Он вышел, явив себя новому властителю, и замер.
Холодные глаза ящера встретили взгляд человека. Он не выдержал этот взгляд, неловко засуетился, почему-то спеша упаковать в рюкзак разбросанные по земле пожитки. А затем и вовсе повернулся к аллозавру спиной.
И только тогда ящер, припадая на раненую ногу, осмелился подойти к тушам. Он слышал прерывистый шум дыхания хищника, но не оборачивался по-прежнему. Зверь коротко рыкнул, словно прося разрешения и, не получив ответа, - или уверившись молчанием - зарыл морду в теплое мясо.
Он искоса взглянул на аллозавра, но тут же отвел взгляд. Лицо его заметно побелело, будто что-то в действиях ящера всколыхнуло в памяти напоминание о том, что вызывает мучительное чувство дискомфорта даже по прошествии многих лет, даже вспомненное мельком, будто случайно.
Он суетливо застегнул ремни, надел рюкзак. Сутки пребывания в этом мире истекли, пора возвращаться назад. Эта ли мысль заставила его еще раз посмотреть на аллозавра? Черты лица его исказились, он торопливо нажал кнопку переноса
Аллозавр остался в одиночестве.
А он в одно мгновение преодолел 75 миллионов лет и был выброшен в новый мир.
И оказался стоящим на широкой поляне посреди густого хвойного леса. Мачты сосен втыкались в хмурое небо, предвещавшее скорую грозу, порывы ветра колыхали их верхушки, сгибали и выпрямляли разом. Дышать стало заметно тяжелее - сказывалось заметно возросшее содержание углекислого газа в атмосфере. Впрочем, он, горожанин, привык к этому.
Неподалеку два молодых тираннозавра спорили за тушу только что убитого трицератопса. Никто не хотел отступать, яростный рев двух глоток оглашал окрестности, выпады следовали один за другим. На появление человека тираннозавры не обратили ни малейшего внимания.
Напрасно. Ведь именно сюда, в этот мир, должен был попасть он с самого начала своей экспедиции. Этих чудовищ ему следовало поражать всемогущим своим оружием. И эти девственные леса оглашались бы тогда восторженными криками победителя.
Он нарушил запрет - даже в запретном путешествии есть свои запреты, и ушел дальше. Нехитрые манипуляции с генератором переноса, два запасных аккумулятора - и лишние 75 миллионов лет стали его ровно на сутки, на разрешенное правилами время пребывания в запредельных мирах.
Почему он позволил себе, несмотря на все предостережения, уклониться от цели путешествия и уйти в новый мир, куда до него не забирался еще никто, ни один из участников, ни даже сами организаторы этих тайных путешествий, скрытых от всех и вся, кроме жаждущих острых развлечений с шумной стрельбой и запахом крови поверженного титана, развлечений, безопасность в которых гарантирована совершенным оружием пигмеев-участников, восторженно приплясывающих у грузных туш монстров неведомых эпох. Ведь не было его решение спонтанной блажью ищущего выхода человека, не менее полугода потратил он на кропотливую подготовку, на разведку, на доскональное изучение всех нюансов перемещения. С тем, чтобы совершить свой собственный прыжок - в неведомое.
Он удался, этот прыжок. Появившись в мире, отстоящем от своего собственного на 150 миллионов лет, он поначалу и сам не мог поверить в успех. И лишь уроки палеонтологии, наспех выученные на ускоренных курсах легальных, но с тем же тайным умыслом проводимых, - которые он вспоминал, сравнивая с виденным, убедили его в полученной им абсолютной свободе на срок в 24 часа.
Свобода совершать действия, которые, чем черт не шутит, могут как-то, чем-то отдаться в его времени, из которого он бежал, заплатив немалую сумму организаторам сафари во времени. Не это ли есть цель желанная?
Мир, разрешенный к путешествиям, должен был погибнуть - и оттого его не жалели. Но прежний, более ранний и свежий, так легко ранимый мир - чем и как ответит он на вторжение?
Никто не знал этого, никто. Тем более, не знал он, а потому медлил, высчитывая последние секунды, оставшиеся от суток и в сотый раз проверял предательски измененный генератор перемещений. Никто ничего не заподозрит, если вообще кто-то...
Он снова нажал на кнопку переноса - сцепившиеся меж собой тираннозавры не заметили и исчезновения сильнейшего противника - и снова 75 миллионов лет остались позади...
Вернувшись, он сдал оружие и всю амуницию, отдал на чай клерку последние деньги, что позвякивали еще в карманах, пропустив его слащавые словечки прощания мимо ушей, и на ватных ногах вышел на улицу.
До дома он добирался пешком, и тяжелые походные ботинки натерли ноги. Денег не было, с этой мыслью он вынужден был заново свыкаться. И это дало ему возможность свыкнуться и с мыслью следующей. Быть может той, от которой он и уходил в это путешествие.
Дома все было готово к тому, от чего он уходил. Теплая ванна, бритвенное лезвие в мыльнице и незаполненный лист бумаги. Уходя, он не решился испачкать его признаниями....
Меж тем в почтовом ящике что-то находилось, хорошо, что он догадался, решился напоследок, проверить его. Его ждало письмо, по одному только витиеватому почерку на конверте он догадался от кого оно.
Не обижайся на меня за долгое молчание, писала сестра, и за то, что я снова без спроса лезу в твою личную жизнь. Иначе я не могу, ты же знаешь. Ведь ближе и дороже тебя у меня нет никого. Не сердись, наверное, я снова поступила не самым лучшим образом, ты не раз просил меня не следить столь пристально за твоими делами. Эта поездка в далекие края и есть попытка послушаться твоих упреков, попытаться увериться в их справедливости. Кажется, она не удалась. Извини. Наверное, я слишком люблю тебя.
Я оплатила все твои счета и долги, все, о которых мне стало известно. Еще раз прошу, не сердись на меня за это. Пожалуйста, пойми и ты меня. И еще. Я перевела на твой расчетный счет некоторую сумму, уверяю, совсем небольшую; если любишь меня, хотя бы вполовину, не отвергай мою помощь. И не волнуйся за мои дела, честное слово, они идут хорошо. У меня состоялась одна удачная партия, так что я могу себе кое-что позволить. В самом деле, могу. Когда же все окончательно утрясется, я напишу снова, дам тебе знать подробнее, что и как. И пожалуйста....
Он посмотрел на конверт - обратного адреса не было. Штемпель ничего не сказал ему: письмо отправляли с вокзала.
Постояв недолго посреди комнаты, он прошел в ванную. Медленно наклонился, потрогал рукой воду. И выдернул затычку. А затем опустился на стул и, закрыв лицо руками, расплакался.
Что-то невыносимо тяжелое давило ему на плечи, пригибая к земле и склоняя голову. И он понимал, что никаким образом не избавиться ему от этой тяжести.
Сер. Фев. 02
1 2
Холодные глаза ящера встретили взгляд человека. Он не выдержал этот взгляд, неловко засуетился, почему-то спеша упаковать в рюкзак разбросанные по земле пожитки. А затем и вовсе повернулся к аллозавру спиной.
И только тогда ящер, припадая на раненую ногу, осмелился подойти к тушам. Он слышал прерывистый шум дыхания хищника, но не оборачивался по-прежнему. Зверь коротко рыкнул, словно прося разрешения и, не получив ответа, - или уверившись молчанием - зарыл морду в теплое мясо.
Он искоса взглянул на аллозавра, но тут же отвел взгляд. Лицо его заметно побелело, будто что-то в действиях ящера всколыхнуло в памяти напоминание о том, что вызывает мучительное чувство дискомфорта даже по прошествии многих лет, даже вспомненное мельком, будто случайно.
Он суетливо застегнул ремни, надел рюкзак. Сутки пребывания в этом мире истекли, пора возвращаться назад. Эта ли мысль заставила его еще раз посмотреть на аллозавра? Черты лица его исказились, он торопливо нажал кнопку переноса
Аллозавр остался в одиночестве.
А он в одно мгновение преодолел 75 миллионов лет и был выброшен в новый мир.
И оказался стоящим на широкой поляне посреди густого хвойного леса. Мачты сосен втыкались в хмурое небо, предвещавшее скорую грозу, порывы ветра колыхали их верхушки, сгибали и выпрямляли разом. Дышать стало заметно тяжелее - сказывалось заметно возросшее содержание углекислого газа в атмосфере. Впрочем, он, горожанин, привык к этому.
Неподалеку два молодых тираннозавра спорили за тушу только что убитого трицератопса. Никто не хотел отступать, яростный рев двух глоток оглашал окрестности, выпады следовали один за другим. На появление человека тираннозавры не обратили ни малейшего внимания.
Напрасно. Ведь именно сюда, в этот мир, должен был попасть он с самого начала своей экспедиции. Этих чудовищ ему следовало поражать всемогущим своим оружием. И эти девственные леса оглашались бы тогда восторженными криками победителя.
Он нарушил запрет - даже в запретном путешествии есть свои запреты, и ушел дальше. Нехитрые манипуляции с генератором переноса, два запасных аккумулятора - и лишние 75 миллионов лет стали его ровно на сутки, на разрешенное правилами время пребывания в запредельных мирах.
Почему он позволил себе, несмотря на все предостережения, уклониться от цели путешествия и уйти в новый мир, куда до него не забирался еще никто, ни один из участников, ни даже сами организаторы этих тайных путешествий, скрытых от всех и вся, кроме жаждущих острых развлечений с шумной стрельбой и запахом крови поверженного титана, развлечений, безопасность в которых гарантирована совершенным оружием пигмеев-участников, восторженно приплясывающих у грузных туш монстров неведомых эпох. Ведь не было его решение спонтанной блажью ищущего выхода человека, не менее полугода потратил он на кропотливую подготовку, на разведку, на доскональное изучение всех нюансов перемещения. С тем, чтобы совершить свой собственный прыжок - в неведомое.
Он удался, этот прыжок. Появившись в мире, отстоящем от своего собственного на 150 миллионов лет, он поначалу и сам не мог поверить в успех. И лишь уроки палеонтологии, наспех выученные на ускоренных курсах легальных, но с тем же тайным умыслом проводимых, - которые он вспоминал, сравнивая с виденным, убедили его в полученной им абсолютной свободе на срок в 24 часа.
Свобода совершать действия, которые, чем черт не шутит, могут как-то, чем-то отдаться в его времени, из которого он бежал, заплатив немалую сумму организаторам сафари во времени. Не это ли есть цель желанная?
Мир, разрешенный к путешествиям, должен был погибнуть - и оттого его не жалели. Но прежний, более ранний и свежий, так легко ранимый мир - чем и как ответит он на вторжение?
Никто не знал этого, никто. Тем более, не знал он, а потому медлил, высчитывая последние секунды, оставшиеся от суток и в сотый раз проверял предательски измененный генератор перемещений. Никто ничего не заподозрит, если вообще кто-то...
Он снова нажал на кнопку переноса - сцепившиеся меж собой тираннозавры не заметили и исчезновения сильнейшего противника - и снова 75 миллионов лет остались позади...
Вернувшись, он сдал оружие и всю амуницию, отдал на чай клерку последние деньги, что позвякивали еще в карманах, пропустив его слащавые словечки прощания мимо ушей, и на ватных ногах вышел на улицу.
До дома он добирался пешком, и тяжелые походные ботинки натерли ноги. Денег не было, с этой мыслью он вынужден был заново свыкаться. И это дало ему возможность свыкнуться и с мыслью следующей. Быть может той, от которой он и уходил в это путешествие.
Дома все было готово к тому, от чего он уходил. Теплая ванна, бритвенное лезвие в мыльнице и незаполненный лист бумаги. Уходя, он не решился испачкать его признаниями....
Меж тем в почтовом ящике что-то находилось, хорошо, что он догадался, решился напоследок, проверить его. Его ждало письмо, по одному только витиеватому почерку на конверте он догадался от кого оно.
Не обижайся на меня за долгое молчание, писала сестра, и за то, что я снова без спроса лезу в твою личную жизнь. Иначе я не могу, ты же знаешь. Ведь ближе и дороже тебя у меня нет никого. Не сердись, наверное, я снова поступила не самым лучшим образом, ты не раз просил меня не следить столь пристально за твоими делами. Эта поездка в далекие края и есть попытка послушаться твоих упреков, попытаться увериться в их справедливости. Кажется, она не удалась. Извини. Наверное, я слишком люблю тебя.
Я оплатила все твои счета и долги, все, о которых мне стало известно. Еще раз прошу, не сердись на меня за это. Пожалуйста, пойми и ты меня. И еще. Я перевела на твой расчетный счет некоторую сумму, уверяю, совсем небольшую; если любишь меня, хотя бы вполовину, не отвергай мою помощь. И не волнуйся за мои дела, честное слово, они идут хорошо. У меня состоялась одна удачная партия, так что я могу себе кое-что позволить. В самом деле, могу. Когда же все окончательно утрясется, я напишу снова, дам тебе знать подробнее, что и как. И пожалуйста....
Он посмотрел на конверт - обратного адреса не было. Штемпель ничего не сказал ему: письмо отправляли с вокзала.
Постояв недолго посреди комнаты, он прошел в ванную. Медленно наклонился, потрогал рукой воду. И выдернул затычку. А затем опустился на стул и, закрыв лицо руками, расплакался.
Что-то невыносимо тяжелое давило ему на плечи, пригибая к земле и склоняя голову. И он понимал, что никаким образом не избавиться ему от этой тяжести.
Сер. Фев. 02
1 2