А это ничтожество - марионетка, пустая кукла, служившая
еретическим инструментом для распространения страшной инфекции, поразившей
Дэни физически и морально...
Наблюдая за этой парой, а я мог следить за верандой из окна, я
напряженно думал, что же связывает их. Обычно я не видел лица сына с
задумчивой или зачарованной улыбкой, которую я все больше не любил. Но
иногда замечал в выражении его лица глубокую поглощенность или
отрешенность, что мне становилось жутко. В присутствии своего обожателя
существо по имени Рауль казалось вернувшимся к жизни. Оно становилось
менее недоразвитым и отталкивающим. И если оно само увеличивалось,
становилось сильнее, то это происходило за счет Дэни, за счет истощения
его жизненных сил. Казалось, один чахнет, тает, а другой - растет,
набирается сил...
С трудом скрывая тревогу в связи с этими мыслями, раз-другой пытался
я нарушить подозрительное уединение, но вскоре понял, что это бесполезно.
Они сразу замолкали. Дэни смотрел на меня полувиновато, полусердито. В то
же время я знал, что их загадочные беседы с глазу на глаз сразу же
возобновлялись, как только я уходил.
Несмотря на постоянную нервозность и растущую тревогу жизнь моя
внешне была обычной и спокойной. Меня, как и прежде, навещали друзья.
Думаю, они не замечали ничего особенного. Разумеется, они вспоминали о
болезни Дэни и сочувствовали мне.
Однако они редко сталкивались с Раулем и, как я полагаю, слухи о
странном недуге моего сына распространяли главным образом слуги. Клара и
старая Дженни не могли не знать, что происходит у них под носом. То, что
они старались держать язык за зубами, свидетельствовало только об их
преданности и долгому терпению.
Что касается официального статуса Рауля, то все образовалось раньше,
чем я ожидал. Как я с удивлением узнал, по настоянию Дэни через неделю
после прибытия он отправился в Винчестер и с помощью Дэни в роли
переводчика зарегистрировался в полицейском участке, как иностранец.
- В качестве кого он представился? - забеспокоился я. - надеюсь, не в
качестве моего служащего.
- Да нет, - успокоил меня Дэни. - Просто, как гость.
Все это выглядело неплохо, и я вынужден был отдать Дэни должное за
инициативу. Правда, чтобы убедиться, на следующий день я отправился в
Винчестер. Мне сказали, что все в порядке. Конечно, мне хотелось
познакомиться с паспортом Рауля, но я не стал этого добиваться. Я просто
рассказал обо всем Годериху.
- М... - пробормотал он, выражая сомнение. - Независимо от того,
является ли этот зануда законченным холдеем или нет, - все равно ему надо
указать на дверь. Как я уже говорил, я ничего не могу понять... Это
случай, подлежит психологическому расследованию, здесь нужен психиатр.
Понимаю, что вы предубеждены против таких врачей и с этим можно
согласиться, но меня беспокоите вы и Дэни. Так что вместо одного у меня
теперь два пациента...

И правда, эта история добивала меня. С каждым днем я все больше
чувствовал, что не выдержу и решусь применить силу.
Когда, наконец, я пришел к этому выводу, то на какое-то короткое
время почувствовал облегчение.
А обстановка продолжала ухудшаться. В результате общения со своим
милым другом Дэни выглядел вконец измученным. Мысль, которая раньше лишь
возникала, теперь полностью овладела мной и самым чудовищным было то, что
столь оберегаемый мною Дэни достался этой аморфной кукле, стал пищей этого
жуткого шута.
Он что-то теряет, думал я, что-то отдает. Но не хочет делать это
добровольно, просто так. Он должен получать что-то взамен, быть
заинтересованным. Но что, что?
Я жил в страшном кошмаре. Детали и подробности этой дьявольской
сделки были выше моего понимания. Но то, что тайный обмен производится и
его жертвой является Дэни, я чувствовал.
Кем был этот Рауль? Как только он у нас появился, я попытался
выяснить это, но его неразборчивый овернский диалект оказался мне
недоступен. Когда я видел его через оконное стекло строгающим свои
деревяшки и похожим на раскормленное чучело, меня охватывала безмерная
злость. Мошенник он или просто деревенщина? Многими часами самодовольно, с
тупой настойчивостью восседал он здесь, подобно гигантской жирной мухе,
почти неподвижно. От злости у меня сжимались кулаки. "Если бы я его сейчас
схватил, - приходила шальная мысль, - если бы я только поймал его с
поличным, я бы задавил его..."
Если бы я смог его схватить... Да... У меня было смутное
представление о том, что произошло бы дальше. Но и только. А что касается
доказательств... этот омертвевший урод действительно кровопийца, способный
выкачивать из моего мальчика жизненные силы, здоровье и духовную
стойкость, то как он это делает? Вопрос скорее всего пустой, и все же я
считал, что должно быть какое-то разумное объяснение.
В течение дня они были под моим наблюдением. И я с трудом верю, что
Дэни принимал своего приятеля в спальне или наоборот. В конце концов Рауль
вернулся к себе на второй этаж, а я, на всякий случай, предпринял меры
против возможных ночных встреч. Однако как только начинало темнеть и до
полуночи дом наполнялся шумом и странные явления не прекращались. В
некоторой степени это вписывалось в мою теорию. Я слышал, что полтергейст
- это следствие избытка жизненных сил и энергии. Именно когда Дэни был на
подъеме, а Рауль оказывался не готов "обескровить" его, вокруг моего
мальчика чаще всего и происходили всякие чудеса. Так что полтергейст сам
по себе был понятен и потому казался незначительным пустяком.
Неужели прошло всего пять недель с момента появления Рауля?

В эту пору я сильно страдал бессонницей. Когда же я под утро засыпал,
меня преследовали жуткие сны.
Один из них мне особенно запомнился.
Я видел себя во Франции, и Сесиль была со мной. Она пересказывала
одну из легенд своей родной провинции и упорно старалась привлечь мое
внимание к отрывку в книге. Мы стояли у широкого окна. Перед нашим взором
на много лье простирался сложный силурийский ландшафт Оверна. Странным
было то, что Сесиль держала книгу перед собой и ожидала, что я буду читать
ее сквозь обложку и плотную пачку страниц. Во сне я каким-то чудесным
образом мог это делать. Из одной фразы, которую я прочитал по ее
настоянию, могу привести лишь несколько слов: "...восторжествует над..." Я
был почти готов расшифровать остальное, но книга внезапно выпала из рук
моей жены, а передо мной открылось не ее лицо, а... пустота. С криком
ужаса я проснулся.
Но это было только сном. Возможно, перед тем, как заснуть, я вспомнил
вопрос Годериха о возможной связи Рауля с семьей Сесиль. Этот вопрос не
давал мне покоя и порождал дурные предчувствия.
Какие? Пока мне с трудом удавалось сохранять видимость нормальной
жизни. Развязка близилась. "Если бы я мог поймать его с поличным, - эту
фразу я беспрестанно повторял. - Если бы я только смог..."
И однажды я сделал это.

Как-то в полдень в октябре Дэни вместе с неразлучным приятелем сидел
на открытой веранде. Устав, очевидно, От болтовни, Дэни взял книгу. Это
была детская книжка, которая стояла раньше на полке в детской. Меня слегка
удивил его интерес к книжке для малышей. Мне казалось, что Дэни уже давно
вырос.
Как я упоминал, крыша веранды была застеклена, а в одном из углов
находилась форточка. Ветки глициний порой касались крыши. В передней части
веранды стояли горшки с гортензией. Цветы уже пожухли, но все же на
веранде сохранялась увядающая зелень и приятный слабый исчезающий аромат.
Все это создавало, атмосферу еще большей настороженности.
Как я уже говорил, из окна просматривалось ограниченное пространство.
Именно через это окно, высокое французское окно гостиного типа, я нередко
с растущим беспокойством наблюдал за своим сыном и его компаньоном.
Хорошего в этом было мало. Они могли узнать о моих растущих подозрениях и
враждебности. Мои встревоженные взгляды означали бы, что я шпионю. Дэни
отдалялся от меня - своего отца. И я ничего не мог поделать.
В этот день я отказался от бесполезной слежки. Нужно было чем-то
занять свои мысли и руки, иначе можно было сойти с ума. Я вспомнил о
сломанной ограде около яблоневого сада - она нуждалась в починке. Взяв
молоток и гвозди, я приступил к работе. Но тут меня охватило предчувствие
беды. Интуитивно осознал я приближение чего-то страшного, ужасного. Нужно
было вернуться...
Предчувствие страшной беды было настолько сильным, что я бросил
инструменты и поспешил к дому.
Из осторожности замедлив шаги, я стал тихонько приближаться. С
веранды меня не было видно, но ради перестраховки я сделал крюк и прошел
за изгородью. Вместе с тревогой росло чувство настоящего гнева. Каким же я
был слепцом, что не видел происходящего у меня под носом. А теперь может
случиться что угодно. Как же я раньше не понимал, что эта проклятая
перекачка требовала встреч наедине или иной физической близости? "Я задушу
его, - слышал я свои собственные слова. - Он заслуживает этого!" Мне
казалось, что пальцы мои сжали шею этого существа, что время забежало
вперед или как-то сжалось, отражая уже случившееся или то, что должно было
случиться.
Октябрьский день подходил к концу, когда я осторожно вошел в
гостиную.
С того места, где находился, Рауля видно не было. Но я ясно видел
Дэни. Как и прежде, он сидел на старом плетеном стуле и читал книгу. Хотя
сидел он весьма своеобразно. У него была странная застывшая поза человека,
пристроившегося на краю стула и наклонившегося вперед. Последний луч
розоватого света освещал его белокурую головку, лицо закрывала книжка.
Ужас и необъяснимое отвращение переполнили меня. Сильно испугало и
вызвало тошноту что-то странное в позе Дэни, во всем его виде.
Тяжело дыша, я начал приближаться. Я двигался очень осторожно, но
Дэни все-таки заметил или почувствовал это и стремительно вскочил. Книга
выпала из рук.
Мне трудно описать выражение его лица в этот момент. Оно было как
ужасный цветок. Как мы знаем, дьявол-обольститель губительную дань взимает
особенно с самых молодых грешников. А то, что он дает в замен признается
всеми менее охотно и всегда больше волнует. Вот и теперь то, что я узнал о
плате за грехи моего сына, было ужасным.
Если бы мог, я бы забыл это. Лицо Дэни казалось пародией, издевкой
над моей памятью о его детстве. Стянутое и резко очерченное, старое, но не
такое, каким становится с годами. Глядя на него, я вдруг с мучительной
ясностью почувствовал себя пленником вечности.
Внезапно мои раздумья прервал отчаянный крик Дэни. Я распахнул
французское окно и бросился на веранду.
Где Рауль? Я успокаивал себя тем, что с Дэни ничего страшного не
случилось. А моя главная задача - немедленно найти его мучителя. Неужели
это существо исчезло? Нет. Я заметил его тяжело бегущим от веранды к
кустарнику.
Я догнал его около каретного сарая. При моем приближении Он обернулся
и неуклюже вытянул руку, чтобы оттолкнуть меня.
Мои руки сжались вокруг его горла. Прошло несколько секунд, а мерзкий
тип молчал. Вдруг до меня донесся легкий шум. Говорят, что у некоторых
обычно бессловесных существ в экстремальной обстановке появляется слабая
способность издавать звуки. Так в кипящей воде в состоянии агонии
несчастные омары издают свой последний слабый писк. Вот и сейчас раздался
такой сдавленный крик. Это вызвало у меня глубокое отвращение.
Мои пальцы сжимались все крепче. Во время схватки я оттеснил Рауля к
дереву, стремясь припереть его к стволу.
Однако ему удалось перехитрить меня, а может я просто поскользнулся.
Во всяком случае мы оба рухнули на землю. Я оказался на нем. Он извивался
и старался выбраться, все время ускользая от моих рук. А через миг - он и
вовсе пропал.
В изумлении я поднялся и оглянулся вокруг себя. Рауль исчез. И
никаких следов...

2
Наступили черные дни. Трудно даже передать, насколько черные. Хотя с
исчезновением зловещего приятеля Дэни худшее казалось позади. Но сердцем я
чувствовал, что это всего лишь передышка. История далеко еще не
завершилась.
"Передышка... Нет, даже не передышка. Рауль изгнан, но его ужасное
дело осталось. Дэни все еще болел. Его взгляд выражал испуг и неприязнь,
как будто я был виновником его страданий. Он реагировал очень болезненно,
если я приближался к его кровати и разговаривал с ним. Как ни обидно это
признать, но потеря этого страшного паразита ввергла Дэни в самую
настоящую прострацию. Теперь он уже не был похож на мальчика, которого
Сесиль и я так любили.
Ну а жуткому увальню, принесшему нам столько бед, удалось вырваться
из моих рук и бежать. Я полагал, что он вернется во Франция и не будет
больше беспокоить нас. Возможно это или нет - я не знаю. Во всяком случае
именно эту мысль я пытался внушить себе. Правда не обязательно и не всегда
оказывается "печальнее" того, что ты воображаешь. А в данном случае
присутствовало что-то такое, что не позволяло не принимать во внимание все
обычные разумные объяснения.
Когда после бегства Рауля я вернулся в дом, Дэни находился в
полуобморочном состоянии. Услышав шум убегающего по веранде человека,
слуги бросились туда, нашли Дэни лежащим около стула. Они отнесли его в
комнату. Придя в себя, он долго тихо стонал, пока не принял
успокоительное, которое дал ему вызванный мной Годерих. Ночь прошла
спокойно, наступил новый день. Как я уже упоминал, Дэни болезненно
реагировал на мое приближение. Однажды он даже забаррикадировался от меня
в своей комнате. Я просто с ума сходил, опасаясь как бы он не натворил с
собой что-нибудь нехорошее. Годерих разделял мою тревогу.
Вы узнали что-нибудь новое об этом жутком существе? Оно исчезло? -
спрашивал он.
- Что-нибудь новое? но как?
- Теперь, когда его нет, говорить о нем будут более открыто, ваши
слуги, например...
- Конечно, - согласился я. - Да... разговоров много.
Действительно, если раньше Дженни и Клара сдерживали себя, то теперь
они высказывали мне все, что чувствовали или знали о Рауле. Правда, это не
добавляло мне новых сведений о нем. Я так и сказал Годериху.
- А как вы объяснили слугам внезапное исчезновение этого типа?
- никаких подробностей я не сообщил. Очевидно, они догадываются, что
я прогнал его. Не думаю, что их интересует, как он убрался, раз уж его
здесь нет.
- Признаюсь, чувствую, что много сделать не смогу. Советую обратиться
к психиатру.
Но к этому я еще не был готов. Может быть, меня несколько смущал
укоризненный тон моего друга? Если да, то его тон был оправдан. Годерих не
мог не почувствовать, что описывая финальную сцену, в разговоре с ним я не
указал о подробностях...
Дэни настолько поправился, что уже смог покидать свою постель,
комнату и иногда в одиночестве бродить среди кустов и по лугу. Но между
нами сохранялось отчуждение. Моя осведомленность или частичная
осведомленность о его страшном секрете вызывала у него ужас. Что-то жуткое
заключалось также в настойчивых усилиях ребенка придать ситуации свою
собственную удобную и как-бы оправдывающую версию - очистить, приспособить
или смягчить ее, сделать более терпимой для себя, а также видеть во мне, а
не в рауле своего врага.
Так не должно было продолжаться. Даже если бы я прожил до ста, мог ли
я или он забыть то, что я должен еще помнить? Я бы всегда напоминал ему.
Если он вырастет, а, может быть, это уже случилось, с чувством мучительной
подавленности он пожелает моей смерти.
Неделю или около этого все шло без изменений. Я не знал, что на самом
деле произошло с раулем, и это не давало мне покоя даже в его отсутствии.
Вскоре после его исчезновения меня посетили из полиции Винчестер-сити.
- Приваче, - сказал мне констебль, я едва вспомнил фамилию этого
типа, - не явился на участок через месяц после регистрации. У меня ли он?
Я правдиво ответил, что он удрал неизвестно куда.
- Удрал?
Я объяснил, что нарушитель правил был другом моего сына и что я
практически ничего о нем не знаю. Уважаемый и, на мой взгляд, очень
респектабельный констебль был неудовлетворен и озадачен.
- Он обязан был отметиться, как положено, - проворчал он. - Если он
направился во Францию, то, как вы понимаете, в порту могут возникнуть
некоторые затруднения и неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8