Бем К
Репортаж из будущего
К.Бем
Репортаж из будущего
НЕ СЛЕДУЕТ ПИТЬ ИЗ БУТЫЛКИ
Я совсем не сторонник утопий. Откровенно говоря, они меня не, интересуют. Но после того как я познакомился с одной из них, я стал их иначе расценивать - вернее, не утопии, а вопрос их осуществления.
Все началось с того, что я слишком много выпил. Нет, не спиртного! Я не пью и не курю; иначе я совсем не пригодился бы для этого эксперимента. Почему же я сделал глоток из бутылки, а не из пробирки, как это полагалось бы? Почему глоток оказался слишком большим? Это зависело просто от того, что эксперимент был не официальный, а, так сказать, частный. Он был вызван громким, резким спором.
Мое неверие профессор переносил с кажущимся достоинством, но со скрытым гневом. "Только пятьдесят граммов, и ты исчезнешь", - сказал он. Я приложился к бутылке и выпил приблизительно тройную дозу. Вкус напоминал горькую водку.
Когда я проснулся, я увидел склонившегося надо мной сына. Но, как потом оказалось, это был совсем не мой сын, который к тому времени был на четверть века старше и находился далеко отсюда - обследовал рыбные пастбища в южных морях. Около меня стоял его сын - еще незнакомый мне следовательно, мой внук Он снял с моего лба холодный компресс и тихо спросил:
- Как ты себя чувствуешь, дедушка?
Человека, который считает себя еще молодым, едва ли может что-то больше расстроить, чем это обращение: дедушка! Я с огорчением закрыл глаза и решил не открывать их до тех пор, пока я не вернусь в наше время.
Из этого ничего не получилось. Такой закоренелый репортер, как я, любопытен уже по роду своей профессии. Тем более в моем положении он может делать все что угодно, только не закрывать глаза.
- Петер, - сказал я своему внуку - правда, имя его было не Петер, а Манфред. - Петер, где я? И как все здесь выглядит?
И вот последствия этого неосторожного вопроса.
ВИД С БАШНИ
Машина с застекленной кабинкой, выглядевшей, как разрезанная пополам капля воды, тихо, как бы с облегчением пыхтя, остановилась у ворот завода.
Ворота завода? Вернее говоря, я не мог увидеть ни ворот, ни забора, ни даже общепринятой проходной с вахтером. Высокая арка, обвитая розами, возвышалась над дорогой, обрамленной изгородью из живых цветов.
- Нам далеко еще? - спросил я.
- Это ничего. Мы ведь поедем, - равнодушно сказал Манфред и потянул меня на быстро движущуюся вдоль улицы ленту-транспортер, полосатую как зебра.
Конечно, я тут же упал, к счастью, на нечто вроде скамейки, которая мягко подалась подо мной.
- А где же заводские трубы? - продолжал я приставать к Манфреду с расспросами. - Здесь не видно ни одной, не видно и дыма. Здесь чувствуешь себя, как в городском парке.
- Серой, мой милый друг, была старая промышленность, но наша - зелена, как мечта, - продекламировал Манфред.
- Это что-то знакомое. Из Гете, не так ли?
- Это мое, - смутился он. - У Гете заимствовано только внешнее оформление. Впрочем, откуда же должен взяться дым? Мы ведь не жжем угля. Мы не жжем даже газа, поступающего по трубопроводам.
- Ясно, атомная энергия, - догадался я.
- Ничего подобного. Электроэнергия. И атомные электростанции подают энергию в большую единую сеть, питающую все пространство между Атлантическим океаном и Уралом.
Я хотел еще что-то спросить, но появились необыкновенной формы постройки, такие пестрые, как иллюстрированные книжки для детей дошкольного возраста. И Манфред спокойно сошел с ленты-транспортера. Я спрыгнул вслед за ним.
Просторный клуб, в который мы вошли, по крайней мере с первого взгляда не очень отличался от самых красивых и хорошо оборудованных зданий нашего времени. Много просторных светлых помещений, с большим вкусом обставленных. Удобство в каждом уголке. За домом террасы - удивительных размеров полузастекленный плавательный бассейн и высокий кустарник, перед которыми стоят лежаки. Откуда-то доносится монотонное постукивание теннисных мячей.
Мы поднялись по широкой лестнице.
- Оттуда, сверху, я могу лучше показать тебе все, - сказал Манфред.
Он был прав: с плоской крыши башни открылся широкий вид.
То, что раскинулось перед нами, совсем не походило на фабрику. На площади, равной приличному стадиону, лежала - как сплетение толстых шнуров - сеть огромных труб, окрашенных в разные цвета. На одинаковых расстояниях друг от друга в трубы были вмонтированы "жемчужины" живописной формы. Их трудно описать. Они казались огромными черепахами, супершкафами, помещением блокировочного поста без окон, шахматными фигурами огромных размеров, покрытыми блестящим и прозрачным слоем пластмассы, - я смог подобрать лишь слабо приближенные сравнения... Вся эта система, казалось, сходилась у комплекса больших зданий, среди которых смело возвышалось одно с прозрачным куполом, будто бы сделанное из единого куска.
- Это центр, - объяснил мой провожатый, поймав мой взгляд. - Там сидят все, у кого есть ноги: директор, главный инженер, главный химик, диспетчер, математик и их сотрудники, а также и Архимед, - добавил он.
- А кто занят на производстве?
- Конечно, они, - ответил внук. - В каждой смене работает меньше ста человек. Все остальное делает Архимед - наш электронный мозг.
- Значит, сейчас работают только головы? - спросил я. - Руки, значит, совсем не нужны больше?
- Ну, нет. Просто нет больше рук без головы. Тот коллега, например, там внизу еще часто пользуется своими руками. - Манфред указал на человека, ехавшего на чем-то вроде комфортабельной электротележки. - Это дежурный электроинженер. Если выходит из строя какая-нибудь электролиния или переключение, которые не восстанавливаются автоматически, он не может обойтись без отвертки и других инструментов наших прадедов. В трудных случаях ему приходится основательно поработать. И в наших лабораториях и мастерских не обойтись без ручного труда.
- А что же получается при таком скоплении интеллигенции?
- А какого уровня вы достигли тогда, в твое время? - ответил он на вопрос вопросом.
- Ну, - сказал я не без гордости, - выпуск годовой продукции на одного человека в размере двенадцати тысяч марок, например в химической промышленности довоенного времени, мы подняли, во всяком случае, до тридцати тысяч. В нефтеперерабатывающем комбинате в Шведте, который как раз строился, мы хотели достигнуть уже миллиона.
- Черт возьми, это хорошие прыжки! - удивился Манфред. - Но мы, конечно, и в этом еще немножко продвинулись - мы достигли свыше пяти миллионов.
Теперь была моя очередь удивляться:
- Да ведь это неслыханный выпуск годовой продукции для такой небольшой лавочки!
- Небольшая лавочка? Не забывай, это одно из наших новых предприятий, действительно полностью автоматизированное. У нас нет больших, высоких производственных цехов, нет ни одного кубического метра неиспользованной площади. Кроме того, большая часть машин и проводов находится под землей. Это как у айсберга. Лавочка больше, чем ты думаешь.
Это я понял.
- Впрочем, мы находимся в центре целого комплекса фабрик, - продолжал Манфред. - Там на самой крупной установке производится сырье: совершенно новая пластмасса из кремния - кварцан и вяжущее вещество - киноль. Они перекачиваются по подземным трубопроводам. Вон то предприятие прядет из кварцана волокна, делает из него проволоку, трубы и ленты. Мы, как следующий этап, ткем, формуем, прессуем плиты и заготовки, Там, по ту сторону, на последнем этапе делается только готовое платье, главным образом из этих двух материалов.
- Да это же сплошной цикл!
Я стоял на башне и смотрел вокруг: на цветущий, редкостной тишины, почти идиллический ландшафт с его странными пестрыми строениями, в которых незримо пульсировал мощный темп работы промышленного предприятия; на корпуса из пластмассы, в которых люди думали и исследовали, учились и творили. Глубоко внизу я увидел свой мир, из которого я пришел, нашу республику в ее гигантском прыжке из вчерашнего дня в завтрашний.
ЭКСКУРСИЯ В ЮЖНОЕ МОРЕ
Я чуть-чуть не остался непобритым. По старой привычке. Но в мире завтрашнего дня, простиравшемся теперь вокруг меня, кажется, это не было принято. Смущенный, я скрылся в парикмахерской, в мужском салоне. Там рассматривали меня, покачивая головой, и благоухающим воздухом подули мне в лицо. Борода исчезла.
- При случае зайдите еще, - сказал заведующий. - Тогда мы сдуем и остаток, навсегда!
Когда я хотел заплатить, я не нашел кассу. Я извлек из кармана двухмарковую монету еще нашего времени, чтобы дать ее заведующему. Он оскорбление посмотрел на меня. Но когда разглядел монету, он щелкнул языком.
- Забавно, но красиво, - сказал он. Его улыбка показалась мне довольно дорогой. Но, вероятно, это объясняется разницей во времени.
В вестибюле стоял Петер - нет, Манфред - и просматривал утренние новости. Собственно, он смотрел на экран величиной в полстены, на котором показывались события во всем мире, поскольку они были интересны в это утро.
Все-таки его дедушка казался ему достаточно интересным для того, чтобы оказать ему предпочтение. Мне даже не пришлось крепко ударить его по плечу, как это я привык делать с его отцом - моим отсутствующим парнишкой прежних времен.
- Куда? - воскликнул Манфред, как хороший гид.
- Туда, где можно увидеть что-нибудь красивое, - ответил я и сел за стол, чтобы позавтракать. Я нажал кнопку, и на столе появилось все то, чем обыкновенно угощала меня моя почтенная жена, ставшая между тем, ничего об этом не зная, бабушкой.
- Если у тебя есть достаточно времени, то я хотел бы повидать твоего отца, - сказал я, лакомясь фруктовым кремом, несомненно, доставленным сюда с Олимпа.
- Что тут время, дорогой дедуся, - сказал мой внук с успокаивающим нервы добродушием. - Когда нам надо лететь далеко, мы летим быстро.
- Десять или пятнадцать тысяч километров - покорнейше благодарю! сказал я. - И притом мы должны его еще найти.
Внук улыбнулся, за это я охотно дал бы ему по уху, если бы он мне не так нравился. Здесь обнаружилось, какой я старомодный человек.
- Расстояния действительно не играют у нас никакой роли, дорогой дедуся. Важно только выбрать подходящее средство сообщения.
Я сдался и в мгновение ока, после невероятно короткого пути на автоматическом такси, сидел в какой-то машине не только большой, но и такой красивой, что самый красивый самолет нашего времени "ИЛ-18" выглядел бы рядом с нею довольно неуклюже.
Манфред - по профессии физик! - расспрашивал меня больше, чем я, журналист, его. Когда он дошел в своем интервью до самочувствия своей совершенно незнакомой ему бабушки, мы опустились уже на посадочную дорожку большого аэровокзала. Через несколько минут мы были на чем-то вроде портовой набережной, пересели на моторную лодку, дрожавшую от готовности ринуться в путь.
- Наш отец находится в районе Каролинских островов. Мы можем быть у него через два часа, если тебе не хочется завернуть куда-нибудь по пути.
"Наш отец" - я не нашел нужным поправлять это выражение, а также не пожелал завернуть куда-нибудь. Манфред вполголоса дал несколько указаний пилоту, который как бы со скуки нажимал на какие-то кнопки. Вдруг раздался голос, знакомый мне более, чем мой собственный. Казалось, что Петер похлопывает меня по плечу, как это он любил делать, когда был еще маленьким.
- Вам надо поторапливаться, - сказал он. - У нас ведь мало времени. Первые стаи карпов в море, ведь это важное дело. И волнующее!
Как мне кажется, мы не медлили. По крайней мере по нашим понятиям. От аэродрома на острове в Южном море до места работы научно-исследовательской группы мы добрались всего лишь за несколько минут. Ну, пусть за много минут. Но, во всяком случае, не за несколько часов.
Далеко в море, на лазурной воде видно было несколько бросающихся в глаза волн. Эти волны могли быть и от акул.
Когда я посмотрел на экран, я увидел Манфреда - нет, на этот раз Петера. Он был мне близок, как всегда, хотя казался удивительно старым, почти как я. Он сидел в чем-то вроде торпеды. На нем был прозрачный шлем, вокруг него много приборов, почти как в кабине самолета нашего времени. Вокруг прозрачной оболочки его торпеды бушевала вода. Он весело помахал мне рукой в перчатке, на каждом пальце которой, казалось, было больше приборов, чем нервов под кожей.
- До встречи, батя! - крикнул он мне. - Я обнаружил в соленой воде первых пятифунтовых карпов. Закажи, пожалуйста, к ним картофельный салат!
Этого мне было достаточно. Я решил проснуться.
Но это мне нисколько не помогло, потому что будущее осталось в моих мечтах, то будущее, которое не является больше утопией.

1