МАСКИ
Восемь рейсфедеров танцевали по движущейся бумажной ленте, словно
клешни потревоженного механического омара. Робертс, обслуживающий техник,
морща лоб, вглядывался в график под пристальным наблюдением двух остальных
мужчин.
- Вот здесь переход от сна к яви, - сказал он, вытянув костлявый
палец. - А здесь, как видите, спустя семнадцать секунд он снова видит сны.
- Запоздалая реакция, - сказал Бэбкок, руководитель эксперимента.
Лицо его было красно, лоб покрывал пот. - Не вижу причин для беспокойства.
- Может и так, но взгляните на различия в записи. Он видит сны после
импульса пробуждения, но это другой вид сна. Большее напряжение, больше
моторных импульсов.
- А зачем ой вообще спит? - спросил Синеску, человек из Вашингтона,
со смуглым вытянутым лицом. - Ведь продукты усталости вы удаляете
химическим путем. Может, какие-то психологические причины?
- Ему нужны сонные видения, - объяснил Бэбкок. - Он действительно не
испытывает биологической потребности в сне, но сны ему необходимы. В
противном случае есть опасность галлюцинаций, которые могут развиться в
психоз.
- Вот именно, - сказал Синеску. - Это серьезная проблема, правда? И
давно он это делает?
- Примерно шесть месяцев.
- То есть со времени, когда получил новое тело... и стал носить
маску?
- Примерно. Я хотел бы подчеркнуть одно: его разум в идеальном
порядке. Все тесты...
- Хорошо, хорошо. Я знаю результаты тестов. Значит, сейчас он не
спит?
- Не спит. У него Сэм и Ирма, - сказал техник, взглянув на
контрольный пульт, и вновь склонился над записью энцефалограммы.
- Не понимаю, почему это должно меня волновать. Это же логично: если
ему нужны сонные видения, которых наша программа не предвидит, то в эту
минуту он их получает. Хотя не знаю... Эти пика меня беспокоят, - сказал
он, нахмурясь.
Синеску удивленно поднял брови.
- Вы программируете его сны?
- Это не программирование, - нетерпеливо сказал Бэбкок. - Мы
предлагаем только темы. Ничего психического: секс, прогулки на свежем
воздухе, спорт.
- Чья это была идея?
- Секции психологии. В нейрологическом смысле все было в порядке, но
он проявлял тенденцию к замыканию в себе. Психологи сочли, что ему нужна
соматическая информация в какой-либо форме. Он живет, действует, все в
порядке. Но нужно помнить, что сорок три года он провел в нормальном
человеческом теле.
В лифте Синеску сказал то-то, из чего Бэбкок понял только одно слово
"Вашингтон".
- Простите, не расслышал, - сказал он.
- Вы кажетесь уставшим. Плохо спите по ночам?
- В последнее время я действительно мало сплю. А что вы сказали до
этого?
- Что в Вашингтоне не очень довольны вашими отчетами.
- Черт возьми, я знаю об этом.
Дверь лифта бесшумно раздвинулась. Небольшой холл, зеленые ковры,
серые стены. И три двери: одна железная и две из толстого стекла.
Холодный, затхлый воздух.
- Сюда.
Синеску остановился перед стеклянными дверями и заглянул внутрь:
пустой салон, застеленный серым ковром.
- Я его не вижу.
- Комната имеет форму буквы Г. Он в другой части. Сейчас как раз
утренний осмотр.
Дверь открылась от легкого прикосновения. Когда они переступили
порог, под потолком вспыхнули лампы.
- Не смотрите вверх, - сказал Бэбкок, - кварцевые лампы.
Тихий свист утих, когда дверь закрылась за ними.
- Я вижу, у вас тут избыточное давление. Для защиты от бактерий
снаружи? Чья это была идея?
- Его собственная.
Бэбкок открыл металлический шкафчик в стене и вынул из него две
марлевые маски.
- Наденьте, пожалуйста.
Из-за угла доносились приглушенные голоса. Синеску недовольно
посмотрел на маску и медленно надел ее.
Они переглянулись.
- Имеет ли какой-то смысл эта боязнь бактерий? - спросил Синеску.
- Разумеется, грипп или что-то подобное ему не грозит, но задумайтесь
на минуту. Есть только две возможности убить его. Первая - это авария
одной из систем, и за этим мы следим внимательно; у нас работает пятьсот
людей, и мы проверяем его, как самолет перед стартом. Остается только
мозговая инфекция. Так что принимайте это без предубеждения.
Комната была большой и соединяла в себе функции гостиной, библиотеки
и мастерской. В одном углу комплект современных шведских кресел, диван и
низенький столик; в другом - стол с токарным станком, электрическая печь,
сверлильный станок, доска с инструментами, дальше чертежная доска и
перегородка из полок с книгами, по которым Синеску с интересом пробежал
взглядом. Там были переплетенные тома отчетов о ходе экспериментов,
технические журналы, справочники; никакой беллетристики, за исключением
"Огненной бури" Стюарта и "Волшебника из страны Оз" в потертой голубой
обложке. За полками они увидели стеклянную дверь, ведущую в другую, иначе
обставленную комнату: мягкие стулья, раскидистый филодендрон в кадке.
- Это комната Сэма, - объяснил Бэбкок.
В комнате находился какой-то мужчина. Заметив их, он окликнул
кого-то, кого они не видели, после чего с улыбкой подошел. Мужчина был
лыс, коренаст и сильно загорел. За его спиной появилась невысокая красивая
женщина. Она вошла за мужем, оставив дверь открытой. Оба они не носили
масок.
- Сэм и Ирма занимают соседнюю квартиру, - объяснил Бэбкок. - Они
составляют ему компанию; должен же кто-то быть рядом с ним. Сэм - его
бывший коллега по полетам, а кроме того, у него механическая рука.
Коренастый мужчина пожал руку Синеску, ладонь его была сильной и
теплой.
- Хотите угадать, которая? - спросил он. Обе руки были коричневые,
мускулистые и поросшие волосами, но, присмотревшись, Синеску заметил, что
у правой несколько другой, не совсем естественный оттенок.
- Наверное, левая, - сказал он, чувствуя себя неловко.
- Не угадали, - улыбнулся искренне этим обрадованный Сэм и поддернул
правый рукав, чтобы продемонстрировать ремни, поддерживающие протез.
- Один из побочных продуктов нашего эксперимента, - объяснил Бэбкок.
- Управляется биотоками, весит столько же, сколько нормальная. Сэм, они
уже кончают?
- Наверное. Мы можем заглянуть. Дорогая, ты не угостишь нас кофе?
- Ну конечно же.
Ирма исчезла за дверью своей квартиры.
Одна стена комнаты была полностью из стекла и закрывалась белой
прозрачной занавеской. Они повернули за угол. Эту часть комнаты заполняло
медицинское электронное оборудование, частично встроенное в стены,
частично в высоких черных ящиках на колеях. Четверо людей в белых халатах
склонялись над чем-то похожим на кресло космонавта. В кресле кто-то лежал:
Синеску видел ступни в мексиканских мокасинах, темные носки и серые брюки.
- Еще не кончили, - сказал Бэбкок. - Видимо, нашли что-то неладное.
Выйдем на террасу.
- Я думал, что осмотр проходит ночью, когда ему меняют кровь и тому
подобное.
- Утром тоже, - ответил Бэбкок.
Он повернулся и толкнул тяжелые стеклянные двери. Терраса была
выложена каменными плитами и закрыта стенами из затемненного стекла и
зеленой пластиковой крышей. В нескольких местах стояли пустые бетонные
корыта.
- Здесь планировался садик, но он не захотел. Пришлось убрать
растения и застеклить всю террасу.
Сэм расставил вокруг белого стола металлические стулья, и они сели.
- Как он себя чувствует, Сэм? - спросил Бэбкок.
Сэм улыбнулся и опустил голову.
- Утром он в хорошем настроении.
- Говорит с тобой? Вы играете в шахматы?
- Редко. Обычно он работает. Немного читает, иногда смотрит
телевизор.
Улыбка Сэма была искусственной. Он сцепил пальцы, и Синеску заметил,
что костяшки на одной ладони побелели, а на другой - нет. Он отвернулся.
- Вы из Вашингтона, правда? - вежливо спросил Сэм. - Первый раз
здесь? Простите... - Он встал со стула, заметив за стеклянными дверями
какое-то движение. - Похоже, кончили. Подождите немного здесь, я посмотрю.
Сэм вышел. Двое мужчин сидели молча. Бэбкок сдвинул маску. Синеску,
видя это, последовал его примеру.
- Нас беспокоит жена Сэма, - сказал Бэбкок, наклоняясь ближе. -
Сначала это казалось хорошей идеей, но она чувствует себя здесь очень
одиноко, ей у нас не нравится, здесь нет движения, детей...
Дверь снова открылась, и появился Сэм. Он был в маске, но тоже
сдвинул ее вниз.
- Прошу вас.
В комнате жена Сэма, тоже с масочкой на шее, наливала кофе из
фаянсового кувшинчика в цветочек. Она лучезарно улыбалась, но вовсе не
казалась счастливой. Напротив нее сидел некто высокий в серой рубашке и
брюках, откинувшийся назад, вытянув ноги и положив руки на подлокотники.
Он не шевелился. С лицом его было что-то не в порядке.
- Вот и мы, - сказал Сэм, потирая руки. Жена взглянула на него с
вымученной улыбкой.
Высокая фигура повернула голову, и Синеску испытал потрясение,
поскольку лицо было из серебра: металлическая маска с удлиненными вырезами
для глаз, без носа, без губ, на их месте были просто изогнутые
поверхности.
- ...Эксперимент? - произнес механический голос.
Синеску вдруг сообразил, что замер над стулом, и сел. Все смотрели на
него. Голос повторил свой вопрос:
- Я спрашивал, вы приехали, чтобы прервать эксперимент?
Сказано это было равнодушно, без акцента.
- Может, немного кофе? - Ирма подвинула ему чашку.
Синеску вытянул руку, но она дрожала, и он торопливо отдернул ее.
- Я приехал только для того, чтобы установить факты, - ответил он.
- Вранье. Кто вас прислал? Сенатор Хинкель?
- Да.
- Вранье. Он был здесь лично. Зачем ему посылать вас? Если хотите
прервать эксперимент, можете мне об этом сказать.
Лицо под маской не двигалось, когда он говорил, и голос шел как будто
не из-под нее.
- Он хочет только сориентироваться в ситуации, Джим, - сказал Бэбкок.
- Двести миллионов в год, - снова сказал голос, - чтобы продлить
жизнь одному человеку. Согласимся, что это не имеет смысла. Да вы пейте, а
то кофе остынет.
Синеску заметил, что Сэм и его жена уже выпили и натянули масочки. Он
торопливо взял свою чашку.
- Стопроцентная неспособность к труду при моей должности дает пенсию
в размере тридцати тысяч в год. Я мог бы превосходно жить на эту сумму.
Неполные полтора часа.
- Никто не говорит о прекращении эксперимента, - вставил Синеску.
- Ну тогда скажем об ограничении фондов. Это определение вам больше
нравится?
- Возьми себя в руки, Джим, - сказал Бэбкок.
- Ты прав. С вежливостью мы не в ладах. Так что же вас интересует?
Синеску глотнул кофе. Руки у него все еще дрожали.
- Почему вы носите маску?.. - начал он.
- Никакой дискуссии на эту тему. Не хочу быть невежливым, но это
чисто личное дело. Спросите лучше... - Без всякого перехода он вдруг
вскочил с криком: - Черт побери, заберите это!
Чашка Ирмы разбилась, кофе черным пятном растекся по столу. Посреди
ковра сидел, склонив голову, коричневый щенок с высунутым языком и глазами
как бусинки.
Столик опасно наклонился, жена Сэма вскочила, слезы выступили у нес
на глазах Схватив щенка, она выбежала из комнаты.
- Я пойду к ней, - сказал Сэм, вставая.
- Иди, Сэм, и устройте себе выходной. Отвези ее в город, сходите в
кино.
- Пожалуй, я так и сделаю, - сказал Сэм и вышел.
Высокая фигура села снова, двигаясь при этом, как человек; откинулась
на спинку, как и прежде, с руками на подлокотниках, и замерла. Ладони были
идеальны по форме, но какие-то странные; что-то неестественное было в
ногтях. Каштановые, гладко зачесанные волосы над маской - это парик; уши
были из пластика. Синеску нервным движением натянул свою марлевую маску на
рот и нос.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал он, вставая.
- Хорошо. Я хочу еще показать вам машинный зал и секцию научных
исследований, - согласился Бэбкок. - Джим, я скоро вернусь. Нам нужно
поговорить.
- Пожалуйста, - ответила неподвижная фигура.
Бэбкок принял душ, но рубашка у нею вновь была мокрой под мышками.
Тихоходный лифт, зеленый ковер. Холодный, затхлый воздух. Семь лет работы,
кровь и деньги, пятьсот лучших специалистов. Секции психологическая,
косметическая, медицинская, иммунологическая, серологическая, научная,
машинный зал, снабжение, администрация. Стеклянные двери. Квартира Сэма
пуста; он с женой поехал в город. Ох уж эти психологи. Хорошие, но лучшие
ли? Трое первых отказались сотрудничать. "Это не обычная ампутация, этому
человеку ампутировали все".
Высокая фигура даже не дрогнула. Бэбкок сел напротив серебряной
маски.
- Джим, поговорим серьезно.
- Плохие новости, а?
- Конечно, плохие. Я оставил его наедине с бутылкой виски. Поговорю с
ним перед отъездом, но Бог знает, что он там наговорит в Вашингтоне.
Слушай, сделай это для меня и сними маску.
- Пожалуйста. - Рука поднялась, взялась за край маски и стянула ее.
Под маской скрывалось загорелое лицо с точеными носом и губами, может,
некрасивое, но нормальное. Довольно приятное лицо. Только зрачки были
слишком велики и губы не шевелились, когда он говорил. - Могу снять все по
очереди. Это что-то изменит?
- Джим, косметическая секция билась над твоим лицом восемь с
половиной месяцев, а ты заменяешь его маской. Мы спрашивали, что тебе не
нравится, и были готовы изменить все, что ты захочешь.
- Я не хочу разговаривать на эту тему.
- Ты говорил что-то об ограничении фондов. Это была шутка?
Минута молчания.
- Я не шутил.
- В таком случае, Джим, скажи мне, в чем дело. Я должен знать.
Эксперимент не будет прерван, тебя будут удерживать при жизни, но это и
все. В списке уже семьсот желающих, из них два сенатора. Допустим,
кого-нибудь из них завтра вынут из разбитой машины. Тогда будет поздно для
дискуссии; мы должны знать уже сейчас, позволить ли им умереть или дать
тело, подобное твоему. Поэтому мы должны поговорить.
- А если я не скажу правды?
- Зачем тебе лгать?
- А зачем обманывают больных раком?
- Не понимаю, что ты имеешь в виду, Джим.
- Попробуем по-другому. Я выгляжу как человек?
- Конечно.
- Вранье. Приглядись к этому лицу. (Холодное и невозмутимое. За
искусственными зрачками блеск металла.) Предположим, что мы разрешили все
прочие проблемы и я мог бы завтра поехать в город. Ты можешь представить
меня гуляющим по улицам, входящим в бар, едущим в такси?
- И это все? - Бэбкок глубоко вздохнул. - Конечно, Джим, разница
есть, но боже ты мой, так бывает со всеми протезированными; людям нужно
привыкнуть. Возьми, к примеру, эту руку Сэма. Через какое-то время
забываешь о ней, перестаешь ее замечать.
- Вранье. Они делают вил, что не замечают, чтобы не обижать калеку.
Бэбкок опустил взгляд на свои сплетенные ладони.
- Жалеешь себя? - спросил он.
- Не говори ерунды, - загремел голос. Высокая фигура распрямилась,
руки со стиснутыми кулаками медленно поднялись вверх.
- Я заперт в этом. Сижу в нем уже два года, нахожусь в нем, когда
засыпаю и когда просыпаюсь.
Бэбкок смотрел на него снизу.
- А чего бы ты хотел? Подвижного лица? Дай нам двадцать лет, может,
даже десять, и мы решим эту проблему.
- Не в том дело.
- А в чем?
- Я хочу, чтобы вы ликвидировали косметический отдел.
- Но ведь это...
- Выслушай меня. Первая модель выглядела как портновский манекен, и
вы работали восемь месяцев, чтобы построить новую. Эта похожа на свежего
покойника. Ваша цель - как можно более уподобить меня человеку. Постепенно
совершенствуя очередные модели, вы дошли бы до такой, которая могла бы
курить сигары, развлекать дам, играть в кегли, и люди ничего бы не
подозревали. Это вам никогда не удастся, а если даже удастся, то зачем?
- Позволь подумать... Что ты имеешь в виду? Металл?
- Конечно, и металл, но не в нем дело. Я имею в виду форму,
функциональность. Подожди минутку.
Высокая фигура прошла через комнату, открыла шкаф и вернулась с
рулоном бумаги.
- Взгляни на это.
Рисунок изображал вытянутую металлическую коробку на четырех
суставчатых ногах. На одном конце коробки размещалась небольшая головка в
виде грибка на гибком пруте и пучок рук, заканчивающихся зондами,
буравами, держателями.
- Для работы на Луне.
- Слишком много рук, - сказал Бэбкок. - Как ты будешь...
- Нервами лицевых мышц. Их много. Или вот это. (Другой рисунок.)
Контейнер, подключенный к пульту управления космического корабля.
1 2