А Ирэн... Наверное, что-то тебе напомнило о ней. Но ведь
нельзя менять убеждения в зависимости от того, что тебе приснилось.
Это Кедрин знал. Однако дело было не только в сие. В чем - Кедрин и
сам не понимал как следует.
- Ты просто устал, - произнес в заключение Меркулин. - В последнее
время ты очень много работал. Не рассчитываешь силы. Знаешь, что? Поезжай
на месяц куда-нибудь. Отдохни. И ты сам увидишь, как пропадут все эти...
гм... не очень умные мысли.
- Хорошо, - согласился Кедрин, хотя вовсе не думал, что именно сейчас
должен ехать отдыхать.
Он вышел из лаборатории Меркулина. И не успел закрыть за собой дверь,
как в голову снова толкнулась нелепая мысль: "А что, если съездить на
Архипелаг?"

2
Порой снится много всякой чепухи. Как, например, тот голос, который
бормотал Кедрину что-то про Велигая и гончего пса.
А между тем, "Гончий пес" существует. Правда, находится он далеко:
где-то на орбите Трансцербера. На так называемой орбите так называемого
Трансцербера.
На так называемой - потому что еще неизвестно, существует ли сам
Трансцербер, небесное тело за орбитой Цербера (десятой планеты Солнечной
системы). Может быть, смиренного мудреца Герна на сей раз просто подвела
аппаратура.
Что же, и это не исключено. А пока что "Гончий пес" идет по следу.
Ученые возятся у приборов, пилоты устроились за шахматным столиком,
капитан Лобов для собственного удовольствия крутит в кают-компании старые
фильмы, а инженер Риекст сидит боком к пульту и старается хоть на миг
уловить голос диагравионных двигателей, которые, как всем известно,
работают совершенно бесшумно. Что же, у всякого свои странности.
Одним словом, все в порядке, и с того момента, как Герну удалось
наладить канал связи, капитан Лобов регулярно уведомляет Землю о полном
благополучии. Конечно, сказываются условия необычно долгого рейса. Ученые
- очень милые люди, хотя и не очень слетанные - успели разделиться на две
группы и сидят у приборов спиной друг к другу. Спины одной группы выражают
непреклонную уверенность в том, что Трансцербер уже где-то почти в сфере
действия приборов. Спины второй группы - что поименованное небесное тело
вообще существует лишь в воображении Герна. Что выразила бы спина самого
Герна - неизвестно, ибо достойный ученый пребывает в Приземелье, на
расстоянии двенадцати с половиной миллиардов километров от "Гончего пса".
Кончается еще один условный день полета. Капитан Лобов досмотрел
очередной фильм и теперь пьет чай, поглаживает щеку и поглядывает на
ящичек, в котором лежит бритва. Инженер Риекст перестал прислушиваться и
направился к контрольной системе. Вероятно, он вспомнил поговорку: лучше
один раз увидеть, чем сто - услышать.
Что касается пилотов, то каждый из них лишился двух пешек и одной
легкой фигуры. Белые получили несколько лучшую позицию, но черные
исполнены оптимизма и вскрывают центр.
- Держитесь, гроссмейстер, - говорят черные.
- Ай-яй-яй... - произносят белые, и голос их полон сарказма.
Потом наступает тишина.

Тишина звенела в ушах. Кедрин выдохнул воздух - белые пузырьки
заторопились вверх. Но Кедрин, сильно оттолкнувшись ногами, обогнал их и
первым взлетел над неровной, постоянно меняющейся поверхностью.
Вокруг изламывались волны. Их гребни, торопясь, опережали основания
и, не сумев удержаться на весу, обрушивались, разбивались и таяли,
оставляя в воздухе радужный туман и колючую водяную пыль.
Остров то скрывался в этом тумане, то выныривал. Он расталкивал
мятущуюся воду крутыми боками конической, с усеченной вершиной, горы.
Остров медленно приближался.
Волна подтолкнула к Кедрину доску. Он вцепился пальцами в ее края.
Доска была очень кстати. Сзади наползал вал, мрачный как туча. Он был еще
монолитен, молекулы его двигались в полном согласии, и тем страшнее
казался вал снизу, из зыбкой водяной долины.
Кедрин медленно заполз на доску. Волна, притворяясь пологой и
смирной, исподтишка подлезала под нее, словно невзначай поднимая Кедрина
все выше. Остров рос на глазах. Тогда Кедрин, подобрав ноги, встал на
четвереньки. Волна понесла его вперед, все убыстряя бег. Кедрин
неторопливо распрямил колени, встал во весь рост. Он раскинул руки и
полетел, балансируя на доске, помчался сквозь мириады клубящихся водинок,
сквозь радужный блеск, сквозь свой торжествующий, никому, не слышный крик.
Земля!
Это была стоящая вещь - схватка один на один с природой. Кедрин
громко смеялся. В следующий миг доска, неожиданно вильнув, вырвалась
из-под ног, Кедрин снова очутился в воде.
Он сделал несколько судорожных движений и вынырнул, показавшись над
морем почти по грудь. Но волна ударила его в лицо и заставила опять уйти
на глубину.
Кедрин сильно отталкивал воду руками, стремясь забраться поглубже.
Надо уметь плавать, иметь запас воздуха в легких - и никакое море нам не
страшно. Тут-то уж мы обойдемся без автоматов. Глубже! Глубже! Еще!..
В темной воде под ним вспыхнул тусклый красный огонь. Он прерывисто
мигал. Потом Кедрин услышал голос. "Глубже не ныряйте, - заботливо сказал
кто-то невидимый. - Поднимайтесь. Вам может не хватить воздуха". Кедрин
перестал грести, и вода подтолкнула его вверх.
Внезапно он насторожился. Слева и чуть ниже промелькнуло темное тело.
Акула? Кедрин невольно усмехнулся и почувствовал на языке соль. Какие уж
тут акулы! Это автомат-спасатель пристроился за ним, как только Кедрин
достиг запретной глубины. Теперь он не отстанет до самого мелководья.
Это почему-то не понравилось Кедрину. Он попробовал перехитрить
автомат, резко меняя направление. Акула из пластика и металла не оставляла
преследования, все время держась метрах в трех позади. Порывистые движения
истощили запас воздуха в легких, и Кедрину пришлось устремиться вверх и
пробить головой плоскость, отделяющую море от мира солнца и ветра.
Он пробыл под водой не больше минуты. И все же Служба Жизни успела
предпринять все необходимое на случай, если Кедрин будет нуждаться в
помощи. Искатель спасательной станции был уже направлен на него и едва
заметно поворачивался, провожая Кедрина, пока он приближался к берегу.
Кедрин покачал головой; он не мог понять: хотелось ему, чтобы его
провожали, или нет.
Последняя волна отхлынула, оставив Кедрина на песке. Он лежал ничком,
потом перевернулся на спину. В вышине быстро проплывали облака. Воздух был
свеж и прозрачен.
Так все-таки: хорошо это было, или нет? Интересно, нырнул бы он с
такой же уверенностью, не знай он, что за ним следят, что кто-то
непрестанно заботится о его здоровье и жизни? Эти воды кишмя кишат
предупреждающими и спасательными автоматами. Машины приучены лишь не
попадаться людям на глаза, пока в этом нет необходимости. Служба Жизни
постоянно начеку, крупнейшая служба человечества. Наверное, это хорошо.
Но, значит, это всего лишь иллюзия - думать, что ты вступаешь в
единоборство с природой. На самом деле тебя ведут на поводке, как ребенка.
И стоит тебе шагнуть в сторону, как сразу же следует оклик. Не шали,
мальчик! Но не потому ли и стремятся люди туда, где никто не был? С другой
стороны, остаться одному, без опеки надежных защитников-машин... Меркулин
прав: это ушло. Здесь есть автоматы - но есть и море, плавать в котором
чудесно.
Кедрин сел. К берегу приближался еще один вал. Пришлось подняться. Он
нашел свою куртку, набросил на плечи. К кармашку был прицеплен маленький
значок, тот самый, найденный под рефлектором "Джордано". Кедрин носил его
с собой, чтобы многочисленные люди и пейзажи не заставили его забыть о
причине этого неожиданного путешествия. Кроме того, значок был красив. И
сейчас Кедрин с удовольствием посмотрел на его гладкую поверхность, на
которой голубой кружок был охвачен множеством совсем маленьких красных
точек.
Потом Кедрин перевел взгляд на океан.
Волны все так же катились, подгоняемые молодым ветром. Они
изламывались, падали и снова вздымались. На досках, на аквапланах и лыжах,
на размашистых катамаранах, в прозрачных шарах, на вогнутых платформах, на
узких лодках с яркими, развевающимися, хлопающими и надувающимися парусами
- на всем, что могло держаться на воде и взлетать на гребень волны, от
берега и к берегу мчались, стремились неслышно кричащие, ликующие люди.
Они выносились на песок и, отдышавшись, снова устремлялись в океан.
Кедрин глядел и улыбался. Потом неторопливо пошел по берегу.
Нет, это все-таки очень хорошо, что Служба Жизни внимательна. Разве в
ином случае люди могли бы так безмятежно веселиться над бездной? Наверное,
нет. И страшно подумать, что получится, если Служба Жизни однажды
прекратит работу.
"Не прекратит, - подумал Кедрин. - С чего бы?"
Но раз кто-то не только не отказывается от риска, но заранее
примиряется с возможностью очутиться в таком месте, на которое
деятельность Службы Жизни не распространяется?..
Да полно, есть ли такие места?
Кедрин попытался - не вспомнить, нет, а хотя бы теоретически
представить себе, есть ли такие места. Но и теория не помогла ему. Нет,
Служба Жизни - это механизм настолько совершенный, так хорошо оснащенный,
так точно работающий, что таких мест нет ни на земле, ни на воде, ни под
ними, ни в воздухе, ни за ним. Нигде, ни в одном месте, в котором может
оказаться человек.
Даже в космосе, куда уходят корабли. Меркулин любит повторять, что
машины способны охранять нас от всех мыслимых бедствий.
Это очень мудро устроено. Техника - наше создание. Ты ее проектируешь
и рассчитываешь. В конечном итоге - сам охраняешь себя.
Это звучало убедительно. Кедрин усмехнулся и зашагал чуть вразвалку.
Примерно так, как, по его мнению, должен был шагать всемогущий человек.
Вот так. И хватит думать об этом.
Команда была внушительной, ее следовало выполнить без прекословия.
Кедрин так и сделал; и какая-то юркая мыслишка, попытавшаяся получить
слово, была с негодованием изгнана. Она успела лишь пискнуть что-то вроде:
"Не знать или победить..." Конец мысли так и не прозвучал.
А в следующую секунду Кедрин забыл обо всем на свете... Женщина
обогнала его. Она прошла мимо, не оглядываясь, быстрым, упругим шагом, и
теперь уходила все дальше. Кедрин глядел ей вслед. Воздуха не хватило, он
стал дышать ртом, и в груди стало горячо.

Она уже уходила вот так когда-то. Сколько лет тому назад? А что
значит - сколько лет? Пустые слова. Если тебе двадцать пять, и с тех пор
прошло пять лет - значит, миновало очень много времени. Пятая часть жизни.
Она уходила вот так же, не оглядываясь, и уносила с собой и эти пять
лет, и еще неизвестно сколько. А он и тогда стоял и не мог догнать ее.
Хотя это сейчас - не мог. Тогда - не хотел.
Он не хотел, потому что Ирэн была неправа. А можно ли жертвовать
своей правотой, хотя бы и ради чего-то очень большого?
Нельзя. А прав был он.
Что говорила она? Что-то она такое сказала... Да! Что Меркулин -
страус. Вот. Страус, зарывший голову в песок.
Меркулин не страус. Он был и всегда останется большим ученым.
Учителем многих и многих. И человеком. Уже одно такое сочетание дает право
не выслушивать грубостей.
Правда, Меркулин их не слышал. Это было сказано Кедрину. Но тем
обиднее: неужели она думает, что он, Кедрин, не уважает Учителя?
Она тогда говорила что-то похожее на: он воспитывает вас не только
творцами машин, но и их жрецами. Вы горды: за спинами автоматов вы не
знаете страха. А ведь у машин есть предел прочности, только у человека его
нет. Нельзя не знать страха. Надо знать - и уметь одержать над ним победу.
"О чем-то таком я только что собирался подумать, - вспомнил Кедрин. -
Собирался, но не позволил себе".
А она сказала это еще тогда.
Ну что же, сказала. Разве из-за этого?..
Да. Об этом они говорили часто. Сначала - днем. Потом дней стало не
хватать. Они говорили ночами.
Кедрин мотнул головой.
А потом она ушла. Из института. От тебя. Вообще.
А ты не искал. Ты был обижен. А кроме того, в двадцать лет кажется,
что впереди еще много других Ирэн.
Может быть, у кого-нибудь и получается так.
Ты тосковал? Да, наверно, это в была тоска. Но ты утешал себя. А
кроме того...
Ну да; ты просто надеялся, что она поймет - и вернется. Придет и
скажет: я была неправа. Он знал: если она убедится в этом - придет и
скажет. Ведь и он сделал бы то же самое.
А она?
Она только что прошла мимо - и не оглянулась.
И вдруг что-то толкнуло Кедрина; она не оглянулась! Да она просто не
узнала тебя! Ведь кто знает, смотрят ли женщины на нас со спины так же
внимательно, как мы на них?
И вот она уходит. А ты стоишь. И подумать только, что завтра ты
улетел бы отсюда, и, может быть, никогда...
Кедрин кинулся вперед. Вдогонку.
Чего доброго, она ускользнет. Она всегда была странным человеком,
человеком непонятных желаний и мгновенных решений. Привыкнуть к этому было
очень трудно. Потому-то они и прожили вместе так недолго.
Кедрин торопился, почти бежал. Ирэн успела скрыться за изгибом
берега, а там - кто знает, куда ей вдруг придет в голову повернуть?
Недаром она принадлежала к тем немногим, кто, услышав предупреждение
Службы Жизни, не только не поспешат вынырнуть, но и ухитрятся как-то
провести бдительный автомат, чтобы он не тащился за ними.
У таких, как она, обычно беспощадные приговоры. И память, умеющая
выбрасывать ненужное. И как знать, осталось ли еще место для Кедрина в ее
памяти?..
Он шагал широко. И вдруг остановился как вкопанный.
Жалобный звук, похожий на болезненный вскрик, раздался совсем рядом.
Кедрин огляделся. Вскрик повторился; он слышался, казалось, под ногами, и
Кедрин отпрянул, затем нагнулся: полузасыпанный песком матовый купол
жаловался на свою скучную судьбу. Кедрин шумно выдохнул воздух. Это был
всего лишь прибор штормовой защиты, забытый здесь давно и так же
основательно, как и сами штормы. Скоро песок занесет его совсем, вместе с
рожками антенн... Кто знает, не занесло ли меня вот так в ее памяти?
Кедрину стало жалко автомат и еще больше - себя: Но надо было
торопиться. Ему необычайно повезло: ведь только приехав на Архипелаг, он
понял, какой глупой была затея. Чтобы осуществить ее, надо было бы
подходить к каждой женщине и спрашивать, не зовут ли ее Ирэн, чтобы таким
образом убедиться в своей ошибке. И вдруг - откровенно говоря, неожиданно
для него - она и вправду оказалась здесь. И можно подойти к ней и сказать:
Ирэн, мне нужна ясность; кажется, я утратил ее. И я искал тебя не только
потому, что... что... словом, не только потому, но и ради этой ясности.
Помоги мне...
Он оборвал себя: "Это потом, потом. Торопись".
Вскоре ему удалось нагнать ее; теперь он шел лишь в нескольких метрах
сзади, песок заглушал шаги. Он смотрел на Ирэн, но не видел ее: не видел
просто женщину, одну из многих, - перед глазами стояло что-то гораздо
большее, для чего существовали лишь очень неточные определения: жизнь,
счастье, любовь... Ведь все это начиналось, могло быть... Сейчас я обгоню
тебя и упаду тебе под ноги; наступи на меня, и я буду счастлив.
- Какая ерунда! - пробормотал Кедрин-логик. - Нет, молчи, тебя нет,
ты остался в институте, ты ничего не понимаешь. Это из-за тебя я не
пробовал найти ее, написать... вызвать по связи... Ты ждал, но как?
Неторопливо, как поджидают старость. Глупец! А она - ждала?
Сейчас просто невозможно было думать, что - не ждала. И надо было
идти еще быстрее: может быть, именно сейчас истекает ее терпение; она еще
ждет тебя, но через минуту перестанет...
Но Кедрин не решался преодолеть то небольшое расстояние, что еще
оставалось между ними. Что-то мешало ему и он не сознавал, что это -
чувство вины. Если бы они столкнулись случайно... А сейчас - он остановит
ее, но она взглянет равнодушно и обойдет его, как пень, как камень...
Он едва не пропустил момент, когда Ирэн свернула с тропинки и начала
подниматься вверх по склону. Кедрин оглянулся: поблизости не было ни
одного эскалатора. Тогда он последовал за нею, боясь потерять ее в лесу,
которым порос склон.
Внезапно она остановилась, и он испугался, что Ирэн оглянется, увидит
его и поймет, что он ее преследует. Он отступил и встал за деревом. В
следующий миг он понял:
1 2 3 4 5