Актеры уже раз десять выходили на сцену, но их вызывали вновь и вновь. Наконец между исполнителями главных ролей на подмостках появился сам Дьюк – и зал охватила настоящая буря восторга. Да, именно его они ждали, именно ему предназначались их аплодисменты и крики «браво»!
После окончания представления в фойе царило настоящее вавилонское столпотворение. Тина краем глаза заметила в толпе Дерка. Он послал ей воздушный поцелуй и в знак одобрения поднял большой палец кверху. Она обрадовалась, что их старая дружба не пострадала из-за обещания, которое она дала Дьюку.
Пока Дьюк тащил Тину сквозь возбужденную и шумливую толпу, на них обоих сыпались восторженные поздравления. Он мог бы упиваться слышавшимися повсюду лестными словами и пышными комплиментами, но он отмахивался от всего, желая лишь поскорее оказаться наедине с ней. Он усадил Тину в машину, захлопнул дверцу и рванул с места, чтобы их не смогли остановить высыпавшие из театра поклонники.
Всю ночь они не размыкали объятий. Суматоха, бешеная гонка последних перед премьерой дней остались позади. Они почти не думали об одержанной блистательной победе. Главное было в другом: им оставалось быть вместе только четыре дня.
Эти короткие четыре дня были до отказа забиты бесконечными телефонными звонками, восторженными телеграммами, букетами от многочисленных поклонников, настойчивыми уговорами журналистов дать их газетам очередное интервью и приглашениями. Их ни на секунду не оставляли в покое. Лишь ночь приносила отдых от этой бешеной кутерьмы. Но даже ночью они так и не сказали друг другу о том, что их тревожило, – о предстоящей разлуке. Но каждый их взгляд, каждое прикосновение, каждая ласка были словно последними в их жизни.
Через четыре дня Дьюк отвез Тину в аэропорт Хитроу. Желая избежать боли при расставании, они скомкали прощание. Никаких слов, никаких просьб и никаких обещаний. Один долгий прощальный поцелуй – и Тина оторвалась от человека, которого любила.
Но теперь все-таки у нее было то, что он никогда не сможет отобрать у нее. Тина была твердо уверена в своей беременности.
14
Дома Тину встретили кислые лица и натянутые улыбки. Мать открыто выражала свое разочарование. Она считала, что Дьюк Торп своим нежеланием появиться вместе с Тиной на домашнем торжестве яснее ясного выказал свои истинные намерения – не жениться ни за что и никогда. В противном случае он обязательно приехал бы и познакомился со своей будущей семьей. Миссис Форрест вслух осуждала его и ворчала на старшую дочь за ее непозволительное легкомыслие – нельзя ведь так напоказ выставлять столь безнадежную связь!
Свадьба прошла прекрасно. Романтические наряды Дженни и ее подружек, созданные Тиной, походили на платья сказочных принцесс. Этот стиль очень шел невесте, подчеркивая ее юную, свежую прелесть. Брайан, в первый раз увидев Дженни в ее свадебном наряде, застыл на месте от восхищения. Оба новобрачных излучали безоблачное счастье, заражавшее всех окружающих.
Тина смахнула внезапно навернувшиеся на глаза непрошеные слезы. Она твердила себе, что свадьба – это всего-навсего условное, полное искусственных натяжек и лицемерия театральное представление. Да, театр, ничего не добавляющий к полноте чувств двух любящих друг друга людей. Но ее душу все равно продолжали терзать боль и зависть. Тина едва не расплакалась при всех, когда Дженни обняла ее на прощание – они с Брайаном уезжали в свадебное путешествие – и шепнула:
– Огромное спасибо, Тина, за все. Без тебя моя свадьба была бы такой скучной и обыкновенной, а ты превратила ее в чудо!
– Ерунда! Чудесной ее сделали вы с Брайаном.
Дженни заколебалась на мгновение, заглянув Тине в глаза.
– Скажи, ты счастлива с Дьюком? Ты уверена, что он подходит тебе?
– Очень счастлива, – заверила Тина. – Он – тот единственный, кто подходит мне во всем.
Дженни облегченно засмеялась.
– Ну, тогда все в порядке. Не переживай, сестренка: рано или поздно, но он все равно на тебе женится. А на мамины стоны не стоит обращать внимания.
Оптимизм Дженни придал Тине уверенности, она подняла глаза и улыбнулась. Хоть бы Дженни оказалась права! Но сомнения в чувствах Дьюка не оставляли ее. Теперь, когда она ждет его ребенка – а недавно Тина получила подтверждение своей беременности от гинеколога, – как он отнесется к этому известию?
Хотелось бы, чтобы он пришел в восторг, как наверняка произошло бы с Брайаном, сообщи ему Дженни подобную новость. Тем не менее Тина представить не могла, как среагирует Дьюк. А если он встретит ее слова о ребенке страхом перед ответственностью или гневом? Тогда их счастье будет навеки разбито. Тина изо всех сил гнала от себя эти предчувствия.
Как бы то ни было, веселые праздники – Рождество и Новый год – она провела в одиночестве. Мужья Лиз, Кейт и Дженни были с ними рядом, а Дьюк – где-то далеко, за океаном. Несмотря на радушие домашних, Тину не покидало ощущение, что она среди них чужая.
Она не знала, в чем причина такого ощущения: то ли в том, что она всегда была в какой-то степени отрезанным ломтем в семье, то ли в ней за последние месяцы произошли изменения. Ей страстно хотелось вернуться в Лондон, в их с Дьюком квартиру. Пусть его там сейчас нет, но, находясь среди его вещей, книг, пластинок, она будет чувствовать присутствие любимого.
Это желание подтолкнуло Тину сократить срок своего пребывания дома. Она уверяла себя, что хочет согреть и обжить их квартиру к возвращению Дьюка, к середине января, а потому прилетела в Англию восьмого.
Пятнадцатого числа Дьюк домой не вернулся. Последующие дни превратились для Тины в настоящую пытку. Надежда сменялась отчаянием. Он может вернуться в любую минуту, твердила она себе, но минуты бежали, а он так и не приезжал. Шли дни, недели, подошел к концу январь, а Дьюк так и не возвратился.
Погода в Лондоне стояла мрачная – сырая, серая и неимоверно холодная. Это только усугубляло тоску Тины, которая буквально не находила себе места, терзаясь самыми неожиданными и пугающими предположениями. От Дьюка не было ни весточки, ни письма, ни звонка. Это бесконечное молчание приводило Тину в ужас.
Она перебрала все возможности, представила все, что только могло с ним произойти. Он заболел? Может быть, даже попал в больницу? Но тогда он попросил бы врачей сообщить ей о его состоянии. Ее утешала одна мысль: самого худшего произойти не могло. О смерти такого человека, как Дьюк Торп, тут же написали бы во всех газетах. Значит, скорее всего, с ним все в порядке, просто он совершено позабыл о ней.
Как ни трудно было смириться с подобной мыслью, к середине февраля Тина с унынием признала, что дело именно в этом. Ей позвонил агент Дьюка, предложив представлять также и ее деловые интересы, и спросил, не заинтересована ли она получить заказ на постановку обновленной версии «Битвы при Леньяно»?
Тина не имела никакого представления о том, что сейчас делает Дьюк, что он пишет, и пишет ли вообще, и предстоит ли ей в ближайшем будущем начинать работу над постановкой его новой пьесы. Да и для ее душевного состояния будет лучше, если она с головой уйдет в работу. К тому же ей надо позаботиться о будущем ребенка. Ведь Дьюк может навеки исчезнуть из ее жизни.
Она позвонила Энн Йорк, якобы узнать, имеет ли она право принимать деловые предложения помимо контракта, подписанного с Дьюком. На самом деле ей хотелось выяснить, не знает ли чего-либо Энн о том, где сейчас Дьюк и что он делает.
– Вы вправе заниматься любой работой по вашему усмотрению и в любое время, – заверила ее адвокат.
Тина проглотила унижение от собственного невежества и спросила:
– Как вы думаете, через какое время Дьюк предложит работу над его новой пьесой?
– Не могу сказать, Тина. Просто не знаю.
– Тогда, может, вы знаете, когда он возвратится в Лондон? – не отступала Тина.
Воцарилось натянутое молчание. Затем раздался мягкий, успокаивающий голос Энн.
– У вас нет никаких известий от него, Тина?
– Нет. Ни слова. А вам он тоже не звонил?
Еще одна долгая и мучительная пауза.
– Понимаете, Тина, мое положение обязывает меня хранить секреты моего клиента, – подбирая слова, медленно произнесла женщина.
– Но вы можете мне сказать, собирается ли он вообще возвращаться в Лондон или нет? – в отчаянии спросила Тина.
– Это зависит от Дьюка, – последовал осторожный ответ.
– Энн, с Дьюком все в порядке? – взмолилась Тина. Она была готова унижаться, плакать, кричать – только бы узнать хоть что-нибудь о нем.
Ответом ей стал тяжелый вздох.
– Тина, не знаю, что и сказать вам. Вчера я разговаривала с Дьюком, он все еще в Америке. Судя по голосу, он едва держится на ногах, страшно устал… но у него еще масса неотложных дел.
В голосе миссис Йорк слышалась неподдельная боль. От дурного предчувствия Тина похолодела.
– Ради Бога, скажите мне, что происходит? Вы оба что-то скрываете от меня, вы и Дьюк. Полагаю, Дерку также должно быть кое-что известно. Неужели вы не понимаете, я должна все знать! Так не может продолжаться!
– Тина, я и так уже сказала много лишнего.
Тина почувствовала, что больше ей от Энн Йорк ничего узнать не удастся. С ощущением тоскливой безнадежности она обратилась к ней:
– Тогда посоветуйте, как мне быть? Вы знаете больше меня. Скажите же, что делать?
– Если вам требуется моя профессиональная консультация…
– Да, пожалуйста.
– Станьте независимой. Живите собственной жизнью. Развивайте ваш великолепный талант, стройте свое будущее самостоятельно.
– И это все? – с тоской спросила Тина, цепляясь за последнюю призрачную надежду. Ведь то, что она сейчас услышала, свидетельствовало только об одном – на общее будущее с Дьюком рассчитывать ей нечего.
– Нет, это еще не все. – Миссис Йорк говорила медленно, тщательно обдумывая слова. На секунду она замолчала, снова вздохнула и добавила с чувством: – Как женщина и как друг, я советую вам, Тина: если вы действительно любите Дьюка, то оставайтесь с ним, не покидайте его. И когда он вернется, не задавайте ему никаких вопросов, примите все как есть. Но это только совет… – И внезапно, не прощаясь, положила трубку.
Она, видимо, уже и так сказала все, что могла. Тину глубоко тронула забота Энн о Дьюке; в голосе адвоката слышалась искренняя доброжелательность. Но она поняла из этого разговора одно – ей никогда не удастся узнать тайну Дьюка, что бы ни произошло.
Тина внезапно подумала, что Дьюк ни разу не говорил, что она ему нужна, никогда не заявлял о своих правах на нее. В чем бы ни состояла причина такого отношения, но он всегда оставлял за ней возможность покинуть его в любую минуту. Он не желал привязывать ее никакими иными узами, кроме чисто профессиональных. Но все же ей удалось нарушить его скорбное одиночество и она даже подарила ему счастье. Уверенность в этом ей дали слова Энн о том, что она должна остаться с Дьюком, если любит его.
Но Энн сказала также, что он едва стоит на ногах, страшно устал… А вдруг он тяжело болен? Может быть, он ездит в Америку на лечение, поэтому-то ему так не хотелось, чтобы она сопровождала его? Но если он болен, то приступы его болезни могут повторяться снова и снова. Что тогда ждет их в будущем?
Лучше всего об этом не думать. Надо заняться делом! – приказала себе Тина. Она, не теряя времени, позвонила литературному агенту и сказала, что очень заинтересована перспективой работы над постановкой «Битвы при Леньяно» и хочет встретиться с директором и режиссером. Пьесу должен был ставить один из лондонских театров, и, таким образом, она могла по-прежнему жить в квартире Дьюка, ожидая его возвращения. Если Дьюк явится, когда ее не будет дома, то он сразу догадается, что она все еще здесь и ждет его.
Внезапно почувствовав прилив сил и энергии, Тина встала, оделась и отправилась в магазин. Она купила пластинку с записью оперы и, вернувшись домой, уселась у проигрывателя, снова и снова вслушиваясь в музыку Верди и слова, растворяясь в них, чтобы быть по всеоружии, когда придется беседовать о концепции постановки с режиссером и продюсером. Работа захватила ее, все прочие заботы и тревоги отошли на второй план, потускнели…
Двадцать восьмого февраля ей вдруг позвонил Дерк Роуан. Он поздравил Тину с замечательной работой – настоящий лакомый кусок, как он сказал, и пригласил отпраздновать это событие в ресторане. Тина испытала сильное искушение нарушить данную Дьюку клятву и встретиться с Роуаном. Ведь она могла хитроумными маневрами заставить этого неисправимого болтуна раскрыть ей тщательно оберегаемые Дьюком тайны. А что он о них знает, Тина не сомневалась. Однако она все же не осмелилась нарушить свой обет и отказалась от предложения, сославшись на сильную мигрень.
Эту ночь она провела без сна, обдумывая все те вопросы, которые могла бы задать Дерку, и гадая, как бы он ответил на них. Но стал ли бы он ей что-нибудь говорить? Не постарался ли бы уйти от ответа, как и Энн Йорк?
Мысли Тины постепенно становились все более смутными и путающимися, и она уснула. Однако сон не принес ей облегчения. Неясные тревожные видения томили ее вплоть до самого утра. С какой радостью она пробудилась, стряхнув с себя все ночные страхи, встретив слепящие лучи утреннего солнца. Зажмурившись, Тина подумала, что вот наконец идет весна. Даже воздух, который она с наслаждением вдохнула, был каким-то другим.
На стеклах эркера играли солнечные зайчики. Плотной пелены облаков, затягивавших небо накануне, как не бывало. Какой хороший сегодня день, подумала Тина улыбаясь. Да, ведь сегодня первое марта, первый день весны. И в воздухе точно чувствуется новый, весенний запах.
Она снова вдохнула полной грудью, наслаждаясь тонким ароматом. Слегка повернув голову, Тина поняла, что он вовсе не воображаемый! В воздухе действительно стоял аромат весенних цветов! Она резко села, широко раскрыв глаза. На кровати, на подушке, где обычно лежала голова Дьюка, теперь покоился огромный букет!
В душе Тины точно взошла заря.
У нее больше не оставалось ни сомнений, ни тревог. Стремительно отбросив одеяло, она выскочила из постели и босиком побежала в гостиную. Каждая клеточка ее тела пела от радостного возбуждения. Дьюк наконец вернулся к ней!
Он крепко спал на одном из кожаных диванов в гостиной. Заметив его, Тина встала как вкопанная, едва не споткнувшись. Она не кинулась к нему с воплем восторга, не обвила руками его шею. Но это не потому, что она боялась его разбудить. Причиной стал ужас. Дьюка было невозможно узнать.
Он так исхудал, что, казалось, от него остались только кожа да кости. На щеках пролегли глубокие морщины, точно у древнего старика, рот запал. Под глазами темнели круги, а сами глаза словно провалились в глубокие глазницы. Лицо Дьюка стало мертвенно бледным. Сердце Тины забилось от страха и жалости. Что же пришлось пережить Дьюку, раз он так ужасно изменился? Какое горе, какие болезни и терзания довели его до такого плачевного состояния?
Боясь разбудить его, Тина на цыпочках подобралась к Дьюку и нежно, едва касаясь, провела пальцами по его щеке, точно желая убедиться, что под пергаментно-бледной кожей все еще бьется жизнь.
Он широко открыл глаза.
– По-моему, меня коснулся ангел, – прошептал он со своим певучим ирландским акцентом, всегда сводившим ее с ума.
– Дьюк… О, Дьюк. – Слезы подступили к ее глазам. Оказалось, что впечатление о полной изможденности Дьюка весьма обманчиво, потому что через секунду Тина уже оказалась с ним рядом. Он прижал ее к себе, губами осушая слезы.
– Я так сильно хочу тебя… Скажи, что все в порядке, – прошептал он. В его голосе звучало такое неприкрытое дикое желание, что Тина поняла, насколько же он стосковался по ней.
– Я всегда буду желать тебя, – ответила Тина. Ее душа была так полна радостью, что она с трудом сдерживала счастливый крик.
Дрожь охватила его тело. Губы искали ее, томили своей страстью, звали. И Тина, забыв обо всем, отдавалась их ласке, мечтая лишь об одном – чтобы все это произошло как можно скорее.
Тело Дьюка напряглось, каждая жилка пульсировала от возбуждения, от потребности немедленно обладать ею. Сильные молодые руки схватили Тину и подняли ее, понесли в спальню. Его ноги ступали легко и уверенно, словно он нес не ее, взрослую женщину, а крошечного зверька. Его зеленые глаза пылали бешеным огнем вожделения.
– Цветы! – слабо вскрикнула Тина, когда они оба опустились на кровать.
Дьюк локтем отшвырнул букет, и он полетел на ковер.
– Ты для меня весна, – сказал он, набрасываясь на ее тело с отчаянностью одержимого.
Пока Дьюк был рядом, Тина не желала и не могла думать ни о чем другом. Просто вот так лежать рядом с ним, кожей ощущая рядом с собой любимого, – и пусть весь мир валится в тартарары, если хочет, ей ни до чего нет дела.
Она повернула голову на подушке и взглянула на него, желая увидеть выражение его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15