Геннадий МЕЛЬНИКОВ
ВОСПОМИНАНИЕ БОЛЬШОЙ РЕКИ


Андрей поднял жалюзи и тотчас же зажмурился: совсем рядом по реке
пронесся грузовой транспорт, обдавая низкий борт теплохода мелкой водяной
пылью и стремительной радугой. Стало прохладно, словно махнули в лицо
влажной веткой сирени.
Слегка раскачивало, звенел стакан в металлическом держателе,
слышались полоса из соседней каюты, кто-то двигал по полу чемодан, в
умывальнике за переборкой шумела вода. Жизнь налаживалась.
Метрах в двухстах по ходу разворачивалась желтая полоса пляжа,
немного левее сквозь нагромождения верб, так похожих на зеленые клубы
дыма, проглядывали красные кровли дачных коттеджей, а еще дальше, если
присмотреться, на светлом четырехугольнике миниатюрного аэродрома можно
было различать несколько полосатых планеров. Там, вероятно, среди
разнотравья гудели пчелы.
Мягкая синева опускалась сверху как тихий дождь, и даже вибрация
двигателей теплохода не казалась инородным включением в этот мир тишины,
зелени и света, более того шум дизелей воспринимался как пульс этого мира.
А всего этого и могло и не быть... Три часа назад. Андрей и не
догадывался о существовании подобного теплохода с таким необычным
маршрутом. Все было совсем другим, обыденным, происходящем в привычной
плоскости, и то, что он оказался здесь, не объяснялось ничем, кроме чистой
случайности.
Он долго бродил по городу, отыскивая нужный ему пункт проката, и не
сколько искал, сколько собирался с мыслями после высадки в аэропорту.
Очевидно он вышел не на той остановке, и хотя понял, что идет не туда:
мощеная выпуклым булыжником улица покатое пошла вниз, но спрашивать у
прохожих не стал и дошел до самой реки.
Было утро, был мокрый асфальт на пристани, были ласточкины гнезда над
сводом, а он стоял, и саквояж оттягивал руку, и возможно, если бы не этот
саквояж, он не задумался, когда объявили о наличии свободных мест.
Рядом со зданием речного вокзала, возвышаясь бортом над причалом,
стоял небольшой опрятный теплоход. Двое мужчин в белых халатах поверх
форменных синих костюмов переносили на него из ярко-желтого электрокара
картонные ящики. Водитель кара стоял в стороне и негромко разговаривал с
пожилой женщиной, сматывающей поливочный шланг возле газона. Брезентовый
передник у нее был мокрый и топорщился, когда она наклонялась.
Андрей прослушал объявление второй раз и с каким-то безразличием
подумал, что нет смысла вновь подыматься по скользкой булыжной улице в
город, - где от белых стен и блеска витрин режет глаза, а в глухих
переулках начал уже застаиваться зной, - и искать пункт проката: в крайнем
случае, можно будет сойти в любом порту, куда зайдет теплоход.
Пустой кар прошелестел по мокрому асфальту, оставляя рубчатый след, а
мужчины стали переносить ящики к грузовому люку. Пожилая женщина уложила
шланг в металлический ящик и сняла мокрый передник. Солнце поднялось над
ажурной конструкцией железнодорожного моста, и тени акаций по часовой
стрелке сдвинулись в сторону. Мир работал с четкостью хорошо
отрегулированного механизма.
Андрей вошел в светлый зал речного вокзала. Там было тепло и очень
пусто...
Ему досталось второе место в сотой каюте, но, когда он зашел следом
за дежурной, то увидел, что приготовлена только олив постель, а верхняя
полка откинута к переборке и закреплена медной защелкой.
- Второе место свободно и, если Вы желаете спать наверху...
- Благодарю, пусть будет так.
- Можно поднять жалюзи, но сейчас с этого борта солнце.
Андрей улыбнулся: дежурная была очень молоденькая и явно старалась
действовать по инструкции, в которой кроме всего прочего был, вероятно,
пункт о том, чтобы нравиться и вести себя непринужденно, но последнее у
нее не совсем получалось потому, что это был ее первый рейс.
Оставшись один, он открыл саквояж. Туалетные принадлежности выложил
на сеточку над умывальником, на низком столике распределил книги, пачку
чистых блокнотов и прочую мелочь. Саквояж сразу опустел.
Андрей осмотрел свое жилище. Кондиционер был замаскирован в верхней
части деревянного шкафа, а допотопный вентилятор на столе - просто для
экзотики. Где-то здесь должен быть и телеэкран, но все это до поры, до
времени будет держаться в секрете, пока они не начнут скучать по
оставленным домам незаметным, но таким необходимым и привычным приложениям
бытия, и пока еще не приелась новизна перемен.
Некоторое время до отплытия теплохода ему все казалось, что это
несерьезно, что он сейчас соберет вещи и сойдет на берег, и мимолетный
приступ несуразности пройдет безболезненно, как случалось и раньше, когда
ему так же хотелось поступить не как всегда, вопреки здравому смыслу, но
силы условностей удерживали его в колее обыденности. И вот теперь, когда
он неожиданно свернул с этой колеи, нарушив естественный ход событий, он
испытал разочарование, словно ожидал после этого чего-то необычного, как
наводнение, или извержение вулкана. Но, ровным счетом, ничего не
произошло, и он незаметно уснул прямо в кресле, будто провалился в сухой
темный колодец...
Андрей не слышал, как отшвартовал теплоход, как пели у левого борта
прогулочной палубы, как вторую смену приглашали обедать, и проснулся с
ясной головой в каком-то незнакомом и радостном мире, наполненном
солнечными лучами и беззаботностью, проснулся и понял, что хандра,
заполнявшая его последнее время словно жидкий студень, если и не прошла
совсем, то немного притупилась, и теперь хотя бы эти три недели не нужно
будет притворяться, выслушивать упреки, мучиться самому и мучить других,
заставлять себя кого-то любить...
Первый день перемены обыденности для трехсот шестидесяти туристов
теплохода "Александр Невский" начался. Впереди более семи тысяч километров
новых впечатлений, отдыха и далекой забытой романтики детства.
Вечером, когда короткие сумерки размыли очертания берегов и смешали
дневные краски, на шлюпочной палубе состоялось знакомство туристов с
экипажем теплохода.
Дул плотный теплый ветер. Андрей сидел на предпоследней скамье,
прислонившись к обтянутой брезентом шлюпке, и ему плохо было слышно, что
там говорил директор плавтурбазы, да он и не очень старался разобрать. В
сиреневой дали дрожали россыпи береговых огней незнакомых хуторов и сел, и
с трудом осознавалось, что возле каждого огонька - чья-то удаленная от
мира теплохода жизнь, чья-то радость, слезы...
Впереди, наконец, догадались пододвинуть ближе микрофон. стало
слышнее.
- ...Забудьте о скорости, метро и кондиционерах! Забудьте об
орбитальных станциях, подводных колониях и биофильмах! думайте о вещах,
которые занимали людей лет восемьдесят назад! Думайте о телепатии, снежном
человеке и летающих тарелках! Перевоплотитесь на это время в человека
середины двадцатых годов! Помните, основная наша и ваша задача - отдых!
Под жидкие хлопки директор плавтурбазы уступил место капитану
теплохода. Сплошная и бессмысленная риторика, - подумал почему-то с
раздражением Андрей о концовке выступления, - как будто кто-то может
забыть самого себя, или можно подумать, что...
- Можно подумать, что наших предков только и занимала та ерунда,
которую он перечислил, - послышалось сзади, словно в подтверждение о
только что высказанной телепатии.
От неожиданности Андрей оглянулся... Густые, с золотистым отливом
волосы плескались по ветру, прилипая к щекам, шее. Одна рука придерживает
их, другая натягивает низ широкой цветастой юбки, вздувшейся пузырем на
полных коленях... Молодая женщина разговаривала с сидящим рядом мужчиной.
Она перехватила его взгляд, и кончики ее губ дрогнули в улыбке. И от
этой улыбки, этого понимания все происходящее приобрело для Андрея другой
смысл, другое содержание, и уже потом до самого конца собрания он
чувствовал ее присутствие.
Капитан теплохода, - словно вырезанный из устава корабельной службы,
- произвел более приятное впечатление. У него был хорошо поставлен голос.
Таким, вероятно, голосом в былые времена предводитель корсаров приказывал
сквозь туман встречному торговому барку убрать паруса. Речь его была
краткой и по существу:
- Многие из туристов задают команде один и тот же вопрос: как это
удалось на "Александре Невском" направить весь воздух под корму и создать
имитацию работы гребного винта? Отвечаю - никакой имитации нет. "Александр
Невский" - действительно настоящий винтовой теплоход, а не судно на
воздушной подушке. После экскурсии в машинное отделение вы в этом
убедитесь сами. По нашим рекам ходят еще девять подобных теплоходов.
Послезавтра мы встретимся с "Мининым". Все они отданы туристам. Теплоходы
были подвергнуты реставрации, после чего они приобрели вид, который имели
сто лет назад.
Наш маршрут - своеобразный экскурс в прошлое. И пусть простят нас те,
которым покажется у нас некомфортабельно - таковы условия рейса, с
которыми вы все заранее были ознакомлены - но это полностью компенсируется
той массой впечатлений, которую вы не получите, даже десять раз пролетев
по этому маршруту на современном водном лайнере.
Мы пройдем целую серию шлюзов, - представляющие собою монументальные
сооружения наших предков, и которые до сих пор поддерживаются в рабочем
состоянии, чтобы могли пройти эти десять судов...
По окончании собрания Андрей видел, как молодая женщина, опираясь на
руку мужчины, сошла вниз по гремящему трапу. Ветер хлестал цветастым
подолом по ее загорелым ногам.

Она ехала с мужем и сестрой - тоненькой, похожей на подростка,
девушкой лет семнадцати, очень заметной на палубе в голубых джинсах и
белой мужской сорочке. Они занимали стол по правому борту в носовом
ресторане, и утром, ожидая пока подадут заутра, Андрей перебирал женские
имена, но ни на одном не мог остановиться: есть люди, которым трудно
подобрать имя. И где-то в глубине его сознания зрела грусть, так похожая
на невесомость, когда в детстве прыгаешь с высокого берега. Самые красивые
женщины встречаются мужчинам в пожилом возрасте, когда наступает пора
сожаления и печали, а тому, сидящему рядом с нею, выпала очевидно другая,
счастливая судьба.
Позавтракав, Андрей вышел на палубу. Теплоход, казалось, стоял на
месте: так неправдоподобно медленна была его скорость. Туристы бросали с
кормы хлеб крикливым чайкам, которые оглядываясь по сторонам навязчиво
летели следом, и поочередно, свесив длинные лапки, камнем падали вниз к
вскипавшей от винта воде, и долго раскачивались на волнах, удаляясь от
теплохода.
Ветер утих, но в воздухе еще чувствовался запах пыльцы далеких
степных цветов.
Знакомство произошло в библиотечном салоне, когда после полудня было
объявлено о начале шахматного турнира. Его звали Сергеем Ивановичем, и он
оказался не таким уж и старым, как показалось Андрею утром в носовом
ресторане. Его несколько старили черствые складки на щеках, да седые
виски, но короткие русые волосы были еще густые, а шея мускулиста, как у
спортсмена. Воля слепого жребия свела их в первом же туре за один столик,
массивная крышка которого была инкрустирована под шахматную доску.
Деревянные шахматные фигуры были будто взяты напрокат из музея.
Здесь явно чувствовалась работа кондиционеров: несмотря на закрытые
окна, воздух был слоистым, текучим, с почти неуловимым запахом моря.
Теплоход шел правым бортом к волнам, и когда те через равные промежутки
всплескивались за тонкой преградой, на светло-голубом потолке салона
вспыхивало сияние. Полупустые книжные шкафы отражали своими стеклами
далекий берег.
Андрей чувствовал себя скованно и с трудом сводил на ничью. Разговор
в основном поддерживал Сергей Иванович, и уж никак не думал Андрей, когда
они разошлись, уступив место другим желающим, что это, ничему не
обязывающее знакомство, повлечет за собою большее, чем кивок головы за
завтраком.
Вечером, прогуливаясь по средней палубе, он неожиданно при встрече
был Представлен Сергеем Ивановичем своей, как тот выразился - половине и
ее сестре. Ее звали Ниной, сестру - Валерией. Они остановились у поручней,
наблюдая, как экспресс пересекал искусственное море. Было хорошо видно,
как он сошел с пологой бетонной полосы на берегу, стремительно начал
расти, приближаться, и весь окутанный брызгами пролетел мимо. Только и
осталось после него - быстро тающая стена пара, да беспорядочные волны.
- Смотрите, смотрите! - воскликнула Валерия. - А ведь это и правда
море! Даже чайки! Смотрите, какие они упругие!
Валерия в вечернем платье была совсем другой, чем днем в голубых
джинсах, какой-то более взрослой, женственной, и в тоже время по детски
порывистой.
Сергей Иванович предложил всем пойти в кафе. Возражений не было, и
они через центральный вестибюль спустились на нижнюю палубу. Длинный
внутренний коридор представлял собою перспективу в чистом виде: овальные
матовые плафоны над головой, полированные двери кают с обеих сторон,
красная ковровая дорожка под ногами - все это, казалось, где-то далеко
впереди сходилось в одной точке.
В кафе было прохладно и чисто. Столы застыли белыми накрахмаленными
айсбергами в каком-то торжественном безмолвии, и лишь только фужеры,
сдвинутые вместе, тихо и мелко позванивали в такт работы двигателей. Кафе
только что открыли и кроме шести человек за двумя столиками в нем еще
никого не было.
Через час они были хорошими знакомыми, но это сближение было только
кажущимся, - продолжался все тот же отвлеченный разговор, начатый на
палубе, - и после Андрей не мог вспомнить, где работали Сергей Иванович и
Нина, и на каком отделении училась в университете Валерия.
О себе Андрей почти ничего не говорил. Да и какой смысл было
рассказывать, чем он занимался последнее время? И как передать то
состояние тягучего ожидания, которое под конец сменяется безразличием? А
кроме ожидания и пухлых конвертов из редакций со стереотипными ответами за
последние четыре года ничего не было.
- Молодому человеку грустно? - спросил Сергей Иванович, разливая по
бокалам темное вино.
Андрей улыбнулся. Нет, ему не грустно, а если и грустно, то самую
малость, и грусть эта светла, как теплый солнечный вечер. Ему казалось,
что между ним и Ниной шел какой-то неслышный и только им одним понятный
разговор, и от этой мысли слегка кружилась голова.
После черного кофе Валерия стала уговаривать всех пойти на танцы,
которые устраивали вечерами на корме прогулочной палубы. Нина поддержала
ее, а Сергей Иванович задумчиво улыбнулся и сказал:
- Идите без меня, я еще посижу в читальном салоне. Молодой человек,
надеюсь, составит вам компанию.
Они поднялись наверх. Теплоход входил в широкие ворота шлюза. Ветер
раскачивал верхушки тополей на берегу, но было тепло. Яркая луна плавила
гривы бронзовых коней, вздыбившихся на постаменте, наполняла пространство
серебристой дымкой, похожей на легкий туман, высвечивала колеблющейся
ртутью на темной воде.
На небольшом пятачке прогулочной палубы в перерывах, когда меняли
ленту в старом магнитофоне, массовик (должность из тех времен) играл на
аккордеоне.
- Репертуар детского сада, - констатировала Нина.
- Ты опять! - возмутилась Валерия, будто продолжая старый спор.
- Не буду, честное слово, не буду, - засмеялась Нина.
Теплоход вошел в шлюзовую камеру тихо и настороженно, словно опасаясь
западни. Серые стены из бетонных блоков возвышались строгие, как часовые.
По шершавой, с пятнами зеленой слизи, поверхности стекала вода.
Валерию тотчас же окружили и увели сверстники. Андрей и Нина остались
в толпе скучающих.
- А мы будем говорить о снежном человеке? - спросила Нина.
Андрей засмеялся и пригласил ее. Взявшись за руки, они протиснулись
на середину площадки. Прокручивали редкую запись танго середины тридцатых
годов прошлого века. Низкий голос негритянского певца, казалось, стелился
по палубе.
Теплоход стан подыматься. Стены шлюза, будто подтаивая, оплывали
вниз, а сверху над рядами тумб, скованных тяжелыми якорными цепями,
выплывали созвездия.
1 2 3