Антон Валерьевич Леонтьев
Шоу в жанре триллера

11 марта, Лос-Анджелес

– Я все скажу, только оставьте меня в живых! – простонал мужчина, хватаясь за голову. Казалось, что тяжеленный молот расколол ее надвое – удар у Китайца был ужасающей силы.
– Конечно, ты скажешь, – произнес Китаец на английском с сильным герцословацким акцентом. – Итак, если хочешь жить, говори, где пять миллионов!
– Я их не брал! – взмолился мужчина. Китаец со всей силы пнул его.
Тот потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что находится внутри небольшого фургона. Рядом была его жена. Испуганная, окровавленная, связанная, рот залеплен скотчем. Она пыталась что-то произнести, но эти звуки больше походили на мычание.
– Ну что, – Китаец склонился над мужчиной и, схватив за волосы, приподнял с грязного пола фургона. – Теперь твоя память прояснилась? Ты так и не вспомнил, где деньги? Если нет, то… Давайте, парни, покажите, на что вы способны!
Сообщники Китайца – а их было двое: рослый дегенерат с рыжей козлиной бородкой и лысый бугай в кожаной куртке с изображением черепа – схватили женщину. Та начала сопротивляться, извиваясь и пытаясь освободиться. Тот, что с бородкой, ударил ее по лицу, она вскрикнула. Он взял ее за шею, а другой рукой нанес серию ударов прямо в лицо.
Мужчина лежал и слушал, как истязают его жену. Что он мог сделать? Если скажет, где деньги, его убьют, это точно. Если не скажет, его все равно убьют. Китаец был самым свирепым и безумным мафиози в Лос-Анджелесе. Он прибыл сюда из Герцословакии, из этой идиотской посткоммунистической страны на Балканах, где самый весомый аргумент – сила. Зря мужчина согласился работать на мафию, хотя именно это позволило ему купить шикарный особняк, небольшой домик во Флориде, обзавестись собственным катером, белоснежным красавцем, мечтой его детства.
И вот в одночасье все изменилось – зачем он только решил, что денег у мафиози и так много и пропажу нескольких миллионов никто не заметит? Еще бы пару часов – и они бы с женой скрылись, все было готово, где-нибудь в Южной Америке или Новой Зеландии они провели бы остаток жизни в достатке и покое.
– Ты все еще не хочешь говорить? – Китаец наступил ему на шею тяжелым ботинком. – Что, задыхаешься? Тебе нечем дышать? Хочется жить?
Затем мафиози отдал несколько команд на гортанном герцословацком языке. Бухгалтер мафии смотрел с все возрастающим ужасом на то, как подонок в кожаной куртке достал небольшую ацетиленовую горелку. Голубоватое пламя, вспыхнув, загудело.
– У тебя есть еще десять секунд, чтобы сказать мне, где пять миллионов, – гнусаво продолжил Китаец.
Бухгалтер взглянул в его раскосые глаза. В них светились безумие и ярость. Он слышал, что и в растреклятой Герцословакии Китаец считался одним из самых свирепых и, что самое ужасное, неуправляемых мафиози. Как было хорошо во времена «холодной войны» – Америка жила спокойно, герцословаки обитали на Балканах, пили сливовую водку вместе с медведями, не лезли в чужие дела. Теперь они заполонили Штаты, прибрали к рукам проституцию, игорный бизнес, торговлю наркотиками и оружием. Ему, как бухгалтеру, приходилось работать и на азиатов, и на итальянцев, и даже на негров. Все они отличались изощренной жестокостью, но герцословаки превзошли всех – они убивали из прихоти, для них смерть была обычной забавой. Но ему так не хотелось умирать!
Сподручный Китайца поднес гудящую горелку к лицу женщины. Та завизжала, пытаясь отклониться от огня.
– Рассказать, что сейчас произойдет с ней? – произнес Китаец. – Сначала начнет тлеть кожа, потом сгорят ткани лица. Затем расплавятся волосы, лопнут глаза. Боль будет ощущаться только в первые десять секунд, затем погибнут нервные окончания, и она перестанет чувствовать боль. Начинай!
– Я скажу! – простонал бухгалтер.
Он понимал, что все это ни к чему хорошему не приведет. Их убьют, как только он скажет, где деньги. Но лучше умереть от пули в затылок, чем мучиться в огне ацетиленовой горелки.
– Ну вот и прекрасно. – Рифленая подошва Китайца исчезла с его горла, бухгалтер смог вздохнуть полной грудью. И он начал говорить.
– Папа, останови здесь, я хочу мороженого! – попросила Дженни, и Алекс Уорф притормозил. Каждая вторая суббота месяца – вот и все, что осталось у него от прежней семейной жизни. Он знал, что не был примерным мужем и отцом, однако никогда не подозревал, что Линда отнимет у него дочь.
Ее адвокаты сделали все возможное и невозможное, чтобы представить его в суде как сомнительного субъекта, фотографа без твердого заработка, ведущего к тому же аморальный образ жизни. Они отыскали его нескольких подружек – Алекс не помнил ни их имен, ни обстоятельств, при которых он переспал с ними. Суду этого вполне хватило, было вынесено решение в пользу матери об опеке над Дженни. Он был обязан платить кругленькую сумму в качестве алиментов и имел право каждую вторую субботу видеться с дочерью.
– Пошли, я куплю тебе, – сказал Алекс, притормозив у супермаркета.
Голова у него трещала, не нужно было вчера курить марихуану. Он же знает, что, если Линда пронюхает об этом и настучит в комитет по опеке, у него отберут и эту единственную возможность видеть Дженни. Настроение у Алекса Уорфа было отвратительное, он сидел без работы уже третью неделю, восемнадцать журналов отвергли его снимки, а из пяти даже не прислали отказа – они и за человека его уже не держат.
Черт возьми, ведь было время, когда имя Алекса Уорфа автоматически открывало все двери, он был желанным гостем на любой вечеринке голливудских звезд, заказы на него так и сыпались как из рога изобилия. Это было давно, так же давно, как и идиллическая жизнь с Линдой. Они любили друг друга, хотя теперь вспоминать об этом было неловко. А что произошло потом? Алекс не знал, кто был виноват в том, что его фотографии упали в цене, появились более молодые и ловкие, он перешел на третьесортные фото, начал пить, увлекся травкой. Да, если бы все можно было изменить…
– Папа, подожди меня в машине, – капризным тоном произнесла дочь. – Я уже большая, мне не нужно, чтобы ты сопровождал меня. Билл это понимает. И еще, папа, у тебя право быть со мной до шести, но меня пригласил Джордж на день рождения, ты ведь сможешь отвезти меня к нему?
Алекс закрыл глаза и кивнул. Затылок словно свинцом налился. Дженни выросла, он видит ее два раза в месяц, и она все больше отдаляется от него. Алекс запомнил ее малышкой десяти лет, теперь ей пятнадцать, и она превратилась в современную девушку. Конечно, зачем ей отец-неудачник, про которого мать каждый день твердит, что он загубил не только свою жизнь, но и ее тоже. Линда снова вышла замуж, Алекс пытался протестовать, но его адвокат сказал, что они ничего не в силах изменить, появился этот Билл. Чертов Билл, которому Уорф столько раз был готов расквасить лощеную физиономию, от чего Алекса удерживало только то, что тогда-то его точно лишат возможности видеть Дженни. А нужен ли он ей? У нее есть Джордж, очередной бойфренд. Она уже не играет в куклы и не смотрит мультфильмы про Дональда Дака.
Алекс потянулся и вышел из машины. Нет, он не позволит Линде испортить ему свидание с дочерью. Только подумать – он видится с ней, как заключенный.
– Малышка, – сказал Алекс, когда Дженни вернулась, – я хочу…
– Папа, – произнесла дочь покровительственным тоном, – не называй меня так, мне уже пятнадцать. Мама и Билл давно не называют меня малышкой!
Алекс заскрипел зубами, но ничего не сказал. Может быть, стоит натянуть чулок на голову, подстеречь этого Билла в темном углу и отделать его бейсбольной битой? Никто не докажет, что это сделал он, Уорф.
– Дженни, я захватил камеру, – произнес примирительно Алекс. Если он не хочет вслед за Линдой потерять и Дженни, то должен привыкнуть к ее капризам.
– Ой, папа! Классно! – воскликнула дочь.
Алекс растянул лицо в улыбке. Он и не думал, что дочь будет так рада этому пустяку. Чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество, он иногда брал на свидание камеру. У него была мысль сделать документальный фильм о том, как Дженни растет, но каждый раз, когда он вплотную подходил к этому, оказывалось, что есть и другие, более насущные дела.
Только работа давала Алексу чувство полного раскрепощения. Он снимал Дженни в различных местах и ракурсах, старался не повторяться. Время летело незаметно. Осталось еще десять минут – и потом ему нужно везти дочь к Джорджу.
– Папа, давай здесь, – Дженни указала ему на великолепный особняк, полускрытый в тени пальм. В Лос-Анджелесе никого нельзя было удивить этим великолепием. Алексу самому, в период расцвета карьеры, удалось заснять Мадонну в небольшом магазинчике, где та, растрепанная, без косметики, выбирала нижнее белье. Эту серию снимков у него с руками оторвали за двести тысяч.
Алекс осмотрелся по сторонам. В его положении привлекать к себе внимание полиции не самое разумное, владельцы особняка и припаркованного рядом с ним черного «Ягуара» могут оказаться склочными типами, в основном все голливудские суперстар именно такие – он имел возможность лично убедиться в этом.
Никого нет, только неприметный фургон, который медленно движется в начале улицы. За рулем странный тип, обычно такие сидят на скамье подсудимых по обвинению в разбое и изнасилованиях – в последнее время Алекс работал на поприще судебных сенсаций, пытаясь заснять то Майкла Джексона по пути в здание суда, то какого-нибудь маньяка, которому вынесли смертный приговор, или подростка, сбившего по пьянке семерых.
– Пойдем, – сказал он Дженни. – Я пришлю тебе фотографии, и ты сможешь сказать своему Джорджу, что у твоего настоящего отца есть «Ягуар»!
Они подошли к автомобилю. Дженни сразу же преобразилась. Алекс вспомнил, что дочь спит и видит, как стать фотомоделью. Потом одернул себя – собственной дочери он никак не мог пожелать оказаться в этом болоте. Пусть идет в колледж.
Алекс взял камеру и стал снимать дочь. Вот она рядом с черным «Ягуаром», на заднем плане – особняк в итальянском стиле.
– Только близко не подходи! – крикнул он Дженни. Не хватало еще, чтобы сработала сигнализация. – Так, так, хорошо!
Тем временем фургон медленно катил по пустынной улице. Китаец был доволен – бухгалтер не выдержал и с перепугу рассказал ему про пять миллионов. Это все, что требовалось знать.
– Ты поступил умно, что решил сказать правду, – произнес Китаец. – И знаешь, почему? Потому что это избавило тебя и твою женушку от мучительной смерти. Если сейчас мне позвонят и скажут, что кейс с баксами действительно спрятан под барахлом на чердаке в бунгало у океана, то для тебя все закончится.
Раздалась мелодия «Маленькой ночной серенады» Моцарта, Китаец вынул из кармана куртки мобильный телефон.
– Все в порядке, – произнес грубый голос. – Деньги у нас. Все пять миллионов. Были уложены пачками стодолларовых купюр в старый клеенчатый чемодан.
– Ну что же, мне было приятно иметь дело с таким честным человеком, как ты, – произнес с издевкой Китаец.
Бухгалтер похолодел. Он понимал, что мафиози не оставит ни ему, ни жене ни малейшего шанса.
– Ты работал на меня пять лет, это похвально, и мог бы работать еще столько же и через много лет умереть богатым и уважаемым человеком в собственной постели от старости. Но тебе казалось, что я недоплачиваю тебе. Такого я не прощаю. Так что можешь последний раз взглянуть на свою жену.
С этими словами Китаец подошел к женщине, лежавшей без сознания на полу фургона, и молниеносным движением сломал ей шею. Бухгалтер не успел даже осознать, что происходит. Он только слышал, как громко треснули шейные позвонки его жены.
– Кончайте и его, – приказал Китаец двум помощникам.
Но еще до того, как мафиози с бородкой склонился над бухгалтером, чтобы прирезать его, жертва из последних сил приподнялась и ударила того в пах. Мафиози взвыл и от неожиданности выпустил из руки нож. Звякнув, нож упал, а бухгалтер подхватил его и с остервенением вонзил в ногу своему несостоявшемуся убийце. Никто из герцословаков не ожидал такого поворота событий. Козлобородый заорал, бухгалтер пополз к двери фургона и нажал на ручку. Дверь приоткрылась, до желанной свободы было всего полметра…
Китаец действовал стремительно. Всего один прыжок – и он оказался около бухгалтера. Обхватив его шею локтем, мафиози коленом уперся в позвоночник жертвы. Бухгалтер закричал, крик вышел глухим. Еще одна секунда – и его тело обмякло. Лысый герцословак в кожаной куртке с черепом втащил за ноги тело бухгалтера внутрь фургона. Китаец, перед тем как захлопнуть дверцу, внимательно осмотрелся по сторонам. Они были в фешенебельном районе – бухгалтер купил себе нехилую трехэтажную виллу за четыре с половиной миллиона. Полиции, слава богу, поблизости нет.
Китаец заметил в конце квартала две фигуры. Похоже, мужик с девчонкой. Ничего страшного, они не могли видеть, что произошло, а если и видели, то предпочтут молчать.
– Заткнись! – крикнул он завывавшему бородачу, который вцепился в раненую ногу. – Нужно было сразу кончать его. А теперь в порт, – приказал он водителю.
Тот молча кивнул. Фургон резко сорвался с места, набирая скорость.
– Необходимо избавиться от тел, – сказал Китаец. – Пусть ими питаются рыбы.
– Что это? – произнесла Дженни.
Она испуганно посмотрела на отца. Алекс насторожился. Он тоже слышал приглушенный крик. Так и есть, фургон, который проехал мимо них несколькими минутами ранее, как в гонках, сорвался с места. Дженни не могла видеть того, что произошло, ведь она стояла спиной к фургону, позируя около «Ягуара». А он видел.
Алекс видел, как дверь фургона распахнулась, появился некто в окровавленном дорогом костюме. За ним выскочил странный бритоголовый тип. Дальнейшее произошло слишком быстро. И все же Уорф краем глаза уловил движение: человека, который пытался покинуть фургон, втащили обратно. Жертва уже не сопротивлялась. Алексу приходилось, и не раз, снимать трупы. И тот человек очень походил на труп. Сначала был живым, а секунду спустя – уже мертвец. Бритоголовый сломал ему шею.
– Все в порядке, – произнес Алекс.
Скорее всего, это мафиозные разборки. Не хватало еще, чтобы их засекли. Алекс прекрасно знал, как мафия поступает с ненужными свидетелями, – три месяца назад он делал серию снимков с места преступления, это была настоящая бойня, бандиты вырезали целую семью из пяти человек. Итальянская мафия сводила счеты с одним из своих членов, который согласился дать обвинительные показания против ее верхушки в обмен на защиту полиции. Полиция не смогла уберечь осведомителя, в итоге выпотрошили внутренности не только самому предателю, но и его жене и трем малолетним детям. Так сказать, чтобы другие видели наглядный пример нарушения кодекса чести и омерты – обета молчания.
– Дженни, – Алекс спрятал камеру и подтолкнул дочь к машине, – тебе пора, твой Джордж уже, наверное, заждался.
– Папа, что это было? – упрямо стояла на своем Дженни.
Алекс судорожно сглотнул. Ему стало по-настоящему страшно. Не нужно впутывать сюда Дженни и Линду. И даже этого лощеного придурка Билла не следует впутывать. Пусть живут своей обычной размеренной мещанской жизнью.
– Да так, наркоманы балуются, – сказал Алекс. Он вообще-то и сам был наркоманом, но дочери совсем не обязательно быть в курсе. – Нам пора, Дженни. Быстрее, я сказал, быстрее!
Нет, фургон исчез, значит, они не привлекли внимание мафии. Алекс завел автомобиль, и они как можно скорее убрались из шикарного района с виллами и «Ягуарами». Алекс пытался шутить, но это у него получалось плохо. И зачем он только остановился около этого «Ягуара»?
Дочь, успокоенная его объяснением, уже забыла о странном приглушенном крике. Хорошо, что девочка ничего не видела. Алекс чувствовал – ему необходимо выпить. А лучше – затянуться парой косяков.
Алекс высадил ее около дома Джорджа. Дочь, поцеловав его в небритую щеку, взяла с заднего сиденья подарок, который она приготовила своему бойфренду. Алекс был рад, когда Джордж, высокий и немного прыщеватый увалень, встретил Дженни у порога. Черт возьми, он даже поцеловал ее – и это был не дружеский поцелуй! Какому отцу приятно наблюдать за подобным? Дженни помахала Алексу рукой и исчезла в доме приятеля.
Вернувшись домой, в свою грязную квартирку, захламленную и заваленную банками из-под пива, упаковками от презервативов и грязными носками, Алекс первым делом бросился к холодильнику. После четвертой банки пива он почувствовал, что ситуация нормализуется. К вечеру, после дозы виски и травки, он понял, что ничего страшного не произошло. Ночью, когда ретивая негритянка с силиконовым бюстом елозила по его телу, кусая за шею, он окончательно решил, что все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7