- Трагедия? - поинтересовался Игорь, и опять в голосе его я ощутил странную недоброжелательность.
Поведал: редакция далеко, дом близко, но там филиал ада, и куда деться не представляю.
- Могу прихватить с собой, - предложил он. - В гости к приятелю моему. Художник, реставратор, йог, очень похож на тебя - то есть как устроен телевизор или машина - ни бе ни ме, каменный век, но знает, в чем смысл жизни и вообще то, до чего наука пока не добралась. Подруга моя туда подъедет, кстати, посидим...
Это был расчудесный вариант.
Поехали на его "Волге". Когда он успел отремонтировать ее - загадка. Мне бы жизни на такое не хватило. Все же как ни кичись духовностью и интеллектом, а специалист - это... Стоп. А есть ли во мне духовность, вот вопрос! И если независимый ответ на него отрицателен, тогда я вообще банкрот. Вводящий того же рукастого Игоря в заблуждение своим общественным статусом и стихотворными публикациями. Тогда я - ничтожество... Вот так.
Дверь нам долго не открывали. Наконец послышались шаги... всхлипы... и на пороге возник плачущий, с сумасшедшими глазами парень. Мелко икая, он вытирал скрюченной, как у прокаженного, кистью руки распухший нос. И било его всего, будто испуганную лошадь.
- Про-одал! - прогнусавил он с горькой торжественностью. - Себя!
Тут я заметил, что одет он в купальный халат, и только в купальный халат. Борода у него была неестественно клочковатая, словно вначале ее решительно начали стричь, а затем раздумали да так и оставили.
- Про-одал! - мотая головой, канючил парень, готовый брякнуться нам в ноги. - Все-о!
- Что продал-то? - равнодушно осведомился Игорь и представил мне человека: - Олег.
- Вот! - Тот протянул ему мятый паспорт. В паспорте стояла устрашающая печать: "Захоронению не подлежит". - Наглядным пособием для студентов, значит, пойдешь, - сказал Игорь, разоблачаясь. - Перед вами труп закоренелого, значит. Видны явные изменения печени... Ну а чего? Сам же говорил: тело кокон, оболочка, главное - дух... Дух-то не продан пока?
Олег, зажмурив глаза, треснул себя кулаком по лбу в отчаянии.
- Спокойно, старина, - сказал Игорь, обнимая его за плечи. - Тебе же не завтра концы отдавать? Выкупим кокон. Пойди умойся; борода... чего такое? Стриг?
- А выкупить? - оживился тот. - Можно разве?
- Устроим, - пообещал Игорек. - Все можно в нашем мире, где правят дензнаки. Как в другом, загробном, - это у тебя спрашивать надо, ты в курсе вроде, а тут, в предбаннике, придумаем.
- Уже два дня... ни-ни! Хотя бы каплю! - бормотал Олег, позволяя увести себя в ванную. - Ни грамма! И знаешь, авангард - не то, не мое. Я понял... Шум воды скрыл, что он понял.
Я взвесил обстановку. Вывел для себя уныло: остаюсь... Особенное желание продолжить знакомство с художником, правда, отсутствовало. Неудачник и деградант. Видели. И, увы, не раз.
После ванны тот вернулся в джинсах, свежей рубашке, без бороды, причесанный, помолодевший и явно успокоившийся от недавних переживаний. Игорь накрывал стол, доставая из сумки снедь.
- Прошу прощения... - сказал мне художник подавленно. - Срыв. Очевидно, я показался вам не в лучшем свете...
- О чем вы? - пришлось возразить мягко. - Я сразу догадался по вашему лицу, что вы эстет и у вас большое личное горе.
- Н-да... Здесь налицо все признаки культуры! - отреагировал на такой диалог Игорь.
Затем пришла подруга моего приятеля - Ира. Нежная, добрая, красивая девочка, все в меру - умница, но не заумная, скромная, но не ханжа, - в общем, таких мы ищем, но не находим. И если для него она просто подруга, то имею дело с человеком недалеким. Я бы женился на такой столь же поспешно, сколь солдат поднимается по команде "В ружье!".
Реставратор при появлении дамы преобразился: стал обходителен, слащав даже, ручку ей поцеловал, и по всему чувствовалось - стремился произвести наиблагоприятное впечатление. Собеседником он оказался неожиданно интересным и умным, я себя прямо-таки дикарем ощущал, слушая его суждения, где ничего не было вскользь, упрощенно и категорично. Искусство он понимал, опираясь на знания и уж после на самостоятельно выстраданное, в отличие от меня уяснившего десяток несложных категорий и уповавшего в оценке художественной истины на вкус слепых ощущений. И я, и Игорь были самоуверенными ... пустышками перед ним - беззащитным, спившимся, но куда более цельным и вообще мыслящим.
Разговор, впрочем, развивался по схеме банальной: от искусства к философии, от философии к мистике, от мистики к религиям и структурам, их воплощающим. Последняя тема почему-то пробудила красноречие у Игоря, до сей поры подававшего лишь реплики.
- Вот церковь. Любая там. Буддизм, христианство, - разглагольствовал он, отправляя в рот здоровенный кусок ветчины. - Ну для чего, в принципе? Первостепенная задача - удержать людей от низости и подлости, так? Проповеди, "не убий" всякие... Но как учреждение она отталкивает! Это же разное... Учреждение - значит, начальство, "шестерки"-карьеристы, а вера - души человеческие. И как подумаешь, что этот благочестивый поп - жулик, так сразу и... отпадает все.
- Ты не прав, - возразил Олег. - Священник - всего лишь проводник... И с него свой спрос у бога. Ряса - еще не пропуск в рай. А церковь - магнит. Консолидирующий нормальное общество. И раскол в ней приводит к сектам - тем же организациям, между прочим, только куда как неприглядно-агрессивным, требовательным и принуждающим. Когда Темпучин завоевал Бухару и въехал на коне в мечеть, то, как гласит легенда, заявил, что богу можно, дескать, молиться везде и необязательно для этого строить храмы... Но уж вряд ли это чудовище исходило из того, что бог - в каждом из человеков, хотя это так...
- А мы то и дело уходим в метель и снег на поиски бога, который в нас, ляпнул я неизвестно каким образом пришедшую на ум идею с поэтическим запевом в оформлении, заметив про себя: надо бы запомнить, может, и пригодится когда... Хотя, кажется, вторично...
На меня странно покосились, и возникла пауза.
- Он поэт, - объяснил Игорь, что в переводе как бы означало: "У него, мол, бывает..."
- Олег, - сказала Ирина, чувствуя тупиковую ветвь беседы, - вы бы показали свои картины...
- Да у меня всего одна, - отмахнулся он дурашливо, - остальные - так... Школа. Поиск. - И, притушив свет, принялся зажигать свечи.
- Ну хотя бы одну, - поддержал я. Олег на время исчез. Вернулся, волоча по полу треножник мольберта. Сказал, усмешечкой маскируя волнение:
- Полотно, предупреждаю, не из запасников Эрмитажа... - И повернул холст к трепетному свету оранжевых маковок огня.
Сырая древесина стены деревенского дома, как бы косо навалившаяся на край выкошенного луга, на тягостно-пасмурный горизонт летнего ненастного дня, и - глубь ржавой дождевой бочки, в чьей воде светился брошенный туда, рассыпанный букет из васильков и ромашек.
Открылось словно таинственное окно в иное время, иной мир.
- Ну! - одобрительно подытожил Игорь. - Это - понимаю! Натюрморт! А то окурок затоптанный нарисовал в масштабе один к пятидесяти... Символ, говорит! Умник!
Меня передернуло. Но Олег был наивно-доброжелателен.
- Да, от авангардизма я отказался, - начал он, - но в силу узкого понимания мною сути его... Я пошел вне направления, интуитивно...
- Ал! - перебил Игорь, поднимаясь. - Пора закругляться. Ишь, - пихнул Олега в бок, - разобрало: нашел свободные уши!
Меня снова передернуло. И от сытого его тона, и от пошлой самоуверенности моего сотоварища, которая, кстати, была и во мне, только я постоянно старался уйти от нее, быть тоньше, добрее, а он... Хамло, чего там...
Отвезли домой Ирину и покатили в гараж.
- Слушай, - не вытерпел я, - ты с ним... нехорошо, с Олегом. Тон... Не надо так, старый. Тем паче в теории все должно быть наоборот.
- Ка-ак? - не понял он. - Чего? - спросил с презрением. Я предпочел отмолчаться, дабы не обострять... Он остановил "Волгу" напротив ворот гаража, посмотрел на меня в упор, сощурив глаза. Взгляд врага.
- Знаешь, - сказал, - и ничего ты парень, но скользкий. Перед собой во всяком случае, так понимаю. И жалеть кого-то хочешь, а сам - не, не жалеешь, и честным казаться, но тоже не выходит... А в жизни везет тебе просто: все задарма в руки плывет, потому колеблешься маятником - ни то ни се... Помрешь и в рай не возьмут, и в ад не потащат, в чистилище разве провиснешь...
- Колеблюсь? - переспросил я. Затем, припомнив, сказал: - Я - личность Сомневающаяся. - Задетый, потерянный от его отповеди, но с улыбочкой насильственной, правда.
- Да все мы сомневающиеся, - усмехнулся он, разом сникнув. - Извини. За резкость. Нашло что-то.
- А до Олега нам все же далече, - продолжил я, заглаживая конфликт. - И мне, и тебе, и... в равной степени.
- Тоже, между прочим... - Игорь запирал замки гаража, с подозрением глядя в беззвездную темень неба. - Типаж! Без почвы, и не опора он, нет...
- Ну опираться - это на самого себя надо, - рассудил я. - Или на бога.
- На себя не обопрешься, поскольку сомневающиеся, - ответил он, отирая руки снегом, - а насчет высших сил тоже существуют сомнения...
- Зря богохульствуешь, как бы не вышло чего...
- А он меня простит, он знает: я хороший парень. Ну, - обернулся, - чего делать будем? И вообще - какого такого живем? Не знаешь? Сомнения чтобы изживать! Ради того и существуем. Во, гляди-ка... смысл жизни нашли... философы гаражные!
- Да, кстати, Игорек... Завтра с бензопроводом поможешь?
МАРИНА ОСИПОВА
Вечером - звонок. Торопливые слова моего первого супруга:
"Важный вопрос, срочно поговорить, я возле твоего дома..." Не отказываю, и через несколько минут он сидит напротив меня в кресле. Постаревший, посеревший лицом от забот, но ухоженный: костюм сидит как на манекене, все из-под щетки и утюга, парижские одеколонные запахи.
- Видишь ли, - начинает он, расстегивая пиджак и красиво закуривая. Идет время... И подводит оно нас к тому рубежу, когда многое необходимо оценить вновь.
Мне почему-то приходит на ум комиссионный магазин. Заковыристая преамбула. Что за ее заслоном?
- Скажу прямо, - чеканит он. - Раньше я заблуждался в тебе. Не верил. Думал, ты на ложном пути. Был эгоистом. Слушал... глас родительской мудрости.
Мне все становится до скуки ясно.
- У тебя испортились отношения с женой?
Уколотый иронией, он подбирается:
- Как раз нет. Просто... я понял: она - чужой человек.
- Значит, - комментирую, - она не в курсе того, что сидишь ты сейчас с первой женой, намереваясь предложить ей третий брак?
Молчит.
- Описываю, что произойдет часом-двумя позднее, - продолжаю устало. Получив здесь категорическое "нет", ты направишься к своему чужому человеку, думая обо мне что-нибудь вроде "Да задавись!" - и будешь с этим чужим человеком ласков, мил, будешь убеждать себя в том, будто она - самая родная и прекрасная, а сегодняшнее свидание со мной - сумасбродство и миллион унижений.
Я нравлюсь себе. И откуда столько логики, холода, воли? Вот каковой быть надлежит, вот мой стиль и характер, а может... еще и основа будущих моих героинь? По-моему, перспективно... Следует поразмыслить. Неужели глупый случай подтолкнул к открытию?
Человек напротив подавлен. Ему хочется уйти. Но просто встать и уйти мешает уязвленное самолюбие, необходимо найти какие-то слова, и он ищет их.
- Звонят... там, - хмуро указывает мне на дверь. Открываю. Володя. Вмиг теряюсь. Голова пуста, лицо - будто пламя лизнуло, а с языка невольно слетает:
- Входи. Знакомлю мужчин. Все мы в неловкости величайшей., но расхлебывать ее предстоит мне одной. Так. Пытаюсь изобразить беспечность мотылька.
- Посидите, - говорю, - а я - чай...
Заливаю чайник до упора, ставлю на плиту. Ох как все надоело, как опротивело, за что же такое, а?!
На кухню является Владимир. Прикрывает дверь. Лицо решительное, как у провинциального актера в роли Отелло.
- Марина, - начинает он с шепчущим придыханием, - прости за вторжение, но я не мог... Хочу сказать... Нам надо быть вместе. Всегда.
- Замуж зовешь? - лукаво вскидываю я глаза, и вдруг так весело становится, что и жутковато от этакой своей внезапной смешливости.
А Вова в растерянности... И отчего-то жалок он... Кончились его чары, и соскочили путы. Дутые чары, ветхие путы.
- Пошли! - хватаю его за безвольную руку и тащу в комнату, где тоскует мой первый супруг - чужой человек. Усаживаю их рядышком. - Ну-с, - лучусь доброжелательностью, - аудитория страждущих не полна, многих, полагаю, не хватает, однако начнем. Монолог. Итак, прибыли вы сюда, господа, с намерениями одинаково серьезными.
Они коротко переглядываются, тут же опуская безразлично глаза долу.
- Вопрос: почему именно сюда? Ответ: симпатичная баба - раз. Известная актриса, что престижно для вас, обывателей, - два. Третье и главное: а вдруг она - буксир? Вдруг вытянет из ничтожества вашего бытия? Однако не учтено: буксир будет тянуть балласт. Теперь. Вывод из разъясненного. Просьба. Более не докучать, не ставить себя в нелепое положение и искать встреч со мной посредством билетов в пункты культурного времяпрепровождения. Возможно, сейчас я говорю более чем резко, но что поделаешь - подобных вам много, и тут работает лишь доктрина, исключающая сантименты. Наконец, если вы не против, то из вежливости, на прощание, могу попотчевать вас чаем. С пряниками. Очень свежие, рекомендую.
- Самомнение - страшная сила! - говорит Вова, поднимаясь со стула.
Поднимается и мой бывший муж, равнодушно глядя сквозь меня.
Хлопнула дверь. Засвистел на плите чайник.
Ну вот... все. Нехорошо... я. Брось, Мариночка! Честно, справедливо и единственно верно. И пусть это будет привычной позицией. А сегодня... состоялась как бы генеральная репетиция. Успешно прошедшая. На бис. И новая эта роль немало меня обогатила. На всю жизнь обогатила, полагаю... Те, что сейчас ушли, были прохожими в моей судьбе. Партнерами, которых я переиграла. Они навсегда остались на своих вторых ролях, а мне надо идти дальше. Прощайте. Когда-то вы были весьма милы. И необходимы, наверное.
Не дай мне бог возвратиться к вам!
ИГОРЬ ЕГОРОВ
Приглашен был в ресторан, на празднование юбилея директора нашего районного универсама, с кем подружился около месяца назад. Думал, иду в чужую компанию, но оказалось - половина собравшихся давно и сердечно со мною знакома. Вначале удивился, потом, уяснив закономерность явления, разочаровался. Так, в разочаровании, и пировал в своем сплоченном кругу, где каждый друг другу брат, товарищ, каждый друг другом вычислен и на определенную полочку положен, подобно инструменту.
Тоска. Не доел, не допил, сослался на головную боль и пошел восвояси. А болела душа. Определить свое состояние я, впрочем, не пытался, да и невозможно было его определить, потому как ныне я запутался в себе настолько, что хоть помирай или вставляй новые мозги, где только осознание своего эго и правила приличий. Но если в общем и поверхностно, то в данный момент мною владело достаточно банальное, слепое презрение к роду человеческому, и вообще я был в непримиримом конфликте с обществом, чью не лучшую частицу представлял сам.
Я шел по пустой, ночной набережной Москвы-реки, вода ее была антрацитово-черна, зловеща, и в холоде этой масленой, влажной темноты, зажатой бетонными берегами, виделось нечто грозно сопричастное к смерти, самоубийству, могиле... Я перебирал в памяти всех, всех, всех...
Отец, мать? Добрые, жалкие обыватели, живущие по канонам, не ими выдуманным, чуточку сомневающиеся - но чуточку! - милое племя безропотной полуинтеллигенции. Деньги? Их они любили, да. Не чрезмерно, но...
Олег? Трепло и слабак. Дензнаки? Перед ними он не благоговел, однако на пропой и свободное философствование они ему были нужны до зарезу. Отсюда - все последствия.
Мишка, Эдик? Здесь просто. Жулье, ворье, лихой, злобный народец, и бабки для них - высший смысл бытия. Мишка, кстати, перепуганный инсинуациями органов, покочевряжился, поиграл в идейность, а как суета вокруг его персоны приутихла, снова взялся за фарцовку. Как говорится, сколько человека ни воспитывай, а ему все равно хочется жить хорошо.
Володька Крохин? А что он? Ловкий язык, душеспасительные речи, рассуждения в глобале, за душой - пятьдесят копеек, да и те медной россыпью, однако строптив и обидчив. Натура же рабская: предложи ему конкретную сумму, и плюнет Вова и на глобал, и на душеспасение, и на себя самого.
Моя безответная любовь Марина? Тут дело сложнее, но есть деталь: когда она из "Кадиллака" возле театра выходила, то аж все перья распустила, на публику работая: мол, вот мы какие небожители... К внешнему ее здорово тянет, это я нутром ощутил. И в первую очередь нужна ей карьера в искусстве, а само искусство - оно как бы приложение к прочему. А муженек ее вообще насквозь фальшивый. Ничего нет, одна пустота, а делает вид, будто у него всего полно. И не один он такой - стремящийся выглядеть как лорд и думать как меняла...
Вот тебе и люди искусства. А вчера в журнальчике я портрет Стрепетовой увидел. Ну и понял... всю разницу. И не только в женских образах. Эх, Олег Сергеевич, друг дорогой, подумалось, сподобиться бы тебе нарисовать такое лицо, такие глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16