Факт, что гид показывал мне статую роденовского творения. Факт, что он считал выставленную на площади скульптуру подлинником. Вероятно, можно считать фактом, что все это происходило на площади перед зданием парламента.
Последние два «факта» могут оказаться недостоверными из-за «сюрпризов», преподносимых нам нашей памятью. Даже если мои воспоминания верны, ошибку мог допустить сопровождавший меня человек. Вот почему я начал изложение о своих впечатлениях с заявления «я убежден»: мне хотелось выказать доверие к своей собственной памяти и к памяти моего экскурсовода.
Многое из того, что мы называем «фактом», на самом деле служит простым проявлением нашей убежденности, сложившейся у нас в сознании на данный момент времени. Жизни свойственно пребывать в постоянном развитии. Все факты – рождающиеся и претерпевающие свое изменение с течением окружающей жизни – невозможно подвергнуть экспериментальной проверке. На практике мы чаще всего используем двухуровневую систему: факты, в которых мы убеждены, и проверенные факты.
Нет сомнений, что к фактам, в которых мы убеждены, необходимо подходить со строгой проверкой, призывая на помощь белую шляпу мышления; но подобным же образом нужно воспринимать и факты, отнесенные нами ко второй категории.
• Мне кажется, я совершенно прав, считая, что
российский торговый флот занимает одно из ведущих мест в практике мировой торговли.
• Я как-то прочел, что у японских предпринимателей уходит так много денег на оплату расходных счетов потому, что они отдают женам практически всю свою заработную плату.
• Вы можете возражать мне сколько угодно, но я с полной уверенностью утверждаю, что новый «Боинг-757» производит гораздо меньше шума, чем все эти самолеты предыдущего поколения.
Возмущенный читатель, безусловно, имеет все основания указать мне на то, что эти «ни к чему не обязывающие» фразы позволяют их авторам делать заявления о чем угодно и затем с той же легкостью менять свою точку зрения на прямо противоположную. И в этом я с ним совершенно согласен.
• Кто-то однажды мне говорил, будто ему доводилось слышать от «знающего человека», что Черчилль втайне выказывал свое восхищение Гитлером. Вы представляете?!
Подобные заявления – рассадник досужих вымыслов, сплетен и слухов. Это совершенно понятно. Тем не менее у нас должна быть возможность опираться на факты, в которых мы убеждены.
Здесь важно отдавать себе отчет в том, будем ли мы закладывать рассмотренный факт в фундамент наших дальнейших рассуждений. Нам нет необходимости подвергать каждое утверждение всесторонней проверке до тех пор, пока не потребуется гарантия его надежности. Вначале следует оценить, какие замечания могут представлять для нас безусловный интерес, и уже после этого обращаться к их строгой проверке. К примеру, если сведения о шуме, возникающем при работе двигателя самолета «Боинг-757», представляют для собеседников достаточно большое значение, тогда им, безусловно, надлежит перевести свои знания в этой области из категории «уверенность» в категорию «проверенный факт».
Основное правило образа мыслей в белой шляпе – не аргументировать без необходимости. Если утверждение выстроено на основе убеждения, его следует подкреплять цифрами и фактами. Помните о существовании двухуровневой системы подхода к тому, что составляет копилку наших знаний – факты, в которых мы убеждены, и проверенные факты.
Здесь мне хотелось бы еще раз повторить, что нашему мышлению в полной мере присуще обращение к вере, гипотезам и сомнениям. Без этого многие ныне проверенные факты до сих пор были бы скрыты от нас пеленой домыслов и догадок. Убеждение – вера в существование чего-либо; мнение – суждение, выстроенное на проверенных фактах.
А теперь мы подходим к рассмотрению очень сложной проблемы. Как определить, когда наши предположения становятся убеждениями? Я могу позволить себе предположить, что уровень шума работы двигателей «Боинга-757» значительно ниже, чем турбин самолетов прежнего поколения. И я убежден, что женщины курят сейчас больше именно потому, что у них появилось больше поводов для беспокойства.
Формы выражения наших умозаключений, как мы видим, отличаются одна от другой, но их соотнесенность с фактом остается прежней – весьма условной, оставляющей простор нашему воображению.
В связи с этим позвольте мне сразу сказать, что ваше «собственное мнение» для образа мыслей в белой шляпе ни в коем случае недопустимо; оно может разрушить целостность этого типа мышления. Вне зависимости от степени вашей уверенности ваше суждение остается только вашим «собственным мнением» – безусловно, имеющим право на существование, но только в качестве самого факта высказывания.
• По мнению профессора Шмидта, создание летательного аппарата, приводимого в действие мускульной силой человека, остается невозможным.
В заключение хочу остановиться на правилах поведения, связанных с облачением в белую шляпу мышления. «Ношение» белого мыслеварительного головного убора налагает на человека определенные обязательства – обращаться в преподнесении своих суждений только к нейтральным формам их выражения. Такая форма выражения мыслей не предполагает их строгого соответствия фактам, но, безусловно, вполне позволяет использовать их в качестве отражения вашего личного мнения. Если же подобное утверждение претендует на статус проверенного факта, это может означать только одно: роль «носителя» белой шляпы исполняется человеком неверно.
Со временем разыгрываемая человеком роль «носителя белой шляпы мышления» становится его второй натурой. Научившись управлять течением своих мыслей, человек уже не станет предпринимать бессмысленных попыток изложить свою точку зрения исключительно с целью добиться «победы» в обмене мнениями с собеседником. Именно так формируется бесстрастная объективность ученого-исследователя, который занимается своими разработками без «задней мысли» использовать полученные сведения в собственных интересах. Задача составителя карты нашего отношения к ситуации заключается в том, чтобы этот документ получился достаточно точным и объективным.
Вот и носитель белой мыслеварительной шляпы представляет на всеобщее обозрение образцы своих умозаключений, как школьник, демонстрирующий приятелям коллекцию находок, собранную им по дороге в школу: разноцветные камешки, два голубиных пера и… лягушку.
Решим вопрос в «японском стиле»
Жаркие дебаты или полное единодушие.
Если никто не выдвигает идеи – откуда они берутся?
Главное в любом деле – составить подробную карту – план своих действий.
В отличие от жителей Америки и Европы, японцы по своей природе никогда не были спорщиками. Наверное, потому, что в традиционном укладе их жизни выражение несогласия воспринималось как проявление неучтивости, что несло с собой большую опасность для здоровья и дальнейшего благополучия. А может быть, присущее самой их натуре взаимное уважение не допускало возможности словесных нападок. Или культура Японии в своей основе не столь эгоцентрична, как западная: ведь спор чаще всего является только отражением противоречий, заложенных в нас самих.
Но наиболее убедительное, на мой взгляд, объяснение заключается в том, что культура Японии не подверглась влиянию тех греческих аналогов логических схем, которые были восприняты и развиты средневековыми монахами как средство доказательства неправоты еретиков.
Нам кажется странным, что японцы совсем не спорят; для них же представляется удивительным, что мы выказываем себя стойкими приверженцами жарких дискуссий.
Если обсуждение вопроса проводится по «западному образцу», то участники дискуссии садятся за стол переговоров с уже сложившейся точкой зрения и в большинстве случаев ясно себе представляя окончательное решение, которое они хотят положить в основу дальнейших действий. Дальнейшее обсуждение вопроса сводится к противостоянию различных точек зрения, и та точка зрения, которая «сумеет выдержать» все нападки критики, привлечет к себе наибольшее число сторонников.
В ходе такой дискуссии первоначальные идеи видоизменяются, совершенствуются, иногда принципиально меняя свои прежние очертания. Это похоже на процесс производства на свет мраморной статуи, зарождающейся в потаенных глубинах бесформенной глыбы, от которой постепенно отсекается все лишнее, пока плод совместных усилий не воссияет в своей окончательной красоте.
Когда наша цель – достижение согласия, приводимые противными сторонами аргументы не несут в себе догматичной «непоколебимости» решений. В творческом поиске нет победителей и нет побежденных. Результат должен в той или иной степени удовлетворять всех. В своем идеальном варианте процесс достижения всеобщего согласия за столом переговоров представляется мне сродни творению не мраморной, но глиняной скульптуры, в процессе рождения которой создается вначале проволочный каркас, постепенно обрастающий глиной.
Рассмотрение же вопроса в «японском стиле» изначально не представляет собой обсуждение каких бы то ни было альтернатив.
Представителям западного мира трудно понять, как это японские участники «намечающихся жарких дискуссий» усаживаются за стол переговоров, не имея в голове заранее готового ответа на рассматриваемый вопрос. Что они собираются обсуждать?!
А все достаточно просто: смысл творческого поиска японцев заключается в том, чтобы слушать друг друга.
Почему же в ходе подобных «прений» за столом переговоров не царит гробовое, «тягостно-зевотное» молчание, не несущее никакой перспективы для рождения новых идей?
Потому что каждый участник, когда наступает его очередь, надевает белую мыслеварительную шляпу и начинает излагать свое мнение, доводя до внимания слушающих свою часть подготовленной к рассмотрению информации. Совместными усилиями они составляют карту своего отношения к данному вопросу и намечают будущий «маршрут» своих действий. Когда карта составлена, каждому участнику переговоров ясен путь, по которому ему следует идти.
Я не говорю о том, что процесс поиска конструктивного решения должен быть завершен к концу встречи участников переговоров; он может растянуться на недели и месяцы. Но смысл совместного творческого поиска заключается в том, что никто не предлагает готового решения. При облачении собеседников в белые шляпы логического мышления накапливается нужная информация. В ходе дальнейших размышлений она постепенно перерождается в идею. Участники переговоров своим поведением всячески способствуют этому процессу.
На Западе принято считать, что идеи рождаются в процессе спора.
В Японии полагают, что идеи появляются на свет подобно росткам, пробивающим твердь неведения и обретающим конкретную форму благодаря совместным усилиям ухаживающих за ними людей.
В подходе к поискам ответа на вопрос и состоит основное различие между «западным» и «японским» способами получения информации. Рассматривая их нюансы, я стремился только обрисовать это различие, а не вторить тем, кто считает, будто все японское представляет собой верх совершенства и достойно всяческого подражания.
Мы не в состоянии изменить свою культуру. Значит, бессмысленно и пытаться в корне ее изменить. Но мы можем отыскать механизм, способный помочь нам взять верх над укоренившейся в нас привычкой подходить к рассмотрению вопроса именно так, а не иначе. Эту роль и призвана выполнять белая шляпа мышления. Нам стоит только сказать себе и своим партнерам в ходе обсуждения проблемы: «Давайте представим, что мы – японцы, и обсудим наши вопросы в японском стиле».
Я не хочу заниматься сейчас выяснением причин, почему японцы не проявляют большую изобретательность. Вполне возможно, изобретение чего-то нового нуждается в эгоцентричной направленности культуры, рождающей людей безжалостных и напористых, способных настойчиво претворять свою идею, почитаемую всеми окружающими полным безумием.
Люди западного склада ума оказались более подготовленными к ответу на это требование. Мы можем проявить больший практицизм, сознательно обращаясь к присущему нам латеральному типу мышления, о котором я уже говорил в других своих книгах и на рассмотрении особенностей которого я остановлюсь подробнее в главе о мышлении в зеленой шляпе.
В мире фактов, истин и «философических» воззрений
Насколько факт соответствует истине?
Велика ли ценность словесной эквилибристики в философии?
Абсолютные истины и «в общем и целом».
Истина и факт связаны между собой отнюдь не так тесно, как большинство из нас склонны это себе представлять. Истина связана с игрой в слова, известной как философия. Факты связаны с опытом, который можно проверить. Давайте окинем взглядом и то и другое. Люди практического склада ума, не любители «потешить себя» рассмотрением подобных вопросов, могут сразу перейти к следующей главе.
А мы подумаем вот над чем: если каждый лебедь, которого мы видим, белый, можем ли мы смело утверждать, что «все лебеди – белые»?
Можем и, действительно, именно так мы и поступаем. Для достигнутого уровня знаний подобное утверждение является истинным и отражает всю сумму накопленного нами опыта. В таком понимании это – факт.
Но первый же встреченный нами черный лебедь опровергает наше умозаключение. И наше утверждение незамедлительно переместится из категории «истинных» в категорию «ложных». Кроме того, если мы будем опираться только на факты, то даже сто встреч с белыми лебедями не смогут опровергнуть одной нашей встречи с лебедем черным. В таком случае относительно данного факта мы имеем право сказать: «Большинство встречающихся в природе лебедей – белые»; «в общей массе своей лебеди – белые»; «порядка девяносто девяти процентов лебедей – белые».
Уточнения типа «в общей массе», «в общем и целом», «в большинстве своем» или «в подавляющем большинстве» – являются чрезвычайно обоснованными с практической точки зрения, но совсем не используются логиками. Здесь имеет значение только понятие все или всё, поскольку логическая мысль должна перемещаться от одной абсолютной истины к другой: «Если верно, что…, то из этого следует…».
Когда мы сталкиваемся с первым черным лебедем, утверждение «все лебеди белые» становится ложным, если мы не назовем черного лебедя не лебедем, а как-то иначе. Теперь это уже вопрос слов и определений. Если в качестве определяющей, характерной черты для понятия «лебедь» мы рассматриваем белый цвет его оперения, тогда «черный лебедь» становится в нашем понимании уже не «лебедем», а чем-то совсем другим. Если мы отказываемся рассматривать «белый цвет оперения» в качестве определяющего показателя, а за основу определения понятия «лебедь» принимаем какие-либо иные особенности этой птицы, тогда мы имеем право включить в категорию «лебеди» и черного лебедя.
Оформление таких вот «ярлыков-определителей» и манипулирование ими и составляют сущность философии.
Мышление в белой шляпе направлено прежде всего на сбор сведений, не претендующих на роль факта и «годных к употреблению». Поэтому такие выражения, как «в целом», «в общем и целом», «в большинстве своем» и «в общей массе» – приемлемы полностью. Точность – задача статистики. В повседневных же условиях жизни накопить и представить точные статистические данные для каждого из нас оказывается не всегда возможным. И потому нам чаще всего приходится применять уже упомянутую двухуровневую систему, состоящую из противопоставлений – «убеждение» и «проверенный факт».
• В большинстве своем предприятия, рассчитывающие на достижение высоких прибылей с первых же дней своей работы, изначально обречены на короткий срок существования.
(Тем не менее можно привести примеры нескольких крупных компаний, руководство которых при проведении той же политики сумело добиться значительных успехов.)
• Если стоимость содержания квартиры не будет расти, тенденция к увеличению объема продажи жилой площади останется прежней.
(Когда цены на жилье растут, то объем продажи квартир может возрастать и в целях спекуляции, из-за страха денежной инфляции и вполне обоснованных опасений остаться в проигрыше.)
• Если вы много работаете, то непременно добьетесь успеха в жизни.
(Большая часть много работающих людей потому и работает так много, что им не удалось в жизни чрезмерно преуспеть.)
Существует целый спектр степеней вероятности, который находит свое отражение с помощью следующих языковых формулировок:
• именно так все и обстоит (все обстоит именно так, а не иначе)
• обычно все так и происходит
• чаще всего так и происходит (чаще всего так и бывает)
• в общем все так и обстоит
• скорее да, чем нет;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Последние два «факта» могут оказаться недостоверными из-за «сюрпризов», преподносимых нам нашей памятью. Даже если мои воспоминания верны, ошибку мог допустить сопровождавший меня человек. Вот почему я начал изложение о своих впечатлениях с заявления «я убежден»: мне хотелось выказать доверие к своей собственной памяти и к памяти моего экскурсовода.
Многое из того, что мы называем «фактом», на самом деле служит простым проявлением нашей убежденности, сложившейся у нас в сознании на данный момент времени. Жизни свойственно пребывать в постоянном развитии. Все факты – рождающиеся и претерпевающие свое изменение с течением окружающей жизни – невозможно подвергнуть экспериментальной проверке. На практике мы чаще всего используем двухуровневую систему: факты, в которых мы убеждены, и проверенные факты.
Нет сомнений, что к фактам, в которых мы убеждены, необходимо подходить со строгой проверкой, призывая на помощь белую шляпу мышления; но подобным же образом нужно воспринимать и факты, отнесенные нами ко второй категории.
• Мне кажется, я совершенно прав, считая, что
российский торговый флот занимает одно из ведущих мест в практике мировой торговли.
• Я как-то прочел, что у японских предпринимателей уходит так много денег на оплату расходных счетов потому, что они отдают женам практически всю свою заработную плату.
• Вы можете возражать мне сколько угодно, но я с полной уверенностью утверждаю, что новый «Боинг-757» производит гораздо меньше шума, чем все эти самолеты предыдущего поколения.
Возмущенный читатель, безусловно, имеет все основания указать мне на то, что эти «ни к чему не обязывающие» фразы позволяют их авторам делать заявления о чем угодно и затем с той же легкостью менять свою точку зрения на прямо противоположную. И в этом я с ним совершенно согласен.
• Кто-то однажды мне говорил, будто ему доводилось слышать от «знающего человека», что Черчилль втайне выказывал свое восхищение Гитлером. Вы представляете?!
Подобные заявления – рассадник досужих вымыслов, сплетен и слухов. Это совершенно понятно. Тем не менее у нас должна быть возможность опираться на факты, в которых мы убеждены.
Здесь важно отдавать себе отчет в том, будем ли мы закладывать рассмотренный факт в фундамент наших дальнейших рассуждений. Нам нет необходимости подвергать каждое утверждение всесторонней проверке до тех пор, пока не потребуется гарантия его надежности. Вначале следует оценить, какие замечания могут представлять для нас безусловный интерес, и уже после этого обращаться к их строгой проверке. К примеру, если сведения о шуме, возникающем при работе двигателя самолета «Боинг-757», представляют для собеседников достаточно большое значение, тогда им, безусловно, надлежит перевести свои знания в этой области из категории «уверенность» в категорию «проверенный факт».
Основное правило образа мыслей в белой шляпе – не аргументировать без необходимости. Если утверждение выстроено на основе убеждения, его следует подкреплять цифрами и фактами. Помните о существовании двухуровневой системы подхода к тому, что составляет копилку наших знаний – факты, в которых мы убеждены, и проверенные факты.
Здесь мне хотелось бы еще раз повторить, что нашему мышлению в полной мере присуще обращение к вере, гипотезам и сомнениям. Без этого многие ныне проверенные факты до сих пор были бы скрыты от нас пеленой домыслов и догадок. Убеждение – вера в существование чего-либо; мнение – суждение, выстроенное на проверенных фактах.
А теперь мы подходим к рассмотрению очень сложной проблемы. Как определить, когда наши предположения становятся убеждениями? Я могу позволить себе предположить, что уровень шума работы двигателей «Боинга-757» значительно ниже, чем турбин самолетов прежнего поколения. И я убежден, что женщины курят сейчас больше именно потому, что у них появилось больше поводов для беспокойства.
Формы выражения наших умозаключений, как мы видим, отличаются одна от другой, но их соотнесенность с фактом остается прежней – весьма условной, оставляющей простор нашему воображению.
В связи с этим позвольте мне сразу сказать, что ваше «собственное мнение» для образа мыслей в белой шляпе ни в коем случае недопустимо; оно может разрушить целостность этого типа мышления. Вне зависимости от степени вашей уверенности ваше суждение остается только вашим «собственным мнением» – безусловно, имеющим право на существование, но только в качестве самого факта высказывания.
• По мнению профессора Шмидта, создание летательного аппарата, приводимого в действие мускульной силой человека, остается невозможным.
В заключение хочу остановиться на правилах поведения, связанных с облачением в белую шляпу мышления. «Ношение» белого мыслеварительного головного убора налагает на человека определенные обязательства – обращаться в преподнесении своих суждений только к нейтральным формам их выражения. Такая форма выражения мыслей не предполагает их строгого соответствия фактам, но, безусловно, вполне позволяет использовать их в качестве отражения вашего личного мнения. Если же подобное утверждение претендует на статус проверенного факта, это может означать только одно: роль «носителя» белой шляпы исполняется человеком неверно.
Со временем разыгрываемая человеком роль «носителя белой шляпы мышления» становится его второй натурой. Научившись управлять течением своих мыслей, человек уже не станет предпринимать бессмысленных попыток изложить свою точку зрения исключительно с целью добиться «победы» в обмене мнениями с собеседником. Именно так формируется бесстрастная объективность ученого-исследователя, который занимается своими разработками без «задней мысли» использовать полученные сведения в собственных интересах. Задача составителя карты нашего отношения к ситуации заключается в том, чтобы этот документ получился достаточно точным и объективным.
Вот и носитель белой мыслеварительной шляпы представляет на всеобщее обозрение образцы своих умозаключений, как школьник, демонстрирующий приятелям коллекцию находок, собранную им по дороге в школу: разноцветные камешки, два голубиных пера и… лягушку.
Решим вопрос в «японском стиле»
Жаркие дебаты или полное единодушие.
Если никто не выдвигает идеи – откуда они берутся?
Главное в любом деле – составить подробную карту – план своих действий.
В отличие от жителей Америки и Европы, японцы по своей природе никогда не были спорщиками. Наверное, потому, что в традиционном укладе их жизни выражение несогласия воспринималось как проявление неучтивости, что несло с собой большую опасность для здоровья и дальнейшего благополучия. А может быть, присущее самой их натуре взаимное уважение не допускало возможности словесных нападок. Или культура Японии в своей основе не столь эгоцентрична, как западная: ведь спор чаще всего является только отражением противоречий, заложенных в нас самих.
Но наиболее убедительное, на мой взгляд, объяснение заключается в том, что культура Японии не подверглась влиянию тех греческих аналогов логических схем, которые были восприняты и развиты средневековыми монахами как средство доказательства неправоты еретиков.
Нам кажется странным, что японцы совсем не спорят; для них же представляется удивительным, что мы выказываем себя стойкими приверженцами жарких дискуссий.
Если обсуждение вопроса проводится по «западному образцу», то участники дискуссии садятся за стол переговоров с уже сложившейся точкой зрения и в большинстве случаев ясно себе представляя окончательное решение, которое они хотят положить в основу дальнейших действий. Дальнейшее обсуждение вопроса сводится к противостоянию различных точек зрения, и та точка зрения, которая «сумеет выдержать» все нападки критики, привлечет к себе наибольшее число сторонников.
В ходе такой дискуссии первоначальные идеи видоизменяются, совершенствуются, иногда принципиально меняя свои прежние очертания. Это похоже на процесс производства на свет мраморной статуи, зарождающейся в потаенных глубинах бесформенной глыбы, от которой постепенно отсекается все лишнее, пока плод совместных усилий не воссияет в своей окончательной красоте.
Когда наша цель – достижение согласия, приводимые противными сторонами аргументы не несут в себе догматичной «непоколебимости» решений. В творческом поиске нет победителей и нет побежденных. Результат должен в той или иной степени удовлетворять всех. В своем идеальном варианте процесс достижения всеобщего согласия за столом переговоров представляется мне сродни творению не мраморной, но глиняной скульптуры, в процессе рождения которой создается вначале проволочный каркас, постепенно обрастающий глиной.
Рассмотрение же вопроса в «японском стиле» изначально не представляет собой обсуждение каких бы то ни было альтернатив.
Представителям западного мира трудно понять, как это японские участники «намечающихся жарких дискуссий» усаживаются за стол переговоров, не имея в голове заранее готового ответа на рассматриваемый вопрос. Что они собираются обсуждать?!
А все достаточно просто: смысл творческого поиска японцев заключается в том, чтобы слушать друг друга.
Почему же в ходе подобных «прений» за столом переговоров не царит гробовое, «тягостно-зевотное» молчание, не несущее никакой перспективы для рождения новых идей?
Потому что каждый участник, когда наступает его очередь, надевает белую мыслеварительную шляпу и начинает излагать свое мнение, доводя до внимания слушающих свою часть подготовленной к рассмотрению информации. Совместными усилиями они составляют карту своего отношения к данному вопросу и намечают будущий «маршрут» своих действий. Когда карта составлена, каждому участнику переговоров ясен путь, по которому ему следует идти.
Я не говорю о том, что процесс поиска конструктивного решения должен быть завершен к концу встречи участников переговоров; он может растянуться на недели и месяцы. Но смысл совместного творческого поиска заключается в том, что никто не предлагает готового решения. При облачении собеседников в белые шляпы логического мышления накапливается нужная информация. В ходе дальнейших размышлений она постепенно перерождается в идею. Участники переговоров своим поведением всячески способствуют этому процессу.
На Западе принято считать, что идеи рождаются в процессе спора.
В Японии полагают, что идеи появляются на свет подобно росткам, пробивающим твердь неведения и обретающим конкретную форму благодаря совместным усилиям ухаживающих за ними людей.
В подходе к поискам ответа на вопрос и состоит основное различие между «западным» и «японским» способами получения информации. Рассматривая их нюансы, я стремился только обрисовать это различие, а не вторить тем, кто считает, будто все японское представляет собой верх совершенства и достойно всяческого подражания.
Мы не в состоянии изменить свою культуру. Значит, бессмысленно и пытаться в корне ее изменить. Но мы можем отыскать механизм, способный помочь нам взять верх над укоренившейся в нас привычкой подходить к рассмотрению вопроса именно так, а не иначе. Эту роль и призвана выполнять белая шляпа мышления. Нам стоит только сказать себе и своим партнерам в ходе обсуждения проблемы: «Давайте представим, что мы – японцы, и обсудим наши вопросы в японском стиле».
Я не хочу заниматься сейчас выяснением причин, почему японцы не проявляют большую изобретательность. Вполне возможно, изобретение чего-то нового нуждается в эгоцентричной направленности культуры, рождающей людей безжалостных и напористых, способных настойчиво претворять свою идею, почитаемую всеми окружающими полным безумием.
Люди западного склада ума оказались более подготовленными к ответу на это требование. Мы можем проявить больший практицизм, сознательно обращаясь к присущему нам латеральному типу мышления, о котором я уже говорил в других своих книгах и на рассмотрении особенностей которого я остановлюсь подробнее в главе о мышлении в зеленой шляпе.
В мире фактов, истин и «философических» воззрений
Насколько факт соответствует истине?
Велика ли ценность словесной эквилибристики в философии?
Абсолютные истины и «в общем и целом».
Истина и факт связаны между собой отнюдь не так тесно, как большинство из нас склонны это себе представлять. Истина связана с игрой в слова, известной как философия. Факты связаны с опытом, который можно проверить. Давайте окинем взглядом и то и другое. Люди практического склада ума, не любители «потешить себя» рассмотрением подобных вопросов, могут сразу перейти к следующей главе.
А мы подумаем вот над чем: если каждый лебедь, которого мы видим, белый, можем ли мы смело утверждать, что «все лебеди – белые»?
Можем и, действительно, именно так мы и поступаем. Для достигнутого уровня знаний подобное утверждение является истинным и отражает всю сумму накопленного нами опыта. В таком понимании это – факт.
Но первый же встреченный нами черный лебедь опровергает наше умозаключение. И наше утверждение незамедлительно переместится из категории «истинных» в категорию «ложных». Кроме того, если мы будем опираться только на факты, то даже сто встреч с белыми лебедями не смогут опровергнуть одной нашей встречи с лебедем черным. В таком случае относительно данного факта мы имеем право сказать: «Большинство встречающихся в природе лебедей – белые»; «в общей массе своей лебеди – белые»; «порядка девяносто девяти процентов лебедей – белые».
Уточнения типа «в общей массе», «в общем и целом», «в большинстве своем» или «в подавляющем большинстве» – являются чрезвычайно обоснованными с практической точки зрения, но совсем не используются логиками. Здесь имеет значение только понятие все или всё, поскольку логическая мысль должна перемещаться от одной абсолютной истины к другой: «Если верно, что…, то из этого следует…».
Когда мы сталкиваемся с первым черным лебедем, утверждение «все лебеди белые» становится ложным, если мы не назовем черного лебедя не лебедем, а как-то иначе. Теперь это уже вопрос слов и определений. Если в качестве определяющей, характерной черты для понятия «лебедь» мы рассматриваем белый цвет его оперения, тогда «черный лебедь» становится в нашем понимании уже не «лебедем», а чем-то совсем другим. Если мы отказываемся рассматривать «белый цвет оперения» в качестве определяющего показателя, а за основу определения понятия «лебедь» принимаем какие-либо иные особенности этой птицы, тогда мы имеем право включить в категорию «лебеди» и черного лебедя.
Оформление таких вот «ярлыков-определителей» и манипулирование ими и составляют сущность философии.
Мышление в белой шляпе направлено прежде всего на сбор сведений, не претендующих на роль факта и «годных к употреблению». Поэтому такие выражения, как «в целом», «в общем и целом», «в большинстве своем» и «в общей массе» – приемлемы полностью. Точность – задача статистики. В повседневных же условиях жизни накопить и представить точные статистические данные для каждого из нас оказывается не всегда возможным. И потому нам чаще всего приходится применять уже упомянутую двухуровневую систему, состоящую из противопоставлений – «убеждение» и «проверенный факт».
• В большинстве своем предприятия, рассчитывающие на достижение высоких прибылей с первых же дней своей работы, изначально обречены на короткий срок существования.
(Тем не менее можно привести примеры нескольких крупных компаний, руководство которых при проведении той же политики сумело добиться значительных успехов.)
• Если стоимость содержания квартиры не будет расти, тенденция к увеличению объема продажи жилой площади останется прежней.
(Когда цены на жилье растут, то объем продажи квартир может возрастать и в целях спекуляции, из-за страха денежной инфляции и вполне обоснованных опасений остаться в проигрыше.)
• Если вы много работаете, то непременно добьетесь успеха в жизни.
(Большая часть много работающих людей потому и работает так много, что им не удалось в жизни чрезмерно преуспеть.)
Существует целый спектр степеней вероятности, который находит свое отражение с помощью следующих языковых формулировок:
• именно так все и обстоит (все обстоит именно так, а не иначе)
• обычно все так и происходит
• чаще всего так и происходит (чаще всего так и бывает)
• в общем все так и обстоит
• скорее да, чем нет;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22