оседлым жителям грозили набеги бедуинов, да и сосед часто становился врагом, потому что ни земли, ни воды на обоих не хватало.
Города Хадрамаута не надо было обносить стеной: эту роль выполняли задние фасады домов, вплотную примыкавшие друг к другу. Войти в город можно было только через единственные ворота.
Каждый строил себе крепость. Первые этажи ее с толстыми, в несколько метров, стенами – это склады, сараи, хлев. В стене одна маленькая дверь и бойницы по ее сторонам. Бойницы есть и на втором и на третьем этаже. И только с этажа четвертого, куда уже не заберется враг, начинаются ряды окон – там живут люди. Большая семья, занимавшая дом, населяла все верхние этажи – обычно их в небоскребе семь-девять.
Жизнь на вершине собственной крепости представляет удобство и с точки зрения гигиены. Узкие улочки, в которые не протиснется даже повозка и где посередине течет ручеек нечистот, зловонны и душны. Наверху же, под самым небом, и чище и прохладнее.
Над Шибамом, крупнейшим из городов Хадрамаута, возвышается многоэтажный дворец султана, отличающийся от остальных домов тем, что он раскрашен поверх белой извести красными полосами.
Теперь времена междоусобиц отошли в прошлое, но традиции сильны. Если сваливается от ветхости один небоскреб, на месте его строят другой – такой же или даже выше. Вширь город не растет: оазис мал, земля нужна финиковым пальмам. Да и население почти не увеличивается: вода имеется хоть и в изобилии, но глубоко под землей, и достать ее пока нельзя – нет ни техники, ни сил.
…Главная улица Шибама – ложе селевого потока, разрезающее город надвое. Здесь в песке сделаны колодцы, и к ним с утра тянутся женщины с кувшинами, под чадрами, в длинных одеждах – синего цвета в Шибаме, зеленого, красного или черного в других городах.
Утром на базарную площадь приходят караваны и приезжают из пустыни бедуины. Деревенского жителя можно отличить от горожанина по высокой соломенной шляпе с полями. Бедуины ограничиваются повязками на голове, их женщины не закрывают лиц. Лица бедуинок украшены синими точками татуировки. А жительницы городов Хадрамаута раскрашивают лицо: рисуют зеленые и коричневые полосы вдоль носа и поверх бровей и покрывают щеки блестящей желтой краской. От этого они кажутся (тому, кто увидит их без чадры) ожившими страшными идолами. Говорят, такой обычай остался от времен царицы Савской. Европейской журналистке, которая был поражена этим обычаем, показали в Шибаме алебастровую скульптуру двух-тысячелетней давности. Женская головка была раскрашена точно так же, как делают это сегодня женщины города небоскребов.
С древности сохранился и обычай украшать дома. Дома вытянулись к небу, но двери в них небольшие, их створки, а также рамы окон и ставни богато разукрашены резьбой по дереву, на верхних этажах много резных колонн, на стенах можно увидеть лепные украшения.
И это неудивительно, ведь Южная Аравия славилась своими скульптурами, некоторые из них и сейчас украшают музеи мира. Красивы в Хадрамауте и мечети и мавзолеи, в которых сквозь традиционные мусульманские формы проглядывают прямые линии абиссинских обелисков – даже тысячелетие мусульманства не смогло полностью стереть древние связи этих стран.
…Караваны покидают город поздно вечером, чтобы за ночь пройти перевалы. Хотя сейчас бедуины и не нападают на купцов, к морю все-таки стараются выйти ночью, так принято. И, наверно, пока по пустыням Хадрамаута бредут караваны верблюдов, они будут покидать города по ночам. Хотя никто уж не будет помнить почему.
Долина Гореме
Пещеры Каппадокии
Бывает, что крупные центры цивилизации, города, замечательные памятники оказываются в стороне от больших дорог. Жители уходят оттуда, дороги зарастают… Если же люди возвращаются сюда через много лет, то они часто не имеют никакого представления о том, кто же построил этот храм или вырубил в скале эту пещеру. И приписывают ее джиннам, духам, царю Соломону или даже пришельцам из космоса.
Так случилось с Петрой, с Баальбеком, так случилось и с долиной Гореме. И это совсем не значит, что долина заросла джунглями или была засыпана песками. В ней расположены турецкие деревни, и люди взбираются по узким лестницам в покинутые храмы, где хранят зерно и урюк. Но кто, когда и зачем сотворил это чудо света, одно из самых необыкновенных и, пожалуй, малоизвестных, местные жители не знали.
Долину Гореме «открыл» всего пятьдесят лет назад бельгиец-иезуит, и некоторое время ученые считали шуткой или ошибкой миссионера его странные сообщения.
…Почти в самом центре Турции, в провинции Анатолия, стоит одиноко четырехкилометровый потухший вулкан Эрджияс. Его снежная вершина четко выделяется на чистом синем небе Анатолии. У вулкана сходятся три турецкие провинции – Кайсери, Невшехри и Нигде.
Когда-то, в доисторические эпохи, вулкан обильно извергался и на много метров затопил лавой широкую долину. Со временем дожди и ветры прорезали слой лавы, расчленили его на множество холмов, столбов, конусов и стен. Когда сюда пришли люди, а было это несколько тысяч лет назад, и заселили долину, они поняли, что удобнее сооружать дома в лавовых башнях, чем строить их на плоской земле, снизу. Тем более почвы здесь плодородные, и каждый клочок земли, которая родит зерно, виноград и другие фрукты, ценен.
И получился город, вернее, целый фантастический, мир, напоминающий сразу лунные горы, скопища гигантских термитников, прихотливые создания скульптора-авангардиста или гигантскую кровать факира, утыканную гвоздями. В нем есть дома-грибы, дома-пирамиды, дома-обелиски, дома-купола, дома-стены, дома – сахарные головы, дома-ракеты. Они группами и в одиночку поднимаются из долины, и никто не знает точно, сколько же пещер здесь – их тысячи.
История заселения долины Гореме, или, как ее называли в древности, Корамы, насчитывает несколько тысячелетий. Уже во времена римлян город Кайсери (Кесария), разместившийся на краю долины, был оживленным торговым центром, через который проходили караваны от Черного моря в Сирию, из Армении к Бейруту. Здесь сталкивались люди многих национальностей, и зарождавшаяся христианская религия нашла в их среде много приверженцев. В III веке образовалась большая, в основном греческая, христианская община. Слухи о ней разносились караванами по всему миру. Отшельники и монахи стекались со всей Восточной Римской империи.
Фанатики и анахореты раннего христианства сочли пещеры Корамы идеальными для отшельнической жизни. Сами пещеры сухи и удобны, в них прохладно в самую жару и тепло зимой, а внизу, в долине, есть вода, фрукты, и местное население не чинит никаких препятствий бородатым, оборванным аскетам, которые чаще всего незлобивы и проводят дни в молитвах своему богу. А свободных пирамид и башен много – хватит и на десять тысяч отшельников.
К IV веку здесь образовались первые монастыри, и, потеснив немногочисленных каппадокийцев, они заняли значительную часть обширной долины.
Монастыри множились и процветали в течение двухсот лет, пока в VI веке в эти края не вторглись персы, которые разогнали многие христианские общины. Потом здесь появились арабы, и город Кесария уже не мог дать приюта христианам.
Но гонения на христиан почти не задевали пещерных монастырей. Ни персы, ни арабы не пытались установить прочную власть в лабиринте холмов и башен, где даже днем нетрудно заблудиться, особенно если учесть, что долина занимает площадь почти двести квадратных километров.
Из Кесарии и других городов Анатолии сюда сбегались гонимые и расселялись по пещерам. Предполагают, что в конце I тысячелетия в Гореме обитало до тридцати тысяч христиан.
Башни и конусы давали теперь приют не одному аскету, а нескольким семьям. Вырубались все новые и новые этажи, пещеры соединялись лестницами, переходами, туннелями, мостиками. В тяжелые времена на первом этаже башни никто не селился, и лестницы в момент опасности убирались. Зато выше заселялось по пять, десять, пятнадцать этажей, и сохранился даже один двадцатиэтажный «дом», источенный внутри комнатами, залами и ходами, как муравейник.
Бывшие кельи отшельников расширялись и превращались в обширные церкви, украшенные колоннами и фресками. Беглецы раскололись на несколько сект, и каждая старалась перещеголять соперников в богатстве церкви и монастырей…
А снаружи непосвященный глаз не разглядел бы ничего. Кое-где на стенах конусов и пирамид чернеют четырехугольники окошек и узких дверей, и никогда не догадаешься, что там, в глубине и полутьме, спрятаны комнаты, залы, церкви, склады. Это был обманчивый мир внешней бедности, маленьких окошек, мир, куда мало кто из посторонних лиц был допущен, и мало кто мог оценить его действительную силу и размах.
Да и поля, вернее, площадки земли, разбросанные среди скал, казались маленькими и, во всяком случае, не такими плодородными и богатыми, как это было в действительности. Самое большое в Азии поселение ранних христиан полностью себя обеспечивало, а монастыри богатели, несмотря на то что власть в стране принадлежала «неверным».
Войны мусульман и походы крестоносцев, закат и крушение Византии – все проходило стороной, и, как прежде, изощрялись в теологических спорах ученые-богословы, отрабатывали на монастырских полях десятину крестьяне; вино, выдержанное в каменных подвалах, бочками увозилось в города, где высоко ценилось.
Но новых пришельцев-единоверцев не было, а старые постепенно разъезжались, иногда меняли веру, покидали обжитые пещеры. В городках по окраинам долины селились турки, они использовали опустевшие пещеры под склады. Еще несколько столетий действовали две или три церкви, но в 1923 году, во время обмена населением по Лозаннскому договору, греки-христиане покинули Гореме. В некоторых пещерах поселились турецкие крестьяне, но большинство осталось пустовать, и в них развелось немыслимое количество голубей. Крестьяне собирают в пещерах птичий помет и удобряют поля.
…Еще действовали церкви и последние монахи возились по утрам в монастырских виноградниках, но в Европе, отрезанной от турецких внутренних провинций многовековой враждой религий, забыли о долине Гореме. И когда бельгийский миссионер неожиданно натолкнулся в сердце Турции на доживающую последние дни христианскую общину, он был поражен до глубины души. И не столько церквами, вырубленными в лаве, сколько самим фактом такого длительного существования христианской общины в центре мусульманского мира, причем общины, которая не могла похвастаться большим числом мучеников и святых: более тысячи лет долиной почти никто не интересовался и ни один «жестокий магометанский царь» не устраивал резни среди последователей Христа.
До сих пор исследователи (надо признать, что их было немного) не могут сказать с уверенностью, что они изучили большую часть убежищ. Гореме остается пока пещерой Аладдина, сокровища которой разбросаны по разным комнатам.
В башнях Гореме, невидимые за четырехугольниками дверей, спрятаны три сравнительно большие купольные церкви. Все они сплошь покрыты фресками – это один из самых древних и хорошо сохранившихся образцов византийского искусства. Наиболее богатой и интересной считается церковь Тьмы. Ее фрески яркими и светлыми тонами, мягкими и даже нежными линиями напоминают фрески русских соборов. Церкви созданы вдали от бед и потрясений большого мира. Это чувствуется, когда смотришь на фреску, изображающую элегантного юношу с тросточкой, в развевающемся плаще, хотя юноша не на прогулке – он Георгий Победоносец и именно в этот момент борется с драконом, правда довольно миролюбивым на вид.
Спокойствие царит и в большой, чудесно написанной фреске, изображающей Пантократора, в чаше купола. Пророки вытянуты в длину и изогнуты, потому что изогнуты тщательно вырезанные в лаве колонны и пилястры.
Вторая церковь такого рода – Яблочная церковь. Монахи не задумывались подолгу, как назвать свои храмы. Церковные власти Византии были далеко и не могли указать отшельникам на легкомыслие. Поэтому большую церковь, где было темно, назвали церковью Тьмы, а вторую, у входа в которую росли яблони, назвали Яблочной. А если и были другие названия, официальные, для торжественных случаев, их никто не запомнил.
В церквах не все фрески сохранились так, как должны бы сохраниться при ровной и сухой температуре пещер. Виной тому не язычники. Никто сознательно не осквернял церквей. Но начиная с XVII века, когда монастыри и церкви стояли в основном пустыми, сюда начали попадать гости. То заглянет крестьянин, то случайный путешественник. А туристов испокон веку объединяет стремление оставить о себе память потомкам. Турист аккуратно или неаккуратно расписывается на самом видном месте. Кто не видел этих надписей, не удивлялся их потрясающему обилию и однообразию?! За пятьсот лет, как ни редки были туристы, их побывало в Гореме немало. Тем более за последние годы, когда транспорт дал возможность добраться сюда из Анкары за несколько часов, а печать разнесла по всему миру известие о том, что пещеры Гореме стоят того, чтобы на них посмотреть. Теперь большинство фресок до высоты человеческого роста уничтожены слившимися в белые пятна царапинами автографов.
Сегодня долина населена турецкими крестьянами. Не так густо, как тысячу лет назад, и потому многие пещеры пустуют. Крестьяне, так же как и христианские отшельники до них, выращивают один из лучших в мире сортов винограда, маслины, абрикосы. Двери и окна некоторых из пещер, особенно полюбившихся миллионному голубиному населению долины, заложены камнями, чтобы голуби жили спокойно и в пещерах накапливался ценный помет. Без черных прямоугольников в стенах эти башни кажутся монолитными, как стволы термитников, изъеденные внутри ходами.
Новых пещер никто не вырубает, но семьи побогаче расширяют окна и двери и пристраивают к своим пещерам фасады, как к настоящим домам. Даже с балконами. Задние комнаты пещер используются под кладовые, туда никогда не проникает свет. Крестьяне победнее только вставляют раму и навешивают дверь на скалу, да раз в год побелят комнату, чтобы она казалась светлее и больше, но дым из очага чернит ее снова.
Как и прежде, жители пещер поднимаются на верхние этажи по вырубленным внутри скалы лестницам, и в многоэтажных пещерах-небоскребах вытесанные в стенках ступеньки уходят на десятки метров вверх по темным шахтам.
На ровных площадках долины – не всем же по душе жизнь в пещере – выросло за последние годы несколько городков. Башни пещерных небоскребов стоят посреди них, придавая им неестественный, сказочный вид, и пробивающийся сюда по узкой вьющейся дороге автобус из Кайсери гудком вспугивает тучи серых и сизых голубей… Он тормозит у открытого кафе со стульями на каменной террасе, и тень двадцатиэтажного небоскреба, смешиваясь с тенью редких смоковниц, прикрывает его от вечернего солнца…
Шахи-Зинда
«Поистине дела наши указывают на нас»
Рыцарь Рюи Гонсалес де Клавихо опоздал. Опоздал на двести лет – он не застал Афрасиаба, ни стен его, ни мечетей, ни мавзолеев, ни дворцов. И все-таки, когда к вечеру жаркого, длинного, пыльного дня испанское посольство ко двору великого Тимура увидело вдали Самарканд, рыцарь был поражен. «Столько здесь садов и виноградников, что, когда подъезжаешь к городу, – писал он, – видишь точно лес из высоких деревьев и посреди его сам город».
Посольство вступило в удивительный город, неповторимый, не сравнимый ни с одним городом средневековья. Шел 1404 год. Железный хромец Тимур, завоевав полмира, согнал в новую столицу рабов: художников, архитекторов, каменщиков, резчиков по дереву, ювелиров… Власть Тимура была велика, могущество необъятно, гордыня необузданна. Деревни вокруг Самарканда были переименованы. Отныне звались они так: Багдад, Каир, Дамаск – величайшие города мира должны были казаться деревнями по сравнению со столицей Тимура.
Над Самаркандом висела пыль строительства: стояли в лесах мавзолеи Шахи-Зинда, вереницы рабов несли кирпич на стены мечети Биби-Ханым, искусные хорезмские мастера клали на раствор плитки на Регистане. Город был охристым, а голубые и синие изразцы мечетей и квадраты прудов-хаузов казались кусками неба, брошенными на желтую землю. Вокруг шумели тринадцать садов – широкое зеленое кольцо. Самый большой из них – Баги-Джехан – был настолько обширен, что, уверяют летописцы, однажды лошадь архитектора заблудилась там и нашли ее только через месяц.
Но Тимур умер, прошло еще несколько десятков лет, и потомки его перенесли столицу государства в Бухару. Остались лишь здания, возведенные мастерами, имен которых никто не знает. Но слова самаркандского историка, сказавшего о мечети Тимура: «Поистине дела наши указывают на нас», справедливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Города Хадрамаута не надо было обносить стеной: эту роль выполняли задние фасады домов, вплотную примыкавшие друг к другу. Войти в город можно было только через единственные ворота.
Каждый строил себе крепость. Первые этажи ее с толстыми, в несколько метров, стенами – это склады, сараи, хлев. В стене одна маленькая дверь и бойницы по ее сторонам. Бойницы есть и на втором и на третьем этаже. И только с этажа четвертого, куда уже не заберется враг, начинаются ряды окон – там живут люди. Большая семья, занимавшая дом, населяла все верхние этажи – обычно их в небоскребе семь-девять.
Жизнь на вершине собственной крепости представляет удобство и с точки зрения гигиены. Узкие улочки, в которые не протиснется даже повозка и где посередине течет ручеек нечистот, зловонны и душны. Наверху же, под самым небом, и чище и прохладнее.
Над Шибамом, крупнейшим из городов Хадрамаута, возвышается многоэтажный дворец султана, отличающийся от остальных домов тем, что он раскрашен поверх белой извести красными полосами.
Теперь времена междоусобиц отошли в прошлое, но традиции сильны. Если сваливается от ветхости один небоскреб, на месте его строят другой – такой же или даже выше. Вширь город не растет: оазис мал, земля нужна финиковым пальмам. Да и население почти не увеличивается: вода имеется хоть и в изобилии, но глубоко под землей, и достать ее пока нельзя – нет ни техники, ни сил.
…Главная улица Шибама – ложе селевого потока, разрезающее город надвое. Здесь в песке сделаны колодцы, и к ним с утра тянутся женщины с кувшинами, под чадрами, в длинных одеждах – синего цвета в Шибаме, зеленого, красного или черного в других городах.
Утром на базарную площадь приходят караваны и приезжают из пустыни бедуины. Деревенского жителя можно отличить от горожанина по высокой соломенной шляпе с полями. Бедуины ограничиваются повязками на голове, их женщины не закрывают лиц. Лица бедуинок украшены синими точками татуировки. А жительницы городов Хадрамаута раскрашивают лицо: рисуют зеленые и коричневые полосы вдоль носа и поверх бровей и покрывают щеки блестящей желтой краской. От этого они кажутся (тому, кто увидит их без чадры) ожившими страшными идолами. Говорят, такой обычай остался от времен царицы Савской. Европейской журналистке, которая был поражена этим обычаем, показали в Шибаме алебастровую скульптуру двух-тысячелетней давности. Женская головка была раскрашена точно так же, как делают это сегодня женщины города небоскребов.
С древности сохранился и обычай украшать дома. Дома вытянулись к небу, но двери в них небольшие, их створки, а также рамы окон и ставни богато разукрашены резьбой по дереву, на верхних этажах много резных колонн, на стенах можно увидеть лепные украшения.
И это неудивительно, ведь Южная Аравия славилась своими скульптурами, некоторые из них и сейчас украшают музеи мира. Красивы в Хадрамауте и мечети и мавзолеи, в которых сквозь традиционные мусульманские формы проглядывают прямые линии абиссинских обелисков – даже тысячелетие мусульманства не смогло полностью стереть древние связи этих стран.
…Караваны покидают город поздно вечером, чтобы за ночь пройти перевалы. Хотя сейчас бедуины и не нападают на купцов, к морю все-таки стараются выйти ночью, так принято. И, наверно, пока по пустыням Хадрамаута бредут караваны верблюдов, они будут покидать города по ночам. Хотя никто уж не будет помнить почему.
Долина Гореме
Пещеры Каппадокии
Бывает, что крупные центры цивилизации, города, замечательные памятники оказываются в стороне от больших дорог. Жители уходят оттуда, дороги зарастают… Если же люди возвращаются сюда через много лет, то они часто не имеют никакого представления о том, кто же построил этот храм или вырубил в скале эту пещеру. И приписывают ее джиннам, духам, царю Соломону или даже пришельцам из космоса.
Так случилось с Петрой, с Баальбеком, так случилось и с долиной Гореме. И это совсем не значит, что долина заросла джунглями или была засыпана песками. В ней расположены турецкие деревни, и люди взбираются по узким лестницам в покинутые храмы, где хранят зерно и урюк. Но кто, когда и зачем сотворил это чудо света, одно из самых необыкновенных и, пожалуй, малоизвестных, местные жители не знали.
Долину Гореме «открыл» всего пятьдесят лет назад бельгиец-иезуит, и некоторое время ученые считали шуткой или ошибкой миссионера его странные сообщения.
…Почти в самом центре Турции, в провинции Анатолия, стоит одиноко четырехкилометровый потухший вулкан Эрджияс. Его снежная вершина четко выделяется на чистом синем небе Анатолии. У вулкана сходятся три турецкие провинции – Кайсери, Невшехри и Нигде.
Когда-то, в доисторические эпохи, вулкан обильно извергался и на много метров затопил лавой широкую долину. Со временем дожди и ветры прорезали слой лавы, расчленили его на множество холмов, столбов, конусов и стен. Когда сюда пришли люди, а было это несколько тысяч лет назад, и заселили долину, они поняли, что удобнее сооружать дома в лавовых башнях, чем строить их на плоской земле, снизу. Тем более почвы здесь плодородные, и каждый клочок земли, которая родит зерно, виноград и другие фрукты, ценен.
И получился город, вернее, целый фантастический, мир, напоминающий сразу лунные горы, скопища гигантских термитников, прихотливые создания скульптора-авангардиста или гигантскую кровать факира, утыканную гвоздями. В нем есть дома-грибы, дома-пирамиды, дома-обелиски, дома-купола, дома-стены, дома – сахарные головы, дома-ракеты. Они группами и в одиночку поднимаются из долины, и никто не знает точно, сколько же пещер здесь – их тысячи.
История заселения долины Гореме, или, как ее называли в древности, Корамы, насчитывает несколько тысячелетий. Уже во времена римлян город Кайсери (Кесария), разместившийся на краю долины, был оживленным торговым центром, через который проходили караваны от Черного моря в Сирию, из Армении к Бейруту. Здесь сталкивались люди многих национальностей, и зарождавшаяся христианская религия нашла в их среде много приверженцев. В III веке образовалась большая, в основном греческая, христианская община. Слухи о ней разносились караванами по всему миру. Отшельники и монахи стекались со всей Восточной Римской империи.
Фанатики и анахореты раннего христианства сочли пещеры Корамы идеальными для отшельнической жизни. Сами пещеры сухи и удобны, в них прохладно в самую жару и тепло зимой, а внизу, в долине, есть вода, фрукты, и местное население не чинит никаких препятствий бородатым, оборванным аскетам, которые чаще всего незлобивы и проводят дни в молитвах своему богу. А свободных пирамид и башен много – хватит и на десять тысяч отшельников.
К IV веку здесь образовались первые монастыри, и, потеснив немногочисленных каппадокийцев, они заняли значительную часть обширной долины.
Монастыри множились и процветали в течение двухсот лет, пока в VI веке в эти края не вторглись персы, которые разогнали многие христианские общины. Потом здесь появились арабы, и город Кесария уже не мог дать приюта христианам.
Но гонения на христиан почти не задевали пещерных монастырей. Ни персы, ни арабы не пытались установить прочную власть в лабиринте холмов и башен, где даже днем нетрудно заблудиться, особенно если учесть, что долина занимает площадь почти двести квадратных километров.
Из Кесарии и других городов Анатолии сюда сбегались гонимые и расселялись по пещерам. Предполагают, что в конце I тысячелетия в Гореме обитало до тридцати тысяч христиан.
Башни и конусы давали теперь приют не одному аскету, а нескольким семьям. Вырубались все новые и новые этажи, пещеры соединялись лестницами, переходами, туннелями, мостиками. В тяжелые времена на первом этаже башни никто не селился, и лестницы в момент опасности убирались. Зато выше заселялось по пять, десять, пятнадцать этажей, и сохранился даже один двадцатиэтажный «дом», источенный внутри комнатами, залами и ходами, как муравейник.
Бывшие кельи отшельников расширялись и превращались в обширные церкви, украшенные колоннами и фресками. Беглецы раскололись на несколько сект, и каждая старалась перещеголять соперников в богатстве церкви и монастырей…
А снаружи непосвященный глаз не разглядел бы ничего. Кое-где на стенах конусов и пирамид чернеют четырехугольники окошек и узких дверей, и никогда не догадаешься, что там, в глубине и полутьме, спрятаны комнаты, залы, церкви, склады. Это был обманчивый мир внешней бедности, маленьких окошек, мир, куда мало кто из посторонних лиц был допущен, и мало кто мог оценить его действительную силу и размах.
Да и поля, вернее, площадки земли, разбросанные среди скал, казались маленькими и, во всяком случае, не такими плодородными и богатыми, как это было в действительности. Самое большое в Азии поселение ранних христиан полностью себя обеспечивало, а монастыри богатели, несмотря на то что власть в стране принадлежала «неверным».
Войны мусульман и походы крестоносцев, закат и крушение Византии – все проходило стороной, и, как прежде, изощрялись в теологических спорах ученые-богословы, отрабатывали на монастырских полях десятину крестьяне; вино, выдержанное в каменных подвалах, бочками увозилось в города, где высоко ценилось.
Но новых пришельцев-единоверцев не было, а старые постепенно разъезжались, иногда меняли веру, покидали обжитые пещеры. В городках по окраинам долины селились турки, они использовали опустевшие пещеры под склады. Еще несколько столетий действовали две или три церкви, но в 1923 году, во время обмена населением по Лозаннскому договору, греки-христиане покинули Гореме. В некоторых пещерах поселились турецкие крестьяне, но большинство осталось пустовать, и в них развелось немыслимое количество голубей. Крестьяне собирают в пещерах птичий помет и удобряют поля.
…Еще действовали церкви и последние монахи возились по утрам в монастырских виноградниках, но в Европе, отрезанной от турецких внутренних провинций многовековой враждой религий, забыли о долине Гореме. И когда бельгийский миссионер неожиданно натолкнулся в сердце Турции на доживающую последние дни христианскую общину, он был поражен до глубины души. И не столько церквами, вырубленными в лаве, сколько самим фактом такого длительного существования христианской общины в центре мусульманского мира, причем общины, которая не могла похвастаться большим числом мучеников и святых: более тысячи лет долиной почти никто не интересовался и ни один «жестокий магометанский царь» не устраивал резни среди последователей Христа.
До сих пор исследователи (надо признать, что их было немного) не могут сказать с уверенностью, что они изучили большую часть убежищ. Гореме остается пока пещерой Аладдина, сокровища которой разбросаны по разным комнатам.
В башнях Гореме, невидимые за четырехугольниками дверей, спрятаны три сравнительно большие купольные церкви. Все они сплошь покрыты фресками – это один из самых древних и хорошо сохранившихся образцов византийского искусства. Наиболее богатой и интересной считается церковь Тьмы. Ее фрески яркими и светлыми тонами, мягкими и даже нежными линиями напоминают фрески русских соборов. Церкви созданы вдали от бед и потрясений большого мира. Это чувствуется, когда смотришь на фреску, изображающую элегантного юношу с тросточкой, в развевающемся плаще, хотя юноша не на прогулке – он Георгий Победоносец и именно в этот момент борется с драконом, правда довольно миролюбивым на вид.
Спокойствие царит и в большой, чудесно написанной фреске, изображающей Пантократора, в чаше купола. Пророки вытянуты в длину и изогнуты, потому что изогнуты тщательно вырезанные в лаве колонны и пилястры.
Вторая церковь такого рода – Яблочная церковь. Монахи не задумывались подолгу, как назвать свои храмы. Церковные власти Византии были далеко и не могли указать отшельникам на легкомыслие. Поэтому большую церковь, где было темно, назвали церковью Тьмы, а вторую, у входа в которую росли яблони, назвали Яблочной. А если и были другие названия, официальные, для торжественных случаев, их никто не запомнил.
В церквах не все фрески сохранились так, как должны бы сохраниться при ровной и сухой температуре пещер. Виной тому не язычники. Никто сознательно не осквернял церквей. Но начиная с XVII века, когда монастыри и церкви стояли в основном пустыми, сюда начали попадать гости. То заглянет крестьянин, то случайный путешественник. А туристов испокон веку объединяет стремление оставить о себе память потомкам. Турист аккуратно или неаккуратно расписывается на самом видном месте. Кто не видел этих надписей, не удивлялся их потрясающему обилию и однообразию?! За пятьсот лет, как ни редки были туристы, их побывало в Гореме немало. Тем более за последние годы, когда транспорт дал возможность добраться сюда из Анкары за несколько часов, а печать разнесла по всему миру известие о том, что пещеры Гореме стоят того, чтобы на них посмотреть. Теперь большинство фресок до высоты человеческого роста уничтожены слившимися в белые пятна царапинами автографов.
Сегодня долина населена турецкими крестьянами. Не так густо, как тысячу лет назад, и потому многие пещеры пустуют. Крестьяне, так же как и христианские отшельники до них, выращивают один из лучших в мире сортов винограда, маслины, абрикосы. Двери и окна некоторых из пещер, особенно полюбившихся миллионному голубиному населению долины, заложены камнями, чтобы голуби жили спокойно и в пещерах накапливался ценный помет. Без черных прямоугольников в стенах эти башни кажутся монолитными, как стволы термитников, изъеденные внутри ходами.
Новых пещер никто не вырубает, но семьи побогаче расширяют окна и двери и пристраивают к своим пещерам фасады, как к настоящим домам. Даже с балконами. Задние комнаты пещер используются под кладовые, туда никогда не проникает свет. Крестьяне победнее только вставляют раму и навешивают дверь на скалу, да раз в год побелят комнату, чтобы она казалась светлее и больше, но дым из очага чернит ее снова.
Как и прежде, жители пещер поднимаются на верхние этажи по вырубленным внутри скалы лестницам, и в многоэтажных пещерах-небоскребах вытесанные в стенках ступеньки уходят на десятки метров вверх по темным шахтам.
На ровных площадках долины – не всем же по душе жизнь в пещере – выросло за последние годы несколько городков. Башни пещерных небоскребов стоят посреди них, придавая им неестественный, сказочный вид, и пробивающийся сюда по узкой вьющейся дороге автобус из Кайсери гудком вспугивает тучи серых и сизых голубей… Он тормозит у открытого кафе со стульями на каменной террасе, и тень двадцатиэтажного небоскреба, смешиваясь с тенью редких смоковниц, прикрывает его от вечернего солнца…
Шахи-Зинда
«Поистине дела наши указывают на нас»
Рыцарь Рюи Гонсалес де Клавихо опоздал. Опоздал на двести лет – он не застал Афрасиаба, ни стен его, ни мечетей, ни мавзолеев, ни дворцов. И все-таки, когда к вечеру жаркого, длинного, пыльного дня испанское посольство ко двору великого Тимура увидело вдали Самарканд, рыцарь был поражен. «Столько здесь садов и виноградников, что, когда подъезжаешь к городу, – писал он, – видишь точно лес из высоких деревьев и посреди его сам город».
Посольство вступило в удивительный город, неповторимый, не сравнимый ни с одним городом средневековья. Шел 1404 год. Железный хромец Тимур, завоевав полмира, согнал в новую столицу рабов: художников, архитекторов, каменщиков, резчиков по дереву, ювелиров… Власть Тимура была велика, могущество необъятно, гордыня необузданна. Деревни вокруг Самарканда были переименованы. Отныне звались они так: Багдад, Каир, Дамаск – величайшие города мира должны были казаться деревнями по сравнению со столицей Тимура.
Над Самаркандом висела пыль строительства: стояли в лесах мавзолеи Шахи-Зинда, вереницы рабов несли кирпич на стены мечети Биби-Ханым, искусные хорезмские мастера клали на раствор плитки на Регистане. Город был охристым, а голубые и синие изразцы мечетей и квадраты прудов-хаузов казались кусками неба, брошенными на желтую землю. Вокруг шумели тринадцать садов – широкое зеленое кольцо. Самый большой из них – Баги-Джехан – был настолько обширен, что, уверяют летописцы, однажды лошадь архитектора заблудилась там и нашли ее только через месяц.
Но Тимур умер, прошло еще несколько десятков лет, и потомки его перенесли столицу государства в Бухару. Остались лишь здания, возведенные мастерами, имен которых никто не знает. Но слова самаркандского историка, сказавшего о мечети Тимура: «Поистине дела наши указывают на нас», справедливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36