директор вышибет меня отсюда, как пробку, а за мной и вас всех.
Митинг протеста получился жиденький: многие не пришли от безразличия, кто боялся засветиться, а многие просто не верили во все эти речи. Главный даже не вышел. В советское время он боялся в мыслях проявить такое пренебрежение его «Величеству рабочему классу». А сейчас он занят продажей комбината и подсчитывает личную выгоду.
Митингующие почитали протестные заявления друг другу и разошлись возмущенные, проклиная президента, правительство и навязанную ими власть.
А Виталий сказал Марине Софиевне:
– Вот результат невмешательства профсоюза в политику. Вас оторвали искусственно от рабочего класса. И получилось: каждый сам по себе, а хозяевам это на пользу и наплевать на всех.
Отмеряя сантиметры балконов, окон двух объединенных Меркуловым квартир, Виталий размышлял:
– Зачем трем человекам с собакой нужно столько лишней площади? Сколько же денег вбухал в так называемый евроремонт?
В кабинет кроме его и собаки никто не заходил. Владимир Васильевич, освобождая рюмку за рюмкой коньяка, вел исповедь бывшему товарищу.
– Самое счастливое время в моей жизни – это первые годы секретарем парткома. Я был уважаемый человек, ко мне шли с заботами и радостями, изливали душу, а я как поводырь направлял их мысли и дела. Исходя из анализа внешнего мира, я разъяснял логический путь событий, обращенный к разуму людей. И как врач, лечащий музыкотерапией, лечил советом, словом веры, правды и доброты.
– Но зазвучала музыка, вводящая людей в транс – состояние, нужное новым политикам.
Наливая себе и доливая Виталию, продолжил:
– Прекрасное время постоянной нужности и полезности не сравнится ни с каким богатством и погоней ни за какими деньгами. Как только объявили негласно «Обогащайтесь кто как может!», многие, находящиеся у руля, бросили прежние заботы и кинулись создавать грабительские пирамиды, банки, кооперативы… Одновременно внедряли своих людей в идеологическую сферу и властные структуры. Они-то и точили, как черви, партию и советскую власть.
Стукнувшись с стоявшей на столе рюмкой Виталия, молча выпил, как минералку.
– Особенно пользовались спросом ярко выраженные карьеристы, обиженные властью и властолюбивые дураки.
Прожевывая кусок копченой колбасы, сказал:
– Эти доводили все хорошие начинания партии до абсурда. Ярким примером является борьба с алкоголизмом и ее классическое использование против советской власти.
Виталий, как вросший в кресло, не перебивая, слушал.
– И поднялся вверх мусор, а его запах гнили распространился по всей стране. Я являюсь мизерной мусоринкой, а вы – объектом, плодящим мусорное зловоние.
Пока Владимир Васильевич доставал вторую бутылку, открывал, наливал, Виталий вспомнил городской митинг против повышения цен на коммунальные услуги, организованный коммунистами.
– Как будто это касается дедушек с бабушками, а остальное население живет за пределами города.
Телевидение издевается:
– Этим коммунистам в радость помахать красными флагами, да показать, что они радеют за народ. И отлаженным механизмом огромной аудитории телезрителей навязывают необходимое мнение нужное узкой кучки людей. А что цены на теплоносители гирей тянут тот же народ этот рупор богатых не интересует.
Виталий встрепенулся от звона рюмки, пригубил. Владимир снова полную выпил, закусили в тишине, каждый при своих мыслях.
– Попал я спицей в это постоянно вращающееся денежное колесо, постоянно бегущую и набивающую свою утробу колесницу. Если задребезжишь – заменят другой спицей, или подтянут, как гитарную струну, готовую вот-вот лопнуть и тут уж не до образа мышления или политических взглядов.
Лицо хозяина бледнело от выпитого и слилось с серыми обоями, становясь безликим. Говорил спешно, как будто боялся: не все успеет высказать и останется этот сжигающий душу груз.
– Раньше брал бутылку коньяку в радость, для угощения друзей или родных. Сейчас беру ящиками, а стало это – как по утрам выпить кружку рассола. За годы погони за деньгами я забыл прекрасное чувство – радость, остались только одни воспоминания о ней. Из последних сил, как мать родная, власть нас учила, лечила, лелеяла.
Незабываемая прелесть наших поездок в твое родное село. Привольно оно раскинулось средь полей, еле просматривался каждый дом из-за берез, черемухи да малины, а в палисадниках разноцветье мальвы с весны до осени большими глазастыми цветами радовали сердце.
Владимир что-то вспомнил, быстро и твердо пошел к золоченому книжному шкафу. Достал папку и торопливо начал перебирать беспорядочно сложенные листы.
– Вот! Обнаружил при переезде, – радостно произнес. – Послушай, что я кропал после нашил рыбалок.
«Чудесные у нас на Алтае летние дни. Середина июля – макушка лета, зной.
После обеда так парит, что стоит мертвая тишина. Тронешь куст молочая, белым облаком поднимается пух и висит долго-долго, не падая. Воздух к вечеру – крепкая настойка на разнотравье.
А какие об эту пору вечера и ночи! Душные, пьянящие, и манят, манят на озеро. Земля – как хорошо протопленная деревенская печь, до утра не исходит теплом. После заката горизонт загустеет, набрякнет, а то глядишь, в той стороне начнет полыхать и погромыхивать. В это время кратковременный дождь не помеха, а даже польза от него: скошенное сено сочнее и вкуснее становится».
Виталий смотрел расширенными глазами и видел как в преломляющем зеркале два разных человека.
Один говорил: «Человек разумный, помни о жизни». Другой, прекративший воспоминания, продолжил освобождение души:
– Отстроил трехэтажный коттедж с разными фигуринками и высоким бетонным забором, а это не обрадовало ни жену, ни дочь. Дочь я потерял, стал только кошельком для ее разгульной жизни и никогда уже не увижу внуков.
Раньше старшее поколение было хранителем лучших традиций народа и учило молодежь преодолевать трудности, правильней строить жизнь. Нас же разделили потребительской стеной, «дай и дай», а после смерти моя могилка будет так же безвестна, как бомжа.
Сижу по вечерам в одиночестве в этом кабинете, потягиваю коньяк, поглаживая собаку и думаю: ради чего эта погоня за богатством. Друзей нет и в этом обществе их не может быть, здесь чуждые друг другу люди, объединенные общей страстью к наживе и потреблению.
Виталий заерзал в кресле. Владимир, не замечая, продолжал:
– Все богато обставленные мероприятия с нерусскими названиями рауты, презентации – всего лишь ширма благополучия. На самом деле каждый сверлит один другого тупым сверлом, в клочья разрывая оболочку, добираясь до сути его понимания. А чтобы защитить душу от проникновения, каждый ее покрывает бронесоставом, подслащивая искусственной улыбкой, через которые не в состоянии пробиться даже луч доброты или сострадания.
Перекладывая листки в папке, он задержал внимание, пробежал глазами.
– Послушай мое последнее советское творение, навеянное рассказами жителей твоей малой Родины, сверстников твоих родителей.
«Канун 1-го Мая. С утра по деревне хлопотливая суета. Бабы, девки чистят и прибирают в оградах, избах: скоблят вениками с дресвой и моют некрашеные полы и лавки. Ребятишки тащат с поскотины вязанки березовых веток и по указанию бабушек втыкают их всюду: за божничку, за наличники, украшают ворота, а проделывают очень старательно.
После обеда загремели ведра, вся деревня топит бани. Дым от каждого двора, кажется баня горит, а она топится «по-черному», то есть дым не через трубу, а в дверь и окна.
К вечеру суета усиливается, спешат все прибрать, расстелить новые половики, развесить на окнах свежие занавески. Ждут мужиков с работы: с поля, скотных дворов, машинотракторной станции, из лесу.
Бани протоплены, поставлены на выстойку, чтобы вышли угар и горечь. Соблюдается веками установленная очередность: в первый пар идут мужики, за ними бабы с ребятишками. Только что поженившиеся стараются после всех, самое подходящее место для утешения, особенно в больших семьях. Потому и рожают часто и много.
И заработали деревенские чистилища: жарь, наяривай, выгоняй ломоту из костей, недельный пот из тела. Вывалившись в предбанник, окатываются холодной водой, ухают, крякают и скрываются в паровых жерлах банных дверей. Иные по три захода в рукавицах и шапках истязают свое тело разлапистыми березовыми вениками. Натешив душу, не идут, а шествуют по огородам в одних исподних. Скажи любой бабе, чтобы в одной рубахе вышла на улицу – ни за что не пойдет. Срамота-то какая. А после бани у всех на виду преспокойно вышагивает, некоторых старух с диким, почти безумным взглядом, ведут под руки.
Тяжело, грузно идут мужики в свежих подштанниках и нательных рубахах. Бредут вконец сморенные старики. Эти смогли накинуть длинные рубахи, на штаны не хватило сил.
Кипит и пышет жаром по деревне банный день! Эх, банька! Благодать божья! Будто три шкуры снимаешь и вновь нарождаешься.
Кто как чумной шлепается в сенцах на лавку, отходит, глушит кружками квас, проливая горячий пот ручьями на пол – сноха притрет. Постепенно сознание проясняется, взгляд становится человечьим, осмысленным. Встряхнувшись всей кожей, как конь, энергично встает и вся семья садится за ужин».
Доливая остатки второй бутылки, как бы подытожил, будто и не читал свое изложение:
– Вот и случилось: часть людей, владеющая всем, это бездушные существа в человеческом обличии с повадками хищников.
Глубоко вздохнув, замер и на выдохе продолжил:
– Иногда хочется вернуться на производство полимеров заместителем по технике безопасности. Профессиональная деятельность по защите труда, каждодневная забота об улучшении условий работы, быта людей, их здоровье – нет лучшего для души. Сейчас этим никто не занимается, прибыль – вот цель жизни большого или маленького хозяйчика. Власть наживы, эта страшная сила завладела малым и старым, заставляет пресмыкаться, извращаться, лишила жалости и уважения даже к родителям. С уничтожением идеологии на место разъяснительной пропаганды залезла реклама с ее массовым воздействием на сознание и подсознание человеческого разума, что бы отделить от людей деньги и забрать их…
А защита человека труда, забота о нем становится темой на период предвыборной кампании – пошумели и пошли возвращать деньги, потраченные на эту шумиху, по принципу «Кто не с нами, тот против нас».
Владимир прошелся по кабинету, остановился напротив вытянувшего затекшие ноги Виталия.
– Помнишь? В добрые советские времена едешь по Чуйскому тракту, свернул под любой куст на Катуни, поставил палатку, костерок и купайся, рыбачь, никакого страха – вот она, действительная свобода. Сейчас со мной охрана, я не могу остановиться где хочу: то чужие владения, или многолюдно – доступен киллеру, или моей охране неохота усложнять себе жизнь. Еще опасение, кабы не разгорелся роман у дочери или жены с охранником или шофером.
И это мы – люди, близкие к народу. А что сказать или подумать про тех, кто сверхбезнравственным путем вылез «из грязи» в князи и вершит наши судьбы. Какой-то подлостью пахнет, когда таскают кости белогвардейских вдохновителей – душителей российского народа и с почестями перезахоранивают.
Зашел за стол, сел в свое кресло с вензелями:
– Если изобразить их символический образ, то картина будет пронизана полным ничтожеством, что даже слепой может увидеть, – и поднял рюмку, приглашая Виталия.
Поставив пустую тару, слегка сморщившись, продолжил:
– Сначала я радовался дополнительному приработку в кооперативах. Есть хорошие карманные расходы, жена довольна, дочь хвалится фирменными обновками, которых не было у ее подруг. В душе был согласен с запрещением коммунистической партии и ратовал за демократию.
Не сразу понял, как нас купили: постепенно прозревая, у меня, человека, воспитанного на социалистических принципах, возникло естественное возмущение и зреет протест против группы людей еврейской национальности – умной, циничной, сплоченной – открыто грабящей нашу страну.
За весь вечер повествования хозяина Виталий вставил:
– Разве только одни евреи грабят?
Владимир встрепенулся и без запинки выдал:
– В первом Советском правительстве было много евреев, но они рука об руку с другими национальностями строили новое социалистическое общество для народа. Эти же, используя агрессивное воздействие на психику, сломили волю народа, отучили рассуждать и подчинили его поступки. А теперь спешат отправить награбленное за границу, создавая климат невыносимости к местным деловым людям.
Потому и живу в постоянном страхе быть застреленным, отравленным или утопленным. Боюсь за своих близких, их могут взять в заложники и потребовать все, что имею.
Никто за все время не зашел к ним, обратил внимание Виталий, хотя обе женщины дома.
– Не радуюсь ни одной успешной сделке, потому что никогда не уверен в хорошем ее завершении.
Опустив глаза, увядшим голосом:
– Доживаю отпущенный мне век в роскоши, но с чувством вины, с сознанием неисправимой ошибки и разочарования, которые ввергли меня и мою Родину в страшное оскорбление и унижение.
Владимир, как бы опомнившись, замолк и ушел в себя.
Вставая, Виталий, то ли себе, то ли собеседнику, задумчиво произнес:
– Узаконив беззаконие и безнравственность, разделили народ на ненавистных и ненавидимых.
Пожав лежащую на столе руку молчавшему хозяину, добавил:
– Твой удел – быть никому не нужным охраняемым объектом.
И оставил его в одиночестве среди коньячных бутылок.
* * *
А страна, в которой мы еще продолжаем жить и шествовать по дороге деградации и упадка, вступила в год всероссийской клоунады под названием «Выборы правителя».
Много знаменитых и неизвестных претендентов – актеров играло в ней на эту должность по американскому сценарию и их знаменитых политических режиссеров.
В довольно наивных терминах плутократия обрисовывала демократичность выборов, пугая коммунистами и их программой вывода страны из кризиса, боясь возврата на социалистический путь развития. Хотя партия власти состояла сплошь из отребьев КПСС.
К началу предвыборной гонки 1996 г. Рейтинг Гл. Похмельщика упал так, что его ближайшее окружение в страхе начало расхватывать что еще осталось и близко лежит. Одновременно с травлей компартии из него, как перед Октябрьской революцией 1917 года из Керенского, делали поэта демократии. Потому что фигуры более преданной олигархам США на политической сцене пока не было.
Отклонив новый уголовный кодекс по борьбе с коррупцией, власть встала на защиту коррупционеров. Штампуя законы, нужные властвующим кругам, она как при свете фонаря показала, в чьих интересах проводятся реформы.
Но, под напором фракции коммунистов, Госдума отменила Беловежские соглашения трех «шакалов». Власть проморгала это решение после расстрелянного Верховного Совета, а оно расчищало дорогу для создания нового Союзного государства и возможность преследовать виновников развала, как государственных преступников.
Выйдя из очередного похмельного состояния, Правитель возжелал уничтожить законодательный орган – привычка вторая натура. Но американцы пригрозили пальцем «низзя», скоро выборы. Он сник.
Дана команда в интересах буржуазной диктатуры, а буржуазная печать с российскими политиками и американскими политтехнологами начали отрабатывать повышение рейтинга Гл. похмельщику. Выдвинули большое количество кандидатов в правители, создали из них коалицию, распределили роли, темы, дозировку и целенаправленно, как из танковых пушек, начали хором расстреливать коммунистическую партию, топить и обливать грязью наиболее вероятного претендента от патриотов.
Главный Изменник был первым проводником разрушительного процесса и начал раскапывать старые могилы истории.
Главный Похмельщик – продолжатель этого бесчеловечного дела – по-идиотски превратил всю страну «в археологические раскопки». И чтобы стереть из памяти людской, стало честью издеваться и глумиться над кумирами молодежи Зоей Космодемьянской, Павликом Морозовым, Олегом Кошевым, Павкой Корчагиным и над всем героическим прошлым, считая его первородным грехом. И не многие оценивали и понимали весь вред повторного убийства наших героев фашиствующими элементами.
Добившись отречения общества от идеалов, они без всякой экономической программы действий добились отсутствия организованного сопротивления. А разгром рабочего класса настолько силен, что не оказалось силы собрать его осколки.
Но, чтобы выборы не выглядели как шоу, многочисленным претендентам в правители иногда позволяли высказывать кое-какой, всем известный негатив этой власти, но так дозировано, чтобы не вызвать сильного недовольства наблюдателей Белого дома окружения, а через них и президента США.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36