Правильно?
Он опять уставился на нее с подозрением – прямо в ее честные глаза своими подозрительными глазами, – напряженно пошевелил извилинами, наконец радостно озарился и кивнул головой:
– Правильно! Свобода выбора! Вот пусть Пулька сама и выбирает!
Повернулся и торопливо пошел к дому, даже почти побежал, Наталья за ним еле успевала, Интересно, что он еще такое задумал? Ведь задумал же! Что-то сильно хитрое… Кажется, она ничего такого неосторожного не сказала, что можно было бы переврать, переиначить, вывернуть на изнанку и направить против нее… Или сказала? Что-то уж очень он довольный. Ее огромный опыт подсказывал, что если мужик так доволен своим радостным озарением – это всегда чревато…
Прав был ее огромный опыт. Брат Полины сразу побежал за дом – надо же, как быстро сориентировался на местности! – остановился у табуретки, которую приготовили для него, подождал, пока подойдет и сядет на свое место Наталья, шикнул на Полину, чтобы не мельтешила и тоже садилась наконец, уселся сам, выложил руки на стол и торжественно сказал:
– Итак, сударыни…
Даже не похвалил девочек, как красиво они стол накрыли. Скатерть постелили кремовую, а не клетчатую… И не чайник вскипятили, а самовар. А на самовар повесили связку сушек. Это, наверное, Полина придумала, умница. И варенье из банок в вазочки выложили. Это, конечно, Вера-Надя, они знают, где бабушкины вазочки хранятся. А посреди стола – букет поздних пионов из сада Анастасии Сергеевны. Огромный букет чуть розоватых, почти белых, растрепанных пионов в большой стеклянной квадратной банке из-под электролита, что ли… Господи, как красиво – чуть розоватые пионы в толстом зеленом стекле, грубом, неровном, с наплывами и пузырьками воздуха в глубине массивных граней. Это Любочка придумала, это она у нас главный дизайнер и флорист. А Наталья эту техническую банку – из-под электролита, что ли, – выкинуть хотела! В общем, небывалое количество красоты девочки натворили в честь дорогого гостя, а он даже не заметил ничего.
– Итак, сударыни, у нас с тетей Наташей возникли небольшие разногласия. Срочно требуется вмешательство компетентных арбитров. Состав арбитражного суда: одинокая Любовь, Вера-Надя, Пулька… то есть Полина. Председателем суда назначаю Полину. Как лицо, не имеющее личной заинтересованности, но имеющее неограниченную свободу выбора. Пулька, ты имеешь свободу выбора?
– Неограниченную? Хм… – Полина с сомнением глянула на брата, но он сделал многозначительное лицо, и она быстро согласилась: – Имею! Абсолютно неограниченную!
– Минуточку, минуточку, – затревожилась Наталья и даже ложечкой по чашке постучала. – Тимур Романович, какие у нас разногласия? Мы же с вами обо всем договорились, все решили… Зачем же детей втягивать? Это даже несерьезно.
– Пусть Бэтээр рассказывает, ладно, тетя Наташа? – неожиданно попросила Любочка, снисходительно и понимающе посматривая то на нее, то на Полининого брата.
Ай-я-яй. Кажется, решающий голос уже заранее отдан ему. Недооценила она Полининого брата. Наталья вздохнула, сделала обреченное лицо и сказала:
– Ну конечно, Любочка, пусть дядя Тимур рассказывает! Он же наш гость, правильно? А желание гостя – закон…
Вера-Надя одинаково глянули на нее, одинаково дрогнув бровью, Полина глянула на брата, с сомнением поджав губы, Любочка снисходительно и понимающе улыбнулась ей, загораживая улыбку ладошкой от брата Полины. Все поняли ее предупреждение: мало ли чего сейчас гость наговорит… Его же не оборвешь, он гость. Но слишком серьезно относиться к его словам не следует. Один брат Полины ничего не понял, обрадовался, вскочил, перегнулся через угол стола, аккуратно снял Любочку с ее табуретки, сел, посадил девочку к себе на колени, чмокнул в стриженую макушку и горячо поблагодарил:
– Спасибо за поддержку, великодушная Любовь!
Наталья даже испугалась, когда он схватил Любочку. Его же не предупредили, что девочку нельзя трогать. Даже Полина, Вера-Надя и сама Наталья брали Любочку на руки осторожно, все время помня, где у нее синяки и шрамы. Но и не в этом дело даже. Мужикам Любочку трогать было нельзя. Даже врачей-мужиков она и на шаг не подпускала. А этот схватил без предупреждения… Но Любочка, похоже, была совсем не против. Спокойно устроилась у него на коленях, откинулась спинкой ему на грудь и снисходительно сказала:
– Пожалуйста.
Брат Полины заулыбался, опять чмокнул Любочку в макушку и официально начал:
– Уважаемые судьи! Посмотрев на то, что здесь происходит, всего сорок… э-э-э… сорок две минуты, я пришел к выводу, что здесь происходит черт знает что… Прошу прощения. Здесь происходит то, что происходить не должно. Тетя Наташа сидит в засаде с ружьем и стреляет во всяких при… э-э-э… приходящих врагов, что, во-первых, отвлекает ее от забот по хозяйству, работы на огороде и ухода за детьми, а во-вторых, вконец растрепало ей нервы. Охранять семью от врагов с оружием в руках! Женское ли это дело, уважаемые судьи?
Наталья не выдержала и хмыкнула. И Вера-Надя хмыкнули, и Полина улыбнулась несколько презрительно. И даже Любочкина улыбка стала более снисходительной, чем обычно. Брат Полины сделал большую ошибку. О-о-очень большую. Мужское ли это дело – определять, какое дело является женским? Теперь уважаемые судьи ко всем последующим его аргументам будут относиться со здоровым скепсисом. Наталья успокоилась.
Рано успокоилась, как выяснилось буквально через минуту. Ох, недооценила она Полининого брата…
– Женское дело – это заботиться о слабых и несчастных! – проникновенно продолжал хитрый Полинин брат. – О брошенных и забытых! О тех, кто вплотную подошел к инфаркту миокарда, не спя… э-э-э… не смыкая глаз ночи напролет! Думая о том, где могут быть их сестры и какой опасности они подвергаются!
– Ты че, Бэтээр? – обиженно вскинулась Полина. – Я же извинилась!
– Пулька, я же тебя простил! – тем же проникновенным тоном ответил он. – Но сердце-то все равно болит. Ты же все равно сюда бегать будешь, правильно я понимаю? Ну вот. А я буду зарабатывать гипертонию и язву желудка… Или чего там от нервов бывает?.. В общем так. Пулька, я тебе не могу просто запретить ездить сюда. Хотя очень хочется. Но не могу, потому что это домашний терроризм. От него дети становятся маньяками и убийцами. Оно мне надо? В общем, Пулька, у тебя есть свобода выбора: или прямо сейчас все быстренько собираются, выключают свет, перекрывают газ, закрывают дом и едут к нам жить в покое и безопасности хотя бы до суда над этим… в общем, пока все не устаканится, – либо я в расцвете лет умираю от бесконечных волнений за единственную сестру, которой на меня, оказывается, наплевать. Дикси.
– Чего это дикси? – восторженно завопила Полина. – Чуть что – сразу дикси! Как будто кто-нибудь спорит! Бэтээр, ты молодец! Любочка, у тебя будет своя комната! С телевизором! У меня игрушек – море! И даже больше! Вера-Надя, у вас тоже своя комната! И компьютер! Тетя Наташа, а вам я свою комнату отдам! Она лучше всех! И еще туда белый диван поставим! Да, Бэтээр? А я в теть Вариной буду, там тоже хорошо. Братик, я тебя люблю. Хочешь, я тебе кабачков нажарю? С луком и с перцем? И с морковкой? Хочешь? Меня тетя Наташа научила. Страшно вкусно.
Наталья растерялась. Видела она мастеров выворачивания и переиначивания, но тут было что-то совершенно невероятное. Полина счастлива… Просто до того счастлива, что никаких контраргументов наверняка не услышит. Вера-Надя посматривают на нее ожидающе, но совершенно очевидно, что ожидают они именно восторгов по поводу предстоящего переезда к Полине и ее брату. Любочка, безошибочный индикатор, повозилась у него на коленях, прижалась щекой к его груди и закрыла глаза. Уснула. На руках у мужика уснула. А он это тут же заметил, сделал Полине знак не шуметь и закрыл ладонью Любочкино лицо от солнца. Ну и как после этого излагать свои доводы? Между прочим, совершенно трезвые и логичные доводы, в отличие от некоторых. Нет, но как она могла так сильно ошибиться в оценке Полининого брата? Это потому, что он забавный. Всерьез не приняла. Ну, что ж теперь, будем работать над ошибками.
– Уважаемые судьи, может быть, кто-нибудь выслушает и другую сторону? – негромко сказала Наталья, глядя на большую мужскую руку, прикрывающую от солнца Любочкино лицо. – Я понимаю всеобщий восторг и ликование, и готова была бы присоединиться… Но ведь это наш дом. Как же это – бросить свой дом? Все бросить – и уехать! В гости куда-то! И хоть трава не расти! Да, и трава тоже… Ведь огород зарастет весь, потом не спасем ничего… Столько труда – псу под хвост? А главное – чего бежать-то? Если бы действительно опасность – тогда конечно… А то так, шуты гороховые. Любочка все время у Анастасии Сергеевны, ей вообще ничего не грозит. И нам ничего не грозит. За нами менты присматривают. Они кого попало сюда не пустят. Они и тех, кого я… э-э-э… подсолила, не пустили бы. Но мне очень хотелось душу отвести. Девочки, вы меня простите, я понимаю, этого делать не следовало… Но ведь вы не боитесь, правда? Вы же знаете, что этих подсоленных менты сразу повязали? Они сюда уже не сунутся. И Любочкин отец не сунется. Зачем ему дополнительная статья? А сунется – его менты перехватят. Правильно? Ну вот. И зачем тогда из дому бежать? Я понимаю, Бэтэ… дядя Тимур за Полину тревожится. Так у меня встречное предложение: до суда Полина не будет к нам приезжать, и Анну с Антониной предупредит, что не надо. Вот и все. И никто не будет волноваться. А потом заживем, как прежде. И даже лучше прежнего. А если хотите, я даже ружье в болоте утоплю. Я все сказала.
Вот как она все сказала – трезво и логично. А то что это за глупость – дом бросать!
Вера-Надя молчали, потому что понимали ее. Любочка молчала, потому что спала. Полина молчала, потому что напряженно что-то обдумывала. Наконец обдумала:
– Дом – это я понимаю, – очень серьезно заявила она. – Огород… наверное, тоже, но тут я не очень. А дом – это конечно. Я думаю, в доме надо близнецов оставить. А чего? Пусть постерегут. И в огороде чего надо сделают. Они ведь умеют, да? Тетя Наташа, вы ведь не против?
– Я против, – тихо, но очень решительно сказал Полинин брат. – Ехать надо всем. Как это близнецов оставлять? Как можно девочкам в доме одним оставаться?
– Близнецы – это мальчики, а не девочки. Есть тут такие по соседству, – заговорила было Наталья, но тут же поняла, что сделала ошибку, начав что-то объяснять. Вроде как уже сдает свои позиции. Спохватилась и принялась свои позиции укреплять: – Мальчиков в доме оставлять! Что они умеют, эти мальчики? Они тут нахозяйничают! Мальчики – на хозяйстве! Подумать страшно! Вернемся на остывшее пепелище… Мальчики! Лучше уж сразу Чингисхану сдаться.
Вера-Надя задумались с озабоченными лицами – они были с ней согласны. И Полина задумалась с озабоченным лицом – тоже, в принципе, была с ней согласна. Но Наталья видела, что Полина все-таки ищет аргументы в пользу брата. Вот вам и отсутствие личной заинтересованности. Тоже мне, председатель суда. Ярко выраженный коррумпированный элемент. Похоже, нашла аргумент, сейчас чего-нибудь скажет.
– Вообще-то близнецы еще ничего, – нерешительно сказала Полина, вопросительно таращась то на Веру-Надю, то на Наталью. – Конечно, мужики и мужики, что с них взять. Но хоть не дебилы, да? А потом – им просто надо сказать, чтоб руками ничего не трогали. И бабушка Настя ими поруководит. И в огороде покажет, что надо делать, и вообще… И Бэтээр сможет проверять… Ты ведь сможешь, Бэтээр? Он сможет!
Что он сможет? Мужик! Когда они чего могли?.. Но при девочке о брате такое говорить Наталья не могла, и только беспомощно и сердито пробормотала:
– Без хозяев дом приходит в упадок.
Брат Полины оглянулся на дом, который с этой стороны выглядел немножко хуже, чем с улицы, поднял брови, похлопал глазами, но все-таки свои впечатления не озвучил, надо отдать ему должное. Посмотрел на всех по очереди, даже под свою ладонь в лицо Любочки заглянул, и поторопил, как будто все давно решено:
– Собирайтесь, сударыни, время теряем… Только самое необходимое, личные вещи. Для жизни у нас все есть. Да, Пулька? Но вот эту вазу с цветами я бы на вашем месте с собой захватил… Такая красота. И самовар тоже. Самовар у нас есть, но электрический. А этот – совсем другое дело. На балконе можно ставить. И мне бы с близнецами познакомиться. Что за мальчики? Где они сейчас? Быстро найти можно?
– Они в дозоре, – в один голос сказали Вера-Надя и подхватились из-за стола. – Сейчас позовем!
Они брызнули в разные стороны с такой скоростью, что Наталья даже остановить их не успела. Опять растерялась. Да что ж это она сегодня все время теряется? Это потому, что он про вазу с цветами сказал. И про самовар. Заметил все-таки. Она не ожидала… Полина тоже подхватилась, принялась собирать посуду, выплескивая из чашек недопитый чай прямо в траву, подальше от стола, и все время что-то приговаривала, льстиво заглядывая то в лицо брата, то в лицо Натальи. Нет, но как же это получилось, а? Надо немедленно все это прекратить. Немедленно. И построже.
– Так, – строго сказала Наталья и постучала ложечкой о чашку, пока Полина не вырвала их у нее из рук. – Почему меня здесь никто не слушает?
На коленях у Полининого брата завозилась Любочка, сладко зевнула, потерлась стриженой головой о его грудь, высунула личико из-под его ладони и сонно спросила:
– Мы скоро поедем? Мы уже сейчас поедем? Тетя Наташа, можно, я розовую шляпу возьму?
Наталья растерянно молчала, и тогда Любочка запрокинула голову, поулыбалась Полининому брату и спросила у него:
– Бэтээр, розовую шляпу можно?
– Конечно, – с готовностью ответил он и опять чмокнул Любочку, теперь в нос. – Хоть розовую, хоть голубую, хоть серо-буро-малиновую… Любую бери, если хочешь. Хотя зачем тебе? У Пульки всяких шляп осталось с твоего возраста сто штук. Или тысяча. Она их даже не все успела надеть, хотя бы по разу – выросла. Тоже всякие шляпы очень любила. Так что носи – не хочу…
– Нет, мне сто штук не надо, мне розовую, из цветов, чтобы в клумбе прятаться, – объяснила Любочка.
Брат Полины непонимающе глядел на нее минуту, потом протянул руку и потрогал плотные розовые шапки соцветий, лежащие на краю стола. Цветы зашуршали.
– Это Анастасия Сергеевна Любочке сделала, – тихо сказала Наталья, внимательно глядя на него. – Еще есть как бы из лопухов, тоже из накрахмаленной ткани. И еще платьице есть, все из веточек… Как смородиновый куст, с двух шагов не отличишь. Любочка так может спрятаться – никто не найдет…
– Знаешь, что? – Полинин брат отдернул руку от мертвых цветов, потер пальцы и зачем-то понюхал их. – Любовь моя прекрасная, зачем тебе какие-то шляпы? Ты и так красивая, без всяких шляп. А прятаться тебе больше не нужно будет. Никогда. Это я тебе гарантирую.
– Правда, что ли? – удивленно спросила она, заглядывая ему в лицо, и вдруг засияла, засветилась вся совершенно детской улыбкой, – никакого понимания и снисходительности, одна только радость, чистая радость без всяких примесей.
Черт с ним, – решила Наталья. Все переврал, переиначил, вывернул наизнанку и направил против нее, но черт с ним. Ладно, эвакуируются они всем табором в его квартиру. Если по существу – то совершенно незачем. Но Любочке там спокойней будет, а это уже стоит того, чтобы родной дом на время бросить. Любочка и здесь в безопасности, но ведь она-то в это не верит, наверное, раз все время маскируется – то под куст, то под клумбу, то под лопухи… Наталья сначала думала, что Любочке нравится так играть. А этот Полинин брат, похоже, все сразу понял. Ох, как сильно она его недооценила-то!..
– Черт с вами, – буркнула она с досадой. – Переедем, что ж теперь поделаешь… Но все-таки признайтесь, что приемы вы используете нечестные.
Полина задушено пискнула, с грохотом поставила собранную посуду на стол и кинулась на Наталью, чуть не сбив ее вместе с табуреткой, восторженно и растроганно вереща:
– Тетя Наташа! Вы не пожалеете! Моя комната самая лучшая! И белый диван! А кухня – во!.. Как весь ваш дом! И парк рядом! И речка! Или в лес, если захотите! Нас Бэтээр отвезет! И две ванной! А лоджия десять метров! И еще балкон! Он готовить умеет, честное слово! И стирает сам! Вы не смотрите, что мужик, он совершенно нормальный! И не орет никогда, только на меня, а больше никогда! А в кухне кондиционер! Это я попросила, чтобы не жарко! Я его страшно люблю! И вы полюбите!
– Кондиционер полюблю? – удивилась Наталья, несколько оглушенная бурными проявлениями Полининого восторга.
– А? – Полина замолчала, выпустила ее из объятий и неуверенно сказала: – Ну да, и кондиционер тоже…
– Она хотела сказать, что вы меня полюбите, – невозмутимо уточнил Полинин брат и старательно облизал ложку.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5
Он опять уставился на нее с подозрением – прямо в ее честные глаза своими подозрительными глазами, – напряженно пошевелил извилинами, наконец радостно озарился и кивнул головой:
– Правильно! Свобода выбора! Вот пусть Пулька сама и выбирает!
Повернулся и торопливо пошел к дому, даже почти побежал, Наталья за ним еле успевала, Интересно, что он еще такое задумал? Ведь задумал же! Что-то сильно хитрое… Кажется, она ничего такого неосторожного не сказала, что можно было бы переврать, переиначить, вывернуть на изнанку и направить против нее… Или сказала? Что-то уж очень он довольный. Ее огромный опыт подсказывал, что если мужик так доволен своим радостным озарением – это всегда чревато…
Прав был ее огромный опыт. Брат Полины сразу побежал за дом – надо же, как быстро сориентировался на местности! – остановился у табуретки, которую приготовили для него, подождал, пока подойдет и сядет на свое место Наталья, шикнул на Полину, чтобы не мельтешила и тоже садилась наконец, уселся сам, выложил руки на стол и торжественно сказал:
– Итак, сударыни…
Даже не похвалил девочек, как красиво они стол накрыли. Скатерть постелили кремовую, а не клетчатую… И не чайник вскипятили, а самовар. А на самовар повесили связку сушек. Это, наверное, Полина придумала, умница. И варенье из банок в вазочки выложили. Это, конечно, Вера-Надя, они знают, где бабушкины вазочки хранятся. А посреди стола – букет поздних пионов из сада Анастасии Сергеевны. Огромный букет чуть розоватых, почти белых, растрепанных пионов в большой стеклянной квадратной банке из-под электролита, что ли… Господи, как красиво – чуть розоватые пионы в толстом зеленом стекле, грубом, неровном, с наплывами и пузырьками воздуха в глубине массивных граней. Это Любочка придумала, это она у нас главный дизайнер и флорист. А Наталья эту техническую банку – из-под электролита, что ли, – выкинуть хотела! В общем, небывалое количество красоты девочки натворили в честь дорогого гостя, а он даже не заметил ничего.
– Итак, сударыни, у нас с тетей Наташей возникли небольшие разногласия. Срочно требуется вмешательство компетентных арбитров. Состав арбитражного суда: одинокая Любовь, Вера-Надя, Пулька… то есть Полина. Председателем суда назначаю Полину. Как лицо, не имеющее личной заинтересованности, но имеющее неограниченную свободу выбора. Пулька, ты имеешь свободу выбора?
– Неограниченную? Хм… – Полина с сомнением глянула на брата, но он сделал многозначительное лицо, и она быстро согласилась: – Имею! Абсолютно неограниченную!
– Минуточку, минуточку, – затревожилась Наталья и даже ложечкой по чашке постучала. – Тимур Романович, какие у нас разногласия? Мы же с вами обо всем договорились, все решили… Зачем же детей втягивать? Это даже несерьезно.
– Пусть Бэтээр рассказывает, ладно, тетя Наташа? – неожиданно попросила Любочка, снисходительно и понимающе посматривая то на нее, то на Полининого брата.
Ай-я-яй. Кажется, решающий голос уже заранее отдан ему. Недооценила она Полининого брата. Наталья вздохнула, сделала обреченное лицо и сказала:
– Ну конечно, Любочка, пусть дядя Тимур рассказывает! Он же наш гость, правильно? А желание гостя – закон…
Вера-Надя одинаково глянули на нее, одинаково дрогнув бровью, Полина глянула на брата, с сомнением поджав губы, Любочка снисходительно и понимающе улыбнулась ей, загораживая улыбку ладошкой от брата Полины. Все поняли ее предупреждение: мало ли чего сейчас гость наговорит… Его же не оборвешь, он гость. Но слишком серьезно относиться к его словам не следует. Один брат Полины ничего не понял, обрадовался, вскочил, перегнулся через угол стола, аккуратно снял Любочку с ее табуретки, сел, посадил девочку к себе на колени, чмокнул в стриженую макушку и горячо поблагодарил:
– Спасибо за поддержку, великодушная Любовь!
Наталья даже испугалась, когда он схватил Любочку. Его же не предупредили, что девочку нельзя трогать. Даже Полина, Вера-Надя и сама Наталья брали Любочку на руки осторожно, все время помня, где у нее синяки и шрамы. Но и не в этом дело даже. Мужикам Любочку трогать было нельзя. Даже врачей-мужиков она и на шаг не подпускала. А этот схватил без предупреждения… Но Любочка, похоже, была совсем не против. Спокойно устроилась у него на коленях, откинулась спинкой ему на грудь и снисходительно сказала:
– Пожалуйста.
Брат Полины заулыбался, опять чмокнул Любочку в макушку и официально начал:
– Уважаемые судьи! Посмотрев на то, что здесь происходит, всего сорок… э-э-э… сорок две минуты, я пришел к выводу, что здесь происходит черт знает что… Прошу прощения. Здесь происходит то, что происходить не должно. Тетя Наташа сидит в засаде с ружьем и стреляет во всяких при… э-э-э… приходящих врагов, что, во-первых, отвлекает ее от забот по хозяйству, работы на огороде и ухода за детьми, а во-вторых, вконец растрепало ей нервы. Охранять семью от врагов с оружием в руках! Женское ли это дело, уважаемые судьи?
Наталья не выдержала и хмыкнула. И Вера-Надя хмыкнули, и Полина улыбнулась несколько презрительно. И даже Любочкина улыбка стала более снисходительной, чем обычно. Брат Полины сделал большую ошибку. О-о-очень большую. Мужское ли это дело – определять, какое дело является женским? Теперь уважаемые судьи ко всем последующим его аргументам будут относиться со здоровым скепсисом. Наталья успокоилась.
Рано успокоилась, как выяснилось буквально через минуту. Ох, недооценила она Полининого брата…
– Женское дело – это заботиться о слабых и несчастных! – проникновенно продолжал хитрый Полинин брат. – О брошенных и забытых! О тех, кто вплотную подошел к инфаркту миокарда, не спя… э-э-э… не смыкая глаз ночи напролет! Думая о том, где могут быть их сестры и какой опасности они подвергаются!
– Ты че, Бэтээр? – обиженно вскинулась Полина. – Я же извинилась!
– Пулька, я же тебя простил! – тем же проникновенным тоном ответил он. – Но сердце-то все равно болит. Ты же все равно сюда бегать будешь, правильно я понимаю? Ну вот. А я буду зарабатывать гипертонию и язву желудка… Или чего там от нервов бывает?.. В общем так. Пулька, я тебе не могу просто запретить ездить сюда. Хотя очень хочется. Но не могу, потому что это домашний терроризм. От него дети становятся маньяками и убийцами. Оно мне надо? В общем, Пулька, у тебя есть свобода выбора: или прямо сейчас все быстренько собираются, выключают свет, перекрывают газ, закрывают дом и едут к нам жить в покое и безопасности хотя бы до суда над этим… в общем, пока все не устаканится, – либо я в расцвете лет умираю от бесконечных волнений за единственную сестру, которой на меня, оказывается, наплевать. Дикси.
– Чего это дикси? – восторженно завопила Полина. – Чуть что – сразу дикси! Как будто кто-нибудь спорит! Бэтээр, ты молодец! Любочка, у тебя будет своя комната! С телевизором! У меня игрушек – море! И даже больше! Вера-Надя, у вас тоже своя комната! И компьютер! Тетя Наташа, а вам я свою комнату отдам! Она лучше всех! И еще туда белый диван поставим! Да, Бэтээр? А я в теть Вариной буду, там тоже хорошо. Братик, я тебя люблю. Хочешь, я тебе кабачков нажарю? С луком и с перцем? И с морковкой? Хочешь? Меня тетя Наташа научила. Страшно вкусно.
Наталья растерялась. Видела она мастеров выворачивания и переиначивания, но тут было что-то совершенно невероятное. Полина счастлива… Просто до того счастлива, что никаких контраргументов наверняка не услышит. Вера-Надя посматривают на нее ожидающе, но совершенно очевидно, что ожидают они именно восторгов по поводу предстоящего переезда к Полине и ее брату. Любочка, безошибочный индикатор, повозилась у него на коленях, прижалась щекой к его груди и закрыла глаза. Уснула. На руках у мужика уснула. А он это тут же заметил, сделал Полине знак не шуметь и закрыл ладонью Любочкино лицо от солнца. Ну и как после этого излагать свои доводы? Между прочим, совершенно трезвые и логичные доводы, в отличие от некоторых. Нет, но как она могла так сильно ошибиться в оценке Полининого брата? Это потому, что он забавный. Всерьез не приняла. Ну, что ж теперь, будем работать над ошибками.
– Уважаемые судьи, может быть, кто-нибудь выслушает и другую сторону? – негромко сказала Наталья, глядя на большую мужскую руку, прикрывающую от солнца Любочкино лицо. – Я понимаю всеобщий восторг и ликование, и готова была бы присоединиться… Но ведь это наш дом. Как же это – бросить свой дом? Все бросить – и уехать! В гости куда-то! И хоть трава не расти! Да, и трава тоже… Ведь огород зарастет весь, потом не спасем ничего… Столько труда – псу под хвост? А главное – чего бежать-то? Если бы действительно опасность – тогда конечно… А то так, шуты гороховые. Любочка все время у Анастасии Сергеевны, ей вообще ничего не грозит. И нам ничего не грозит. За нами менты присматривают. Они кого попало сюда не пустят. Они и тех, кого я… э-э-э… подсолила, не пустили бы. Но мне очень хотелось душу отвести. Девочки, вы меня простите, я понимаю, этого делать не следовало… Но ведь вы не боитесь, правда? Вы же знаете, что этих подсоленных менты сразу повязали? Они сюда уже не сунутся. И Любочкин отец не сунется. Зачем ему дополнительная статья? А сунется – его менты перехватят. Правильно? Ну вот. И зачем тогда из дому бежать? Я понимаю, Бэтэ… дядя Тимур за Полину тревожится. Так у меня встречное предложение: до суда Полина не будет к нам приезжать, и Анну с Антониной предупредит, что не надо. Вот и все. И никто не будет волноваться. А потом заживем, как прежде. И даже лучше прежнего. А если хотите, я даже ружье в болоте утоплю. Я все сказала.
Вот как она все сказала – трезво и логично. А то что это за глупость – дом бросать!
Вера-Надя молчали, потому что понимали ее. Любочка молчала, потому что спала. Полина молчала, потому что напряженно что-то обдумывала. Наконец обдумала:
– Дом – это я понимаю, – очень серьезно заявила она. – Огород… наверное, тоже, но тут я не очень. А дом – это конечно. Я думаю, в доме надо близнецов оставить. А чего? Пусть постерегут. И в огороде чего надо сделают. Они ведь умеют, да? Тетя Наташа, вы ведь не против?
– Я против, – тихо, но очень решительно сказал Полинин брат. – Ехать надо всем. Как это близнецов оставлять? Как можно девочкам в доме одним оставаться?
– Близнецы – это мальчики, а не девочки. Есть тут такие по соседству, – заговорила было Наталья, но тут же поняла, что сделала ошибку, начав что-то объяснять. Вроде как уже сдает свои позиции. Спохватилась и принялась свои позиции укреплять: – Мальчиков в доме оставлять! Что они умеют, эти мальчики? Они тут нахозяйничают! Мальчики – на хозяйстве! Подумать страшно! Вернемся на остывшее пепелище… Мальчики! Лучше уж сразу Чингисхану сдаться.
Вера-Надя задумались с озабоченными лицами – они были с ней согласны. И Полина задумалась с озабоченным лицом – тоже, в принципе, была с ней согласна. Но Наталья видела, что Полина все-таки ищет аргументы в пользу брата. Вот вам и отсутствие личной заинтересованности. Тоже мне, председатель суда. Ярко выраженный коррумпированный элемент. Похоже, нашла аргумент, сейчас чего-нибудь скажет.
– Вообще-то близнецы еще ничего, – нерешительно сказала Полина, вопросительно таращась то на Веру-Надю, то на Наталью. – Конечно, мужики и мужики, что с них взять. Но хоть не дебилы, да? А потом – им просто надо сказать, чтоб руками ничего не трогали. И бабушка Настя ими поруководит. И в огороде покажет, что надо делать, и вообще… И Бэтээр сможет проверять… Ты ведь сможешь, Бэтээр? Он сможет!
Что он сможет? Мужик! Когда они чего могли?.. Но при девочке о брате такое говорить Наталья не могла, и только беспомощно и сердито пробормотала:
– Без хозяев дом приходит в упадок.
Брат Полины оглянулся на дом, который с этой стороны выглядел немножко хуже, чем с улицы, поднял брови, похлопал глазами, но все-таки свои впечатления не озвучил, надо отдать ему должное. Посмотрел на всех по очереди, даже под свою ладонь в лицо Любочки заглянул, и поторопил, как будто все давно решено:
– Собирайтесь, сударыни, время теряем… Только самое необходимое, личные вещи. Для жизни у нас все есть. Да, Пулька? Но вот эту вазу с цветами я бы на вашем месте с собой захватил… Такая красота. И самовар тоже. Самовар у нас есть, но электрический. А этот – совсем другое дело. На балконе можно ставить. И мне бы с близнецами познакомиться. Что за мальчики? Где они сейчас? Быстро найти можно?
– Они в дозоре, – в один голос сказали Вера-Надя и подхватились из-за стола. – Сейчас позовем!
Они брызнули в разные стороны с такой скоростью, что Наталья даже остановить их не успела. Опять растерялась. Да что ж это она сегодня все время теряется? Это потому, что он про вазу с цветами сказал. И про самовар. Заметил все-таки. Она не ожидала… Полина тоже подхватилась, принялась собирать посуду, выплескивая из чашек недопитый чай прямо в траву, подальше от стола, и все время что-то приговаривала, льстиво заглядывая то в лицо брата, то в лицо Натальи. Нет, но как же это получилось, а? Надо немедленно все это прекратить. Немедленно. И построже.
– Так, – строго сказала Наталья и постучала ложечкой о чашку, пока Полина не вырвала их у нее из рук. – Почему меня здесь никто не слушает?
На коленях у Полининого брата завозилась Любочка, сладко зевнула, потерлась стриженой головой о его грудь, высунула личико из-под его ладони и сонно спросила:
– Мы скоро поедем? Мы уже сейчас поедем? Тетя Наташа, можно, я розовую шляпу возьму?
Наталья растерянно молчала, и тогда Любочка запрокинула голову, поулыбалась Полининому брату и спросила у него:
– Бэтээр, розовую шляпу можно?
– Конечно, – с готовностью ответил он и опять чмокнул Любочку, теперь в нос. – Хоть розовую, хоть голубую, хоть серо-буро-малиновую… Любую бери, если хочешь. Хотя зачем тебе? У Пульки всяких шляп осталось с твоего возраста сто штук. Или тысяча. Она их даже не все успела надеть, хотя бы по разу – выросла. Тоже всякие шляпы очень любила. Так что носи – не хочу…
– Нет, мне сто штук не надо, мне розовую, из цветов, чтобы в клумбе прятаться, – объяснила Любочка.
Брат Полины непонимающе глядел на нее минуту, потом протянул руку и потрогал плотные розовые шапки соцветий, лежащие на краю стола. Цветы зашуршали.
– Это Анастасия Сергеевна Любочке сделала, – тихо сказала Наталья, внимательно глядя на него. – Еще есть как бы из лопухов, тоже из накрахмаленной ткани. И еще платьице есть, все из веточек… Как смородиновый куст, с двух шагов не отличишь. Любочка так может спрятаться – никто не найдет…
– Знаешь, что? – Полинин брат отдернул руку от мертвых цветов, потер пальцы и зачем-то понюхал их. – Любовь моя прекрасная, зачем тебе какие-то шляпы? Ты и так красивая, без всяких шляп. А прятаться тебе больше не нужно будет. Никогда. Это я тебе гарантирую.
– Правда, что ли? – удивленно спросила она, заглядывая ему в лицо, и вдруг засияла, засветилась вся совершенно детской улыбкой, – никакого понимания и снисходительности, одна только радость, чистая радость без всяких примесей.
Черт с ним, – решила Наталья. Все переврал, переиначил, вывернул наизнанку и направил против нее, но черт с ним. Ладно, эвакуируются они всем табором в его квартиру. Если по существу – то совершенно незачем. Но Любочке там спокойней будет, а это уже стоит того, чтобы родной дом на время бросить. Любочка и здесь в безопасности, но ведь она-то в это не верит, наверное, раз все время маскируется – то под куст, то под клумбу, то под лопухи… Наталья сначала думала, что Любочке нравится так играть. А этот Полинин брат, похоже, все сразу понял. Ох, как сильно она его недооценила-то!..
– Черт с вами, – буркнула она с досадой. – Переедем, что ж теперь поделаешь… Но все-таки признайтесь, что приемы вы используете нечестные.
Полина задушено пискнула, с грохотом поставила собранную посуду на стол и кинулась на Наталью, чуть не сбив ее вместе с табуреткой, восторженно и растроганно вереща:
– Тетя Наташа! Вы не пожалеете! Моя комната самая лучшая! И белый диван! А кухня – во!.. Как весь ваш дом! И парк рядом! И речка! Или в лес, если захотите! Нас Бэтээр отвезет! И две ванной! А лоджия десять метров! И еще балкон! Он готовить умеет, честное слово! И стирает сам! Вы не смотрите, что мужик, он совершенно нормальный! И не орет никогда, только на меня, а больше никогда! А в кухне кондиционер! Это я попросила, чтобы не жарко! Я его страшно люблю! И вы полюбите!
– Кондиционер полюблю? – удивилась Наталья, несколько оглушенная бурными проявлениями Полининого восторга.
– А? – Полина замолчала, выпустила ее из объятий и неуверенно сказала: – Ну да, и кондиционер тоже…
– Она хотела сказать, что вы меня полюбите, – невозмутимо уточнил Полинин брат и старательно облизал ложку.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5