В моем случае этот образ все-таки одет, что немаловажно для кумиров, как мне кажется.
Другое дело – Ричард Гир. Это история уже лично моя, другая. Она коротка и забавна, но с учетом того, что случилась она почти сразу же после Лимфорда Кристи, в некотором смысле можно считать, что с Ричардом Гиром я получила моральную компенсацию за невнимание ко мне Лимфорда.
Главный плейбой Голливуда
Ричард Гир вошел в главный конференц-зал РИА-рейтерс с опозданием на десять минут. Сейчас же к нему хлынули фоторепортеры и на краткий миг буквально затопили все вокруг вспышками.
Но все равно в глаза упала подробность: он небольшого роста. Скажем так, не выше ста семидесяти пяти. Я почему-то сразу представила, какой крошечной должна быть Вайнона Райдер, которой Гир выше на голову в фильме «Осень в Нью-Йорке».
Он был довольно странно одет… Были на нем некие серенькие джинсики, типа варененькие, какие у нас продаются, наверное, на «Черкизовском» рынке. Пиджак был а-ля Фагот, в мельчайшую темно-зеленую клеточку.
Была изумрудно-зеленая рубашка из тонкой джинсы, застегнутая на все пуговицы. Мне потом сказали, что голливудские звезды всегда так одеваются, что это у них такая мода… В стране победившей демократии внешний вид понимается так же, как полная демократия по отношению к сочетанию фактур, фасона и цвета.
Терпеливо переждав исступление фотографов и любезно попозировав, Гир улыбнулся нам всем своей фирменной улыбкой и сел, подслеповато взглядывая в зал. Очки на нем были дорогие и, видимо, со специальными линзами, блокирующими флэши фотографов, – в ответ на каждую вспышку на стеклах появлялся долго тающий блик. Глаза у него были какие-то уставшие, возможно, такой эффект давали тяжелые верхние веки. Лицо было моложе его возраста, и если бы не седина, не дать бы ему никогда этих его внушительных лет. Седина, кстати, поражала больше всего. В фильмах у Гира эдакая роскошная седая грива светского льва. В жизни на голове у него просто седой пух. То есть не тополиный, конечно, а, скажем, очень не густые волосы.
Но как он улыбался! Его улыбка, в сочетании с легкой неуверенностью, которую дает мужчинам плохое зрение, сопровождаемая специфическим таким прищуром на собеседника, плюс дорогие очки… И мы имеем эффект, о котором говорила когда-то Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки»: «Обожаю мужчин в очках! Они такие милые!»
Не прошло и двадцати минут пресс-конференции, как он всех нас обаял: раз и навсегда. Он был невероятной умницей. Еще через полчаса я поняла: никто, кроме него, не смог бы сыграть так в «Красотке». В отличие от большинства голливудских актеров, похоже, Гир будет сниматься в кино всегда, до глубокой старости, как Джек Николсон. Но Джек – это демоническая феерия, бравурность порока и таланта… А Гир – интеллектуал, эстет и гурман. Аристократ от Голливуда.
«Ну и что, что плохо одет? – с умилением думала я. – Конечно, плохо, потому что не женат. Подсказать некому, гардероб никто не соблюдает, а на „Оскары" и „Глобусы" ходит из года в год в одних только смокингах, тут и думать не надо».
Когда Гир заговорил о Тибете, о том, что значит для него буддизм, я попросту заслушалась, как глупая птичка на веточке заслушивается соловья в мае.
Когда закончилась пресс-конференция, пиарщица мероприятия мигнула мне, и я рванулась к Гиру с диктофоном наперевес сквозь первые пять рядов – благо, что выйти из зала он все равно не мог, потому что взбудораженные фоторепортеры перекрыли выход.
– Только недолго, – сказала пиарщица, пихнула меня куда-то, я с ходу ткнулась в спину девице, которая уже задавала ему какие-то вопросы.
Гир отвечал охотно, кивал, смотрел на девицу с интересом.
Когда настала моя очередь, у меня внезапно обнаружилось заикание. Я стояла перед ним и пыталась с третьего раза одолеть какой-то артикль. Гир к тому же «раздраил» на меня свои подслеповатые глаза так, что я вообще забыла, какой вопрос хотела задать. Наступила дурацкая пауза. Мы смотрели друг на друга. Голливудский мувистар вдруг засмеялся и совершенно по-человечески, без фильмовых брутальных интонаций, спросил меня:
– Может, лучше позвать переводчика?
Я моментально согласилась. Время истекало. Переводчик нарисовался тут же, и прежде чем я успела перекинуть ему свой вопрос на русском, Ричард вперед него вдруг раздельно, четко (очевидно, чтобы я поняла) произнес:
– В России все девушки такие красивые? Ко мне уже третья подходит, и каждая следующая красивее предыдущей.
Это означало: самая красивая я. Это означало: да здравствуют голубые глаза и темные волосы! И вовсе это даже не мутация, как говорил мне один знакомый медик-генетик. А Гир смотрел на меня и приветливо улыбался… И я улыбнулась ему в ответ и запросто задала свой вопрос на английском. Потому что в какую-то секунду увидела, что передо мной стоит не голливудский плейбой, обремененный миллионами долларов и миллионами поклонниц, а обыкновенный мужчина невысокого роста – умный, классный, ироничный, не считающий нужным скрывать, что я ему нравлюсь. Я успела задать ему еще два вопроса сверх нормы и даже успела ему ответить, как меня зовут, прежде чем его подхватили организаторы, пиарщики, охрана и просто люди со значением и потащили куда-то вдаль, в глубину коридоров РИА-рейтерс.
Думаю так: если бы не всякая окружавшая нас публика и расписанный тайм-тейбл, за Гиром не заржавело бы пригласить меня поужинать.
Он улетел на следующий день, а я еще два дня думала о нем: не как о звезде, а как о человеке. Томительно, но с профессиональным респектом.
И это странно. Потому что моей подлинной любовью на голливудском небосклоне является Бред Пит. Вот уж к кому я реально неравнодушна. Но мне почему-то кажется, что, потеряй я дар речи именно перед ним, Бред Пит не подозвал бы переводчика.
Любимый ви-джей
Зато у меня есть любимый ви-джей. Да, я знаю, совершенно неприлично в тридцать лет иметь любимого ви-джея, но тем не менее он существует.
Он существует в эфире приблизительно около полудня в выходные. Во сколько он существует в остальные дни, я не знаю. Впрочем, одно время мне казалось, что он вездесущ, поскольку как не включу ТВ, он уже тут как тут, разговоры разговаривает. Наверное, это происходило потому, что я была обременена пристрастием и искала его. Или он находил меня – здесь однозначно есть какая-то связь. Однажды я обнаружила его даже на одном из центральных телеканалов в середине рабочего дня.
Я ждала приятельницу на рецепции крупного издательского дома, болтая с секретарями. Одна из них вместо того, чтобы брать звонки, перелистывала каналы ТВ, которые красиво мелькали на плазменном мониторе на стене напротив. Вдруг я услышала знакомый голос и обернулась. Мой любимый ви-джей, многозначительный и ироничный, сидел на диванчике в студии популярного ток-шоу и давал свои бесценные комментарии на тему «думаете ли вы о сексе в течение рабочего дня». Утверждал, что думает. Не знал точно, сколько раз, но полагал, что не так уж и редко. Утверждал, что не женат. В определенный момент в программе настал невообразимый бардак, все спорили и орали, а он, как человек, постоянно присутствующий в прямом эфире и не напрягающийся на это вовсе, откровенно развлекался.
Он с интересом перекидывал взгляд то на одного спорщика, то на другого, успевал вбрасывать саркастические комментарии и, спровоцировав еще больший накал страстей, довольно улыбался – как настоящий знаток петушиных боев, случайно попавший в курятник во время неформального боя.
На вопрос, как заставить женщину заниматься сексом, если она не хочет, он сделал разводящее движение руками, как фокусник с картами, и ответил: «Отпустите ситуацию. Отойдите. Сделайте вид, что вам этого хочется еще меньше, чем ей. И через некоторое время она предложит вам это сама».
М-да, подумала тогда я.
А чтоб она захотела вас вообще со страшной силой, лучше от нее убежать. Старый добрый способ, действенный как купорос. Творивший чудеса еще во времена образования славянских легенд, между прочим.
Так, сублимируя энергию ожидания мужа, Ярославна, например, облила всю крепостную стену слезами. Княгиня Ольга, как известно, в своей сублимации пошла еще дальше, вкопав варягов вместе с кораблями на три метра в землю… Не удивительно, что подгулявшие мужья так никогда к ним и не вернулись. Потому что ведь доподлинно не известно, что стало с ними, с мужьями-то: легенды состоят исключительно из полувменяемых доносов полувменяемых гонцов и апокалиптичного состояния женщин, принявших все на веру. Не исключаю, что князья на самом деле под видом боевых подвигов смотались вместе с дружинами на южные окраины к любовницам, предварительно составив себе черный пиар в виде чудовищных битв. А узнав, что творят родные супружницы-вдовы, скрашивая ожидание мужей, решили от греха не возвращаться и остаться в преступном сожительстве.
Ох уж эти русские женщины! Ох уж эта нехолодная славянская кровь! Ви-джей знал, о чем говорил.
Мы познакомились с ним студеным черно-синим январским вечером на тусовке, которую он вел. Нет, не так. Мы познакомились с ним теплым июньским вечером на юбилее одного известного глянцевого журнала, где он также выступал в качестве ведущего. Или гостя? Точно не помню. Помню только, что он подошел промочить горло апельсиновым соком за барную стойку, где сидела я. Утром того же дня мне подписали отпуск, поэтому я не просто сидела там, а сидела, излучая счастье. Мы с ви-джеем влегкую зацепились языками и вдруг очень юморно, с искоркой так, перекинулись парой-тройкой фраз…
На самом деле знакомились мы с ним дважды, с разницей в два с половиной года, оба раза накануне моего отпуска. С учетом того, что мы оба страдаем профессиональным склерозом людей, перегруженных информационными потоками, наше двойное знакомство неудивительно. За прошедшие с нашей первой встречи два с половиной года я прожила две с половиной жизни. Без отпуска, между прочим.
Зная его загруженность, думаю, он прожил все четыре. И поэтому он, должно быть, и не узнал меня во второй раз. Но если в наше первое знакомство летним вечером у меня не было с собой даже визитки, то во второй раз, черно-синей зимой, я была подготовлена: вооружена не только своими координатами, но также заданием дорогой редакции сделать с ви-джеем небольшое интервью. Я знала, что на тусовке, куда мне предстоит ехать, он будет.
Собственно, именно ради него я и поперлась в страшную метель, в пятницу вечером, на позднее и абсолютно для меня не тематическое мероприятие, вместо того чтобы сидеть с друзьями где-нибудь в пабе и попивать «Chivas Regal». Когда мы ввалились, опоздав из-за заносов на дорогах на полтора часа, в застекленный салон, внутри которого стояли красивенькие корейские машинки, нахмуренный ви-джей уже нетерпеливо расхаживал с микрофоном в руке и что-то бормотал себе под нос – похоже, матом. Он был совсем другой: в дорогущем костюме, в красивых тонких очках без оправы, в галстуке… И только папуасские кольца болтались в ушах, как прежде.
Еще полчаса мы прождали вторую группу, бывшую на подъезде. Я с тоской смотрела на метель за стеклянными стенами. Люди из автомобильных изданий рядом со мной угрюмо хлестали водку. Пить не хотелось, хотелось скорее в отпуск. Накануне я съездила в агентство и взяла тур на Красное море и теперь активно воображала себя в бикини на шезлонге, в баре – с европейцами, на утренней пробежке – со скандинавами.
Пересекая с этими мыслями зал по направлению к апельсиновому соку, я наткнулась на ви-джея. То есть я увидела его, а он увидел меня. Он стоял метрах в пяти прямо по курсу и смотрел на меня уверенно и несколько изумленно.
Когда приехала вторая группа, нам показывали какие-то смешные презентационные ролики, мы участвовали в розыгрыше маленькой корейской машинки, предположительно очень ловкой в московском трафике. Потом одновременно кончились тарталетки и появились пьяные рожи – явление, симптоматичное на тусовках, сигнал к уходу. Победно прокричав название корейской марки на манер самурайского клича, ви-джей ловко завершил официальную часть презентации и эффектно удалился.
Часы показывали девять. Прикинув, что я еще успеваю попить «Chivas Regal», я позвонила кому надо, велела меня ждать, а сама пошла добывать ви-джея, чтобы потом подумать о транспорте и уезжать.
Он сидел на верхней хайтек-галерее и зашнуровывал пегий ботинок. В джинсах и свитере он выглядел необыкновенно худым. Предложив ему сделать интервью, я получила доброжелательное согласие и заветный номер мобильного телефона.
– А, кстати, – сказал он, – вы когда отсюда уезжаете?
Почуяв удачный для себя подвох, я ответила:
– Как только, так сразу. Думаю, сейчас буду ловить машину.
– Так, может, вас до города подбросить? – спросил тогда он.
«Ура!» – подумала я. И немедленно согласилась.
Дальше все шло по нарастающей. Для начала мы с ви-джеем тонусно побегали на морозе минут пятнадцать в поисках его машины с водителем. Когда мы уже приготовились остекленеть на бодрящем февральском ветру, появилась черная иномарка, мы облегченно рухнули в нее, и, хрустя снегом, она умчала нас прочь, в ночь.
В машине мелкая вьюжная искра вмиг обратилась в бисерную росу на одежде и лицах.
Повернув ко мне мокрое лицо, ви-джей предложил поужинать.
– Я очень есть хочу, – пояснил он и посмотрел на меня выразительно.
Я знаю, что такое голод после отработанной тусовки. Особый вид. Это всем вокруг только так кажется, что люди, работающие в светской тусовке, невероятно счастливы и ходят на работу, как на развлечение: пьют шампанское, едят икорку на халяву и знай себе общаются со знаменитостями. На самом деле пить «при исполнении» нельзя, икорку лишний раз, общаясь, не перехватишь, от ежесекундно получаемой информации пухнет голова, а тарталетки – настоящий удар для кишечника… Поэтому, кстати, среди зубров светского обозрения их никто никогда и не ест.
Наш ужин проходил в одном из гламурнейших кафе Москвы; вокруг нас сидело множество унылых пар с характерными признаками на лице недомогания от количества денег, и все смотрели на нас с завистью. Потому что это был очень веселый ужин. Это было настоящее соревнование остроумия, и я до сих пор удивляюсь, как нам удавалось столько хохотать и что-то есть одновременно. Люди «Chivas Regal» звонили мне, но я, зная, что не смогу говорить серьезно, попросту не отвечала на звонки.
«Пускай думают, что хотят, – решила я, – пускай думают, что у меня, например, внезапный секс. Пускай за меня радуются».
Все складывалось настолько удачно, что по окончании нашей трапезы выяснилось, что мы с ви-джеем живем в одном конце города, практически рядом, так что он подвез меня до дома и вышел провожать.
Давешняя метель унялась. В прозрачном сиреневом свете фонарей медленно кружились крошечные льдистые снежинки, сверкавшие столь же пронзительно, как точки звезд в черном куполе неба над нами. Он обнял меня. Он был высокий, я уткнулась ему в грудь; почувствовала запах теплого парфюма, который на морозе звучал как-то странно, железняще. В его объятиях не было ничего сексуального: так вполне могли бы прощаться бывшие любовники, пережившие друг с другом лучший роман своей жизни. Это было элегантно. И это было интригующе.
Вернувшись домой, я подумала, что было бы неплохо увидеться снова. Но мне казалось, что это будет не скоро. Под ударной волной усталости, внезапно накатившей на меня, я упала спать. Ночью от него пришли две sms-ки. Одна была очень сбивчивая, вторая лаконичная. Первая изобиловала троеточиями, многоточиями, смайликами и междометиями и как бы содержала предложение как бы пойти в кино с одновременным отрицанием самой серьезности этого предложения. Типа «опа».
Вторая содержала только два слова: «buenos noches». Обе понравились в равной мере, но ответила я только на вторую.
На следующий день я проснулась в два часа дня и вместо обеда пила кофе с «бейлисом». Разглядывая в окно недвижный зимний день со сплошным белым небом, я почему-то подумала, что он больше не позвонит. Не знаю, возможно, мне этого хотелось. Интуиция не обманывает: такой блистательный вечер может быть только однажды. Поэтому, побив баклуши меньше обычных для выходных трех часов, я собралась в гости к подруге.
Его звонок застал меня в самом центре города, в переходе метро.
– Привет, – сказал он и прислушался.
– Привет, – ответила я, улыбаясь. – А я как раз веду с тобой внутренний диалог.
– То есть как бы и не расставались? – подхватил он.
– Ну практически да.
– А ты сейчас где-то в городе? – насторожился он, услышав шум на фоне.
– Я к подруге еду, в гости.
– Ничего себе, – ответил он удивленно, – рано ты что-то.
Я взглянула на часы: было шесть часов вечера.
– А ты, как я понимаю, только что проснулся?
Он коротко засмеялся и ответил:
– Нет, проснулся я в десять утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Другое дело – Ричард Гир. Это история уже лично моя, другая. Она коротка и забавна, но с учетом того, что случилась она почти сразу же после Лимфорда Кристи, в некотором смысле можно считать, что с Ричардом Гиром я получила моральную компенсацию за невнимание ко мне Лимфорда.
Главный плейбой Голливуда
Ричард Гир вошел в главный конференц-зал РИА-рейтерс с опозданием на десять минут. Сейчас же к нему хлынули фоторепортеры и на краткий миг буквально затопили все вокруг вспышками.
Но все равно в глаза упала подробность: он небольшого роста. Скажем так, не выше ста семидесяти пяти. Я почему-то сразу представила, какой крошечной должна быть Вайнона Райдер, которой Гир выше на голову в фильме «Осень в Нью-Йорке».
Он был довольно странно одет… Были на нем некие серенькие джинсики, типа варененькие, какие у нас продаются, наверное, на «Черкизовском» рынке. Пиджак был а-ля Фагот, в мельчайшую темно-зеленую клеточку.
Была изумрудно-зеленая рубашка из тонкой джинсы, застегнутая на все пуговицы. Мне потом сказали, что голливудские звезды всегда так одеваются, что это у них такая мода… В стране победившей демократии внешний вид понимается так же, как полная демократия по отношению к сочетанию фактур, фасона и цвета.
Терпеливо переждав исступление фотографов и любезно попозировав, Гир улыбнулся нам всем своей фирменной улыбкой и сел, подслеповато взглядывая в зал. Очки на нем были дорогие и, видимо, со специальными линзами, блокирующими флэши фотографов, – в ответ на каждую вспышку на стеклах появлялся долго тающий блик. Глаза у него были какие-то уставшие, возможно, такой эффект давали тяжелые верхние веки. Лицо было моложе его возраста, и если бы не седина, не дать бы ему никогда этих его внушительных лет. Седина, кстати, поражала больше всего. В фильмах у Гира эдакая роскошная седая грива светского льва. В жизни на голове у него просто седой пух. То есть не тополиный, конечно, а, скажем, очень не густые волосы.
Но как он улыбался! Его улыбка, в сочетании с легкой неуверенностью, которую дает мужчинам плохое зрение, сопровождаемая специфическим таким прищуром на собеседника, плюс дорогие очки… И мы имеем эффект, о котором говорила когда-то Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки»: «Обожаю мужчин в очках! Они такие милые!»
Не прошло и двадцати минут пресс-конференции, как он всех нас обаял: раз и навсегда. Он был невероятной умницей. Еще через полчаса я поняла: никто, кроме него, не смог бы сыграть так в «Красотке». В отличие от большинства голливудских актеров, похоже, Гир будет сниматься в кино всегда, до глубокой старости, как Джек Николсон. Но Джек – это демоническая феерия, бравурность порока и таланта… А Гир – интеллектуал, эстет и гурман. Аристократ от Голливуда.
«Ну и что, что плохо одет? – с умилением думала я. – Конечно, плохо, потому что не женат. Подсказать некому, гардероб никто не соблюдает, а на „Оскары" и „Глобусы" ходит из года в год в одних только смокингах, тут и думать не надо».
Когда Гир заговорил о Тибете, о том, что значит для него буддизм, я попросту заслушалась, как глупая птичка на веточке заслушивается соловья в мае.
Когда закончилась пресс-конференция, пиарщица мероприятия мигнула мне, и я рванулась к Гиру с диктофоном наперевес сквозь первые пять рядов – благо, что выйти из зала он все равно не мог, потому что взбудораженные фоторепортеры перекрыли выход.
– Только недолго, – сказала пиарщица, пихнула меня куда-то, я с ходу ткнулась в спину девице, которая уже задавала ему какие-то вопросы.
Гир отвечал охотно, кивал, смотрел на девицу с интересом.
Когда настала моя очередь, у меня внезапно обнаружилось заикание. Я стояла перед ним и пыталась с третьего раза одолеть какой-то артикль. Гир к тому же «раздраил» на меня свои подслеповатые глаза так, что я вообще забыла, какой вопрос хотела задать. Наступила дурацкая пауза. Мы смотрели друг на друга. Голливудский мувистар вдруг засмеялся и совершенно по-человечески, без фильмовых брутальных интонаций, спросил меня:
– Может, лучше позвать переводчика?
Я моментально согласилась. Время истекало. Переводчик нарисовался тут же, и прежде чем я успела перекинуть ему свой вопрос на русском, Ричард вперед него вдруг раздельно, четко (очевидно, чтобы я поняла) произнес:
– В России все девушки такие красивые? Ко мне уже третья подходит, и каждая следующая красивее предыдущей.
Это означало: самая красивая я. Это означало: да здравствуют голубые глаза и темные волосы! И вовсе это даже не мутация, как говорил мне один знакомый медик-генетик. А Гир смотрел на меня и приветливо улыбался… И я улыбнулась ему в ответ и запросто задала свой вопрос на английском. Потому что в какую-то секунду увидела, что передо мной стоит не голливудский плейбой, обремененный миллионами долларов и миллионами поклонниц, а обыкновенный мужчина невысокого роста – умный, классный, ироничный, не считающий нужным скрывать, что я ему нравлюсь. Я успела задать ему еще два вопроса сверх нормы и даже успела ему ответить, как меня зовут, прежде чем его подхватили организаторы, пиарщики, охрана и просто люди со значением и потащили куда-то вдаль, в глубину коридоров РИА-рейтерс.
Думаю так: если бы не всякая окружавшая нас публика и расписанный тайм-тейбл, за Гиром не заржавело бы пригласить меня поужинать.
Он улетел на следующий день, а я еще два дня думала о нем: не как о звезде, а как о человеке. Томительно, но с профессиональным респектом.
И это странно. Потому что моей подлинной любовью на голливудском небосклоне является Бред Пит. Вот уж к кому я реально неравнодушна. Но мне почему-то кажется, что, потеряй я дар речи именно перед ним, Бред Пит не подозвал бы переводчика.
Любимый ви-джей
Зато у меня есть любимый ви-джей. Да, я знаю, совершенно неприлично в тридцать лет иметь любимого ви-джея, но тем не менее он существует.
Он существует в эфире приблизительно около полудня в выходные. Во сколько он существует в остальные дни, я не знаю. Впрочем, одно время мне казалось, что он вездесущ, поскольку как не включу ТВ, он уже тут как тут, разговоры разговаривает. Наверное, это происходило потому, что я была обременена пристрастием и искала его. Или он находил меня – здесь однозначно есть какая-то связь. Однажды я обнаружила его даже на одном из центральных телеканалов в середине рабочего дня.
Я ждала приятельницу на рецепции крупного издательского дома, болтая с секретарями. Одна из них вместо того, чтобы брать звонки, перелистывала каналы ТВ, которые красиво мелькали на плазменном мониторе на стене напротив. Вдруг я услышала знакомый голос и обернулась. Мой любимый ви-джей, многозначительный и ироничный, сидел на диванчике в студии популярного ток-шоу и давал свои бесценные комментарии на тему «думаете ли вы о сексе в течение рабочего дня». Утверждал, что думает. Не знал точно, сколько раз, но полагал, что не так уж и редко. Утверждал, что не женат. В определенный момент в программе настал невообразимый бардак, все спорили и орали, а он, как человек, постоянно присутствующий в прямом эфире и не напрягающийся на это вовсе, откровенно развлекался.
Он с интересом перекидывал взгляд то на одного спорщика, то на другого, успевал вбрасывать саркастические комментарии и, спровоцировав еще больший накал страстей, довольно улыбался – как настоящий знаток петушиных боев, случайно попавший в курятник во время неформального боя.
На вопрос, как заставить женщину заниматься сексом, если она не хочет, он сделал разводящее движение руками, как фокусник с картами, и ответил: «Отпустите ситуацию. Отойдите. Сделайте вид, что вам этого хочется еще меньше, чем ей. И через некоторое время она предложит вам это сама».
М-да, подумала тогда я.
А чтоб она захотела вас вообще со страшной силой, лучше от нее убежать. Старый добрый способ, действенный как купорос. Творивший чудеса еще во времена образования славянских легенд, между прочим.
Так, сублимируя энергию ожидания мужа, Ярославна, например, облила всю крепостную стену слезами. Княгиня Ольга, как известно, в своей сублимации пошла еще дальше, вкопав варягов вместе с кораблями на три метра в землю… Не удивительно, что подгулявшие мужья так никогда к ним и не вернулись. Потому что ведь доподлинно не известно, что стало с ними, с мужьями-то: легенды состоят исключительно из полувменяемых доносов полувменяемых гонцов и апокалиптичного состояния женщин, принявших все на веру. Не исключаю, что князья на самом деле под видом боевых подвигов смотались вместе с дружинами на южные окраины к любовницам, предварительно составив себе черный пиар в виде чудовищных битв. А узнав, что творят родные супружницы-вдовы, скрашивая ожидание мужей, решили от греха не возвращаться и остаться в преступном сожительстве.
Ох уж эти русские женщины! Ох уж эта нехолодная славянская кровь! Ви-джей знал, о чем говорил.
Мы познакомились с ним студеным черно-синим январским вечером на тусовке, которую он вел. Нет, не так. Мы познакомились с ним теплым июньским вечером на юбилее одного известного глянцевого журнала, где он также выступал в качестве ведущего. Или гостя? Точно не помню. Помню только, что он подошел промочить горло апельсиновым соком за барную стойку, где сидела я. Утром того же дня мне подписали отпуск, поэтому я не просто сидела там, а сидела, излучая счастье. Мы с ви-джеем влегкую зацепились языками и вдруг очень юморно, с искоркой так, перекинулись парой-тройкой фраз…
На самом деле знакомились мы с ним дважды, с разницей в два с половиной года, оба раза накануне моего отпуска. С учетом того, что мы оба страдаем профессиональным склерозом людей, перегруженных информационными потоками, наше двойное знакомство неудивительно. За прошедшие с нашей первой встречи два с половиной года я прожила две с половиной жизни. Без отпуска, между прочим.
Зная его загруженность, думаю, он прожил все четыре. И поэтому он, должно быть, и не узнал меня во второй раз. Но если в наше первое знакомство летним вечером у меня не было с собой даже визитки, то во второй раз, черно-синей зимой, я была подготовлена: вооружена не только своими координатами, но также заданием дорогой редакции сделать с ви-джеем небольшое интервью. Я знала, что на тусовке, куда мне предстоит ехать, он будет.
Собственно, именно ради него я и поперлась в страшную метель, в пятницу вечером, на позднее и абсолютно для меня не тематическое мероприятие, вместо того чтобы сидеть с друзьями где-нибудь в пабе и попивать «Chivas Regal». Когда мы ввалились, опоздав из-за заносов на дорогах на полтора часа, в застекленный салон, внутри которого стояли красивенькие корейские машинки, нахмуренный ви-джей уже нетерпеливо расхаживал с микрофоном в руке и что-то бормотал себе под нос – похоже, матом. Он был совсем другой: в дорогущем костюме, в красивых тонких очках без оправы, в галстуке… И только папуасские кольца болтались в ушах, как прежде.
Еще полчаса мы прождали вторую группу, бывшую на подъезде. Я с тоской смотрела на метель за стеклянными стенами. Люди из автомобильных изданий рядом со мной угрюмо хлестали водку. Пить не хотелось, хотелось скорее в отпуск. Накануне я съездила в агентство и взяла тур на Красное море и теперь активно воображала себя в бикини на шезлонге, в баре – с европейцами, на утренней пробежке – со скандинавами.
Пересекая с этими мыслями зал по направлению к апельсиновому соку, я наткнулась на ви-джея. То есть я увидела его, а он увидел меня. Он стоял метрах в пяти прямо по курсу и смотрел на меня уверенно и несколько изумленно.
Когда приехала вторая группа, нам показывали какие-то смешные презентационные ролики, мы участвовали в розыгрыше маленькой корейской машинки, предположительно очень ловкой в московском трафике. Потом одновременно кончились тарталетки и появились пьяные рожи – явление, симптоматичное на тусовках, сигнал к уходу. Победно прокричав название корейской марки на манер самурайского клича, ви-джей ловко завершил официальную часть презентации и эффектно удалился.
Часы показывали девять. Прикинув, что я еще успеваю попить «Chivas Regal», я позвонила кому надо, велела меня ждать, а сама пошла добывать ви-джея, чтобы потом подумать о транспорте и уезжать.
Он сидел на верхней хайтек-галерее и зашнуровывал пегий ботинок. В джинсах и свитере он выглядел необыкновенно худым. Предложив ему сделать интервью, я получила доброжелательное согласие и заветный номер мобильного телефона.
– А, кстати, – сказал он, – вы когда отсюда уезжаете?
Почуяв удачный для себя подвох, я ответила:
– Как только, так сразу. Думаю, сейчас буду ловить машину.
– Так, может, вас до города подбросить? – спросил тогда он.
«Ура!» – подумала я. И немедленно согласилась.
Дальше все шло по нарастающей. Для начала мы с ви-джеем тонусно побегали на морозе минут пятнадцать в поисках его машины с водителем. Когда мы уже приготовились остекленеть на бодрящем февральском ветру, появилась черная иномарка, мы облегченно рухнули в нее, и, хрустя снегом, она умчала нас прочь, в ночь.
В машине мелкая вьюжная искра вмиг обратилась в бисерную росу на одежде и лицах.
Повернув ко мне мокрое лицо, ви-джей предложил поужинать.
– Я очень есть хочу, – пояснил он и посмотрел на меня выразительно.
Я знаю, что такое голод после отработанной тусовки. Особый вид. Это всем вокруг только так кажется, что люди, работающие в светской тусовке, невероятно счастливы и ходят на работу, как на развлечение: пьют шампанское, едят икорку на халяву и знай себе общаются со знаменитостями. На самом деле пить «при исполнении» нельзя, икорку лишний раз, общаясь, не перехватишь, от ежесекундно получаемой информации пухнет голова, а тарталетки – настоящий удар для кишечника… Поэтому, кстати, среди зубров светского обозрения их никто никогда и не ест.
Наш ужин проходил в одном из гламурнейших кафе Москвы; вокруг нас сидело множество унылых пар с характерными признаками на лице недомогания от количества денег, и все смотрели на нас с завистью. Потому что это был очень веселый ужин. Это было настоящее соревнование остроумия, и я до сих пор удивляюсь, как нам удавалось столько хохотать и что-то есть одновременно. Люди «Chivas Regal» звонили мне, но я, зная, что не смогу говорить серьезно, попросту не отвечала на звонки.
«Пускай думают, что хотят, – решила я, – пускай думают, что у меня, например, внезапный секс. Пускай за меня радуются».
Все складывалось настолько удачно, что по окончании нашей трапезы выяснилось, что мы с ви-джеем живем в одном конце города, практически рядом, так что он подвез меня до дома и вышел провожать.
Давешняя метель унялась. В прозрачном сиреневом свете фонарей медленно кружились крошечные льдистые снежинки, сверкавшие столь же пронзительно, как точки звезд в черном куполе неба над нами. Он обнял меня. Он был высокий, я уткнулась ему в грудь; почувствовала запах теплого парфюма, который на морозе звучал как-то странно, железняще. В его объятиях не было ничего сексуального: так вполне могли бы прощаться бывшие любовники, пережившие друг с другом лучший роман своей жизни. Это было элегантно. И это было интригующе.
Вернувшись домой, я подумала, что было бы неплохо увидеться снова. Но мне казалось, что это будет не скоро. Под ударной волной усталости, внезапно накатившей на меня, я упала спать. Ночью от него пришли две sms-ки. Одна была очень сбивчивая, вторая лаконичная. Первая изобиловала троеточиями, многоточиями, смайликами и междометиями и как бы содержала предложение как бы пойти в кино с одновременным отрицанием самой серьезности этого предложения. Типа «опа».
Вторая содержала только два слова: «buenos noches». Обе понравились в равной мере, но ответила я только на вторую.
На следующий день я проснулась в два часа дня и вместо обеда пила кофе с «бейлисом». Разглядывая в окно недвижный зимний день со сплошным белым небом, я почему-то подумала, что он больше не позвонит. Не знаю, возможно, мне этого хотелось. Интуиция не обманывает: такой блистательный вечер может быть только однажды. Поэтому, побив баклуши меньше обычных для выходных трех часов, я собралась в гости к подруге.
Его звонок застал меня в самом центре города, в переходе метро.
– Привет, – сказал он и прислушался.
– Привет, – ответила я, улыбаясь. – А я как раз веду с тобой внутренний диалог.
– То есть как бы и не расставались? – подхватил он.
– Ну практически да.
– А ты сейчас где-то в городе? – насторожился он, услышав шум на фоне.
– Я к подруге еду, в гости.
– Ничего себе, – ответил он удивленно, – рано ты что-то.
Я взглянула на часы: было шесть часов вечера.
– А ты, как я понимаю, только что проснулся?
Он коротко засмеялся и ответил:
– Нет, проснулся я в десять утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20