокоились. Даже Филиппо согласился с объяснением невесты о том, что незнакомка, безусловно, была какой-то помешавшейся от любви персоной. Неоднократные крики решили приписать какому-нибудь шаловливому человеку, а то обстоятельство, что маска скрылась никем не замеченной, c натяжкой объяснялось невнимательностью людей.
Пропажу кольца, которoе все еще нe было найдено, объяснили глупой проделкой кого-то из прислуги.
Одним словом, все детали, которые могли бы навести на след в этом деле; легкомысленно обошли вниманием, и смутило всех лишь тo, что избранный для освящения брака пастор лежал уже на смертном одре и, так как их семья поддерживала с ним искренние дружеские отношения, подобало бы вспомнить о нем, несмотря на радостные дни первой недели после помолвки.
Как раз в день погребения священника безоблачное настроение Филиппо было сильно омрачено. Мать Кларен сообщила в письме о том, что его бывшая возлюбленная умерла, доведенная до отчаяния его неверностью, и перед смертью сказала, что и в могиле не успокоится, пока не исполнится его слово, данное ей.
Уже одно это произвело на нею такое сильное впечатление, что неизбежные в таком случае материнские проклятия были излишними. K тому же, как отчетливо всплыло в памяти Филиппо, первый загадочный крик на вилле был услышан именно в час ее смерти. И теперь он окончательно поверил в то, что незнакомка в маске была не кем иным, как призраком Кларен.
Эта мысль стала сводить его с ума.
Он носил письмо всегда с собой и иногда почти бессознательно доставал его из кармана, чтобы остановившимся взглядом погрузиться в него. Даже присутствие Камиллы не смущало его: она и без того связывала причину такой очевидной перемены в нем с письмом. Так, однажды, когда Филиппо погрузился в тяжелые раздумья и не заметил, что уронил письмо, она подняла его и стала читать. С ужасом он заметил это лишь в тот момент, когда она; побледнев, выпустила листок из рук.
Филиппо в раскаянии упал к ее ногам и умолял ее, прося о прощении. „Люби хотя бы меня более верно, чем покойную!“ — воскликнула грустно она, и он поклялся ей в этом.
Несмотря ни на что его бecпокойство росло и в день венчания, утром, разрослось до невероятных масштабов. Так, когда он в сумерках шел к дому невесты, чтобы повести ее, согласно местному обычаю, на paccвете в церковь, ему все время казалось, что за ним следует тень Кларен.
Ни одну любящую пару, пожалуй, не сопровождало к алтарю такое чувство страха, как эту. По просьбе отца Камиллы я пошел сними как свидетель, и уже после всех событий мы часто вспоминали кладбищенский холод этого утрa.
Мы направлялись в полной тишине к церкви Делла Салюте. Но еще по пути Филиппо неоднократно просил меня шепотом, чтобы я не подпускал призрак, преследовавший нас, к его невесте, чтобы он не причинил зла его Камилле.
— Какой призрак? — спросил я.
— Ради Бога, не так громко! — попросил он. — Вы же видите, как он настойчиво пытается протиснуться между мной и Камиллой.
— Все это фантазии, мой дорогой. Здесь нет никого, кроме вас и вашей невесты.
— Дай Бог, чтобы мои глаза меня обманывали! Только не с нами вместе в церковь! — добавил он, когда мы уже стояли перед ее дверью.
— Ни в коем случае! — поддержал я и, к искреннему удивлению родителей Камиллы, cделал движение, словно отталкивал кого-то.
В самой церкви мы встретили отца Филиппо. Жених бросил на него взгляд, похожий на последнее прощание. Камилла всхлипывала, a ее родители, услышав его возглас: „Так, значит, чужая бледная фигуpa сюда все-таки проникла?“ — стали сомневаться, следует ли совершать таинство бракосочетания при таких условиях.
Тогда любящая Камилла произнесла: „Только я смогу сейчас избавить его от этих фантазий“.
Мы приблизились к алтарю, все свечи которого в этот момент были погашены порывом ветра. Пастор был раздосадован, что так плохо прикрыли окна. И тут Филиппо воскликнул: „Окна! Разве вы не видите, кто здесь и кто умышленно иx погасил?“ Все удивленно переглянулись, а Филиппо продолжал, одновременно судорожно освобождаясь от Камиллы: „Разве вы не видите, кто вырывает меня из рук невесты?“
Камилла без сознания упала на руки матери, a священник объявил, что при таком сомнительном положении дел церемония венчания состояться не может.
Родственники обеих cстopoн приняли состояние Филиппо за помрачение рассудка, a немного времени спустя заговорили и oб отравлении ядом, так как Филиппо вскоре после этого скончался в страшных конвульсиях. Однако никто не мог установить причину несчастного случая. Хирургическое обследование трупа также не нашло ни малейшего подтверждения этому подозрению.
Родственники, равно как и я сам, узнав из уст Камиллы о поводе к так называемым „фантазиям“, постарались, насколько было возможно, скрыть эту историю. Одного нельзя было правдоподобно объяснить, сводя все факты воедино: появления загадочной маски на помолвке.
Достаточно странным казалось и тo, что пропавшее на вилле кольцо Камиллы сразу же обнаружилось среди ее прочих украшений, едва только все вернулись из церкви.
— Вот так удивительная история! — произнес граф. Его супруга вздохнула, а Либусса добавила:
— Мне стало по-настоящему жутко oт всего этого.
— Как и любому другому обрученному! — возразил я, посмотрев на Дуку, который во время моего рассказа несколько раз вставал и снова садился, и в его растерянном взгляде читалась нескрываемая тревога, которая бoролась в нем с его чувствами ко мне.
— Прежде всего — вот что, — шепнул он мне, провожая меня до моей спальной комнаты. — Мне понятна ваша благородная цель, — так начал он свою речь. — Эта лживая история…
— Довольно! — вспыхнул я. — Я был свидетелем всего этого, это вы слышали. Как вы смеете обвинять честного человека во лжи, не боясь возмездия?
— Об этом после! — возразил он издевательским тоном. — Сначала только об одном: откуда бы вы ни выкопали притчу о вине, смешанном с кровью, я знаю, из чьей жизни эта сцена.
— Из жизни Филиппо, ручаюсь вам. Впрочем, весьма возможно, как и в случае с криком, что вся эта история не исключение; и что она могла случиться и c любыми другими молодыми людьми.
— Пусть так! Тем не менее многие другие детали в вашем рассказе совпадают с вполне определенным случаем.
— Ничего странного. Все любовные истории в принципе берут начало oт одного семейства и в основных чертах похожи друг на друга.
— Как вам будет угодно, — продолжал Марино, — но прежде всею я требую, чтобы отныне вы прекратили делать любые намеки на мою прежнюю жизнь, равно как и нашептывать графу разные сказки. При этом условии, и только при этом прощаю я вам ваше сегодняшнее остроумное сочинительство.
— Прощаете? Условие? И это вы-то?! Это уже слишком. Вот вам мой ответ: завтра утрoм граф будет знать все о вашей прежней помолвке и о вашем нынешнем наглом требовании.
— Мaркиз, если вы осмелитесь!..
— Ха-ха-ха! Я осмелюсь. Это мой долг по отношению к старому другу. Лжец, который меня обвинял во лжи:, слишком долго носил в этом доме свою благочестивую маску!
Непроизвольно меня охватил такой гнев, что вызов на дуэль был неизбежным. Дука сразу же ответил на вызов, и мы при прощании условились следующим yутpoм в соседнем лесу стреляться на пистолетах.
Таким oбразом, на pacсвете мы oбa взяли своих слуг с собой в лес. Как только Марино обратил внимание на тo, что я не спешу наставлять моего слугу на случай смертельного исхода, он взял это на себя и уже заранее стал распоряжаться по поводу моего трупа, словно все уже свершилось. Но прежде он пытался все же меня отговорить, так как, как он выразился, наш поединок мог оказаться слишком неравным. Он молод, и его твердая рука не подводила eгo на многих дуэлях. Правда, до сего времени никто еще не погиб от его руки, но он не отказал ни одному из соперников в удовлетворении. B моем случае он впервые пойдет до конца, так как только моя смерть может сделать меня безопасным для него. B случае же, если я на месте дам ему слово чести, что я ничего не расскажу графу о его прежней жизни, он готов хоть сейчас считать дело улаженным.
Я, разумеется, отклонил его предложение.
— Да хранят вашу душу небеса! — сказал он, и мы приготовились.
— Ваша очередь стрелять! — сказал я затем.
— Я уступаю ее вам.
Он согласился, и я выстрелом выбил пистолет из eгo руки. Он заметил мой маневр, однако был выведен из себя собственным промахом, утверждая, что целился прямо в сердце. Не стал он отрицать и того, что причиной его промаха не явилось трусливое уклонение с моей стороны. По его просьбе я выстрелил еще раз. Я снова целился в пистолет, который находился в его левой руке, и опять, к его удивлению, попал, но так близко к руке, что не oбошлось без ранения.
Когда и вторoй его выстрел прошел мимо цели, я сказал, что больше не притронусь к пистолету, и вызвался помочь ему прицелиться в меня, так как он приписывал свои промахи, вероятно, сильному кpoвотечению. Едва он успел отклонить предложение, как между нами встали граф с Либуссой, еще раньше заподозрившие неладное. Граф был очень огорчен поведением своих гостей. Он потрeбовал разъяснений, и в присутствии Марино я все рассказал. Смущение последнего полностью изобличало его перед гpaфом и Либуссой. В течение некоторого времени все пребывали в дурном настроении.
Правда, Марино очень скорo сумел использовать любовь Либуссы для того, чтобы повлиять на Слободу, который в тот же вечер сказал мне:
— Вы правы, я должен быть непреклонным и указать Дуке на дверь. Но разве этим поможешь его брошенной невесте, которую он не хочет видеть? K тому же он — первый мужчина, к которому мое единственное дитя питает сердечную склонность. Давайте положимся на их волю. Графиня думает так же, как и я, и признается, что ей будет очень тяжело, если прекрасный венецианец покинет наш дом. Как часто в этом мире случаются измены, которые можно извинить особыми обстоятельствами.
— Но именно обстоятельств, извиняющих Дуку, кажется, ему недостает! — возразил я, но сразу же замолчал, заметив, что графа уже не отговорить oт отчаянного поступка.
Венчание происходило без помех; однако общее настроение не соответствовало этому веселому и яркому празднику. Даже вечерние танцы нагоняли тоску. Только Марино танцевал неестественно бесшабашно.
— К счастью, господин маркиз, — сказал он в перерыве между танцами и громко засмеялся мне в лицо, — к счастью, под рукой не оказалось ни одного привидения, как в случае с вашей венецианской помолвкой.
— Все же, — возразил я, подняв вверх палец, — не следует радоваться преждевременно. Несчастье подкрадывается незаметно, и часто замечаешь его только тогда, когда уже слишком поздно.
Сверх ожидания, моя речь заставила его замолчать, и, что меня больше всего убедило в ее воздействии, c удвоенным неистовством он отдался танцу.
Напрасно просила его графиня-мать поберечь свое здоровье. Только вняв мольбе Либуссы, прекратил он танцевать и, выбившись из сил, сел.
Вскорe затем увидел я невесту, незаметно покидающую комнату со слезами, которые отнюдь не были похожи на слезы радости. Это была она, я не мог ошибиться. Я находился так близко от главного входа, куда она проскользнула, как сейчас стою рядом с вами. Тем более удивительным показалоcь мне, что буквально нecколько минут спустя она возвратилась с самым безмятежным выражением лица.
1 2 3 4