— Нет, и точка! Я не собирался этого говорить, но ваш остров заставляет меня нервничать.
— Почему?
Пол посмотрел на серые руки священника.
— И что… вы по-прежнему не хотите прикоснуться ко мне?
Мендельхаус показал на свой нос.
— Ватные тампоны и немного камфоры. Я не чувствую ваш запах.
Он смущенно помолчал.
— Нет, я не стану лгать вам. Желание прикоснуться есть… в какой-то степени.
— И в минуту слабости вы можете…
Священник выпрямил плечи. Его глаза холодно сверкнули.
— Я дал вам слово, молодой человек. Иногда, когда я смотрю на красивую женщину, во мне пробуждается желание. Когда я вижу, как человек ест жирный кусок в дни поста, я чувствую зависть и голод. Когда я вижу доктора, которому дают большой гонорар, меня раздражает обет воздержания. Но в этой внутренней борьбе мы очищаем душу. Да, я гипер, но превыше всего я слуга Бога!
Он резко кивнул, повернулся на каблуках и зашагал прочь. На полпути к домику священник остановился.
— Она зовет Пола. Вы не знаете, кто это мог бы быть? Возможно, кто-то из ее семьи?
Пол стоял, не говоря ни слова. Священник пожал плечами и направился к двери.
— Отец, подождите…
— Да?
— Я действительно немного устал. Эта комната… Я хотел сказать, вы покажите мне завтра, где взять транспорт?
— Обязательно покажу.
Они вернулись в монастырь перед самой полночью. Впервые за несколько недель Пол лежал на удобном матраце — лежал без сна, рассматривая узоры лунного света на подоконнике. Где-то внизу, в операционной находилась Виллия, и хирург пытался сшить ее разорванное сухожилие. Пол вернулся с ними на машине скорой помощи. Он сидел у самых носилок, уклоняясь порою от блуждавших рук и вслушиваясь в стоны девушки.
Теперь же Пол чувствовал, как все его тело зудело и чесалось. Каким дураком он оказался — касался веревки, лодки, тачки, сидел в их машине. Он мог подхватить несколько случайных микроорганизмов, оставшихся на предметах после прикосновения зараженных людей. А сейчас он лежал здесь — в гнезде чумы.
Но странно, это было самое спокойное место, которое он видел за последние месяцы. Монастырь принял чуму — возможно, с мазохистским самодовольством — но совершенно спокойно. Крест или кара, или что-нибудь еще. Казалось, они приняли ее почти с радостью. Впрочем, в этом не было ничего особенного. Все кожистые ходили с дикими от счастья глазами под наркотической дозой своего «любвеобильного» желания. Хотя у священника глаза были вполне нормальные.
Все равно человек, одержимый таким желанием, не может быть нормальным. А если и правда — очищение?
— Мир и спокойствие, — прошептал он и начал засыпать.
На рассвете его разбудил стук в дверь. Пол с отвращением отозвался и сел в постели. Дверь, которую он забыл закрыть на ночь, медленно отворилась. Круглолицая монахиня вошла в комнату и опустила на стол поднос с завтраком. Увидев его лицо, она остановилась, потом закрыла глаза, сморщила нос и беззвучно зашептала молитву. Через несколько секунд женщина медленно попятилась назад.
— Я извиняюсь, сэр! — произнесла она из-за двери дрожащим голосом. — Я думала… что здесь больной. Простите меня. Я не знала, что вы негипер.
Пол услышал ее быстрый бег по коридору. И тогда он действительно почувствовал себя в безопасности. А вдруг они этого и добиваются? Что если это ловушка? Он оставил дробовик в прихожей. И теперь кто он такой — гость или пленник? Месяцы бегства от серого ужаса сделали его подозрительным человеком.
Пол начал одеваться. Едва он закончил натягивать брюки, как появился Мендельхаус. Священник открыл дверь и остановился на пороге. Он улыбнулся и со слабым укором произнес:
— Так это вы, Пол?
— Она пришла в себя?
Голос Пола был хриплым и слабым. Священник кивнул.
— Хотите с ней увидеться?
— Нет. Я собираюсь уходить.
— Это пошло бы ей на пользу.
— Да, но это не пойдет на пользу мне! — раздраженно крикнул Пол. — Я уже и так слишком долго нахожусь в окружении серокожих!
Мендельхаус пожал плечами, но в его глазах промелькнуло презрение.
— Как угодно. Вы можете уйти прямо сейчас. По внешней лестнице, чтобы не беспокоить сестер.
— Лучше скажите, чтобы избежать их прикосновений!
— Поверьте, ни одна из них не прикоснется к вам.
Пол молча оделся. Перемена отношений расстроила его. Но эта показная «терпимость», с которой они якобы относились к нему, обижала Пола. Она скорее походила на «терпимость» врачей в психиатрической больнице.
— Я готов! — проворчал он.
Пройдя по коридору, Мендельхаус вывел его на залитый солнцем балкон. Они спустились по каменной лестнице, и священник, по-прежнему стоя спиной к Полу, заговорил:
— Она еще не совсем в себе, и у нее небольшая температура. Два года назад никто не стал бы беспокоиться по такому поводу, но сейчас у нас нет многих лекарств. Если сульфа не остановит инфекции, нам придется ампутировать ей ногу. Мы будем знать об этом через два-три дня.
Он замолчал и, повернувшись, посмотрел на Пола, который замер на лестничной площадке.
— Так вы идете или нет?
— А где она? — тихо спросил Пол. — Я хочу посмотреть на нее.
Священник нахмурил брови.
— Вам действительно не следует встречаться с ней, сын мой. И я извиняюсь, если каким-то образом принуждал вас к этому. Вы и так сделал достаточно. Как я понимаю, вы спасли ей жизнь. Очень мало негиперов отважились бы на такой поступок. Я думаю…
— Где она? — сердито оборвал его Пол.
Священник кивнул.
— Этажом ниже. Ступайте за мной.
Когда они вошли в здание, Мендельхаус сложил руки рупором и прокричал:
— Вошел негипер! Затыкайте носы или уходите с нашего пути. Не искушайте себя соблазном!
Пока они шли по коридору, Пол чувствовал себя прокаженным. Священник провел его в третью комнату.
Увидев Пола, Виллия вздрогнула и спрятала серые руки под одеялом. Она слабо улыбнулась, попыталась сесть, но ей это не удалось. Отец Вильямсон и сестра-монахиня, которые стояли у изголовья кровати, тихо развернулись и покинули комнату. Мендельхаус поспешил за ними следом и прикрыл за собою дверь.
Последовала долгая болезненная пауза. Девушка смущенно улыбалась. Пол переминался с ноги на ногу.
— Они наложили мне гипс, — доверчиво сообщила Виллия.
— С тобой все в порядке, — поспешно заверил ее Пол. — Еще чуть-чуть, и ты встанешь на ноги. Здесь, в Галвестоне, тебе будет хорошо. Представляешь, тут одни кожистые.
Она сжалась в комочек и резко закрыла глаза.
— О, Господи! Господи! Я надеялась, что больше никогда не услышу этого слово. После прошлой ночи… когда эта старая женщина в качалке… Я осталась там одна, и ветер начал раскачивать кресло. О-о-о!
Она взглянула на него блестящими от слез глазами.
— Я скорее умру, чем прикоснусь к кому-нибудь, — после того, как увидела такое. К ней кто-то дотронулся, правда, Пол? Вот почему она это сделала…
Он смутился и отступил к двери.
— Виллия, прости меня за то, что я тогда сказал. Мне хотелось бы…
— Не беспокойся, Пол! Я не буду касаться тебя.
Она вытянула руки, поднесла их к лицу и с неистовой ненавистью осмотрела свои ладони.
— Я чувствую отвращение к себе! — захлебываясь от слез, закричала она.
Вот о чем говорил Мендельхаус. Неужели кожистые сходят с ума из-за того, что становятся отверженными, и чума здесь не при чем? Но ее же не гонят отсюда. Только негиперы, такие, как он…
— Выздоравливай быстрее, Виллия, — пробормотал Пол и торопливо выскочил в коридор.
Девушка дважды окликнула его, но потом замолчала.
— Так быстро? — разочарованно спросил Мендельхаус, рассматривая его бледное лицо.
— Где я могу взять машину?
Священник потер подбородок.
— Я только что говорил об этом с братом Мэтью. Э-э… как вы отнесетесь к тому, чтобы взять небольшую яхту вместо автомашины?
Пол затаил дыхание. Яхта означала возможность выхода в море — к его маленькому необитаемому острову. Яхта была наилучшим решением. Он радостно закивал головой.
— Хорошо, — сказал Мендельхаус. — Это небольшое судно находится в сухом доке маленькой бухты. Его, видимо, оставили, потому что не нашлось команды, чтобы снять со стапелей. Я позволил себе вольность и попросил брата Мэтью найти несколько мужчин, чтобы спустить яхту на воду.
— А они кожистые?
— Конечно. Но мы потом окурим судно, хотя, по правде сказать, это и необязательно. Через несколько часов опасность инфицирования исчезнет. Однако на подготовку яхты уйдет какое-то время. Завтра… Возможно, послезавтра… У судна потрескалось дно, и требуется небольшой ремонт.
Улыбка Пола увяла. Еще одна задержка. Два долгих дня в этом сером мраке. Но можно ли доверять священнику? Почему он согласился отдать ему яхту? Что если это челюсти невидимого капкана, которые начинают медленно сжиматься?
Заметив его сомнения, Мендельхаус сказал:
— Если вам хочется уйти быстрее, вы свободны. И не ломайте себе голову: для нас эта яхта — небольшая потеря. В доке их несколько. Брат Мэтью уже подготовил пару штук для нужд монастыря, поэтому мы можем отдать вам одну — они теперь ничейные. И еще… Вы помогли девушке, когда никто бы не пришел к ней на выручку. Пусть это судно будет наградой за вашу смелость.
Яхта. Открытое море. Тропический остров, совершенно необитаемый, на самом краю Карибского моря. И, конечно, женщина, выбранная среди множества тех, кто мечтает о подобном бегстве.
Пол ненароком взглянул на дверь палаты, в которой лежала Виллия. Да, жаль, что у нее все так плохо сложилось. Она могла бы стать той, кого бы он выбрал.
Священник кивнул.
— Ну как?
— Я не хотел бы доставлять вам какие-то хлопоты…
— Чепуха! Вы просто по-прежнему боитесь наших прикосновений! Идите за мной. Я хочу познакомить вас с одним человеком.
Мендельхаус повернулся и зашагал по коридору. Пол замешкался.
— А с кем? Зачем… Куда?
— Ступайте за мной, — нетерпеливо оборвал его священник.
Пол неохотно побрел за ним к лестнице. Они спустились в мрачное подвальное помещение и через двойную дверь вошли в огромную лабораторию. Электрическое освещение ослепило Пола. Затем он услышал звук двигателя и понял, что энергия подается сюда от местного генератора.
Проследив за его взглядом, прикованным к потолку, священник объяснил:
— Эти лампы убивают бактерий. Вернее, некоторых из них. Не волнуйтесь, здесь вы можете прикасаться к любым предметам. Они стерильны.
— Но не на столько, как вы бы хотелось, — прорычал незнакомый голос. — И они вообще не будут стерильными, если вы здесь останетесь! Так что шагайте отсюда, проповедник.
Пол обернулся и увидел небольшого мужчину, склонившего над микроскопом седую косматую голову. Он и взглядом не удостоил своих посетителей.
— Это доктор Сиверс из Принстона, — сказал священник, не обращая внимания на слова ученого. — Утверждают, что он атеист, но лично я считаю его пуританином. Доктор, это тот молодой человек, о котором я вам говорил. Не могли бы вы просветить его по поводу невродермы?
Удерживая взгляд на окуляре инструмента, Сиверс записал что-то в блокноте.
— Почему бы нам просто не наделить его этой штукой, и пусть он изучает ее самостоятельно, — по-садистски пошутил ученый.
— Не пугайте его, еретик! Я привел юношу сюда для разъяснений!
— Так и разъясняйте сами! Я занят. И прекратите выдумывать мне клички. Я не атеист, а биохимик!
— Вчера вы были биофизиком. Но не будем спорить. Я прошу вас принять этого молодого человека.
Пол повернулся, чтобы уйти, но Мендельхаус закрыл дверной проем своим телом.
— Вот только это я еще и могу, проповедник, — проворчал доктор Сиверс. — Принимать молодых людей и говорить им о том, что я ничего не знаю. Абсолютно ничего! Ну, накопил я кое-какие данные. Ну, проследил соотношения и общие знаменатели. А дальше что? Я все равно ничего не знаю. Почему бы и вам, священникам, не признать это в своем жульническом заведении?
Мендельхаус улыбнулся Полу.
— Наш ученый очень горд своим смирением — и это ли не парадокс!
Он повернулся к Сиверсу и строго напомнил:
— Доктор, этот молодой человек…
Ученый покорно вздохнул.
— Хорошо, присаживайтесь, юноша. Я займусь вами, как только закончу подсчет нервных окончаний в этом кусочке кожи.
Подмигнув Полу, Мендельхаус ехидно зашептал:
— Сиверс считает мазохизмом то, что мы соблюдаем пост и принимаем обеты. А сам сидит здесь, выдирает клочья собственной кожи и рассматривает их через увеличительное стекло.
— Уйдите, проповедник! — взревел ученый.
Мендельхаус насмешливо хохотнул, кивнул Полу на кресло и покинул лабораторию. Пол неохотно сел, наблюдая за спиной Сиверса.
— На самом деле эти черноризники довольно милые и славные люди, — добродушно произнес ученый. — Если бы они еще перестали обращать меня в свою веру…
— Доктор, может быть мне лучше тоже…
— Спокойно! Ты мне надоел, поэтому сиди и молчи. Я не могу позволять людям вбегать и выбегать отсюда. Если пришел, то, будь добр, оставайся.
Пол промолчал. Он так пока и не понял — был ли Сиверс кожистым или не был. Лабораторный халат коротышки задрался вверх, заслонив затылок и шею. Рукава закрывали запястья, кисти рук были в перчатках, а узелок белого шнурка на затылке подсказывал Полу, что на докторе есть еще и марлевая повязка. Уши выглядели ярко-розовыми, но их цвет ничего не говорил, так как серость чумы пропитывала всю кожу лишь через несколько месяцев после заражения. Однако Пол догадывался, что доктор болен. Перчатки и повязку он носил для того, чтобы сохранить стерильность оборудования.
Пол бесцельно осматривал комнату. Около стен стояло несколько стеклянных клеток с крысами. Клетки казались герметичными — от них тянулись патрубки принудительной вентиляции. Больше половины крыс были отмечены следами чумы на различной стадии невродермы. Некоторые из них имели бритые пятна кожи — особенно, в тех местах, где болезнь появилась недавно и проявила себя наиболее мощно. У Пола возникло странное чувство, что крысы следят за ним. Он вздрогнул и отвернулся.
Осмотрев лабиринт стеллажей и груды лабораторной посуды, Пол перевел свой взгляд на пару полусфер, которые висели на стене, словно охотничьи трофеи. По углублениям в центре он узнал в них две половинки одного из метеоритов. Чуть дальше виднелся плакат с десятком наклеенных печатаных страниц. Следующий плакат содержал четыре фотографии бородатых ученых из другого века. Скорее всего, Сиверс вырезал их из какого-то журнала или книги. Ничего особенного в лаборатории не было. Она пропахла пылью и какими-то кислотами.
Внезапно кресло Сиверса заскрипело.
— Вот и проверил, — сказал он сам себе. — Еще одна загадка. Сорок процентов роста!
Он отбросил огрызок карандаша и быстро повернулся. Пол увидел круглое толстое лицо с блестящими глазами. Темное и рваное пятно невродермы поднималось от подбородка ко лбу. Оно разделялось ртом, закрывало правую щеку и придавало ученому сходство с бульдогом какой-то смешанной черно-белой масти.
— Проверил! — гаркнул он и самодовольно улыбнулся.
— Что проверили?
Ученый закатал рукав, показывая полоску лейкопластыря на левом локте, который был покрыт пятном болезни.
— Вот, смотри, — произнес он. — Две недели назад это место было нормальным. Я взял отсюда квадратный сантиметр кожи и подсчитал количество нервных окончаний. Прошло немного времени, и дерма захватила этот участок. Сегодня я срезал еще один квадратный сантиметр и сделал пересчет. Представь себе, сорок процентов роста!
Пол недоверчиво поднял брови. То, что невродерма повышала чувствительность, было известно давно. Но чтобы она создавала новые нервные окончания… Нет, в такое он поверить не мог.
— Я потом пересчитаю в третий раз, — радостно пообещал ему Сиверс. — Одно место показало шестьдесят пять процентов. Что скажешь, а? Расторопные маленькие твари! Они создают нам новые рецепторы!
Пол с трудом проглотил слюну.
— И что?
Сиверс спокойно осмотрел его с головы до пят.
— Э-э, да ты не гипер! И наверное, никак не можешь понять, почему чувствительные люди хотят полапать твою кожу? Но меня бояться не надо. Я застраховал себя от подобных глупостей.
Он сказал это так небрежно, что смысл фразы дошел до Пола с небольшим опозданием.
— Простите, не расслышал. Что вы сделали?
— То, что сказал! Подцепив болезнь, я взял тонкую иглу и определил те места на руках, которые вызывали у меня приятные эротические ощущения. Затем я прижег их электродом. И знаешь, подобных мест оказалось не так уж много — одна-две точки на квадратный сантиметр.
Он снял перчатки и показал запятнанные оспинами ладони.
— Мне не хотелось суетиться с этими глупыми и детскими желаниями. Охота на таких, как ты — пустая трата времени. Во всяком случае, для меня. Короче, мануальная страсть мне не грозит, и я никогда уже не узнаю, на что похоже это чувство.
Он повернул ладони к лицу и, прищурясь, осмотрел их.
— Упрямые маленькие твари продолжали выращивать новые нервные окончания, а я все сжигал и сжигал их.
1 2 3 4 5 6 7 8