Я не о реабилитации, я потому... (Пауза.)
АНАТОЛЬ. Почему же?
БАРТОДИЙ. Что ты жив.
АНАТОЛЬ. Похоже на то.
БАРТОДИЙ. Многое изменилось.
АНАТОЛЬ. Действительно, многое.
БАРТОДИЙ. И я тоже изменился.
АНАТОЛЬ. Не хочешь ли ты этим сказать, что... что ты уже не...
БАРТОДИЙ. Нет. Уже нет. (Пауза.)
АНАТОЛЬ. Откуда же я мог знать. Садись.
Оба садятся.
БАРТОДИЙ. Отошел окончательно. Вообще от всего. Живу теперь в провинции и политикой не интересуюсь.
АНАТОЛЬ. И ждешь от меня поздравлений?
БАРТОДИЙ. Нет. Я не затем хотел тебя увидеть.
АНАТОЛЬ. А зачем - чтобы сказать мне, что ошибался, о чем жалеешь? И что просишь прощения? Явился с новостью, что между нами нет больше различий во взглядах? И чтобы я дал тебе отпущение грехов?
БАРТОДИЙ. Да нет же. Я понимаю, конечно, что все это может выглядеть именно так, но дело совершенно в другом.
АНАТОЛЬ. И еще чтобы благословил тебя, как старый, несгибаемый реакционер?
БАРТОДИЙ. Нет.
АНАТОЛЬ. Отчего же нет? Я могу, я - мученик, святая жертва ошибок и извращений!
БАРТОДИЙ. Да нет, я не потому.
АНАТОЛЬ. Меня же простили официально, так что теперь я могу и тебя простить, даже благословить могу, почему нет? Я готов в любой момент, к твоим услугам, пожалуйста, прошу.
БАРТОДИЙ (встает). Я, пожалуй, пойду.
АНАТОЛЬ. Куда?
БАРТОДИЙ. Поеду домой, так будет лучше.
АНАТОЛЬ. Останься.
БАРТОДИЙ. Да нет, не стоит. Извини меня.
АНАТОЛЬ (встает). Это ты извини меня.
БАРТОДИЙ. Не с того я начал, и, наверное, потому так глупо все вышло. Сам виноват.
АНАТОЛЬ (обнимает одной рукой Бартодия и ведет его назад). Чушь все это. Немного нервы шалят, вот и все. Трудный был день. Садись, выпьем, поболтаем. Ты ел что-нибудь?
БАРТОДИЙ. Нет, я только утром приехал.
АНАТОЛЬ. Сейчас пойдем обедать. Остался бы на несколько дней...
БАРТОДИЙ. Посмотрим...
АНАТОЛЬ. Останешься, останешься. Где ты остановился?
БАРТОДИЙ. Еще не знаю. В гостинице, наверное.
АНАТОЛЬ. Никаких гостиниц. Поживешь у нас, места хватит, даже слишком много. Это твой чемодан?
БАРТОДИЙ. Мой.
АНАТОЛЬ (берет чемодан). Сейчас распакуем. (Ставит чемодан на пол.) Или нет, сначала надо выпить. Располагайся, чего ты стоишь? Садись, садись, садись! (Чуть ли не силой усаживает Бартодия.) А ты совершенно не изменился, хочешь музыку?
БАРТОДИЙ. Вовсе не обязательно.
АНАТОЛЬ (включает радиолу). Я полысел немного, но ты, честное слово... Все тот же, все тот же, ты ведь в июле родился, или в июле, забыл уже...
БАРТОДИЙ. В октябре.
АНАТОЛЬ. А я в июне, я старше тебя, но скоро мы сравняемся, да? Все сравняется, уже сравнялось, тебе чего налить, этого? Того? (Предлагает Бартодию бутылки на выбор.) А может, вот этого...
БАРТОДИЙ. Можно того.
АНАТОЛЬ. Да ты не стесняйся, чем богаты, гость в дом, Бог в дом, - как говаривали наши предки, - тем и рады. Как в старое доброе время. В единстве сила, то есть - полюбим друг друга. Кто не с нами, тот не обязательно против нас. Ora pro nobis, fiat voluntas tua. Ты в костельном хоре пел?
БАРТОДИЙ. Нет.
АНАТОЛЬ. А я пел. "Молись за нас, и да свершится воля твоя".[2] Еще до войны пел. Нет, в войну, нет, после войны, или, может, до войны? Тааак, берем за шейку, теперь рюмочка, из бутылочки в рюмочку, вооот... так, чудесно... (Подает полную рюмку Бартодию.) Снова за шейку, рюмочка, наклоняем... так, порядочек, бутылочку пока закрываем... Вот и готово!
Садится напротив Бартодия с рюмкой, поднятой как бы для тоста. Бартодий встает и выключает радиолу, снова садится.
За наше...
Выпивают.
...За наше, за ваше и... так вашу. Нет, ей-Богу... (Разглядывает Бартодия.)
БАРТОДИЙ. Что случилось?
АНАТОЛЬ. А ты тоже немного полысел.
БАРТОДИЙ. Ничего странного.
АНАТОЛЬ. Мне казалось - только я.
БАРТОДИЙ. Все потому, что брильянтином увлекались.
АНАТОЛЬ. И стриглись под утиный хвост. Вернее - это я, ты прическу изменил.
БАРТОДИЙ. Тоже было не слишком гигиенично. Затылок подбритый, а сверху - копна.
АНАТОЛЬ. И обязательно непромытая.
БАРТОДИЙ. Но зачесанная.
АНАТОЛЬ. Гладко назад.
БАРТОДИЙ. Да что там брильянтин, - вот сахарная вода. Держала как глазурь.
АНАТОЛЬ. Было что держать.
БАРТОДИЙ. И за что держать - тоже.
АНАТОЛЬ. Как я рад, что вижу тебя, старик.
БАРТОДИЙ. Нет, только не старик.
АНАТОЛЬ. Ну, тогда еще по одной.
БАРТОДИЙ. Может, хватит.
АНАТОЛЬ. Да ты что?
БАРТОДИЙ. Мне нельзя.
АНАТОЛЬ. Мне тоже. (Наполняет рюмки.)
БАРТОДИЙ. Ты же раньше совсем не пил.
АНАТОЛЬ. И потом тоже нет, и еще долго - нет, всю жизнь - нет. Нужно наверстывать.
Звонит телефон.
Пусть звонит, я не подойду, хватит.
АНАБЕЛЛА (за сценой). Анатоль!
АНАТОЛЬ. Что, лягушонок!
АНАБЕЛЛА. Возьми трубку!
АНАТОЛЬ (снимает трубку). Анатоль Первый слушает... Не могу, к сожалению, никак не могу.
Входит Анабелла, в руках у нее ваза с розами.
Сегодня не могу, завтра не могу, послезавтра не могу и вообще больше уже не могу.
АНАБЕЛЛА. Кто это?
АНАТОЛЬ (к Анабелле). Комитет сотрудничества. (В трубку.) И, собственно говоря, никогда не мог.
АНАБЕЛЛА. Комитет сотрудничества с кем?
АНАТОЛЬ (к Анабелле). С зарубежными странами. (В трубку.) И да поможет мне Бог.
Анабелла ставит вазу с цветами на пол и отбирает трубку у Анатоля.
АНАБЕЛЛА (в трубку). Пожалуйста, не кладите трубку. (К Анатолю.) А в чем, собственно, дело?
АНАТОЛЬ. Какая-то делегация.
АНАБЕЛЛА. И почему ты отказываешься?
АНАТОЛЬ. Я же беседую с приятелем. С моим другом детства.
АНАБЕЛЛА (в трубку). Минутку. (К Анатолю.) Ты спятил?
АНАТОЛЬ. Почему я. Это все вокруг спятили, но не я. Я твердо стою на ногах и непреклонно продолжаю...
АНАБЕЛЛА. Анатоль! (В трубку.) Да, слушаю вас... да... да. Во сколько? Ну, конечно... Да нет же, ничто не помешает. Пожалуйста, присылайте машину. (Кладет трубку.) Сейчас за тобой приедут.
АНАТОЛЬ. Слушаюсь, лягушонок. Они всегда за мной приезжают.
АНАБЕЛЛА (отбирает у него рюмку). Потом напьешься.
АНАТОЛЬ. Когда? Жизнь коротка.
АНАБЕЛЛА. А как вернешься, пойдем ужинать в "Кристалл".
АНАТОЛЬ. А мой друг?
АНАБЕЛЛА. Пойдет с нами. А потом в бар "Котелок".
АНАТОЛЬ. Почему в "Котелок"?
АНАБЕЛЛА. Там играют "Розовые пантеры".
АНАТОЛЬ. А-а, тогда другое дело.
АНАБЕЛЛА (к Бартодию). Давайте будем на ты. (К Анатолю.) Ты ведь не хочешь, чтобы мы с твоим другом были на вы?
АНАТОЛЬ. О, нет! Конечно же, нет!
АНАБЕЛЛА. Ну, я бегу. (Выходит.)
АНАТОЛЬ. Сама жизнь, правда?
Сцена 2 - Бартодий, Анатоль, Анабелла.
Возвращаются из ночного бара "Котелок". Бартодий и Анатоль под хмельком, поют.
БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ.
В ритме марша, - юность мира
Мы шагаем дружно вперед.
Грозные минуют годы,
Всех, кто молод, к борьбе он зовет.
БАРТОДИЙ. Фальшивишь.
АНАТОЛЬ. Чего ты от меня хочешь, я же раньше никогда этого не пел. Пою в первый раз в жизни.
БАРТОДИЙ. Зачем тогда сейчас поешь?
АНАТОЛЬ. За компанию. А ты?
БАРТОДИЙ. Я - другое дело. Это была моя любимая песня.
АНАБЕЛЛА. Перестаньте дурачиться.
АНАТОЛЬ. А ты, детка, помолчи, когда старшие поют.
БАРТОДИЙ. Не обращай внимания, киска.
АНАТОЛЬ. Не киска, а лягушонок.
БАРТОДИЙ. Не обращай внимания, лягушонок, просто у твоего слоника головка слабенькая. Это он с непривычки.
АНАТОЛЬ. Но я еще привыкну. Честное слово - привыкну.
БАРТОДИЙ. Он все для этого сделает. Уже начал.
АНАБЕЛЛА. Хотите кофе?
БАРТОДИЙ. Мы не хотим кофе. Мы хотим счастья всего человечества.
АНАТОЛЬ. А я - нет. На меня не рассчитывай.
БАРТОДИЙ. Он правду говорит, кузнечик, он никогда не хотел счастья всего человечества.
АНАТОЛЬ. У меня был скверный характер. Зато он так хотел, что буквально из штанов выскакивал навстречу этому самому счастью. Ангел в штанах.
БАРТОДИЙ. Это откуда?
АНАТОЛЬ. Из Маяковского.
БАРТОДИЙ. Не ангел в штанах, а "Облако в штанах". Впрочем, это его дореволюционная поэма, то есть - еще декаданс. А после декаданса он уже перешел на твердые идейные позиции, в соответствии с неумолимыми законами диалектического материализма.
АНАТОЛЬ. Что ж, пожалуйста, пусть будет так.
АНАБЕЛЛА. Какие же вы скучные. (Уходит.)
Сцена 3 - Бартодий, Анатоль, Анабелла.
АНАТОЛЬ (кричит вслед Анабелле). Я скоро приду! (К Бартодию.) Хороша, да? Сейчас кое-что покажу. (Достает из бумажника несколько фотографий, поочередно показывает их Бартодию.) На пляже. (Показывает следующую.) Тут она с подругой. Тоже ничего, а? Вот эта, в цельном купальнике. Лучше бы в бикини. (Подает следующую.) Ест мороженое. А вот здесь... (Подает следующую.) Без лифчика.
БАРТОДИЙ. Ты попросил снять?
АНАТОЛЬ. Сама сняла. (Пауза.) Хороши, правда?
БАРТОДИЙ. Да, очень.
АНАТОЛЬ (перебирает фотографии в бумажнике). А, вот! (Подает Бартодию фотографию.) На велосипеде.
БАРТОДИЙ. Ну и что - на велосипеде...
АНАТОЛЬ. Как это что. Присмотрись получше. (Пауза.) Видишь?
БАРТОДИЙ. Ты снимал?
АНАТОЛЬ. А кто же еще? Как, ничего?
Бартодий отдает Анатолю все фотографии.
БАРТОДИЙ. Интересные.
АНАТОЛЬ. Это еще что. Погоди, у меня сеть и другие, целая серия, восемнадцать на двадцать четыре...
БАРТОДИЙ. Куда ты?
АНАТОЛЬ. Они в письменном столе. Представляешь, у меня уже есть письменный стол?
БАРТОДИЙ. Оставь.
АНАТОЛЬ. Не хочешь?
БАРТОДИЙ. Лучше поговорим.
АНАТОЛЬ. Тогда выпьем.
БАРТОДИЙ. Тебе уже хватит.
АНАТОЛЬ. А тебе?
БАРТОДИЙ. И мне тоже, нам уже не по двадцать лет.
АНАТОЛЬ. Мне - двадцать.
БАРТОДИЙ. А мне - нет.
АНАТОЛЬ. Еще бы, ты ведь жил дольше. А вот мне сократили жизнь на пятнадцать лет, и я - как новенький.
БАРТОДИЙ. Наверное, обижаешься на меня?
АНАТОЛЬ. За что?
БАРТОДИЙ. Что тебе сократили, а мне не сократили. У меня даже наоборот вышло: это были прекраснейшие годы моей жизни.
АНАТОЛЬ. Тебе необходимо говорить об этом?
БАРТОДИЙ. Необходимо. Ведь я отдаю себе отчет.
АНАТОЛЬ. В чем? В чем ты можешь отдавать себе отчет?
БАРТОДИЙ. Ну, в этих твоих пятнадцати.
АНАТОЛЬ. Вот как? И в чем же еще.
БАРТОДИЙ. И в этом моем, так сказать, научном мировоззрении.
АНАТОЛЬ. А не поздновато?
БАРТОДИЙ. Что ж, ты имеешь право так говорить.
АНАТОЛЬ. Имею. И что с того?
БАРТОДИЙ. И считаю, что мой долг объяснить, почему тогда было у меня это самое...
АНАТОЛЬ. Научное мировоззрение.
БАРТОДИЙ. Вот именно.
АНАТОЛЬ. Не надо.
БАРТОДИЙ. Но я обязан.
АНАТОЛЬ. Ты мне уже тогда объяснял. Аж блевать тянуло - не мог остановиться. Молол до бесконечности, все хотел обратить меня в свою веру. К чему повторять? Я тогда уже все это наизусть знал.
БАРТОДИЙ. Но тогда я считал, что это было единственно...
АНАТОЛЬ. Знаю, знаю, я же сказал - знаю. Единственно правильное решение, для нас, для всего человечества и так далее. Что ты можешь сказать нового?
БАРТОДИЙ. То, что я переменился.
АНАТОЛЬ. Ну и что?
БАРТОДИЙ. И что теперь смотрю на все иначе.
АНАТОЛЬ. Ну и что?
БАРТОДИЙ. Ну, и хотел сказать, что тогда я был неправ.
Пауза.
АНАТОЛЬ. А я бы так не утверждал.
БАРТОДИЙ. Что?
АНАТОЛЬ. Я бы так уж окончательно не отрекался. В конце концов, налицо определенные успехи. Восстановили нашу родину...
БАРТОДИЙ. Нашу родину?
АНАТОЛЬ. Образование, тяжелая промышленность... В особенности тяжелая промышленность.
БАРТОДИЙ. Ты это серьезно?
АНАТОЛЬ. А наш международный авторитет... Как можно это недооценивать. Но, прежде всего - устранение социальных различий, преобразование общества, ликвидация остатков феодализма.
БАРТОДИЙ. Дай чего-нибудь выпить.
АНАТОЛЬ. С удовольствием. Этого или того?
БАРТОДИЙ. Того.
АНАТОЛЬ (наполняет рюмки). Ты знаешь, что такое одиночка?
БАРТОДИЙ. Догадываюсь.
АНАТОЛЬ. Этого мало. Начнем тогда с другого конца: ты долго оставался девственником?
БАРТОДИЙ. Ты политику имеешь в виду?
АНАТОЛЬ. При чем тут политика. Я спрашиваю: как долго пришлось тебе ждать, пока не удалось. В первый раз.
БАРТОДИЙ. Мне?
АНАТОЛЬ. Не валяй дурака. Это мы тогда изображали друг перед другом старых развратников - ты передо мной, я перед тобой, - но теперь-то мы же взрослые люди. Когда ты начал?
БАРТОДИЙ. Я? Да вроде нормально.
АНАТОЛЬ. Перед окончанием школы?
БАРТОДИЙ. Что-то около того. И женился рано.
АНАТОЛЬ. Ты ее не знал. Тебя взяли в сорок девятом, а мы познакомились уже позднее.
АНАТОЛЬ. А я был сначала харцером[3]. Чистым в речах, мыслях и поступках. Но, если честно, только в поступках, да и то не во всех. Во время лесных походов на всякое насмотрелся, хоть и не принимал в этом участия. Был всегда активен, но вообще-то - настоящий харцер. И набожный, знаешь, такой - с образком на шее.
БАРТОДИЙ. Когда мы познакомились, ты таким не был.
АНАТОЛЬ. Так то было уже позднее, после войны. Тогда я уже наловчился болтать про эти дела. А я говорю о самом начале сороковых. Сперва я хотел чистоты, а потом - чтобы было, но романтично. С любовью, значит. Что, смешно?
БАРТОДИЙ. Нисколько.
АНАТОЛЬ. Зато тогда умирал бы со смеху. Короче говоря, только во время восстания чуть не свершилось. Звали ее Галина и была она, конечно, связной, только чуть старше меня, но уже довольно опытная, так что все складывалось как надо. Очень красивая. Ужасно мне нравилась, да и я ей тоже, и все было романтично.
БАРТОДИЙ. Дождался, значит, своего счастья.
АНАТОЛЬ. Но пока то да се, ей осколком разворотило живот, миномет - сто пять. Несем мы ее к санитарам, я тоже нес, держал носилки сзади и потому мог видеть ее, видел внутренности, целую кучу потрохов, ее располосовало от пояса до самого низа, и я смотрел, смотрел.
БАРТОДИЙ. А поменяться не мог?
АНАТОЛЬ. Мог, но не захотел. Хотел видеть. Она скончалась, прежде чем мы ее донесли. А потом я уже не мог. Война закончилась, а я все не мог. Но хотел, так хотел. И когда мы с тобой познакомились - не мог, и позднее все так же не мог, а потом меня взяли. И просидел пятнадцать лет. (Пауза.)
АНАБЕЛЛА (за сценой). Анатоль!
АНАТОЛЬ. Да, котик! Сейчас приду!.. Уже на процессе я знал, что дадут мне вышку, и думал: лучше уж так. Но я ошибался: когда огласили приговор, стало еще хуже. Умереть и даже не знать, как это бывает... Я был девственником, но не Орлеанским. Два года ожидал я своей вышки, изо дня в день, из ночи в ночь - и плохо мне было. Когда же, наконец, заменили на пожизненное, я подумал: так лучше. И снова ошибся - стало еще хуже. Я думал: сколько можно так жить - десять, пятнадцать, может, тридцать лет, - человек способен долго прожить. Но разве это означает, что я не хотел жить? Тоже нет. Как видишь, трудно мне угодить. Я привык, но не мог привыкнуть к тому, что привык. (Пауза.) Как по-твоему, о чем я думал все эти пятнадцать лет. Об идеалах? О Конституции Третьего мая? О Польше от моря до моря? Ну, возможно, в самом начале, может, те первые два года. А потом? Ну, угадай. И ты думаешь, я себе нравился? Целый год просидел я вместе с одним таким, ну, неполитическим, он говорил, что признает только одну партию, ППП. Да ты знаешь - попить, поесть и еще то, третье. Я был готов убить его. А сам о чем думал? Разве я лучше был?
БАРТОДИЙ. Может, все же лучше?
АНАТОЛЬ. Да что ты можешь об этом знать, ты - со своей женой в небольшом домике и, конечно, с садиком. Какие сны могли тебе сниться.
БАРТОДИЙ. Не такие, как тебе.
АНАТОЛЬ. Вот именно, что не такие.
БАРТОДИЙ. Но тоже не лучше. Если ты думаешь, что я спал спокойно...
АНАТОЛЬ. ...То не ошибаюсь. Эти твои угрызения политической совести... Политическая совесть, а что это такое? Да мне просто смешно.
БАРТОДИЙ. Не только политическая.
АНАТОЛЬ. Какая же еще? Ты всегда был только политическим, так уж устроена твоя голова, одна только голова без живота. И без потрохов.
БАРТОДИЙ. Не только политическая.
АНАТОЛЬ. Абстракция!
БАРТОДИЙ. Были и потроха. И есть.
АНАТОЛЬ. А-а, перестань морочить голову.
БАРТОДИЙ. Это я донес на тебя.
АНАТОЛЬ. Что?
БАРТОДИЙ. Я написал донос. Знал, чем ты занимался, и донес. Тот смертный приговор, те два года в камере перед расстрелом и те пятнадцать все это было из-за меня.
Пауза.
АНАТОЛЬ. Зачем ты мне это говоришь?
БАРТОДИЙ. Я всегда хотел тебе об этом сказать.
АНАТОЛЬ. Нет, не всегда.
БАРТОДИЙ. Хорошо, пусть не сразу, но вскоре...
АНАТОЛЬ. Как - вскоре?
БАРТОДИЙ. Уже немного спустя...
АНАТОЛЬ. Сколько - немного?
БАРТОДИЙ. Ну, через несколько лет.
АНАТОЛЬ. Сколько лет?
БАРТОДИЙ. Два, три...
АНАТОЛЬ. Четыре? А может - пять, а если точно - семь? Когда иметь совесть уже разрешалось? И даже полагалось?
БАРТОДИЙ. Ну, ладно, не сразу, но раньше, чем ты думаешь. Не такой уж я баран. Сам начал понимать, что происходит.
АНАТОЛЬ. Ага, значит, сперва начал понимать, а уж потом вспомнил обо мне. А до того полагал, что ты в порядке. Совесть с поздним зажиганием.
БАРТОДИЙ. Анатоль, мне трудно все это тебе объяснить. Я и сам не знаю, что раньше произошло - изменились мои убеждения, или появился твой призрак. Изменил ли я убеждения из-за призрака, или твой призрак появился потому, что я сменил убеждения. Мне в этом никогда уже не разобраться. Честное слово.
АНАТОЛЬ. Возможно.
БАРТОДИЙ. И потому я не знаю, как тебе все это объяснить.
АНАТОЛЬ. А разве я тебя прошу?
БАРТОДИЙ. Но мне хотелось бы тебе объяснить.
1 2 3 4 5 6 7
АНАТОЛЬ. Почему же?
БАРТОДИЙ. Что ты жив.
АНАТОЛЬ. Похоже на то.
БАРТОДИЙ. Многое изменилось.
АНАТОЛЬ. Действительно, многое.
БАРТОДИЙ. И я тоже изменился.
АНАТОЛЬ. Не хочешь ли ты этим сказать, что... что ты уже не...
БАРТОДИЙ. Нет. Уже нет. (Пауза.)
АНАТОЛЬ. Откуда же я мог знать. Садись.
Оба садятся.
БАРТОДИЙ. Отошел окончательно. Вообще от всего. Живу теперь в провинции и политикой не интересуюсь.
АНАТОЛЬ. И ждешь от меня поздравлений?
БАРТОДИЙ. Нет. Я не затем хотел тебя увидеть.
АНАТОЛЬ. А зачем - чтобы сказать мне, что ошибался, о чем жалеешь? И что просишь прощения? Явился с новостью, что между нами нет больше различий во взглядах? И чтобы я дал тебе отпущение грехов?
БАРТОДИЙ. Да нет же. Я понимаю, конечно, что все это может выглядеть именно так, но дело совершенно в другом.
АНАТОЛЬ. И еще чтобы благословил тебя, как старый, несгибаемый реакционер?
БАРТОДИЙ. Нет.
АНАТОЛЬ. Отчего же нет? Я могу, я - мученик, святая жертва ошибок и извращений!
БАРТОДИЙ. Да нет, я не потому.
АНАТОЛЬ. Меня же простили официально, так что теперь я могу и тебя простить, даже благословить могу, почему нет? Я готов в любой момент, к твоим услугам, пожалуйста, прошу.
БАРТОДИЙ (встает). Я, пожалуй, пойду.
АНАТОЛЬ. Куда?
БАРТОДИЙ. Поеду домой, так будет лучше.
АНАТОЛЬ. Останься.
БАРТОДИЙ. Да нет, не стоит. Извини меня.
АНАТОЛЬ (встает). Это ты извини меня.
БАРТОДИЙ. Не с того я начал, и, наверное, потому так глупо все вышло. Сам виноват.
АНАТОЛЬ (обнимает одной рукой Бартодия и ведет его назад). Чушь все это. Немного нервы шалят, вот и все. Трудный был день. Садись, выпьем, поболтаем. Ты ел что-нибудь?
БАРТОДИЙ. Нет, я только утром приехал.
АНАТОЛЬ. Сейчас пойдем обедать. Остался бы на несколько дней...
БАРТОДИЙ. Посмотрим...
АНАТОЛЬ. Останешься, останешься. Где ты остановился?
БАРТОДИЙ. Еще не знаю. В гостинице, наверное.
АНАТОЛЬ. Никаких гостиниц. Поживешь у нас, места хватит, даже слишком много. Это твой чемодан?
БАРТОДИЙ. Мой.
АНАТОЛЬ (берет чемодан). Сейчас распакуем. (Ставит чемодан на пол.) Или нет, сначала надо выпить. Располагайся, чего ты стоишь? Садись, садись, садись! (Чуть ли не силой усаживает Бартодия.) А ты совершенно не изменился, хочешь музыку?
БАРТОДИЙ. Вовсе не обязательно.
АНАТОЛЬ (включает радиолу). Я полысел немного, но ты, честное слово... Все тот же, все тот же, ты ведь в июле родился, или в июле, забыл уже...
БАРТОДИЙ. В октябре.
АНАТОЛЬ. А я в июне, я старше тебя, но скоро мы сравняемся, да? Все сравняется, уже сравнялось, тебе чего налить, этого? Того? (Предлагает Бартодию бутылки на выбор.) А может, вот этого...
БАРТОДИЙ. Можно того.
АНАТОЛЬ. Да ты не стесняйся, чем богаты, гость в дом, Бог в дом, - как говаривали наши предки, - тем и рады. Как в старое доброе время. В единстве сила, то есть - полюбим друг друга. Кто не с нами, тот не обязательно против нас. Ora pro nobis, fiat voluntas tua. Ты в костельном хоре пел?
БАРТОДИЙ. Нет.
АНАТОЛЬ. А я пел. "Молись за нас, и да свершится воля твоя".[2] Еще до войны пел. Нет, в войну, нет, после войны, или, может, до войны? Тааак, берем за шейку, теперь рюмочка, из бутылочки в рюмочку, вооот... так, чудесно... (Подает полную рюмку Бартодию.) Снова за шейку, рюмочка, наклоняем... так, порядочек, бутылочку пока закрываем... Вот и готово!
Садится напротив Бартодия с рюмкой, поднятой как бы для тоста. Бартодий встает и выключает радиолу, снова садится.
За наше...
Выпивают.
...За наше, за ваше и... так вашу. Нет, ей-Богу... (Разглядывает Бартодия.)
БАРТОДИЙ. Что случилось?
АНАТОЛЬ. А ты тоже немного полысел.
БАРТОДИЙ. Ничего странного.
АНАТОЛЬ. Мне казалось - только я.
БАРТОДИЙ. Все потому, что брильянтином увлекались.
АНАТОЛЬ. И стриглись под утиный хвост. Вернее - это я, ты прическу изменил.
БАРТОДИЙ. Тоже было не слишком гигиенично. Затылок подбритый, а сверху - копна.
АНАТОЛЬ. И обязательно непромытая.
БАРТОДИЙ. Но зачесанная.
АНАТОЛЬ. Гладко назад.
БАРТОДИЙ. Да что там брильянтин, - вот сахарная вода. Держала как глазурь.
АНАТОЛЬ. Было что держать.
БАРТОДИЙ. И за что держать - тоже.
АНАТОЛЬ. Как я рад, что вижу тебя, старик.
БАРТОДИЙ. Нет, только не старик.
АНАТОЛЬ. Ну, тогда еще по одной.
БАРТОДИЙ. Может, хватит.
АНАТОЛЬ. Да ты что?
БАРТОДИЙ. Мне нельзя.
АНАТОЛЬ. Мне тоже. (Наполняет рюмки.)
БАРТОДИЙ. Ты же раньше совсем не пил.
АНАТОЛЬ. И потом тоже нет, и еще долго - нет, всю жизнь - нет. Нужно наверстывать.
Звонит телефон.
Пусть звонит, я не подойду, хватит.
АНАБЕЛЛА (за сценой). Анатоль!
АНАТОЛЬ. Что, лягушонок!
АНАБЕЛЛА. Возьми трубку!
АНАТОЛЬ (снимает трубку). Анатоль Первый слушает... Не могу, к сожалению, никак не могу.
Входит Анабелла, в руках у нее ваза с розами.
Сегодня не могу, завтра не могу, послезавтра не могу и вообще больше уже не могу.
АНАБЕЛЛА. Кто это?
АНАТОЛЬ (к Анабелле). Комитет сотрудничества. (В трубку.) И, собственно говоря, никогда не мог.
АНАБЕЛЛА. Комитет сотрудничества с кем?
АНАТОЛЬ (к Анабелле). С зарубежными странами. (В трубку.) И да поможет мне Бог.
Анабелла ставит вазу с цветами на пол и отбирает трубку у Анатоля.
АНАБЕЛЛА (в трубку). Пожалуйста, не кладите трубку. (К Анатолю.) А в чем, собственно, дело?
АНАТОЛЬ. Какая-то делегация.
АНАБЕЛЛА. И почему ты отказываешься?
АНАТОЛЬ. Я же беседую с приятелем. С моим другом детства.
АНАБЕЛЛА (в трубку). Минутку. (К Анатолю.) Ты спятил?
АНАТОЛЬ. Почему я. Это все вокруг спятили, но не я. Я твердо стою на ногах и непреклонно продолжаю...
АНАБЕЛЛА. Анатоль! (В трубку.) Да, слушаю вас... да... да. Во сколько? Ну, конечно... Да нет же, ничто не помешает. Пожалуйста, присылайте машину. (Кладет трубку.) Сейчас за тобой приедут.
АНАТОЛЬ. Слушаюсь, лягушонок. Они всегда за мной приезжают.
АНАБЕЛЛА (отбирает у него рюмку). Потом напьешься.
АНАТОЛЬ. Когда? Жизнь коротка.
АНАБЕЛЛА. А как вернешься, пойдем ужинать в "Кристалл".
АНАТОЛЬ. А мой друг?
АНАБЕЛЛА. Пойдет с нами. А потом в бар "Котелок".
АНАТОЛЬ. Почему в "Котелок"?
АНАБЕЛЛА. Там играют "Розовые пантеры".
АНАТОЛЬ. А-а, тогда другое дело.
АНАБЕЛЛА (к Бартодию). Давайте будем на ты. (К Анатолю.) Ты ведь не хочешь, чтобы мы с твоим другом были на вы?
АНАТОЛЬ. О, нет! Конечно же, нет!
АНАБЕЛЛА. Ну, я бегу. (Выходит.)
АНАТОЛЬ. Сама жизнь, правда?
Сцена 2 - Бартодий, Анатоль, Анабелла.
Возвращаются из ночного бара "Котелок". Бартодий и Анатоль под хмельком, поют.
БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ.
В ритме марша, - юность мира
Мы шагаем дружно вперед.
Грозные минуют годы,
Всех, кто молод, к борьбе он зовет.
БАРТОДИЙ. Фальшивишь.
АНАТОЛЬ. Чего ты от меня хочешь, я же раньше никогда этого не пел. Пою в первый раз в жизни.
БАРТОДИЙ. Зачем тогда сейчас поешь?
АНАТОЛЬ. За компанию. А ты?
БАРТОДИЙ. Я - другое дело. Это была моя любимая песня.
АНАБЕЛЛА. Перестаньте дурачиться.
АНАТОЛЬ. А ты, детка, помолчи, когда старшие поют.
БАРТОДИЙ. Не обращай внимания, киска.
АНАТОЛЬ. Не киска, а лягушонок.
БАРТОДИЙ. Не обращай внимания, лягушонок, просто у твоего слоника головка слабенькая. Это он с непривычки.
АНАТОЛЬ. Но я еще привыкну. Честное слово - привыкну.
БАРТОДИЙ. Он все для этого сделает. Уже начал.
АНАБЕЛЛА. Хотите кофе?
БАРТОДИЙ. Мы не хотим кофе. Мы хотим счастья всего человечества.
АНАТОЛЬ. А я - нет. На меня не рассчитывай.
БАРТОДИЙ. Он правду говорит, кузнечик, он никогда не хотел счастья всего человечества.
АНАТОЛЬ. У меня был скверный характер. Зато он так хотел, что буквально из штанов выскакивал навстречу этому самому счастью. Ангел в штанах.
БАРТОДИЙ. Это откуда?
АНАТОЛЬ. Из Маяковского.
БАРТОДИЙ. Не ангел в штанах, а "Облако в штанах". Впрочем, это его дореволюционная поэма, то есть - еще декаданс. А после декаданса он уже перешел на твердые идейные позиции, в соответствии с неумолимыми законами диалектического материализма.
АНАТОЛЬ. Что ж, пожалуйста, пусть будет так.
АНАБЕЛЛА. Какие же вы скучные. (Уходит.)
Сцена 3 - Бартодий, Анатоль, Анабелла.
АНАТОЛЬ (кричит вслед Анабелле). Я скоро приду! (К Бартодию.) Хороша, да? Сейчас кое-что покажу. (Достает из бумажника несколько фотографий, поочередно показывает их Бартодию.) На пляже. (Показывает следующую.) Тут она с подругой. Тоже ничего, а? Вот эта, в цельном купальнике. Лучше бы в бикини. (Подает следующую.) Ест мороженое. А вот здесь... (Подает следующую.) Без лифчика.
БАРТОДИЙ. Ты попросил снять?
АНАТОЛЬ. Сама сняла. (Пауза.) Хороши, правда?
БАРТОДИЙ. Да, очень.
АНАТОЛЬ (перебирает фотографии в бумажнике). А, вот! (Подает Бартодию фотографию.) На велосипеде.
БАРТОДИЙ. Ну и что - на велосипеде...
АНАТОЛЬ. Как это что. Присмотрись получше. (Пауза.) Видишь?
БАРТОДИЙ. Ты снимал?
АНАТОЛЬ. А кто же еще? Как, ничего?
Бартодий отдает Анатолю все фотографии.
БАРТОДИЙ. Интересные.
АНАТОЛЬ. Это еще что. Погоди, у меня сеть и другие, целая серия, восемнадцать на двадцать четыре...
БАРТОДИЙ. Куда ты?
АНАТОЛЬ. Они в письменном столе. Представляешь, у меня уже есть письменный стол?
БАРТОДИЙ. Оставь.
АНАТОЛЬ. Не хочешь?
БАРТОДИЙ. Лучше поговорим.
АНАТОЛЬ. Тогда выпьем.
БАРТОДИЙ. Тебе уже хватит.
АНАТОЛЬ. А тебе?
БАРТОДИЙ. И мне тоже, нам уже не по двадцать лет.
АНАТОЛЬ. Мне - двадцать.
БАРТОДИЙ. А мне - нет.
АНАТОЛЬ. Еще бы, ты ведь жил дольше. А вот мне сократили жизнь на пятнадцать лет, и я - как новенький.
БАРТОДИЙ. Наверное, обижаешься на меня?
АНАТОЛЬ. За что?
БАРТОДИЙ. Что тебе сократили, а мне не сократили. У меня даже наоборот вышло: это были прекраснейшие годы моей жизни.
АНАТОЛЬ. Тебе необходимо говорить об этом?
БАРТОДИЙ. Необходимо. Ведь я отдаю себе отчет.
АНАТОЛЬ. В чем? В чем ты можешь отдавать себе отчет?
БАРТОДИЙ. Ну, в этих твоих пятнадцати.
АНАТОЛЬ. Вот как? И в чем же еще.
БАРТОДИЙ. И в этом моем, так сказать, научном мировоззрении.
АНАТОЛЬ. А не поздновато?
БАРТОДИЙ. Что ж, ты имеешь право так говорить.
АНАТОЛЬ. Имею. И что с того?
БАРТОДИЙ. И считаю, что мой долг объяснить, почему тогда было у меня это самое...
АНАТОЛЬ. Научное мировоззрение.
БАРТОДИЙ. Вот именно.
АНАТОЛЬ. Не надо.
БАРТОДИЙ. Но я обязан.
АНАТОЛЬ. Ты мне уже тогда объяснял. Аж блевать тянуло - не мог остановиться. Молол до бесконечности, все хотел обратить меня в свою веру. К чему повторять? Я тогда уже все это наизусть знал.
БАРТОДИЙ. Но тогда я считал, что это было единственно...
АНАТОЛЬ. Знаю, знаю, я же сказал - знаю. Единственно правильное решение, для нас, для всего человечества и так далее. Что ты можешь сказать нового?
БАРТОДИЙ. То, что я переменился.
АНАТОЛЬ. Ну и что?
БАРТОДИЙ. И что теперь смотрю на все иначе.
АНАТОЛЬ. Ну и что?
БАРТОДИЙ. Ну, и хотел сказать, что тогда я был неправ.
Пауза.
АНАТОЛЬ. А я бы так не утверждал.
БАРТОДИЙ. Что?
АНАТОЛЬ. Я бы так уж окончательно не отрекался. В конце концов, налицо определенные успехи. Восстановили нашу родину...
БАРТОДИЙ. Нашу родину?
АНАТОЛЬ. Образование, тяжелая промышленность... В особенности тяжелая промышленность.
БАРТОДИЙ. Ты это серьезно?
АНАТОЛЬ. А наш международный авторитет... Как можно это недооценивать. Но, прежде всего - устранение социальных различий, преобразование общества, ликвидация остатков феодализма.
БАРТОДИЙ. Дай чего-нибудь выпить.
АНАТОЛЬ. С удовольствием. Этого или того?
БАРТОДИЙ. Того.
АНАТОЛЬ (наполняет рюмки). Ты знаешь, что такое одиночка?
БАРТОДИЙ. Догадываюсь.
АНАТОЛЬ. Этого мало. Начнем тогда с другого конца: ты долго оставался девственником?
БАРТОДИЙ. Ты политику имеешь в виду?
АНАТОЛЬ. При чем тут политика. Я спрашиваю: как долго пришлось тебе ждать, пока не удалось. В первый раз.
БАРТОДИЙ. Мне?
АНАТОЛЬ. Не валяй дурака. Это мы тогда изображали друг перед другом старых развратников - ты передо мной, я перед тобой, - но теперь-то мы же взрослые люди. Когда ты начал?
БАРТОДИЙ. Я? Да вроде нормально.
АНАТОЛЬ. Перед окончанием школы?
БАРТОДИЙ. Что-то около того. И женился рано.
АНАТОЛЬ. Ты ее не знал. Тебя взяли в сорок девятом, а мы познакомились уже позднее.
АНАТОЛЬ. А я был сначала харцером[3]. Чистым в речах, мыслях и поступках. Но, если честно, только в поступках, да и то не во всех. Во время лесных походов на всякое насмотрелся, хоть и не принимал в этом участия. Был всегда активен, но вообще-то - настоящий харцер. И набожный, знаешь, такой - с образком на шее.
БАРТОДИЙ. Когда мы познакомились, ты таким не был.
АНАТОЛЬ. Так то было уже позднее, после войны. Тогда я уже наловчился болтать про эти дела. А я говорю о самом начале сороковых. Сперва я хотел чистоты, а потом - чтобы было, но романтично. С любовью, значит. Что, смешно?
БАРТОДИЙ. Нисколько.
АНАТОЛЬ. Зато тогда умирал бы со смеху. Короче говоря, только во время восстания чуть не свершилось. Звали ее Галина и была она, конечно, связной, только чуть старше меня, но уже довольно опытная, так что все складывалось как надо. Очень красивая. Ужасно мне нравилась, да и я ей тоже, и все было романтично.
БАРТОДИЙ. Дождался, значит, своего счастья.
АНАТОЛЬ. Но пока то да се, ей осколком разворотило живот, миномет - сто пять. Несем мы ее к санитарам, я тоже нес, держал носилки сзади и потому мог видеть ее, видел внутренности, целую кучу потрохов, ее располосовало от пояса до самого низа, и я смотрел, смотрел.
БАРТОДИЙ. А поменяться не мог?
АНАТОЛЬ. Мог, но не захотел. Хотел видеть. Она скончалась, прежде чем мы ее донесли. А потом я уже не мог. Война закончилась, а я все не мог. Но хотел, так хотел. И когда мы с тобой познакомились - не мог, и позднее все так же не мог, а потом меня взяли. И просидел пятнадцать лет. (Пауза.)
АНАБЕЛЛА (за сценой). Анатоль!
АНАТОЛЬ. Да, котик! Сейчас приду!.. Уже на процессе я знал, что дадут мне вышку, и думал: лучше уж так. Но я ошибался: когда огласили приговор, стало еще хуже. Умереть и даже не знать, как это бывает... Я был девственником, но не Орлеанским. Два года ожидал я своей вышки, изо дня в день, из ночи в ночь - и плохо мне было. Когда же, наконец, заменили на пожизненное, я подумал: так лучше. И снова ошибся - стало еще хуже. Я думал: сколько можно так жить - десять, пятнадцать, может, тридцать лет, - человек способен долго прожить. Но разве это означает, что я не хотел жить? Тоже нет. Как видишь, трудно мне угодить. Я привык, но не мог привыкнуть к тому, что привык. (Пауза.) Как по-твоему, о чем я думал все эти пятнадцать лет. Об идеалах? О Конституции Третьего мая? О Польше от моря до моря? Ну, возможно, в самом начале, может, те первые два года. А потом? Ну, угадай. И ты думаешь, я себе нравился? Целый год просидел я вместе с одним таким, ну, неполитическим, он говорил, что признает только одну партию, ППП. Да ты знаешь - попить, поесть и еще то, третье. Я был готов убить его. А сам о чем думал? Разве я лучше был?
БАРТОДИЙ. Может, все же лучше?
АНАТОЛЬ. Да что ты можешь об этом знать, ты - со своей женой в небольшом домике и, конечно, с садиком. Какие сны могли тебе сниться.
БАРТОДИЙ. Не такие, как тебе.
АНАТОЛЬ. Вот именно, что не такие.
БАРТОДИЙ. Но тоже не лучше. Если ты думаешь, что я спал спокойно...
АНАТОЛЬ. ...То не ошибаюсь. Эти твои угрызения политической совести... Политическая совесть, а что это такое? Да мне просто смешно.
БАРТОДИЙ. Не только политическая.
АНАТОЛЬ. Какая же еще? Ты всегда был только политическим, так уж устроена твоя голова, одна только голова без живота. И без потрохов.
БАРТОДИЙ. Не только политическая.
АНАТОЛЬ. Абстракция!
БАРТОДИЙ. Были и потроха. И есть.
АНАТОЛЬ. А-а, перестань морочить голову.
БАРТОДИЙ. Это я донес на тебя.
АНАТОЛЬ. Что?
БАРТОДИЙ. Я написал донос. Знал, чем ты занимался, и донес. Тот смертный приговор, те два года в камере перед расстрелом и те пятнадцать все это было из-за меня.
Пауза.
АНАТОЛЬ. Зачем ты мне это говоришь?
БАРТОДИЙ. Я всегда хотел тебе об этом сказать.
АНАТОЛЬ. Нет, не всегда.
БАРТОДИЙ. Хорошо, пусть не сразу, но вскоре...
АНАТОЛЬ. Как - вскоре?
БАРТОДИЙ. Уже немного спустя...
АНАТОЛЬ. Сколько - немного?
БАРТОДИЙ. Ну, через несколько лет.
АНАТОЛЬ. Сколько лет?
БАРТОДИЙ. Два, три...
АНАТОЛЬ. Четыре? А может - пять, а если точно - семь? Когда иметь совесть уже разрешалось? И даже полагалось?
БАРТОДИЙ. Ну, ладно, не сразу, но раньше, чем ты думаешь. Не такой уж я баран. Сам начал понимать, что происходит.
АНАТОЛЬ. Ага, значит, сперва начал понимать, а уж потом вспомнил обо мне. А до того полагал, что ты в порядке. Совесть с поздним зажиганием.
БАРТОДИЙ. Анатоль, мне трудно все это тебе объяснить. Я и сам не знаю, что раньше произошло - изменились мои убеждения, или появился твой призрак. Изменил ли я убеждения из-за призрака, или твой призрак появился потому, что я сменил убеждения. Мне в этом никогда уже не разобраться. Честное слово.
АНАТОЛЬ. Возможно.
БАРТОДИЙ. И потому я не знаю, как тебе все это объяснить.
АНАТОЛЬ. А разве я тебя прошу?
БАРТОДИЙ. Но мне хотелось бы тебе объяснить.
1 2 3 4 5 6 7