– с горячностью воскликнула Викки. – Но обманывать меня в бизнесе – это другое. А я думала, ты особенный! Но нет, ты сволочь, Питер Мак-Маннус! Ты такой же, как и все остальные мужики!
Потом она размахнулась и залепила ему звонкую пощечину, такую сильную, что он повернулся на сто восемьдесят градусов и обнаружил, что смотрит на себя в зеркало на стене.
И тут Питер неожиданно улыбнулся зеркалу, как тот мужчина в рекламе пены для бритья, который только что вылез из кровати после бурной ночи с очередной куколкой.
– Я такой же, как и все остальные мужики!
Затем он повернулся к Викки, и в его глазах загорелся огонь.
Взгляд был таким, что она застыла на месте. Как писала Викки в своем дневнике, температура в коридоре резко повысилась градусов на десять – пятнадцать. И прежде чем она успела вымолвить хоть слово, Питер шагнул к ней, решительно взял за плечи, притянул к своей груди и поцеловал так страстно, как способен только горячий и по уши влюбленный мужчина.
Когда они оторвались друг от друга, Викки покраснела до кончиков ушей, и, по ее словам, у нее подогнулись колени и закружилась голова. В этот момент она окончательно разобралась для себя с вопросом о гомосексуальности этого мужчины.
– Питер Мак-Маннус! – выдохнула она.
С вновь обретенным осознанием своей мужской силы Питер взял любимую женщину за руку и повел по направлению к холостяцкой квартире Кэтчера Блока.
– Что ты скажешь, если мы зайдем на минуточку внутрь? – сказал он, соблазнительно и загадочно улыбаясь.
– Я… Я не могу… – пробормотала Викки, еще больше краснея и припомнив о переключателях и раскладывающемся диване… – Мне нужно идти… – Ох, как же зовут подругу? – …К Барбаре…
– Всего лишь на десять минут, – решительно сказал Питер.
Губы Викки растянулись в глупой улыбке.
– Десять минут?
Питер утвердительно кивнул:
– Десять минут.
Викки ничего не могла поделать и позволила затащить себя в квартиру.
Барбара
Я думала, что уж на этот раз успею ускользнуть от Кэтча. Однако он опять догнал меня на улице. У нас уже вошло в привычку устраивать ссоры на улицах Манхэттена. Может, стоит начать продавать билеты?!
Хотя следовало не начинать, а заканчивать: я решила порвать с Кэтчером Блоком раз и навсегда.
– Нэнси, подожди! Что ты имеешь в виду, говоря «я не могу»?
Я повернулась. Возможно, так лучше. Нам следует объясниться, чтобы избежать дальнейших недоразумений. После этого каждый из нас вернется к обычной, размеренной жизни.
– Я имею в виду, – спокойно сказала я, – что не могу выйти за тебя замуж.
– Что?!
– Я не могу быть миссис Кэтчер Блок, – еще раз повторила я. – Не могу быть твоей женой и жить с детьми в доме за городом.
Он выглядел жалким и потерянным. Я попыталась объяснить ему почему, хотя еще не объяснила всего себе самой.
– В моем плане был один нюанс, который я не приняла во внимание. Вот уж не думала что, притворяясь Барбарой Новак, на самом деле стану Барбарой Новак. Возможно, я не гожусь на эту роль, но Нэнси Браун отныне декларирует «К черту любовь», уровень три.
Я покачала головой с вновь обретенной решимостью.
– Мне не нужна любовь. И мне не нужен ты.
Такси подъехало к тротуару, и я, не добавив больше ни слова, залезла внутрь.
– Ты что, с ума сошла? – взорвался Кэтч, придерживая рукой дверцу. – Да в твоем перевернутом мире, избравшем лозунг «К черту любовь», нет ни одной женщины, которая отказалась бы от предложения руки и сердца самого Кэтчера Блока!
Я еле удержалась от смеха. Кэтчер Блок никогда не изменится – я сейчас это отчетливо поняла. Он навсегда останется таким же самодовольным, самоуверенным и эгоистичным.
– Что же, думаю, я опять выделилась в твоем списке, – ответила я.
Машина тронулась, и в тот же момент полил дождь.
Когда мы поворачивали за угол, мне стало интересно, стоит ли Кэтч все еще на тротуаре, наблюдая, как я уезжаю.
Но на этот раз я не обернулась.
Кэтчер
На улице не переставая лил дождь – идеальная погода для похорон.
В дверь позвонили, и я – в пижаме и халате, обросший многодневной щетиной, – открыл Питеру.
– Что сказала Викки? – спросил я с надеждой. – Есть хорошие новости?
– Нет. Барбара отказывается тебя видеть. Она выбросила все, что ты послал ей: цветы, конфеты, телескоп марки «Селестрон» за шестьсот долларов, который некрасиво было посылать с твоей стороны, потому что он мой.
Я плюхнулся на диван в полном отчаянии.
– Она меня ненавидит. Питер скривил губы.
– Наконец-то хоть кто-то поставил тебя на место. Это послужит тебе уроком. – Он подошел к бару и налил себе выпить. – Иногда я думаю, что Викки заговорила о свадьбе в тот вечер, чтобы заставить меня переспать с ней. И с тех пор как мы это сделали, я почти не вижу ее… только когда ей хочется секса, она приходит ко мне… и я всегда сдаюсь… у меня такое ощущение, что меня используют… – Он залпом выпил содержимое бокала и со стуком поставил его на стол. – Это неправильно! – воскликнул он. – У нее должно быть такое ощущение, а не у меня! А все из-за этой Новак. Ты должен добраться до нее, Кэтч! Ну придумай что-нибудь! Ты должен раздавить ее! Сломать, уничтожить! Если не во имя спасения цивилизации, то просто ради меня!
– Я не хочу ломать ее, – сказал Кэтч, – я люблю ее.
– Ну хорошо, пусть так. Как насчет той твоей идеи переделать свое разоблачение в публичное любовное признание?
– Это не годится. Ей не нужна любовь, и на этот раз – на самом деле.
– Ты должен что-нибудь придумать, – настаивал Питер. – Здесь так душно, неудивительно, что тебе ничего не приходит в голову. Давай вставай, одевайся. Пойдем отсюда. Все о тебе спрашивают, без тебя всем в городе скучно. Ты должен снова начать выходить в свет. Где твоя маленькая черная книжка?
– Я ее выкинул.
– Черт! Вижу, тебе действительно плохо. Не сиди взаперти, как монах-отшельник. У мужчины есть особые потребности – теперь я это знаю, – заведи новую черную книжку!
– Она мне больше не нужна.
В этот момент из спальни вышла Иветт, поправляя униформу и держа в руках маленькую черную книжку.
– Спасибо, Кэтч, – сказала она и добавила, похоже, чисто из вежливости: – Все было… замечательно. Позвоню тебе в среду и, может быть, загляну после обеда. – Она повысила голос и громко прокричала в сторону кухни: – Если ты не возражаешь, Эльке!
Питер подпрыгнул от неожиданности и уставился на Эльке, выходящую из кухни, тоже в униформе и тоже с маленькой черной книжкой в руках.
– Не возражаю, – ответила Эльке, как будто это не имело для нее большого значения. – Я не вернусь до пятницы: сопровождаю группу из филармонии и не знаю еще, сколько их там будет!
Девушки рассмеялись по-мужски цинично и направились к двери.
Питер покачал головой, все еще не веря тому, что видел.
– А я все это время жалел тебя! Думал, ты несчастен, живя тут взаперти как целомудренный монах!
Я взорвался.
– Я действительно несчастен! И от секса не получаю удовольствия! Мне больше не нужен секс, я просто хочу жениться!
– Я тоже! – сказал Питер. – Однако шансы у меня почти нулевые! Если Викки заведет такую же маленькую черную книжечку, она даже не будет приходить ко мне за сексом! Ох уж эти мне любовницы-к-чертям-любовь! – Он погрозил пальцем небу. – Это расплата за грехи! Всех мужчин! – Затем он погрозил пальцем Кэтчу. – И это твоя вина, Казанова! Они ведут себя так же, как ты!
И он ушел, хлопнув дверью.
Я сидел не двигаясь несколько минут. Потом по лицу у меня начала расползаться улыбка.
Кажется, я кое-что придумал.
Я бросился к пишущей машинке, вставил чистый листок, потер руки и начал печатать.
Барбара
Где-то неделю спустя после нашего разрыва с Кэтчем я сидела в салоне красоты в обтягивающем розово-оливковом хлопковом платье – сидящие строго по фигуре вещи всегда заставляют меня чувствовать себя подтянутой – и сушила волосы под феном, пытаясь сосредоточиться на чтении журнала «Форбз». Вдруг сквозь жужжание сушилок я невольно услышала чей-то разговор.
– Эльке, что ты думаешь о прошлой ночи с Кэтчером Блоком?
Мои глаза расширились от удивления, и я застыла. Затем осторожно посмотрела в сторону говорящих.
Одна из женщин показалась мне смутно знакомой, хотя я не могла сказать с полной определенностью, потому что ее волосы были в бигудях, голова засунута под колпак фена, а на веках лежали огуречные круги. Возможно, это Иветт. Стюардесса, которую я видела несколько недель назад во время завтрака с Викки и Питером в лобби-баре при отеле.
– Да уж, еще та была ночка, – воскликнула девушка по имени Эльке. – С ума сойти!
Я закрыла глаза. Меня бросило в пот, то ли от жара фена, то ли от услышанного – трудно сказать наверняка. Одно только очевидно: он никогда не изменится.
– И у меня то же самое! – продолжила Иветт. – Еще хуже, чем неделю назад! Тогда он не хотел даже выйти в город на свидание…
– А теперь не хочет назначать свидание дома! – подхватила Эльке.
– Боже мой! – воскликнули они хором. – Кэтчер Блок совсем изменился!
Дзинь! Прозвенел звоночек у меня в голове. Или, скорее, таймер, сигнализирующий, что время сушки подошло к концу.
Ко мне подошла девушка-парикмахер.
Я решила, что обдумаю информацию о Кэтчере Блоке как-нибудь на досуге.
Кэтчер
Я не стал ждать лифта и поднялся по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, торопясь попасть в редакцию.
Толкнув двойные стеклянные двери, я направился прямиком к кабинету Питера. Мне бросилось в глаза, что коридор для приема посетителей и столы многочисленных секретарш как-то странно опустели. «Наверное, все в комнате для отдыха, – подумал я, – разглядывают какие-нибудь пластмассовые кухонные безделушки». Впрочем мне некогда было размышлять об этом.
– Останови печать! У меня сенсация! – закричал я, врываясь в кабинет Питера. – Для тебя есть статья, которая поднимет рейтинг журнала на небывалую высоту!
Питер сидел за столом, обхватив голову руками.
Я видел, что он расстроен. Что ж, это не новость. Через минуту он почувствует себя гораздо лучше.
– Питер! – Я сунул отпечатанные листки моей статьи ему под нос. – Это любовное письмо. «Публичное признание Кэтчера Блока: как любовь к Барбаре Новак сделала меня другим мужчиной». Только оно написано не мной – то есть не старым мной, а новым мной, новым мужчиной, в которого Барбара Новак теперь может влюбиться!
Питер продолжал молчать.
– Ну же, давай запустим малышку в печать! – закричал я.
– Мы ничего не будем запускать в печать, – простонал наконец Питер.
Я не понимал, куда он клонит. Питер вышел из себя.
– Ты что, не заметил?
Он шагнул к двери, открыл ее и указал рукой в сторону пустых столов.
– Столы, – сказал он. – Они пусты. Я все еще не понимал.
– У нас нет секретарш! – взорвался Питер. – Нам пришлось закрыться! Все девушки Нью-Йорка уволились с работы. Все они хотят работать только на твою Барбару Новак!
– На Барбару? – спросил я в изумлении. – Где?
Питер в ярости рванулся к окну позади своего стола и отдернул занавески.
– Новак опять тебя обскакала!
Я выглянул из окна и увидел то, от чего у меня отвисла челюсть.
На соседней стене висел огромный плакат с надписью:
НОВЫЙ ЖЕНСКИЙ ЖУРНАЛ:
Журнал Барбары Новак
«СЕЙЧАС»
Специально для современных женщин
На плакате красовалась обложка первого выпуска, большое фото самой Барбары в полный рост и название ее собственной статьи: «Как Нэнси Браун стала Барбарой Новак».
Тут же было размещено несколько фотографий помельче: белокурая преуспевающая Барбара Новак и серая мышка – она же бывшая секретарша – Нэнси Браун с каштановыми волосами.
Питер прав. Счет явно не в мою пользу. Но мне было все равно.
У меня снова появилась идея. Фантастическая идея. За нее мне могли бы дать еще одну Пулитцеровскую премию. Но для меня гораздо важнее было выиграть… премию имени Новак.
Я повернулся к Питеру с взволнованным видом.
– Ты хочешь жениться?
– А я думал, ты так никогда и не предложишь, – сухо ответил Питер.
– Да не на мне! На Викки!
Лицо Питера просияло.
– О! Да!
Я побежал к двери.
– Тогда позвони ей – в полдень – и сделай предложение!
Питер бросился вслед за мной.
– Она не разрешает звонить ей на работу. Она не отвечает на звонки!
– На этот обязательно ответит! – крикнул я на ходу.
Барбара
Может ли жизнь быть еще лучше?
На мне моя любимая пелерина шоколадного цвета, шерстяная, двусторонняя, с мягким воротничком, с белой каемкой из лакированной кожи снаружи и четырьмя большими белыми пуговицами около шеи, накинутая поверх любимого облегающего платья из белого крепа с длинными, слегка расклешенными рукавами и асимметрично скроенным лифом, конец которого прикреплен к левому плечу большой брошью.
Белый тюрбан на голове и высокие каблуки прекрасно дополняли ансамбль и придавали моему костюму стильный офисный лоск.
Ведь теперь я была главой собственной компании и потому должна производить благоприятное впечатление.
Идя по переходу, делящему помещение для приема посетителей на две половины, я приветливо кивала своим многочисленным женщинам-служащим, которые выглядели счастливыми и довольными. Какой контраст по сравнению с другими офисами, где мне приходилось бывать раньше.
Возможно, вы скажете, что я шла со слишком уж важным видом. Что ж, может быть. Но ведь это право заработано. Хотя, в отличие от мужчин-боссов, я очень хорошо помнила, каково это – работать секретарем и постоянно испытывать унижение и, что хуже всего, равнодушие.
Я надеялась, что такие воспоминания помогут мне быть хорошим руководителем.
Свернув за угол к своему кабинету, я увидела табличку на стене, на которой золотыми буквами было написано:
Журнал «СЕЙЧАС»
Отделение «Новак/Хиллер интернэшнл»
Я просияла от гордости. Надеюсь, что вы, мой читатель, разделите со мной мою радость. Ведь, по сути, где бы я была сейчас без всех вас, кто тратил свои тяжко заработанные (или сэкономленные из еженедельной суммы, выделенной мужем на продукты) доллары, чтобы купить мою книгу? Все достигнутые мной привилегии зависели от каждой купленной вами книги, и потому вы имеете полное право разделить мой успех. Надеюсь, моя попытка изменить себя со временем станет примером для многих и многих женщин.
С гордо поднятой головой я наконец вошла в свой собственный офис, сняла пелерину и перчатки и поздоровалась с Викки, Глэдис и Морисом, которые сидели за кофейным столиком и о чем-то совещались.
Морис засунул руку в картонную коробку и вытащил на свет какой-то предмет. Шоколадную плитку.
Но не просто обыкновенную шоколадную плитку, активно вырабатывающую в мозгу гормоны удовольствия.
А шоколадную плитку, на которой был изображен наш фирменный знак – стрелка, указывающая вниз!
– Вот он! – воскликнул Морис. – Шоколад «К черту любовь»! – Волнуясь, он прочитал слова с обертки: – «Получи наслаждение от каждого кусочка!»
– Викки, ты гений! – завизжала я. Викки скромно улыбнулась.
– Твоя книга повысила продажу шоколада по всему миру. Почему бы и нам не урвать от этого свой кусок?
Глэдис облизнула запачканные шоколадом губы.
– Этот шоколад определенно помогает умерить сексуальный аппетит. – Она встала и направилась к двери. – Но я все же предпочитаю шоколад с орешками. Что скажете, если мы запустим в производство новые плитки шоколада «Сейчас» с миндалем?
Мы с Викки рассмеялись, провожая Глэдис и Мориса.
Когда они ушли, я шагнула к огромному окну позади моего стола. Из него открывался прекрасный вид на город – мой город. На одном из домов висел огромный плакат, свидетельствующий о нашем успехе.
Я, руководствуясь постулатами собственной теории, решительно вычеркнула любовь из своей жизни и полностью сосредоточилась на карьере. И только посмотрите, как все повернулось! Я даже и представить себе не могла, как далеко это может зайти.
Викки подошла ко мне сзади и издала легкий смешок.
– Боже, я так рада: ты наконец поняла, что давно уже мультимиллионер, и мы смогли начать свой бизнес! С ужасом думаю о том, что чуть не вышла замуж и не променяла все это на скучную семейную жизнь! Я уже начала верить в то, что женщины не конкурентоспособны на рынке труда, тогда как проблема заключается в том, что это рынок труда искусственно тормозит профессиональный рост женщин. – Она с яростью метнула взгляд на здание на другой стороне улицы. – Ненавижу этих крыс из «Баннер-хауса»!
Я разделяла ее негодование. Но в эту счастливую минуту мне не хотелось думать о прошлом.
– И мы уже опубликовали объявление о вакансии на должность моего личного секретаря, как и хотели. Девушки выстраиваются в очередь, чтобы пройти собеседование.
В разговоре возникла пауза. Викки откашлялась.
Я посмотрела на нее, в удивлении приподняв бровь.
Викки немного помялась, а потом осторожно сказала:
– Да, и это не все. Кэтчер Блок здесь. Он хочет тебя видеть.
Кэтчер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16