Беллами Эдвард
Остров ясновидцев
Эдвард Беллами
Остров ясновидцев
Прошло уже около года с того дня, когда я взошел на борт "Аделаиды", чтобы отплыть из Калькутты в Нью-Йорк. Непогода преследовала нас, и на траверсе острова Новый Амстердам мы решили изменить курс. Три дня спустя ужасный шторм обрушился на наш корабль. Четыре дня мы носились по волнам, ни разу не видя ни солнца, ни луны, ни звезд, и мы не могли определить, где находимся. Приблизительно в полночь четвертых суток при блеске молний мы обнаружили, что "Аделаида" попала в безнадежное положение - ветер нес ее прямо на берег какой-то неизвестной земли. Море вокруг было усеяно рифами и утесами, и просто каким-то чудом наш корабль еще не разбился о них. Внезапно корабль затрещал и почти немедленно развалился на части, столь могуч был натиск стихии. Я решил, что это конец и мне суждено кануть в пучину, но в последнюю минуту, когда я уже терял сознание, волна подхватила меня и швырнула на прибрежный песок. У меня еще хватило сил уползти от волн, но затем я потерял сознание и не помню, что было дальше.
Когда я очнулся, шторм утих. Солнце, пройдя уже половину своего пути по небу, высушило мою одежду и дало немного силы моим измочаленным и ноющим членам. В море и на берегу я не заметил никаких следов моего корабля или моих сотоварищей. По-видимому, только я и остался в живых. Однако я не был один. Рядом стояла группа людей, судя по всему - аборигенов. Они глядели на меня с выражением такого дружелюбия, что я сразу понял, что мне не надо опасаться какой-либо угрозы с их стороны. Это были белокожие и статные люди, по всей вероятности, достаточно цивилизованные, хотя они не походили ни на один народ, с которым я был знаком.
Подумав, что, по их обычаям, чужестранец должен первым начинать разговор, я обратился к ним на английском языке, но не получил никакого ответа, кроме благожелательных улыбок. Тогда я попробовал заговорить с ними на французском, затем на немецком, итальянском, испанском, голландском и португальском, но результат был такой же. Я, признаться, пришел в недоумение. Кто же были эти белокожие и явно цивилизованные люди, если им не понятен ни один язык, на котором обычно говорят мореплаватели?
Самым же странным представлялось полное молчание, которым они отвечали на все мои попытки вступить с ними в общение. Как будто бы они сговорились утаить от меня свой язык, и, переглядываясь друг с другом дружелюбно и понимающе, они ни разу не открыли своих уст. Может быть, они таким способом забавлялись со мной? Но весь их вид выражал столь несомненную приветливость и симпатию, что это предположение я сразу отверг.
Самые дикие мысли приходили мне в голову. Может быть, эти странные люди все немые? Я, правда, раньше никогда не слышал о подобной прихоти природы, но мало ли какие чудеса могли произойти где-то на неизведанном острове великого Южного Океана.
Много всяческой бесполезной информации загромождало мою память, в том числе знакомство с алфавитом глухонемых. И я попытался изобразить пальцами те несколько фраз, которые прежде без особого успеха произносил на разных языках. Мое обращение к языку жестов лишило последних остатков сдержанности эту группу людей, и так уже улыбавшихся сверх всякой меры. Дети начали кататься по земле в конвульсиях смеха, а почтенные островитяне, которые до этого еще держали себя в руках, сразу же отвернулись, сотрясаясь от хохота. Ни один клоун в мире никогда не смог бы со всем своим искусством развеселить людей до такой степени, как это невольно удалось мне в стремлении выразить свою мысль.
Конечно, мне не льстила такая необычная и бурная реакция на мои потуги. Напротив, я был полностью обескуражен. Сердиться же на них я никак не мог, ибо все они, кроме детей, явно сочувствовали мне и стеснялись, что не могут удержаться от смеха при виде моих усилий установить с ними контакт. Я не имел никакого желания показаться агрессивным.
Ситуация выглядела так, будто они были очень расположены ко мне и готовы помочь мне во всем, лишь только я перестану своим абсурдным и потешным поведением доводить их до конвульсивного смеха. Несомненно, эта явно дружелюбная раса отличалась очень озадачивающей манерой встречать иностранцев.
Как раз в ту минуту, когда мое замешательство готово было перейти в раздражение, пришло спасение. Круг разомкнулся, и маленький пожилой человек, очевидно торопившийся ко мне издалека, встал передо мной, с достоинством поклонился и обратился ко мне на английском языке. Его голос был самой жалкой пародией на голос, которую я когда-либо слышал. Обладая всеми дефектами речи, свойственными ребенку, который только начинает говорить, он еще уступал детскому голосу по чистоте и силе звуков, будучи фактически помесью невнятного писка и шепота. С некоторым трудом я, однако, смог понимать этот голос довольно сносно.
"Как официальный переводчик, - сказал он, - я хотел бы сердечно приветствовать вас на этих островах. Меня послали к вам сразу же, как только вас нашли, но из-за большого расстояния я прибыл сюда только сейчас. Я сожалею об этом, так как мое присутствие избавило бы вас от затруднений. Мои соотечественники попросили меня принести вам свои извинения за совершенно невольный и неудержимый смех, вызванный вашими попытками вступить с ними в общение. Вы видите, они прекрасно вас понимают, но не в состоянии вам ответить".
"Милостивое небо! - воскликнул я, ужаснувшись, что моя догадка окажется правильной. - Неужто все они страдают немотой? Неужели вы единственный человек среди них, кто способен говорить?"
Мои слова произвели такое впечатление, как будто я совершенно неумышленно сказал нечто из ряда вон выходящее, ибо, только я кончил говорить, раздался такой взрыв доброго хохота, что он заглушил шум прибоя. Даже переводчик заулыбался.
"Разве они полагают, что быть немыми - это очень весело?" - спросил я.
"Они находят весьма забавным, - ответил переводчик, - что их неспособность говорить кто-то считает несчастьем, ибо они добровольно отказались пользоваться органами артикуляции и благодаря этому разучились не только говорить, но даже понимать речь".
"Однако, - сказал я, несколько озадаченный этим утверждением, - не хотите же вы сказать мне, что они меня понимают, хотя не могут мне ответить, и почему они не смеются сейчас над тем, что я только что сказал?"
"Они понимают вас самих, а не ваши слова, - ответил переводчик. - Наш разговор кажется им бессмысленным бормотанием, ибо он столь же непонятен для них, как рычание животных, но они знают, о чем мы говорим, потому что они понимают наши мысли. Вы должны знать, что на этих островах живут ясновидцы".
Таковы были обстоятельства моего знакомства с этим необычным народом. Официальный переводчик по роду своей службы был обязан первым оказывать гостеприимство жертвам кораблекрушений, говорящим на том или ином языке. Я провел много дней в его доме как гость, прежде чем начал, как говорится, выходить в люди. Первые же мои впечатления противоречили распространенному предрассудку, будто способность читать мысли других свойственна исключительно существам, стоящим на порядок выше человека. Первоначальные усилия переводчика сводились к тому, чтобы избавить меня от такого заблуждения. Из его слов следовало, что способность ясновидения возникла просто в результате не столь уж значительного ускорения в ходе универсальной человеческой эволюции. Это ускорение, произошедшее в силу ряда причин, привело в какой-то момент к отказу от речи и к замене ее непосредственной передачей мыслей. Такая быстрая эволюция островитян объяснялась их особым происхождением и особыми обстоятельствами их истории.
За три столетия до нашей эры один из парфянских царей Персии из династии Аркашидов стал преследовать прорицателей и магов, живших в его царстве. Народное суеверие приписывало этим людям сверхъестественные силы, но на самом деле они были всего-навсего больше других наделены даром гипноза и телепатии. Они жили за счет своего искусства.
Сильно опасаясь могущества прорицателей и желая предотвратить возможные козни с их стороны, царь решил изгнать их и для этой цели повелел посадить их вместе с семьями на корабли и отправить на Цейлон. Однако, когда суда почти достигли этого острова, налетел сильный шторм, и один из кораблей, захваченных бурей, был унесен далеко к югу и выброшен на берега необитаемого архипелага. На островах этого архипелага и поселились оставшиеся в живых. Естественно, потомство прорицателей и магов отличалось весьма развитыми психическими способностями.
Поставив перед собой цель создать новый и лучший общественный строй, они всячески поощряли развитие этих способностей. В итоге через несколько столетий ясновидение стало настолько распространенным, что язык потерял свое значение как средство передачи мыслей. Многие поколения еще могли по желанию пользоваться речью, но постепенно голосовые связки атрофировались, и через несколько сотен лет способность говорить оказалась полностью утраченной. Конечно, новорожденные на протяжении нескольких первых месяцев еще испускали нечленораздельные крики, но в том возрасте, когда у детей менее развитых народов эти крики начинают превращаться в членораздельную речь, дети ясновидцев приобретают способность непосредственного восприятия чужих мыслей и прекращают попытки использовать для общения свой голос.
Тот факт, что ясновидцы до сих пор оставались неизвестными остальному миру, объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, группа островов, на которых живут ясновидцы, слишком мала и занимает уголок Индийского океана, находящийся совсем в стороне от обычных маршрутов судов. Во-вторых, к островам почти невозможно приблизиться из-за мощных опасных течений и обилия скал и подводных рифов. Любой корабль попросту потерпит крушение, прежде чем коснется берегов архипелага. По крайней мере ни одному кораблю на протяжении двух тысяч лет, прошедших после прибытия сюда предков ясновидцев, не удавалось избегнуть этой печальной участи, и "Аделаида" была сто двадцать третьим по счету судном, которое нашло здесь свою могилу.
Ясновидцы предпринимали энергичные попытки спасти потерпевших кораблекрушение не только из соображений гуманности. Только от них одних островитяне могли с помощью переводчиков получить информацию о внешнем мире. Этой информации добывалось слишком мало, когда, как это часто бывало, единственным спасшимся при кораблекрушении оказывался тот или иной малограмотный моряк, который был не в состоянии сообщить никаких новостей, кроме последних версий палубных баек. Мои хозяева не без удовлетворения признались мне, что считают меня настоящей находкой, поскольку я имею некоторое образование и могу рассказать им о многом. Передо мной была поставлена задача ни много ни мало как поведать им о событиях всемирной истории за последние два века. И часто я сожалел, что раньше не изучал более подробно этот предмет.
Единственно ради общения с потерпевшими кораблекрушение существовала служба переводчиков. Когда время от времени рождался ребенок с некоторой способностью к членораздельной речи, он брался на заметку и затем проходил курс обучения разговору в колледже для переводчиков. Конечно, частичная атрофия голосовых связок, от которой страдали даже лучшие переводчики, не позволяла воспроизводить многие из звуков других языков. Например, никто не мог воспроизвести звук "в", "ф", или "с", или звук, передающий английское "th". Прошло уже пять поколений с тех пор, когда жил последний переводчик, который мог произносить их. Но благодаря случающимся время от времени бракам между островитянами и спасшимися при кораблекрушении чужестранцами вполне вероятно, что ряды переводчиков будут пополняться еще долгое время, пока они совсем не оскудеют.
Можно представить, что любой на моем месте чувствовал бы себя не в своей тарелке, когда бы осознал, что находится среди людей, которые видят каждую его мысль, а сами остаются себе на уме. Вообразите себе состояние голого человека, очутившегося в обществе одетых персон. Таковым казалось мне и мое положение Среди ясновидцев. Мне хотелось скрыться с их глаз и побыть одному. Насколько я могу проанализировать свои чувства, мне хотелось поступить так не из-за того, что я стремился сохранить в тайне какие-либо особо постыдные секреты. Нет, больше всего я боялся разоблачения целого ряда своих глупых, дурных и непристойных мыслей и обрывков мыслей относительно окружающих и самого себя. Каким бы благорасположением ни отличался человек, читающий такие мои мысли, все равно мне было бы это неприятно.
Однако, хотя я сначала сильно огорчался и переживал по этому поводу, довольно скоро я успокоился. Когда я до конца продумал тот факт, что все движения моей души открыты для других, то невольно стал отгонять от себя мысли, которые могли задеть и обидеть островитян. Аналогично воспитанный человек автоматически, без особых усилий воли, воздерживается от неуместных высказываний. Нескольких уроков этикета достаточно для порядочного человека, чтобы научиться избегать опрометчивых слов, а в моем случае краткий опыт общения с ясновидцами помог мне научиться воздерживаться от опрометчивых мыслей.
Все же не следует думать, что этикет островитян не позволяет им при случае критически и свободно судить друг о друге. Ведь и среди людей, выражающих свои мысли словами, даже самый утонченный этикет не мешает говорить друг о друге всю правду-матку, когда это нужно. Впрочем, среди ясновидцев в отличие от людей, скрывающих словами свои подлинные мнения, вежливость всегда остается в пределах искренности. Мысли друг о друге, которые воспринимаются островитянами, всегда являются подлинными и сокровенными мыслями.
В конце концов до меня дошло, почему у любого человека будет вызывать значительно меньше досады полная обнаженность его слабостей перед ясновидцем, чем хотя бы малейшее обнаружение этих же слабостей перед обычными людьми. Иначе и быть не может. Ибо как раз благодаря тому, что ясновидец читает все ваши мысли, он не выдергивает отдельные мысли из общего потока ваших дум, судит о них с учетом целого. Ясновидец принимает во внимание прежде всего ваш характер и строй мыслей. Поэтому никому не следует опасаться, что его неправильно поймут на основе намерений или эмоций, которые не соответствуют его характеру или убеждениям. Можно сказать, что справедливость не может не царствовать там, где души открыты нараспашку.
Мне повезло с переводчиком. Благодаря ему мне не пришлось долго вырабатывать в себе инстинкт этикета, чтобы воздерживаться от дурных и постыдных мыслей. За всю свою прежнюю жизнь я с трудом находил друзей, но за три дня, проведенных в обществе этого удивительнейшего существа удивительной расы, я искренне привязался к нему. К нему невозможно было не привязаться. Ибо особая прелесть дружбы заключается в том, что ты знаешь: твой друг понимает тебя так, как никто другой, и тем не менее продолжает любить тебя. В данном же случае рядом со мной был такой человек, при разговоре с которым я чувствовал, что он знает все мои потайные мысли и мотивы, о которых мои самые старые и самые близкие друзья никогда не догадывались и никогда даже не могли бы догадаться. Если бы он, зная обо мне все, проникся ко мне презрением, я никогда не стал бы обвинять его и вообще принял бы это как должное. А теперь посудите сами, могла ли меня оставить равнодушным та сердечная расположенность, которую он проявил ко мне.
Вообразите мое удивление, когда он заявил однажды, что наша дружба основана всего-навсего на обычной совместимости характеров. Дар ясновидения, объяснил он, настолько тесно сближает души и стимулирует взаимную симпатию, что самая малая степень дружбы между ясновидцами предполагает такую взаимную радость, которая лишь в редких случаях наблюдается между друзьями у других народов. Он заверил меня, что через некоторое время, когда я познакомлюсь с другими островитянами и на собственном опыте увижу, до какой степени могут доходить у некоторых из них чувства симпатии и дружбы ко мне, я смогу убедиться в справедливости его слов.
Могут спросить, как же я смог общаться с ясновидцами, когда начал бывать среди них. Ведь если они могли прочесть мои мысли, то в отличие от переводчика у них не было возможности сказать мне что-нибудь в ответ. Должен здесь сделать одно разъяснение. Эти люди действительно не пользовались никакой речью, но у них для записей употреблялся письменный язык. Поэтому все они умели писать. На каком же языке они писали? На персидском? К счастью для меня, нет. Оказывается, за долгое время до того, как возникла способность непосредственного восприятия мыслей друг друга, островитяне не только разучились говорить, но и писать, и от этого периода не сохранилось даже никаких хроник.
1 2 3