Правда, оставалось еще несколько барагунов, терроризировавших
жителей отдаленных крошечных деревень.
Сейчас граф жил в своем величественном замке Эйгис-Морт, наслаждаясь
простой деревенской жизнью, а люди Камарга первый раз за много лет
облегченно и свободно вздохнули.
Замок, известный как замок Брасс, был возведен несколько веков назад
на том месте, что когда-то являлось вершиной правильной пирамиды, высоко
возвышающейся над городом. Со временем пирамиду засыпали землей, и сейчас
на ее склонах, спускающихся террасами, выращивали цветы, овощи, виноград.
Здесь же были хорошо ухоженные лужайки, где резвились дети и гуляли
взрослые. Рос также виноград, из которого делали лучшее вино в Камарге, а
дальше вниз по склону - грядки фасоли, картофеля, цветной капусты,
моркови, салата и прочих нехитрых овощей. Но были и более экзотические
растения, например, тыквенные томаты или деревья сельдерея. Фруктовые
деревья и кустарники обеспечивали жителей замка свежими фруктами почти
круглый год.
Замок был выстроен из такого же белого камня, как и остальные дома в
городе. Окна из толстого цветного стекла, витиеватые башенки, зубчатые
стены... С вершины его самой высокой башни был виден практически весь
Камарг. И еще. Замок был построен так, что когда на Камарг налетал
мистраль, в нем открывалась, пропуская воздух, сложная система
вентиляционных отверстий, труб и крошечных дверей, и он начинал петь. Его
музыка, подобно звучанию органа, разносилась ветром на многие мили.
Замок возвышался и над красными крышами городских домов и над ареной,
выстроенной, как поговаривают, много тысяч лет назад еще римлянами для
проведения всяческих празднеств.
Граф Брасс наконец добрался на своей измученной лошади до замка и
окликнул стражу. Дождь почти кончился, но ночь была холодной, и граф желал
поскорее очутиться возле камина. Он въехал через огромные железные ворота
во двор и, спешившись, передал конюху лошадь. Затем он тяжело поднялся по
ступенькам, вошел в дом и, миновав короткий коридор, оказался в парадном
зале замка.
Там, за каминной решеткой, весело плясал огонь, а рядом с камином в
глубоких мягких креслах сидели его дочь Иссольда и старый друг графа
Богенталь. Когда он вошел, они поднялись ему навстречу, и Иссольда,
привстав на цыпочки, поцеловала отца в щеку. Богенталь улыбался.
- Мне кажется, ты не прочь выбраться из этих доспехов и перекусить
чего-нибудь горячего, - сказал он, дергая за шнурок колокольчика.
Граф кивнул с благодарностью, подошел поближе к огню и, стащив с
головы шлем, поставил его на каминную полку. Иссольда уже стояла перед
отцом на коленях, снимая с него наголенники. Это была красивая
девятнадцатилетняя девушка, с мягкой золотисто-розовой кожей и пышными
белокурыми волосами. Сейчас на ней было длинное огненно-рыжее платье, и
оно делало ее похожей на фею огня.
Слуга помог графу снять кирасу и остальные доспехи, и вскоре граф уже
натягивал свободные домашние брюки и белую шерстяную рубашку.
Маленький столик, который ломился от изобилия пищи - картофель,
бифштексы, салаты, изумительный по вкусу соус, а также кувшин с подогретым
вином - поднесли поближе к камину. Граф вздохнул и начал есть.
Богенталь - стоя, а Иссольда - свернувшись в кресле, терпеливо ждали,
пока он утолит голод.
- Ну, милорд, - сказала она, улыбаясь, - как прошел день? Все ли
спокойно на нашей земле?
- Кажется так, миледи, хотя мне удалось добраться лишь до одной
пограничной башни. Начался дождь, и я решил вернуться домой.
Потом он рассказал им о встрече с барагуном. Иссольда слушала, широко
раскрыв глаза. Богенталь тоже выглядел встревоженным. Он качал головой и
поджимал губы. Этот известный поэт-философ не всегда одобрял подвиги
своего друга; ему иногда казалось, что граф сам ищет приключений на свою
голову.
- Помнишь, - сказал Богенталь, когда граф закончил рассказ, - утром я
советовал тебе взять с собой фон Виллаха и еще кого-нибудь.
Фон Виллах был командиром отряда стражников, охраняющих замок. Верный
старый солдат, побывавший с графом во многих передрягах.
Увидев суровое лицо друга, Брасс рассмеялся.
- Фон Виллаха? Он уже не молод, и было бы нехорошо вытаскивать его из
замка в такую погоду.
Богенталь печально улыбнулся.
- Он на год или два моложе тебя, граф.
- Возможно, но справился бы он с барагуном?
- Не в этом дело, - твердо стоял на своем философ. - Если бы ты
путешествовал не один, встречи с барагуном вообще могло бы не произойти.
Граф махнул рукой, прекращая спор.
- Мне нужно поддерживать форму, иначе я стану таким же дряхлым, как
фон Виллах.
- На тебе лежит огромная ответственность, отец, - тихо произнесла
Иссольда. - Если тебя убьют...
- Меня не убьют!
Граф презрительно улыбался, так, будто смерть - это нечто вовсе не
имеющее к нему отношения. В отблесках огня лицо его походило на отлитую из
меди маску какого-нибудь дикого варварского племени, и, действительно,
казалось нетленным.
Иссольда пожала плечами. Она многое унаследовала от отца, в том числе
и знание того, что спорить с такими людьми, как граф Брасс - дело
совершенно бессмысленное. В одном из своих стихотворений Богенталь так
написал о ней: "Сошлись в ней и крепость и мягкость шелка", и сейчас
наблюдая с любовью за дочерью и отцом, он отмечал их удивительное
внутреннее сходство.
- Я узнал сегодня, что Гранбретания захватила герцогство Кельн, -
сменил тему Богенталь. - Это становится похожим на эпидемию чумы.
- Довольно полезной чумы, - ответил граф. - По крайней мере, она
несет миру порядок.
- Политический порядок, возможно, - возбужденно сказал Богенталь, -
но едва ли душевный или нравственный. Их жестокость беспрецедентна. Они
безумны. Их души больны любовью ко всему дьявольскому и ненавистью ко
всему благородному.
Граф пригладил усы.
- Подобное существовало и до них. Взять того же колдуна из Булгарии,
что был здесь Лордом-Хранителем.
- Булгарин был одиночка. Как и маркиз Пешт или Рольдар Николаефф. Но
они - исключение, и почти в каждом таком случае люди рано или поздно
расправлялись с ними. Темная Империя же - это целая нация таких одиночек,
и все, что они вытворяют, совершенно естественно для них. В Кельне
гранбретанцы забавлялись тем, что насиловали маленьких девочек, оскопляли
юношей и заставляли людей, желающих спасти свою жизнь, совокупляться прямо
на улицах. Это ненормально, граф. Их главная цель - унизить человечество.
- Такие истории, как правило, преувеличены, мой друг. Тебе бы
следовало давно понять это. Меня самого когда-то обвиняли в...
- Насколько я знаю, - прервал его Богенталь, - слухи - это не
преувеличение правды, а лишь ее упрощение. Если их деяния столь ужасны,
каковы же должны быть их тайные пороки?
- Страшно даже подумать... - с дрожью в голосе сказала Иссольда.
- Да, - повернувшись к ней, продолжил Богенталь. - Мало у кого хватит
духу рассказать об увиденном и перенесенном. Порядок, что они несут
Европе, лишь кажущийся. На самом деле - это хаос, калечащий души людей.
Граф пожал плечами.
- Что бы они там не делали, это временно. Порядок требует жертв.
Запомните мои слова.
- Слишком высока цена, граф.
- А чего здесь жалеть! Что мы имеем сейчас? Мелкие удельные
княжества, раздробившие Европу? Войны? Бесконечные войны... Мало кто сумел
прожить жизнь, ни разу не участвуя в них. Все без конца изменяется. По
крайней мере Гранбретания предлагает постоянство.
- И страх, мой друг. Я не могу согласиться с тобой.
Граф налил себе вина, выпил и, зевнув, сказал:
- Ты слишком серьезно воспринимаешь такие вещи, Богенталь. Если бы ты
повидал с мое, ты бы знал, что зло скоро проходит, либо само - от скуки,
либо его искореняют другие. Лет через сто гранбретанцы станут здоровой и
добропорядочной нацией.
Граф подмигнул дочери, но она, видимо, соглашаясь с Богенталем, не
улыбнулась в ответ.
- Пороки этих варваров слишком укоренились, чтобы столетие излечило
их. Один вид их солдат чего стоит. Эти раскрашенные звериные маски,
которые они никогда не снимают, эти странные одежды, что они носят даже в
жару, их позы, их походка... Они безумны, и их безумие наследственно, -
Богенталь покачал головой. - И наша пассивность - молчаливое согласие с
ними. Нам следует...
- Нам следует пойти и лечь спать, мой друг. Завтра мы должны
присутствовать на открытии праздника, - сказал, поднимаясь с кресла, граф.
Он кивнул Богенталю, поцеловал дочь, легко коснувшись губами ее лба,
и покинул зал.
3. БАРОН МЕЛИАДУС
Ежегодно, в один из теплых дней после окончания летних работ, жители
Камарга устраивают большой яркий праздник. Дома утопают в цветах; люди
одевают богато вышитые, нарядные одежды; по улицам бродят молодые быки, и
важно выступают стражники. А ровно в полдень в античном каменном
амфитеатре, что на краю города, начинается коррида.
Зрители, пришедшие сюда, рассаживаются на гранитных скамьях,
тянущихся по всему амфитеатру. На южной стороне арены небольшая часть
трибуны скрыта под красной шиферной крышей, поддерживаемой резными
колоннами. С обеих сторон это место закрывают коричневый и алый занавесы.
Там расположились граф Брасс, его дочь Иссольда, Богенталь и старый фон
Виллах.
Из этой своеобразной ложи они могли видеть почти весь амфитеатр и
слышать взволнованные разговоры публики и нетерпеливое фырканье
удерживаемых в загонах животных.
Вскоре с противоположной стороны трибун зазвучали фанфары шестерых
стражников в украшенных перьями шлемах и нежно-голубых плащах. Их
бронзовые трубы вторили шуму хрипящих быков и веселящейся толпы. Граф
Брасс поднялся с места и сделал шаг вперед.
Крики и аплодисменты стали еще громче, когда люди увидели его,
улыбающегося и поднявшего в приветствии руку. Дождавшись тишины, граф
начал традиционную речь, открывающую праздничный фестиваль.
- Почтенные жители Камарга, хранимые самой судьбой от катастроф и
бедствий Страшного Тысячелетия, вы, которым дана жизнь, празднуете ее
сегодня. Вы, чьи предки были спасены великим мистралем, очистившим небо от
ядов и нечистот, что принесли другим народам смерть и вырождение,
посвящаете этот фестиваль Ветру Жизни.
Снова раздались восторженные крики и аплодисменты, и зазвучали
фанфары. Потом на арену ворвались двенадцать огромных белых быков. Задрав
хвосты, с красными горящими глазами, они метались по кругу: сверкающие на
солнце рога, широко распахнутые ноздри... Быков целый год готовили к этому
представлению. Каждому из них будет противостоять человек, который
попытается сорвать повязанные на их шеях и рогах пестрые гирлянды или
ленты.
Сейчас на арену, приветствуя зрителей, выехали несколько всадников и
начали загонять быков обратно в стойла.
Когда с некоторыми трудностями им все же удалось справиться с
животными, на центр круга, держа в руках золотистый мегафон, выехал
распорядитель праздника, одетый в раскрашенный всеми цветами радуги плащ и
ярко-голубую широкополую шляпу.
Усиленный мегафоном и стенами амфитеатра, голос походил на рев
рассвирепевшего быка. Сначала было объявлено имя первого быка - Конеруж из
Эйгис-Морта, владелец - известный скотовод Понс Ячар, а потом имя
тореадора - Мэтан Джаст из Арля. Распорядитель покинул арену, и почти
сразу из-под трибун выскочил Конеруж. Его огромные сверкающие рога были
увиты алыми лентами.
На арену полетели цветы, некоторые из которых упали на широкую белую
спину Конеружа, и огромный бык пяти футов ростом, поднимая пыль, резко
повернулся.
Потом как-то тихо и незаметно у края арены во всем черном - в черном
вышитом алыми нитями плаще, в черном камзоле, украшенном золотом, в черных
брюках и сапогах, доходящих до колен - появился Мэтан Джаст. Его молодое
смуглое лицо выражало настороженность. Сняв широкополую шляпу, он
поклонился зрителям и повернулся к Конеружу. Джасту было только двадцать,
но он уже успел показать себя на трех предыдущих праздниках. Сейчас
женщины бросали ему цветы, и он, сняв плащ и размахивая им перед
Конеружем, галантно приветствовал поклонниц, посылая воздушные поцелуи.
Бык сделал несколько шагов навстречу и, опустив голову, выставил вперед
рога.
Потом он ринулся на человека.
Мэтан Джаст отступил в сторону и ловким движением сорвал с рога быка
первую алую ленту. Толпа зааплодировала. Бык быстро развернулся и снова
бросился вперед. И снова Джаст отскочил в самый последний момент и сорвал
ленту. Он зажал оба трофея в зубах и поприветствовал сначала быка, а потом
- зрителей.
Первые две ленты, повязываемые обычно высоко на рогах животного,
достать было сравнительно легко, и Джаст сделал это почти играючи. Чтобы
сорвать нижние ленты, требовалась большая ловкость.
Граф Брасс с восхищением смотрел на тореадора. Иссольда улыбалась.
- Разве он не прекрасен, отец? Он словно танцует!
- Да, танец со смертью, - сказал Богенталь с притворной серьезностью.
Старый фон Виллах откинулся на спинку сидения. Кажется, ему было
скучно. Хотя возможно, его глаза уже не те, что прежде, и он многого не
видит, но не желает в этом признаваться.
Сейчас бык мчался прямо на человека. Мэтан Джаст стоял и ждал его,
опустив в пыль плащ. И вот когда бык был уже совсем рядом, Джаст высоко
подпрыгнул и, сделав сальто, перелетел через Конеружа, едва коснувшись его
рогов. Бык, упершись копытами в землю, замер в замешательстве. Потом он
повернул голову и увидел смеющегося человека.
Не дожидаясь, пока бык развернется, Мэтан вскочил ему на спину. Бык
скинул его, но Джаст уже сорвал с рогов обе оставшиеся ленты и, быстро
поднявшись, теперь бежал, высоко подняв руку с зажатыми в кулак лентами.
Раздался оглушительный рев толпы; зрители восторженно хлопали в
ладоши, кричали и визжали, и на арену хлынул настоящий дождь из ярких,
пестрых цветов. Конеруж неотступно преследовал человека.
Но вот Джаст остановился, как будто не зная, что делать дальше,
обернулся и, словно не ожидая увидеть перед собой быка, изобразил на лице
крайнее удивление.
Он снова подпрыгнул, но на этот раз плащ зацепился за рог. Джаст
потерял равновесие. Одной рукой обхватив Конеружа за шею, ему все же
удалось спрыгнуть на землю, но упал он неудачно и не смог быстро подняться
на ноги.
Бык опустил голову и рогом ударил лежащего человека. Сверкнули на
солнце капли крови, и толпа застонала от смешанного чувства жалости и
интереса.
- Отец! - Иссольда вцепилась в руку графа. - Он убьет его. Сделай же
что-нибудь!
Граф покачал головой, но телом невольно подался вперед.
- Это его дело. Он знает, чем рискует.
Подброшенное быком и болтающееся сейчас в воздухе тело Мэтана Джаста
походило на тряпичную куклу. На арене появились всадники с длинными пиками
и попытались оттащить быка.
Но Конеруж, замерев, стоял над распростертым телом, словно дикая
кошка над своей добычей.
Граф Брасс, не успев даже осознать, как это произошло, уже выпрыгнул
из ложи и бежал вперед в тяжелых медных доспехах, и всем казалось, что это
бежит медный величественный исполин.
Пропуская графа, всадники расступились. Брасс, вцепившись могучими
руками в бычьи рога, начал оттаскивать животное назад. От напряжения вены
вспухли на его лбу.
Бык пошевелил головой, и граф потерял опору под ногами.
Над ареной воцарилась тишина. Иссольда, Богенталь и фон Виллах,
побледнев, привстали со своих мест. Все замерло. И только в центре круга
бык и человек мерились силой.
Ноги Конеружа задрожали. Он хрипел и отчаянно рвался из рук графа. Но
Брасс, дрожа от напряжения, не ослаблял хватки. Мышцы шеи вздулись и
покраснели, и казалось, что его усы и волосы встали дыбом. Постепенно бык
ослабел и медленно опустился на колени.
Мужчины бросились к раненому Джасту. Толпа по-прежнему
безмолвствовала.
Несколько минут спустя граф Брасс могучим рывком уложил Конеружа на
бок.
Бык лежал тихо, безоговорочно признавая свое поражение.
Граф отпустил его. Конеруж так и лежал, неподвижно, лишь посматривая
на человека остекленевшими непонимающими глазами;
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Рунный посох 1. Драгоценность В Черепе'
1 2 3
жителей отдаленных крошечных деревень.
Сейчас граф жил в своем величественном замке Эйгис-Морт, наслаждаясь
простой деревенской жизнью, а люди Камарга первый раз за много лет
облегченно и свободно вздохнули.
Замок, известный как замок Брасс, был возведен несколько веков назад
на том месте, что когда-то являлось вершиной правильной пирамиды, высоко
возвышающейся над городом. Со временем пирамиду засыпали землей, и сейчас
на ее склонах, спускающихся террасами, выращивали цветы, овощи, виноград.
Здесь же были хорошо ухоженные лужайки, где резвились дети и гуляли
взрослые. Рос также виноград, из которого делали лучшее вино в Камарге, а
дальше вниз по склону - грядки фасоли, картофеля, цветной капусты,
моркови, салата и прочих нехитрых овощей. Но были и более экзотические
растения, например, тыквенные томаты или деревья сельдерея. Фруктовые
деревья и кустарники обеспечивали жителей замка свежими фруктами почти
круглый год.
Замок был выстроен из такого же белого камня, как и остальные дома в
городе. Окна из толстого цветного стекла, витиеватые башенки, зубчатые
стены... С вершины его самой высокой башни был виден практически весь
Камарг. И еще. Замок был построен так, что когда на Камарг налетал
мистраль, в нем открывалась, пропуская воздух, сложная система
вентиляционных отверстий, труб и крошечных дверей, и он начинал петь. Его
музыка, подобно звучанию органа, разносилась ветром на многие мили.
Замок возвышался и над красными крышами городских домов и над ареной,
выстроенной, как поговаривают, много тысяч лет назад еще римлянами для
проведения всяческих празднеств.
Граф Брасс наконец добрался на своей измученной лошади до замка и
окликнул стражу. Дождь почти кончился, но ночь была холодной, и граф желал
поскорее очутиться возле камина. Он въехал через огромные железные ворота
во двор и, спешившись, передал конюху лошадь. Затем он тяжело поднялся по
ступенькам, вошел в дом и, миновав короткий коридор, оказался в парадном
зале замка.
Там, за каминной решеткой, весело плясал огонь, а рядом с камином в
глубоких мягких креслах сидели его дочь Иссольда и старый друг графа
Богенталь. Когда он вошел, они поднялись ему навстречу, и Иссольда,
привстав на цыпочки, поцеловала отца в щеку. Богенталь улыбался.
- Мне кажется, ты не прочь выбраться из этих доспехов и перекусить
чего-нибудь горячего, - сказал он, дергая за шнурок колокольчика.
Граф кивнул с благодарностью, подошел поближе к огню и, стащив с
головы шлем, поставил его на каминную полку. Иссольда уже стояла перед
отцом на коленях, снимая с него наголенники. Это была красивая
девятнадцатилетняя девушка, с мягкой золотисто-розовой кожей и пышными
белокурыми волосами. Сейчас на ней было длинное огненно-рыжее платье, и
оно делало ее похожей на фею огня.
Слуга помог графу снять кирасу и остальные доспехи, и вскоре граф уже
натягивал свободные домашние брюки и белую шерстяную рубашку.
Маленький столик, который ломился от изобилия пищи - картофель,
бифштексы, салаты, изумительный по вкусу соус, а также кувшин с подогретым
вином - поднесли поближе к камину. Граф вздохнул и начал есть.
Богенталь - стоя, а Иссольда - свернувшись в кресле, терпеливо ждали,
пока он утолит голод.
- Ну, милорд, - сказала она, улыбаясь, - как прошел день? Все ли
спокойно на нашей земле?
- Кажется так, миледи, хотя мне удалось добраться лишь до одной
пограничной башни. Начался дождь, и я решил вернуться домой.
Потом он рассказал им о встрече с барагуном. Иссольда слушала, широко
раскрыв глаза. Богенталь тоже выглядел встревоженным. Он качал головой и
поджимал губы. Этот известный поэт-философ не всегда одобрял подвиги
своего друга; ему иногда казалось, что граф сам ищет приключений на свою
голову.
- Помнишь, - сказал Богенталь, когда граф закончил рассказ, - утром я
советовал тебе взять с собой фон Виллаха и еще кого-нибудь.
Фон Виллах был командиром отряда стражников, охраняющих замок. Верный
старый солдат, побывавший с графом во многих передрягах.
Увидев суровое лицо друга, Брасс рассмеялся.
- Фон Виллаха? Он уже не молод, и было бы нехорошо вытаскивать его из
замка в такую погоду.
Богенталь печально улыбнулся.
- Он на год или два моложе тебя, граф.
- Возможно, но справился бы он с барагуном?
- Не в этом дело, - твердо стоял на своем философ. - Если бы ты
путешествовал не один, встречи с барагуном вообще могло бы не произойти.
Граф махнул рукой, прекращая спор.
- Мне нужно поддерживать форму, иначе я стану таким же дряхлым, как
фон Виллах.
- На тебе лежит огромная ответственность, отец, - тихо произнесла
Иссольда. - Если тебя убьют...
- Меня не убьют!
Граф презрительно улыбался, так, будто смерть - это нечто вовсе не
имеющее к нему отношения. В отблесках огня лицо его походило на отлитую из
меди маску какого-нибудь дикого варварского племени, и, действительно,
казалось нетленным.
Иссольда пожала плечами. Она многое унаследовала от отца, в том числе
и знание того, что спорить с такими людьми, как граф Брасс - дело
совершенно бессмысленное. В одном из своих стихотворений Богенталь так
написал о ней: "Сошлись в ней и крепость и мягкость шелка", и сейчас
наблюдая с любовью за дочерью и отцом, он отмечал их удивительное
внутреннее сходство.
- Я узнал сегодня, что Гранбретания захватила герцогство Кельн, -
сменил тему Богенталь. - Это становится похожим на эпидемию чумы.
- Довольно полезной чумы, - ответил граф. - По крайней мере, она
несет миру порядок.
- Политический порядок, возможно, - возбужденно сказал Богенталь, -
но едва ли душевный или нравственный. Их жестокость беспрецедентна. Они
безумны. Их души больны любовью ко всему дьявольскому и ненавистью ко
всему благородному.
Граф пригладил усы.
- Подобное существовало и до них. Взять того же колдуна из Булгарии,
что был здесь Лордом-Хранителем.
- Булгарин был одиночка. Как и маркиз Пешт или Рольдар Николаефф. Но
они - исключение, и почти в каждом таком случае люди рано или поздно
расправлялись с ними. Темная Империя же - это целая нация таких одиночек,
и все, что они вытворяют, совершенно естественно для них. В Кельне
гранбретанцы забавлялись тем, что насиловали маленьких девочек, оскопляли
юношей и заставляли людей, желающих спасти свою жизнь, совокупляться прямо
на улицах. Это ненормально, граф. Их главная цель - унизить человечество.
- Такие истории, как правило, преувеличены, мой друг. Тебе бы
следовало давно понять это. Меня самого когда-то обвиняли в...
- Насколько я знаю, - прервал его Богенталь, - слухи - это не
преувеличение правды, а лишь ее упрощение. Если их деяния столь ужасны,
каковы же должны быть их тайные пороки?
- Страшно даже подумать... - с дрожью в голосе сказала Иссольда.
- Да, - повернувшись к ней, продолжил Богенталь. - Мало у кого хватит
духу рассказать об увиденном и перенесенном. Порядок, что они несут
Европе, лишь кажущийся. На самом деле - это хаос, калечащий души людей.
Граф пожал плечами.
- Что бы они там не делали, это временно. Порядок требует жертв.
Запомните мои слова.
- Слишком высока цена, граф.
- А чего здесь жалеть! Что мы имеем сейчас? Мелкие удельные
княжества, раздробившие Европу? Войны? Бесконечные войны... Мало кто сумел
прожить жизнь, ни разу не участвуя в них. Все без конца изменяется. По
крайней мере Гранбретания предлагает постоянство.
- И страх, мой друг. Я не могу согласиться с тобой.
Граф налил себе вина, выпил и, зевнув, сказал:
- Ты слишком серьезно воспринимаешь такие вещи, Богенталь. Если бы ты
повидал с мое, ты бы знал, что зло скоро проходит, либо само - от скуки,
либо его искореняют другие. Лет через сто гранбретанцы станут здоровой и
добропорядочной нацией.
Граф подмигнул дочери, но она, видимо, соглашаясь с Богенталем, не
улыбнулась в ответ.
- Пороки этих варваров слишком укоренились, чтобы столетие излечило
их. Один вид их солдат чего стоит. Эти раскрашенные звериные маски,
которые они никогда не снимают, эти странные одежды, что они носят даже в
жару, их позы, их походка... Они безумны, и их безумие наследственно, -
Богенталь покачал головой. - И наша пассивность - молчаливое согласие с
ними. Нам следует...
- Нам следует пойти и лечь спать, мой друг. Завтра мы должны
присутствовать на открытии праздника, - сказал, поднимаясь с кресла, граф.
Он кивнул Богенталю, поцеловал дочь, легко коснувшись губами ее лба,
и покинул зал.
3. БАРОН МЕЛИАДУС
Ежегодно, в один из теплых дней после окончания летних работ, жители
Камарга устраивают большой яркий праздник. Дома утопают в цветах; люди
одевают богато вышитые, нарядные одежды; по улицам бродят молодые быки, и
важно выступают стражники. А ровно в полдень в античном каменном
амфитеатре, что на краю города, начинается коррида.
Зрители, пришедшие сюда, рассаживаются на гранитных скамьях,
тянущихся по всему амфитеатру. На южной стороне арены небольшая часть
трибуны скрыта под красной шиферной крышей, поддерживаемой резными
колоннами. С обеих сторон это место закрывают коричневый и алый занавесы.
Там расположились граф Брасс, его дочь Иссольда, Богенталь и старый фон
Виллах.
Из этой своеобразной ложи они могли видеть почти весь амфитеатр и
слышать взволнованные разговоры публики и нетерпеливое фырканье
удерживаемых в загонах животных.
Вскоре с противоположной стороны трибун зазвучали фанфары шестерых
стражников в украшенных перьями шлемах и нежно-голубых плащах. Их
бронзовые трубы вторили шуму хрипящих быков и веселящейся толпы. Граф
Брасс поднялся с места и сделал шаг вперед.
Крики и аплодисменты стали еще громче, когда люди увидели его,
улыбающегося и поднявшего в приветствии руку. Дождавшись тишины, граф
начал традиционную речь, открывающую праздничный фестиваль.
- Почтенные жители Камарга, хранимые самой судьбой от катастроф и
бедствий Страшного Тысячелетия, вы, которым дана жизнь, празднуете ее
сегодня. Вы, чьи предки были спасены великим мистралем, очистившим небо от
ядов и нечистот, что принесли другим народам смерть и вырождение,
посвящаете этот фестиваль Ветру Жизни.
Снова раздались восторженные крики и аплодисменты, и зазвучали
фанфары. Потом на арену ворвались двенадцать огромных белых быков. Задрав
хвосты, с красными горящими глазами, они метались по кругу: сверкающие на
солнце рога, широко распахнутые ноздри... Быков целый год готовили к этому
представлению. Каждому из них будет противостоять человек, который
попытается сорвать повязанные на их шеях и рогах пестрые гирлянды или
ленты.
Сейчас на арену, приветствуя зрителей, выехали несколько всадников и
начали загонять быков обратно в стойла.
Когда с некоторыми трудностями им все же удалось справиться с
животными, на центр круга, держа в руках золотистый мегафон, выехал
распорядитель праздника, одетый в раскрашенный всеми цветами радуги плащ и
ярко-голубую широкополую шляпу.
Усиленный мегафоном и стенами амфитеатра, голос походил на рев
рассвирепевшего быка. Сначала было объявлено имя первого быка - Конеруж из
Эйгис-Морта, владелец - известный скотовод Понс Ячар, а потом имя
тореадора - Мэтан Джаст из Арля. Распорядитель покинул арену, и почти
сразу из-под трибун выскочил Конеруж. Его огромные сверкающие рога были
увиты алыми лентами.
На арену полетели цветы, некоторые из которых упали на широкую белую
спину Конеружа, и огромный бык пяти футов ростом, поднимая пыль, резко
повернулся.
Потом как-то тихо и незаметно у края арены во всем черном - в черном
вышитом алыми нитями плаще, в черном камзоле, украшенном золотом, в черных
брюках и сапогах, доходящих до колен - появился Мэтан Джаст. Его молодое
смуглое лицо выражало настороженность. Сняв широкополую шляпу, он
поклонился зрителям и повернулся к Конеружу. Джасту было только двадцать,
но он уже успел показать себя на трех предыдущих праздниках. Сейчас
женщины бросали ему цветы, и он, сняв плащ и размахивая им перед
Конеружем, галантно приветствовал поклонниц, посылая воздушные поцелуи.
Бык сделал несколько шагов навстречу и, опустив голову, выставил вперед
рога.
Потом он ринулся на человека.
Мэтан Джаст отступил в сторону и ловким движением сорвал с рога быка
первую алую ленту. Толпа зааплодировала. Бык быстро развернулся и снова
бросился вперед. И снова Джаст отскочил в самый последний момент и сорвал
ленту. Он зажал оба трофея в зубах и поприветствовал сначала быка, а потом
- зрителей.
Первые две ленты, повязываемые обычно высоко на рогах животного,
достать было сравнительно легко, и Джаст сделал это почти играючи. Чтобы
сорвать нижние ленты, требовалась большая ловкость.
Граф Брасс с восхищением смотрел на тореадора. Иссольда улыбалась.
- Разве он не прекрасен, отец? Он словно танцует!
- Да, танец со смертью, - сказал Богенталь с притворной серьезностью.
Старый фон Виллах откинулся на спинку сидения. Кажется, ему было
скучно. Хотя возможно, его глаза уже не те, что прежде, и он многого не
видит, но не желает в этом признаваться.
Сейчас бык мчался прямо на человека. Мэтан Джаст стоял и ждал его,
опустив в пыль плащ. И вот когда бык был уже совсем рядом, Джаст высоко
подпрыгнул и, сделав сальто, перелетел через Конеружа, едва коснувшись его
рогов. Бык, упершись копытами в землю, замер в замешательстве. Потом он
повернул голову и увидел смеющегося человека.
Не дожидаясь, пока бык развернется, Мэтан вскочил ему на спину. Бык
скинул его, но Джаст уже сорвал с рогов обе оставшиеся ленты и, быстро
поднявшись, теперь бежал, высоко подняв руку с зажатыми в кулак лентами.
Раздался оглушительный рев толпы; зрители восторженно хлопали в
ладоши, кричали и визжали, и на арену хлынул настоящий дождь из ярких,
пестрых цветов. Конеруж неотступно преследовал человека.
Но вот Джаст остановился, как будто не зная, что делать дальше,
обернулся и, словно не ожидая увидеть перед собой быка, изобразил на лице
крайнее удивление.
Он снова подпрыгнул, но на этот раз плащ зацепился за рог. Джаст
потерял равновесие. Одной рукой обхватив Конеружа за шею, ему все же
удалось спрыгнуть на землю, но упал он неудачно и не смог быстро подняться
на ноги.
Бык опустил голову и рогом ударил лежащего человека. Сверкнули на
солнце капли крови, и толпа застонала от смешанного чувства жалости и
интереса.
- Отец! - Иссольда вцепилась в руку графа. - Он убьет его. Сделай же
что-нибудь!
Граф покачал головой, но телом невольно подался вперед.
- Это его дело. Он знает, чем рискует.
Подброшенное быком и болтающееся сейчас в воздухе тело Мэтана Джаста
походило на тряпичную куклу. На арене появились всадники с длинными пиками
и попытались оттащить быка.
Но Конеруж, замерев, стоял над распростертым телом, словно дикая
кошка над своей добычей.
Граф Брасс, не успев даже осознать, как это произошло, уже выпрыгнул
из ложи и бежал вперед в тяжелых медных доспехах, и всем казалось, что это
бежит медный величественный исполин.
Пропуская графа, всадники расступились. Брасс, вцепившись могучими
руками в бычьи рога, начал оттаскивать животное назад. От напряжения вены
вспухли на его лбу.
Бык пошевелил головой, и граф потерял опору под ногами.
Над ареной воцарилась тишина. Иссольда, Богенталь и фон Виллах,
побледнев, привстали со своих мест. Все замерло. И только в центре круга
бык и человек мерились силой.
Ноги Конеружа задрожали. Он хрипел и отчаянно рвался из рук графа. Но
Брасс, дрожа от напряжения, не ослаблял хватки. Мышцы шеи вздулись и
покраснели, и казалось, что его усы и волосы встали дыбом. Постепенно бык
ослабел и медленно опустился на колени.
Мужчины бросились к раненому Джасту. Толпа по-прежнему
безмолвствовала.
Несколько минут спустя граф Брасс могучим рывком уложил Конеружа на
бок.
Бык лежал тихо, безоговорочно признавая свое поражение.
Граф отпустил его. Конеруж так и лежал, неподвижно, лишь посматривая
на человека остекленевшими непонимающими глазами;
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Рунный посох 1. Драгоценность В Черепе'
1 2 3