- Весьма важная персона из второстепенных, - заметил Кол. - Узнать бы, чего он хочет.
Я велел секретарю впустить полковника.
Внешность обманчива - эту поговорку можно повторять бесконечно. Особенно же она верна применительно к разведчику. Санчес Томпсон так явно не походил на шпиона, что просто не мог быть никем иным. Он заикался. Кусал ногти. Великолепно скроенный мундир британского офицера сидел на нем как на пугале. Однако глаза его зорко подмечали все, а заикание проходило, как только полковнику надо было сказать нечто важное.
Я не стал тратить время на любезности. Не успел он сесть, как я подтолкнул к нему "жучка".
- Кажется, ваше?
- Замечательная штука, - без улыбки проговорил он.
- И весьма полезная, не так ли?
- Она помогает нам получать информацию там, куда мы не можем проникнуть иными... путями.
- Вы имеете в виду шпионов? - резко спросил Кол, и я подивился его тону. Похоже, его чувства скрыты не так уж и глубоко, как мне казалось.
- Да, - согласился Томпсон. - И шпионов.
Кол стукнул ладонью по крышке стола.
- Любопытный вы человечишка, черт вас дери! Какое вам дело до нашей работы? Почему бы вам не перестать совать нос, куда не следует, и не убраться восвояси? Вы здесь нужны, как...
Томпсон сник. Он не был дипломатом. Словесная перепалка была не по его части.
- У нас есть соглашение... - неуверенно проговорил он.
- Тридцатипятилетней давности! Соглашение, которое вы только и делали, что нарушали. Совсем как американцы на Севере, ни дать ни взять. Хотите знать, кто вы такой? Вы...
- Кол... - начал было я.
- Жалкий пигмей, которому...
- Кол!
Он угрюмо замолчал.
- Вас, полковник, наверное, интересуют испытания, которые мы проводим, - сказал я. - Хотите взглянуть на установку?
Кол, казалось, ушам своим не поверил. Похоже, он решил, что я предаю и его, и все наше предприятие. Но разгадать мой замысел было нетрудно: просто хотелось выяснить, с каким поручением прибыл Томпсон. А про Центр они и так знали почти все.
- У вас, кажется, есть что сказать мне, - начал я, когда мы, оставив Кола в кабинете, направились к полигону.
Он полез в карман и протянул лист бумаги. Это было юридическое заключение, подписанное виднейшим специалистом по международному праву; даже я знал это имя, хотя юриспруденция для меня - тайна за семью печатями. В заключении говорилось, что в случае назревания кризисной ситуации целесообразней было бы передать "Кроссуинд" ЕККП в соответствии с подписанным правительством Австралии соглашением. По этому документу все опыты, связанные с космическими полетами в нашей стране, должны проводиться под эгидой ЕККП.
- Опыты - да, - сказал я. - Но что, если эта штука у нас заработает? Тогда вас не допустят, не так ли?
- Так, мистер Фрейзер. Но только если она заработает.
Стало быть, скоро мне придется исполнять приказы из Парижа. И Вашингтона, разумеется. Если в самое ближайшее время нам крупно не повезет, "Кроссуинд" наверняка передадут Европейской компании космических полетов. Разница в жадности между европейцами и американцами невелика. И те и другие одинаково подходили к подобной ситуации в середине века. У ЕККП, европейского ракетного консорциума, было так: "Вы нам - свои пустыни, мы вам - престиж". У США: "Вы нам - территорию под военную базу, мы вам - защиту". В те годы Австралия жаждала и престижа и защиты, но больше всего ей хотелось ощутить свою "принадлежность к державам". Политиканы выделили тысячи квадратных миль у Северо-Западного мыса американцам и отдали европейцам почти полный контроль над Вумеровским центром. Несколько десятилетий спустя они поняли свою ошибку, но идти на попятную было слишком поздно...
Я провел Томпсона через контрольно-пропускной пункт, и мы зашагали к громадному зеркальному шару, занимавшему весь зал.
- Удивительная штука, - сказал Томпсон. - Поскорее бы начать работать на ней!
Я решил не отвечать и прошел туда, где группа сотрудников сгрудилась у контрольного телевизора. Пилот-испытатель Тевис называл одному из наблюдателей ряд цифр. Он казался усталым, но не было ни признаков какого-либо вредного воздействия, ни тех симптомов, которые проявились у Чарта. Я взглянул на часы. Тевис находился в поле на семь часов дольше Чарта.
- Как он? - спросил я доктора.
- Кажется, совершенно здоров. Энцефалограмма в норме.
- Ну что ж, - сказал я, подумав. - Отключайте установку.
Поле замерцало и постепенно стало невидимым. С высоты колонны на нас смотрел Тевис, он моргал в ярком свете зала. На месте испытания делать было больше нечего, и мы ступили на дорожку, ползущую к управлению. По дороге я задал Томпсону неизбежный вопрос:
- Сколько времени в нашем распоряжении?
- Это не мне решать, мистер Фрейзер. Если бы я мог теперь же добиться вашего согласия...
- Никак невозможно: придется обсудить этот вопрос с начальством в Сиднее.
- Об этом мы уже позаботились, - сказал Томпсон. - Через несколько часов получите подтверждение.
Первым моим желанием было ударить его, стереть этот самодовольный взгляд с наглой рожи, но все прошло. Насилием тут ничего не поправишь.
- Да, похоже, вы все предусмотрели, - признался я. - Жду указаний... сэр.
Второй раз за день он посмотрел на меня в замешательстве.
- Зря вы так, мистер Фрейзер. Тут нет ничего личного. Мы оба уже давно в этой игре. Это бизнес, и ничего больше. Можно ли позволить себе иметь чувства?
У меня не было настроения обсуждать вопросы этики.
- Может быть, завтра? - спросил я.
- Как вам угодно, - ответил Томпсон. - И, надеюсь, к тому времени вы будете проще смотреть на вещи.
Часа в три ночи я проснулся от раздражающего скрежета сигнального устройства, которое надевал всегда, если меня могли вызвать. Я потянулся к переключателю связи. Звонил Кол.
- Чарт снова сбежал, - сообщил он. - В пустыню.
- Сбежал? Я считал, что он все еще в коконе...
- Он и был там, но потом вырвался и наспех соорудил мину-сюрприз из жидкости и кое-каких проводков. Когда охранники вошли, с ними случился шок, и они потеряли сознание. Это было около двух часов назад.
Все еще полусонный, я с трудом оделся и заковылял по коридорам к гаражу. Все двери большого ангара были открыты, и от влажного холодка пустыни воздух казался морозным.
Кол уже организовывал поисковые партии: машины с экипажами из двух человек, набирая обороты, взлетали по скату и исчезали в беззвездной ночи. Я видел, как их прожекторы обшаривают пустыню вокруг.
- Хотите поехать? - спросил Кол, заметив меня. - В одном экипаже не хватает человека.
- Отправляйтесь лучше вы, - ответил я. - От меня в пустыне мало толку.
Минуту спустя я остался в ангаре один. На полу лежала расстеленная кем-то карта. Я подошел и всмотрелся в нее. Интересно, где же быть Чарту? Куда вообще может пойти человек, попавший в пустыню? Что он надеется найти среди скал и песков? Ни городов, ни оазисов, ни колодцев там нет. Большую часть карты занимала безводная местность. Здесь карта имела однообразный бурый цвет, и черные паутинки покрывали ее так густо, будто тут основательно поработал какой-то трудяга-паук. Из любопытства я взглянул на условные обозначения и увидел, что это магнитные силовые линии, нанесенные во время последнего геофизического года группой дотошных бельгийцев. Линии изящными кривыми бродили по пустыне, чаще поодиночке, иногда параллельно, а кое-где даже собирались в громадные узлы, отмечавшие районы наивысшего магнетизма. Два таких узла находились неподалеку от нас. На одном из них кто-то поставил синий крестик. Вдруг я понял, что уже видел эту карту. Крестиком было отмечено место, где Чарта нашли в первый раз - самый центр узла силовых линий. Неужели?..
Снаружи еще было темно, но ложная заря зажгла восток бледным сиянием. Я вскочил в одну из свободных машин и направился на запад.
Менее чем через полчаса я был на том месте, которое отметил себе на карте - в центре второго узла магнитных линий, точно такого же, как и тот, в котором нашли Чарта. Солнце было уже довольно высоко, когда я затормозил на верхушке небольшого холма, выключил мотор и вышел из машины. Ничто не двигалось, не слышалось ни звука, и я уж было усомнился в своей догадке. Но опасение оказалось напрасным, пройдя на вершину холма, я посмотрел вниз и увидел одинокую брошенную машину. Я перевел взгляд еще дальше, на равнину. Там, в косых лучах утреннего солнца, в четверти мили от меня медленно двигалась какая-то фигура. Я видел ее струившуюся по скалам тень, такую же тонкую и длинную, как моя.
Понадобилось всего несколько минут, чтобы догнать Чарта. Он уходил не от меня и не от моей машины. Он, казалось, вообще не знает, куда идет. Скорее всего его путь пролегал по тем самым силовым линиям, которые я видел на карте. Некоторое время он неспешно шагал по прямой, потом вдруг остановился, вернулся чуть назад и оглянулся. Я приблизился вплотную, но он, не замечая меня, продолжал двигаться навстречу восходящему солнцу. Он был совершенно наг - неестественно розовая кожа блестела, ни складочки на теле, ни морщинки. Новорожденное существо, с которым я не имел ничего общего. Я заглянул в его глаза и увидел, что они совершенно безжизненны. Всякая жизнь в Питере Чарте ушла куда-то внутрь, в смутные глубины его существа, повиновавшегося теперь одному лишь голоду.
Голод! Нам это и в голову не пришло. Все перебрали: и вирусы, и неведомые возбудители, а вот о голоде не подумали. Силовое поле было непроницаемым для земного магнетизма. В этом, собственно, одно из его главных преимуществ. Оно отражало все виды излучения, будь то свет, тепло, гамма-лучи и даже нечто неизвестное пока науке. Внутри силового поля человек был отрезан от всего. Впервые в своей жизни, впервые в жизни всего рода человеческого он был ПОЛНОСТЬЮ изолирован.
Каждую секунду сквозь наше тело проносится поток космических лучей. И вдруг для кого-то он прерывается. Откуда нам было знать, к каким последствиям это может привести? А между тем Чарт погиб, погиб как личность, превратившись из разумного существа в тупого наркомана и даже не осознав этого. Он вернулся на Землю с единственной мыслью - найти то, чего лишило его космическое путешествие. Он бежал сюда потому, что именно здесь поток частиц, заключенный в гравитационном поле Земли, снова вырывался в пространство, обеспечивая наивысшую напряженность силового поля. Чарта гнала вперед физическая потребность в космических лучах, и никакие препоны, вставшие на пути, не могли его удержать.
- Не понимаю, почему же тогда не удались испытания, - сказал Кол. Тевис был совершенно здоров, когда мы его вытащили.
Я тоже терялся в догадках, пока не вспомнил о телесвязи.
- Вероятно, телевизор дал ему достаточную дозу прямого излучения, необходимого для жизни. Но лучше на всякий случай держать его под наблюдением.
Кол и я через стол смотрели друг на друга и думали об одном и том же.
- Ну как, справимся? - спросил наконец Кол.
Я поколебался и протянул руку к телефону.
- Дайте мне Вумеровский центр. Полковника Томпсона.
Несколько секунд спустя лицо Томпсона появилось на экране. Он и не пытался скрыть самодовольства.
- Мистер Фрейзер! А я как раз собирался...
- Это ни к чему, - оборвал я. - Мы отказываемся выполнять указания, которые вы дали мне вчера. Охране приказано стрелять без предупреждения в любого, кто появится на нашей территории. Всего хорошего.
Я отключился почти сразу, но все же успел заметить на физиономии полковника немало позабавившее меня выражение полной растерянности.
- А осилим? - спросил Кол.
- Попробуем. То, что я в своем уме и не шучу, они поймут не раньше чем через несколько часов, а тогда будет уже поздно принимать крайние меры. Им останется лишь одно - действовать по дипломатическим каналам. Ну а на это, будьте уверены, уйдет уйма времени...

1 2