Невидимыми нитями пепельница связана со всеми вещами этого мира, и не только с настоящим, но и со всем прошлым и со всем будущим. Зная пепельницу, я знаю все.
Конечно, это описание ни в малейшей степени не выражает подлинного ощущения, ибо первым и главным было впечатление, что пепельница живет, думает, понимает и рассказывает о себе. Все, что я узнал, я узнал от самой пепельницы.
Вторым впечатление был чрезвычайно эмоциональный характер всех знаний, связанных с пепельницей.
«Все живет! – сказал я себе в самой гуще этих наблюдений. – Нет ничего мертвого; мертвы только мы сами. Если бы мы ожили хоть на мгновение, мы почувствовали бы, что все живо, что все вещи живут, думают, ощущают и могут разговаривать с нами.»
Этот случай с пепельницей напоминает мне другой, когда ответ на мой вопрос был дан в виде характерного зрительного образа.
Однажды, находясь в том состоянии, в которое меня приводили мои эксперименты, я задал себе вопрос: «Что же такое мир?»
И сейчас же передо мной возник образ какого-то большого цветка, наподобие розы или лотоса. Его лепестки непрерывно распускались изнутри, росли, увеличивались в размерах, выходили за пределы цветка, затем каким-то образом вновь возвращались внутрь, и все начиналось сначала. Этот процесс невозможно выразить словами. В цветке было невероятное количество света, движения, цвета, музыки, эмоций, волнения, знания, разума, математики и непрерывного, постоянного роста. В то время как я смотрел на цветок, кто-то, казалось, объяснял мне, что это и есть «мир», или «Брахма», в его чистейшем аспекте и в наивысшем приближении к тому, что существует реально. «Если бы приближение было еще большим, это был бы сам Брахма, каков он есть» – промолвил голос.
Последние слова прозвучали своеобразным предупреждением, как если бы Брахма в своем реальном аспекте был опасен, мог поглотить и уничтожить меня. Здесь опять-таки возникала бесконечность.
Этот случай и символ Брахмы, или «мира», сохранившийся в моей памяти, очень меня заинтересовал, ибо объяснял происхождение других символов и аллегорических образов. Позднее я решил, что понял принцип формирования атрибутов разнообразных божеств и смысл многих мифов. Кроме того, этот случай обратил мое внимание на другую важную особенность экспериментов, а именно, на то, как мне сообщались идеи в необычном состоянии сознания после второго порога.
Как я уже говорил, идеи передавались мне не словами, а звуками, формами, «схемами» или символами. Обычно все и начиналось с появления «схем» или иных форм. Как упоминалось выше, «голоса» представляли собой характерную черту переходного состояния, и когда они прекратились, их место заняли формы, т.е. звуки, «схемы» и т.п., после чего следовали зрительные образы, наделенные особыми свойствами и требующие подробных объяснений. «Брахма», видимый в форме цветка, может служить примером такого зрительного образа, хотя обычно эти образы были гораздо проще и имели что-то общее с условными знаками или иероглифами. Они составляли форму речи или мысли, вернее, той функции, которая соответствовала речи или мысли в том состоянии сознания, которого я достиг. Знаки или иероглифы двигались и менялись передо мной с головокружительной быстротой и выражали переходы, изменения, сочетания и соответствия идей. Только такой способ «речи» оказывался достаточно быстрым для той скорости, какой достигла мысль. Никакие другие формы нужной скоростью не обладали. И вот эти движущиеся знаки вещей указывали на начало нового мышления, нового состояния сознания. Словесное мышление становилось совершенно невозможным. Я уже говорил, что промежуток между двумя словами одной фразы занимал слишком много времени. Словесное мышление не могло в этом состоянии угнаться за мыслями.
Любопытно, что в мистической литературе имеется немало указаний на эти «обозначения вещей». Я даю им то же название, что и Якоб Бёме, не сомневаясь при этом, что Бёме говорил точно о тех же знаках, которые видел я. Для себя я называл их «символами», но по внешней форме правильнее было бы назвать их движущимися иероглифами. Я попробовал зарисовать некоторые из них, и хотя иногда это удавалось, на следующий день было очень трудно связать полученные фигуры с какими-нибудь идеями. Но один раз получилось нечто очень интересное.
Я нарисовал линию с несколькими штрихами на ней.
Число штрихов здесь несущественно; важно то, что они расположены друг от друга на неравном расстоянии. Я получил эту фигуру следующим образом.
В связи с некоторыми фактами из жизни моих знакомых я задал себе довольно сложный вопрос: каким образом судьба одного человека может повлиять на судьбу другого? Сейчас я не в состоянии в точности воспроизвести вопрос, но помню, что он был связан с идеей причинно-следственных законов, свободного выбора и случайности. Все еще продолжая в обычном состоянии думать об этом, я представил себе жизнь одного моего знакомого и тот случай в его жизни, благодаря которому он встретился с другими людьми, оказав самое решительное влияние на их жизнь, тогда как и они, в свою очередь, вызвали важные перемены в его жизни. Размышляя таким образом, я внезапно увидел все эти пересекающиеся жизни в виде простых знаков, а именно: в виде линий со штрихами. Количество штрихов уменьшалось или возрастало; они приближались к друг другу или удалялись; в их внешнем виде, приближении или отдаленности, а также в сочетании разных линий с различными штрихами выражались идеи и законы, управляющие жизнью людей.
Позднее я еще вернусь к смыслу этого символа. В настоящее время я только объясняю метод получения новых идей в необычном состоянии сознания.
Особую часть моих переживаний составляло то, что можно назвать отношением к самому себе, точнее, к своему телу. Все оно стало живым, мыслящим, сознательным. Я мог разговаривать с любой частью тела, как если бы она была живым существом; я мог узнавать от нее, что ее привлекает, что ей нравится, а что не нравится, чего она боится, чем живет, чем интересуется, в чем нуждается. Такие беседы с сознаниями физического тела открыли передо мной совершенно неизведанный мир.
В своей книге «Tertium Organum» я попытался описать некоторые результаты своих опытов, говоря о сознаниях, которые не параллельны нашему.
Эти сознания (ныне я называю их сознаниями физического тела) имели очень мало общего с нашим сознанием, которое объективирует внешний мир и отличает "я" от «не-я». Сознания физического тела были полностью погружены в себя. Они знали только себя, только "я"; «не-я» для них не существовало. Они могли думать только о себе, говорить только о себе, зато они знали о себе все, что можно было знать. Тогда я понял, что их природа и форма их существования состояла в том, чтобы постоянно говорить о себе: о том, что они такое, что им нужно, чего они хотят, что им приятно и что неприятно, какие опасности им угрожают, что могло бы предупредить или устранить эти опасности.
В обычном состоянии мы не слышим эти голоса по отдельности. Только их общий шум, как бы их совестный фон чувствуется нами в виде форме нашего физического состояния или настроения.
Я не сомневаюсь, что, если бы могли сознательно вступать в связь с этими «существами», мы узнавали бы от них все, что касается состояния каждой функции организма вплоть до мельчайших подробностей. Первая мысль, которая приходит в этой связи на ум, – что такая способность была бы очень полезной в случае заболеваний и функциональных расстройств для правильных диагнозов, для профилактики заболеваний и их лечения. Если бы удалось вступать в связь с этими сознаниями и получать от них информацию о состоянии и потребностях организма, медицина стала бы, наконец, на твердую почву.
Продолжая эксперименты, я все время старался найти средство для перехода от абстракций к конкретным фактам. Хотел выяснить, существует ли возможность усилить обычные способности восприятия или открыть в себе новые способности, в особенности касающиеся восприятия событий во времени – в прошлом или настоящем. Я задавал себе вопрос: можно ли видеть без помощи глаз – на огромном расстоянии или сквозь стену, или в закрытых вместилищах (например, читать письма в конвертах, книги на полках) и т.д. Мне не было ясно, возможны такие вещи или нет. Но с другой стороны, я знал, что все попытки проверить феномены ясновидения, которые иногда описываются, неизменно кончались неудачей.
Во время своих опытов я неоднократно пытался что-нибудь «увидеть»; например, находясь в доме, – то, что происходит на улице, причем такие детали, которые я не мог бы увидеть обычным способом; старался «увидеть» кого-нибудь из своих близких, и установить, чем он занят в момент наблюдения; или же воссоздать в подробностях сцены из прошлого, которые я знал лишь в отрывках.
Как-то я положил несколько старых фотографий в одинаковые конверты, перемешал конверты и попробовал «увидеть», чей портрет я держу. То же самое я проделывал с игральными картами.
Убедившись в безуспешности своих попыток, я решил пробовать воспроизвести в виде ясного умственного образа какое-нибудь событие, которое, бесспорно, хранилось в моей памяти, хотя в обычном состоянии я не смог бы отчетливо его вспомнить. К примеру, «увидеть» Невский проспект, начиная от Знаменской площади, со всеми его домами и вывесками, следующими друг за другом. Но и это ни разу не удалось мне преднамеренно. А ненамеренно, при разных обстоятельствах, я не однажды видел себя шагающим по Невскому; в этих случаях я «видел» дома и вывески в точности там, где они находились на самом деле.
В конце концов я признал неудовлетворительными все свои попытки перейти к конкретным фактам. Это или было совершенно невозможно, или не удавалось из-за моего неправильного подхода к делу.
Но два случая показали мне, что существует возможность значительно усилить наши способности восприятия обычных событий жизни.
Однажды я достиг если не настоящего ясновидения, то, несомненно, заметного усиления зрительных способностей. Дело было на одной из улиц Москвы через полчаса после эксперимента, который показался мне совершенно неудачным. И вдруг на несколько секунд мое зрение приобрело такую необыкновенную остроту, что я совершенно ясно рассмотрел лица людей на расстоянии, на котором обычно трудно отличить одну фигуру от другой.
Второй случай произошел в Петербурге; была вторая зима моих опытов. Обстоятельства сложились так, что в течение всей зимы я не мог выехать в Москву, хотя в связи с некоторыми делами собирался туда съездить. И вот наконец около середины февраля я определенно решил, что поеду в Москву на Пасху. Вскоре после этого я снова приступил к своим экспериментам. Однажды совершенно случайно, находясь в том состоянии, когда начинали появляться движущиеся знаки или иероглифы, я подумал о Москве и о том, кого мне следует навестить там на Пасху. Внезапно, без каких-либо предупреждений, я услышал: ты не поедешь в Москву на Пасху. Почему? В ответ я увидел, как, начиная со дня описываемого опыта, события стали развиваться в определенном порядке и последовательности. Не произошло ничего нового; но причины, которые я хорошо знал и которые уже существовали в день моего эксперимента, развивались таким образом и привели к таким неизбежно вытекающим из них результатам, что как раз перед Пасхой возник целый ряд затруднений, в конце концов помешавший моей поездке в Москву. Сам по себе факт довольно курьезный; но интересной в нем была открываемая мне возможность рассчитать будущее, ибо оно содержалось в настоящем. Я увидел, что все, происходящее накануне Пасхи, явилось прямым следствием обстоятельств, существовавших уже два месяца назад.
Затем я, вероятно, перешел в своем опыте к другим мыслям, и на следующий день в моей памяти сохранился только голый результат: «кто-то сказал мне, что на Пасху я в Москву не поеду». Это показалось мне смешным, потому что никаких препятствий своей поездке я не видел. Потом я вообще забыл об этом эксперименте. Он выплыл в моей памяти лишь за неделю до Пасхи, когда целая последовательность мелких обстоятельств сложилась неожиданно таким образом, что я в Москву не поехал. Это были как раз те обстоятельства, которые я «видел» во время эксперимента, и они оказались явными последствиями того, что имелось уже два месяца назад. Ничего нового не случилось. Когда все вышло в точности так, как я видел (или предвидел), я припомнил свой опыт и все его подробности и вспомнил, что еще тогда видел и знал то, что должно было произойти. В данном случае я, безусловно, соприкоснулся с возможностью иного зрения в мире предметов и событий. Но в целом, все вопросы, которые я задавал себе о реальной жизни или конкретном знании, ни к чему не приводили.
Полагаю, что это обстоятельство связано о особым принципом, который стал мне ясен во время экспериментов. В обычной жизни мы мыслим тезисами и антитезисами; всегда и везде существуют «да» или «нет», «нет» или «да». Размышляя иначе, новым способом, при помощи знаков, я пришел к пониманию фундаментальных ошибок нашего мыслительного процесса. Ибо в действительности в каждом отдельном случае существовало не два, а три элемента. Было не только «да» и «нет», а «да», «нет» и что-то еще. И вот как раз природа этого третьего элемента, недоступная пониманию, делала непригодными все обычные рассуждения и требовала изменить основной метод мышления. Я видел, что решение всех проблем постоянно приходило от третьего, неизвестного элемента, так сказать, появлялось с третьей стороны; и без помощи этого третьего элемента прийти к правильному решению было бы невозможно.
Далее, задавая вопрос, я очень часто сразу же видел, что он поставлен неверно. Вместо немедленного ответа на мой вопрос «сознание», к которому я обращался, принималось поворачивать этот вопрос в разные стороны, показывая в чем заключается его ошибочность. Постепенно я начинал видеть, в че его неправильность; и как только мне удавалось понять ошибочность своего вопроса, я видел ответ. Но этот ответ всегда заключал в себе третий элемент, который я до сих пор не мог увидеть, потому что мой вопрос был построен на двух элементах – на тезисе и антитезисе.
Я сформулировал это для себя следующим образом: вся трудность заключается в правильной постановке вопросов. Если бы мы умели правильно ставить вопросы, мы получали бы ответы. Правильно поставленный вопрос уже содержит в себе ответ; но этот ответ совсем не похож на то, что мы ожидаем. Он всегда будет находиться на другом плане, который в обычный вопрос не включен.
В нескольких случаях, когда я пробовал думать шаблонными словами или идеями, я пережил странное ощущение, напоминающее физический шок. Передо мной открывалась совершенная пустота, ибо в реальном мире, с которым я соприкасался, не было ничего, что соответствовало бы этим словам или идеям. Любопытно было ощутить неожиданную пустоту там, где я рассчитывал найти нечто, пусть не совсем прочное и определенное, но, по крайней мере, существующее.
Я уже сказал, что не обнаружил в своих экспериментах ничего, что соответствовало бы теософским «астральным» телам или «астральному» миру; ничего, что соответствовало бы «перевоплощениям» или «будущей жизни» в обычном смысле этого слова, т.е. тем или иным формам существования душ умерших. Все это не имело смысла и не только не выражало какой бы то ни было истины, но и прямо не противоречило истине. Когда я старался ввести в свои мысли вопросы, связанные с такими идеями, на них не давалось ответов; слова оставались лишь словами, и их нельзя было выразить какими-либо иероглифами.
То же самое произошло со многими другими идеями, например, с идеей «эволюции», как ее понимает «научное» мышление. Она ничему не соответствовала и ничего не выражала. В мире реальностей для нее не оказалось места.
Я понял, что могу определять, какие идеи являются живыми и какие – мертвыми: мертвые идеи не выражались иероглифами, а оставались словами. Я обнаружил, что в обычном человеческом мышлении имеется огромное количество таких мертвых идей. Кроме уже упомянутых, к мертвым идеям принадлежали все так называемые социальные теории. Они просто не существовали. За ними скрывались только слова и никакой реальности; точно также идея «справедливости» (понятая в обычном смысле «компенсации» или «воздаяния») оказалась в высшей степени мертвой. Одна вещь не может компенсировать другую, один акт насилия не разрушит результаты другого акта насилия. Вместе с тем, идея справедливости в смысле «стремления к общему благу» также оказалась мертвой. Вообще говоря, с этой идеей связано крупное недоразумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71