». Да, еще я знаю несколько строк из Гейне – лет восемь назад мы разучивали «Лорелею» с младшей сестренкой Бетси, которая мечтала стать лингвистом и готовилась к поступлению. Ich weiЯ nicht, was soll es bedeuten, DaЯ ich so traurig bin. Ein Mдrchen aus uralten Zeiten, Das kommt mir nicht aus dem Sinn. (Не знаю, о чём я тоскую. Покоя душе моей нет. Забыть ни на миг не могу я преданье далёких лет.)
Я тоже все мечтала изучать немецкий хотя бы для того, чтобы почитать в оригинале любимого Ремарка и Цвейга и побродить по немецким городам без экскурсовода, но сколько раз ни бралась за самоучители, дальше правил произношения не продвигалась. Говорю же: мне, по-видимому, недостает силы воли. И всегда мешает сознание того, что слишком популярен мой родной язык и что худо-бедно объяснишься на нем, очутись хоть в Ямусукро. Словом, читать на немецком периодику я совершенно не в состоянии, однако для маскировки лучше подойдет именно какая-нибудь «Франкфуртер альгемайне» или там «Шпигель», никак не «Дейли телеграф». Делаю умное лицо и отвечаю:
– На английском и на немецком.
– Пожалуйста! – Портье с готовностью выкладывает на стойку несколько газет. – Свеженькие. Привезли буквально полтора часа назад.
Покупаю «Бильд цайтунг» и какую-то англоязычную, даже не взглянув на название, и смотрю на портье с самым что ни на есть серьезным видом.
– Что-нибудь еще? – услужливо спрашивает он. – Программки экскурсий, рекламные проспекты туристических поездок? Вообще-то ими занимается консьерж, но он будет позднее. А пока я бы мог…
– Нет-нет. – Жестом прошу его не продолжать. – А «Человек-паук» у вас есть? Свежий выпуск?
Подозрительно ровные брови портье – такое чувство, что он их, как женщина, выщипывает, – медленно ползут вверх.
– Что, простите?
– «Человек-паук»? – невозмутимо повторяю я.
– Это случайно не… – Портье качает головой, не осмеливаясь произнести вопрос до конца, чтобы не выставить себя дураком: его догадка прозвучит слишком глупо и совсем не к месту.
– Да-да, я про комиксы. Милое дело: от души посмеяться перед этими скучными деловыми переговорами, – говорю я, корча гримасу.
На физиономии портье застывает идиотское выражение: брови изогнуты дугами, точно у клоуна, рот приоткрыт, в глазах вопрос: это я сошел с ума или?..
Покатываюсь со смеху. Парень облегченно вздыхает.
– Пошутили. – Тоже хихикает, правда несколько неуверенно. – Как же я сразу не догадался?
Похлопываю его по руке и киваю.
– Конечно, пошутила. Пожалуй, весьма неостроумно. Простите.
Возвращаюсь на кожаный диван, ругая себя. Говорю же: когда на душе плохо, хоть караул кричи, из меня фонтаном бьет хохот, так и тянет что-нибудь выкинуть. Впрочем, этот фокус сыграет мне на руку: портье хоть оставит меня в покое, не станет рекламировать их «уютный бар» и «лучшего в Берлине шеф-повара».
Газету на английском убираю в черную кожаную сумку. Совершенно новую – ее пришлось купить вместе с костюмом, чтобы ничто в моем облике не напоминало о Шейле Уинклер. Надеваю солнцезащитные очки с большими почти круглыми стеклами и беру в руки «Бильд». Скажете, глупо сидеть в очках не на улице, тем более утром, когда не успело взойти солнце? Согласна. Однако в наше время темные очки не просто удобство, но и часть имиджа. Зайдите в какое-нибудь лондонское кафе поздно вечером или в проливной дождь – непременно хоть на одном из посетителей увидите солнцезащитные очки. Словом, мой вид немного нелеп, но уж точно не привлечет к себе особого внимания и никого не будет шокировать. Зато в очках я совершенно другой человек. А для меня это сейчас самое важное.
Вспоминаю тот голос, что услышала из трубки, и меня одолевают сомнения. Слишком явственно он звучал, совсем не телевизионно. И интонации были не киношные и не из рекламы и фраза прозвучала, хоть я и не разобрала слов, очень уж жизненно. На миг представляю, что Гарольд уходит к другой женщине, и мир с его несчетными приятностями и загадками, которые для того и созданы, чтобы их разгадывать и не скучать, вдруг превращается в кучу старого грязного подтаявшего снега, что давным-давно утратил чистоту и новизну и не может радовать глаз – лишь удручает. Чувствую, что углубляться в эти мысли опасно, и дабы спастись, заявляю себе: все это глупые плоды разыгравшегося воображения, последствия треволнений и недосыпания. Перед вылетом в Германию я спала каких-нибудь четыре часа, точнее и того меньше, ведь сон долго не приходил и я ворочалась в кровати, все гадая, что выйдет из моей рискованной затеи. Неудивительно, что теперь сгущаю краски и придумываю то, чего не может быть.
Решаю дождаться Гарольда, удостовериться, что он едет куда-то в деловом костюме и с бумагами в портфеле, вернуться в свой отель и перед встречей с оптовиками хоть немного передохнуть, а от первоначального плана, согласно которому я должна была проследовать за Гарольдом на такси, отказываюсь. Глупо все это, и одному Богу известно, к каким еще приведет заблуждениям и страданиям. Вдруг у самого входа в здешний офис мой любимый столкнется с хорошенькой женщиной – незнакомкой или товарищем по работе? Вдруг улыбнется ей или предложит войти первой? Если я это увижу, наверняка в своем и без того взбудораженном состоянии тотчас сплету тайную историю любви. Тогда до тех пор, пока мы не вернемся с Гарольдом домой и я не удостоверюсь по его поведению, что все мои выводы чистой воды бред, воображение будет кишеть ужасающими картинками: Гарольд ужинает с красавицей, привозит ее в свой номер во дворце, они выпивают по бокалу шампанского… Брр! Лучше об этом не буду.
Проходит немало времени. Если бы не напряженные раздумья, я, наверное, умерла бы на этом диване со скуки. Кто-то из постояльцев спешит по делам, кто-то только вселяется в гостиницу, приходит сменщик портье, потом швейцара, появляется консьерж, но украдкой наблюдать за незнакомыми людьми, хоть порой меня это и увлекает, сейчас нет ни малейшего желания. Лица кажутся похожими одно на другое, а их выражения – смазанными, безынтересными. Голоса звучат монотонно и бесцветно.
Внезапно гул, к которому я успела привыкнуть, разбавляет чей-то беззаботный смех. Чуть поднимаю голову и смотрю поверх газеты в ту сторону, откуда он раздается, в углубление для лифтов. Смеется женщина примерно моих лет, кокетливо запрокидывая головку с пепельно-белыми прямыми волосами, стянутыми узлом на затылке. Смотрю на нее с непонятным любопытством и неизвестно почему ясно ощущаю безотчетный страх. Удивительно! Женщина как женщина. Вполне безобидного вида, только вот зубы крупноваты и особенно выделяются клыки, отчего чувствуешь себя несколько неуютно. Так и кажется, что попадись ты на ее пути – и она, дабы убрать помеху, запросто вонзит эти клыки тебе в шею. Содрогаюсь, но отвести взгляд от незнакомки, будто загипнотизированная не то ее смехом, не то зубами, никак не могу.
– Ты ничего не понимать! – игриво и чересчур громко, так, что слышно на весь вестибюль, восклицает она на ломаном английском.
Только тут я замечаю, что рядом с ней спутник, и, отчего-то холодея, медленно перевожу на него взгляд. Где-то надо мной или прямо у меня в голове грохочет гром. Краски внезапно блекнут, будто окружающее превращается в черно-белый третьесортный фильм. А мое сердце разлетается на десятки кусков, и собрать его воедино нельзя никакими силами.
Сопровождает блондинку, влюбленно на нее поглядывая, мой Гарольд…
2
На меня ни он, ни она не смотрят, будто я и все прочие люди в вестибюле пустые места. Могла и не тратить столько денег и сил на маскировку, в погибельном отчаянии думаю я, хоть и предпочла бы вообще разучиться мыслить – каждое слово стучит по голове, точно металлический молоток с зубчиками для отбивных по несчастному куску свинины.
Хорошо, что на мне очки. Не то свет – теперь солнечный – ослепил бы внезапно разболевшиеся глаза. Такое чувство, что я, как некий сторонний наблюдатель, очутилась в этом вестибюле по немыслимой случайности, что стоит лишь сесть в автомобиль, который вот-вот за мной прикатит, и вернется прошлая жизнь. Стабильная, размеренная, с привычными людьми вокруг и теплотой драгоценной любви.
– Я потом тебе все объяснить! – провозглашает блондинка, приостанавливаясь посреди вестибюля и легонько с видом хозяйки шлепая Гарольда по плечу.
Тот улыбается идиотской улыбочкой, какой я ни разу у него не видела, и выглядит полурастерянным, полуодурманенным. Усмиряя в себе острое желание подскочить к нему и хорошенько его встряхнуть, чтобы он тотчас отрезвел, сжимаю пальцы. Газетные листы мнутся, недовольно похрустывая.
– А сейчас я спешить! – прибавляет блондинка.
Может, у нее проблемы со слухом? – думаю я, удивляясь, что в состоянии замечать столь несущественные мелочи. Тугоухие вечно горланят.
– В общем, договорились, – произносит Гарольд странно заискивающим тоном. Впрочем, если попытаться взглянуть на него бесстрастно, что, разумеется, весьма и весьма непросто, он напоминает сейчас себя того, каким был, когда ухаживал за мной. Отдаленно. Тогда в его голосе, в поведении – во всем – было как будто больше искренности, уверенности. А может, мне так казалось или просто хочется в это верить. Сейчас, как ни старайся, не разберешься. – Сегодня в восемь. Здесь, в ресторане, – короткими предложениями и тем же голосом говорит он. – Жаль, что так поздно.
Блондинка изгибается в кокетливом движении, покачивая бедрами – по мне, слишком худосочными, – и поводит открытыми плечами. Они у нее, тут уж ничего не скажешь, поразительные – белоснежные, гладкие и блестящие, будто вырезанные из мрамора.
– Рано нельзя, – заявляет она. – У меня важный дела. – Поворачивается к портье и с тем же кокетством, будто заигрывать со всяким мужчиной ее обязанность, что-то спрашивает по-немецки. Я улавливаю единственное слово – «такси».
– Ja-ja, natuerlich! – Портье со счастливым видом указывает через огромное окно на дорогу, у обочины которого стоят такси.
– Danke. – Блондинка поворачивается к Гарольду, с уверенностью собственницы запускает руку в его волосы на затылке, целует прямо в губы, – о ужас! – заботливо вытирает с них фиалковую помаду и, виляя бедрами – на мой взгляд, чересчур вызывающе, – идет к выходу.
Портье и Гарольд провожают ее долгими взглядами. На лице моего бойфренда, – или уже не моего? – по которому, как мне казалось, я, как по книге, умела читать малейшие оттенки его настроения, что-то новое, незнакомое. И некоторое замешательство.
Что его смущает? Помнит ли он в эти минуты обо мне? Чувствует ли, что я сижу буквально в нескольких шагах и впиваюсь в него взглядом? Очевидно, не чувствует. Какой кошмар!
Понимаете, я была уверена, что даже наше сознание, не говоря уже о душах, взаимосвязано. Не раз пыталась доказать Кэт, что, случись со мной какая-нибудь беда на другом конце света, Гарольд непременно догадается, почует нутром и примчится. Оказывается, я жестоко ошибалась.
Все мое существо вдруг захлестывает волна протеста. Нет! – кричит каждая клеточка. Нет! Нет! – разносится по голове многоголосым эхом. Что-то здесь не так. Произошел некий сбой, только и всего. Не сегодня завтра Гарольд очнется от легкого умопомешательства и все потечет по-старому.
Меня охватывает ослепляющее желание подскочить к нему теперь же и угрозами, мольбами, слезами – как угодно – добиться его раскаяния, сожаления о сотворенном грехе и отречения от кривляки немки. Но я сижу, будто окаменелая, и жду, что последует дальше.
Гарольд смотрит на отъезжающее такси, обменивается взглядом с портье, еле заметно пожимает плечами, будто безмолвно говоря: так уж вышло, приятель, я не властен над этой бурей чувств, и идет назад к лифту.
Я лишь теперь замечаю, что на нем отнюдь не деловой костюм, а джинсы и рубашка и что в руках у него нет ни портфеля, ни папок. Мой милый и не думает о делах, во что практически невозможно поверить. Когда он входит в кабинку лифта и за ним бесшумно сдвигаются дверцы, на меня с беспощадной неумолимостью наваливается вся тяжесть случившегося. Чувствую, что, если сейчас же не расхохочусь, во мне лопнет натянувшаяся до отказа струна и сердце остановится. Тогда – прощай, жизнь! Запрокидываю голову, совсем как подружка Гарольда, и разражаюсь безудержным смехом.
Портье, судя по всему, пугается до смерти. Когда я успокаиваюсь и встаю с диванчика, бедняга смотрит на меня так, словно я на его глазах из обычной земной женщины превратилась в одноглазую инопланетянку.
Поднимаю руку, показывая, что волноваться нет причин.
– Все в порядке.
– Вы уверены? – Этот парень говорит по-английски, судя по произношению и легкости, с какой он задал вопрос, весьма и весьма неплохо. Недаром гостиница столь шикарна. Наверняка тут все на высшем уровне.
– Уверена, – отвечаю я, направляясь к выходу.
Служащий отеля смотрит на меня в ожидании пояснений.
– Я… гм… понимаете, я только теперь заметила, что держала газету вверх ногами. – Господи, что я несу? После того как сменился ночной портье, я сидела на чертовом диване не меньше получаса. Представляете, что можно подумать о человеке, который целых тридцать минут читает газету, не замечая, что слова перевернуты вверх тормашками?
Портье смотрит на меня круглыми глазами и некоторое время не знает, что отвечать. Потом оторопело потирает лоб и с подозрительной любезностью, наверное приняв меня за чокнутую, спрашивает:
– Может, я могу вам чем-нибудь помочь?
– Хотите вызвать бригаду из психбольницы? – с наигранно дружелюбной улыбкой спрашиваю я. – Нет, спасибо. Туда я всегда успею. Tschuess[1]!
Выхожу на улицу и ощущаю себя беспомощным младенцем, который ни думать, ни ходить, ни объяснить, что ему нужно, еще не умеет. Неподвижно стою перед парадным входом до тех пор, пока к нему не подъезжает такси и не начинает ворчать швейцар:
– Мисс, вы или посторонитесь, или возвращайтесь в гостиницу, или… – «Проваливайте» не прибавляет, лишь вскидывает руки. – Мешаете ведь. Вон, люди приехали. – Спешит к такси и открывает дверцу переднего пассажирского сиденья.
Наблюдаю, как из машины выходит самодовольный толстяк – судя по уверенно-властной манере держаться, богач, – как швейцар, мечтающий о приличных чаевых, сгибается перед ним в полупоклоне и бормочет какие-то любезности, и медленно двигаюсь вперед. Приближаюсь к такси, когда постоялец и швейцар, пройдя мимо, уже входят в отель.
– Вы свободны? – спрашиваю у круглолицего водителя.
Тот, считая деньги, наверное полученные от толстяка чаевые, кивает. Сажусь и называю адрес своей гостиницы.
Теперь, когда город залит солнечным светом и оживает, вступая в новый день, можно было рассматривать все вокруг с раскрытым ртом. Но я ничего не замечаю. Если бы таксисту вздумалось катать меня целый день по одному и тому же маршруту, я, наверное, ни капли не удивилась бы – даже не увидела бы, что картинки за окном почти не меняются.
Что я чувствую? Попробую объяснить. Такое ощущение, будто я скользила по полноводной реке на легкой надежной лодочке и вдруг эту лодку из-под меня выдернули, а плавать я не умею и беспомощно барахтаюсь, зная, что вот-вот утону. Перед глазами проносится вереница туманных воспоминаний. Вот мы с Гарольдом протягиваем друг другу руки, знакомясь, и пожимаем их чуть дольше, чем принято; взгляды слились в один, любви еще нет, но есть смутное предчувствие. Вот он спустя время, страшно волнуясь, расхрабрился и предлагает мне переселиться к нему. Вот я привожу его в дом родителей и каждый раз, когда мама обращается к нему с вопросом, а отец останавливает на нем свой испытующий взгляд, я опускаю руку под стол и глажу колено Гарольда, чтобы ему было спокойнее, а он в знак благодарности легонько пожимает мои пальцы…
– Приехали, мисс, – говорит водитель, и я, очнувшись от раздумий, замечаю, что такси уже стоит напротив моей, куда более скромной гостиницы.
Работа у меня, можно сказать, вкусная. Я занимаюсь продвижением товара на внутреннем и внешнем рынках, а производит наша фабрика кондитерские изделия, главным образом, разного рода конфеты. До того как поступить на теперь почти родное предприятие, я понятия не имела, что у конфет есть собственный многогранный мир и что бывают люди, настроение которых напрямую зависит от наличия или отсутствия обожаемых марципанов, пралине или трюфелей.
Заказчиков из Берлина я начала искать еще в мае, когда наткнулась на проклятые Гарольдовы билеты, и полмесяца спустя разыскала координаты фирмы «Гроссхандель», которой отправила по электронной почте наши рекламные материалы и предложение сотрудничать. Ответа не было до недавних пор, и вот буквально за день я умудрилась устроить встречу с начальником их отдела закупок, заявив, что я буду в Берлине по другому делу и могла бы заодно заехать к ним.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Поединок страстей'
1 2 3
Я тоже все мечтала изучать немецкий хотя бы для того, чтобы почитать в оригинале любимого Ремарка и Цвейга и побродить по немецким городам без экскурсовода, но сколько раз ни бралась за самоучители, дальше правил произношения не продвигалась. Говорю же: мне, по-видимому, недостает силы воли. И всегда мешает сознание того, что слишком популярен мой родной язык и что худо-бедно объяснишься на нем, очутись хоть в Ямусукро. Словом, читать на немецком периодику я совершенно не в состоянии, однако для маскировки лучше подойдет именно какая-нибудь «Франкфуртер альгемайне» или там «Шпигель», никак не «Дейли телеграф». Делаю умное лицо и отвечаю:
– На английском и на немецком.
– Пожалуйста! – Портье с готовностью выкладывает на стойку несколько газет. – Свеженькие. Привезли буквально полтора часа назад.
Покупаю «Бильд цайтунг» и какую-то англоязычную, даже не взглянув на название, и смотрю на портье с самым что ни на есть серьезным видом.
– Что-нибудь еще? – услужливо спрашивает он. – Программки экскурсий, рекламные проспекты туристических поездок? Вообще-то ими занимается консьерж, но он будет позднее. А пока я бы мог…
– Нет-нет. – Жестом прошу его не продолжать. – А «Человек-паук» у вас есть? Свежий выпуск?
Подозрительно ровные брови портье – такое чувство, что он их, как женщина, выщипывает, – медленно ползут вверх.
– Что, простите?
– «Человек-паук»? – невозмутимо повторяю я.
– Это случайно не… – Портье качает головой, не осмеливаясь произнести вопрос до конца, чтобы не выставить себя дураком: его догадка прозвучит слишком глупо и совсем не к месту.
– Да-да, я про комиксы. Милое дело: от души посмеяться перед этими скучными деловыми переговорами, – говорю я, корча гримасу.
На физиономии портье застывает идиотское выражение: брови изогнуты дугами, точно у клоуна, рот приоткрыт, в глазах вопрос: это я сошел с ума или?..
Покатываюсь со смеху. Парень облегченно вздыхает.
– Пошутили. – Тоже хихикает, правда несколько неуверенно. – Как же я сразу не догадался?
Похлопываю его по руке и киваю.
– Конечно, пошутила. Пожалуй, весьма неостроумно. Простите.
Возвращаюсь на кожаный диван, ругая себя. Говорю же: когда на душе плохо, хоть караул кричи, из меня фонтаном бьет хохот, так и тянет что-нибудь выкинуть. Впрочем, этот фокус сыграет мне на руку: портье хоть оставит меня в покое, не станет рекламировать их «уютный бар» и «лучшего в Берлине шеф-повара».
Газету на английском убираю в черную кожаную сумку. Совершенно новую – ее пришлось купить вместе с костюмом, чтобы ничто в моем облике не напоминало о Шейле Уинклер. Надеваю солнцезащитные очки с большими почти круглыми стеклами и беру в руки «Бильд». Скажете, глупо сидеть в очках не на улице, тем более утром, когда не успело взойти солнце? Согласна. Однако в наше время темные очки не просто удобство, но и часть имиджа. Зайдите в какое-нибудь лондонское кафе поздно вечером или в проливной дождь – непременно хоть на одном из посетителей увидите солнцезащитные очки. Словом, мой вид немного нелеп, но уж точно не привлечет к себе особого внимания и никого не будет шокировать. Зато в очках я совершенно другой человек. А для меня это сейчас самое важное.
Вспоминаю тот голос, что услышала из трубки, и меня одолевают сомнения. Слишком явственно он звучал, совсем не телевизионно. И интонации были не киношные и не из рекламы и фраза прозвучала, хоть я и не разобрала слов, очень уж жизненно. На миг представляю, что Гарольд уходит к другой женщине, и мир с его несчетными приятностями и загадками, которые для того и созданы, чтобы их разгадывать и не скучать, вдруг превращается в кучу старого грязного подтаявшего снега, что давным-давно утратил чистоту и новизну и не может радовать глаз – лишь удручает. Чувствую, что углубляться в эти мысли опасно, и дабы спастись, заявляю себе: все это глупые плоды разыгравшегося воображения, последствия треволнений и недосыпания. Перед вылетом в Германию я спала каких-нибудь четыре часа, точнее и того меньше, ведь сон долго не приходил и я ворочалась в кровати, все гадая, что выйдет из моей рискованной затеи. Неудивительно, что теперь сгущаю краски и придумываю то, чего не может быть.
Решаю дождаться Гарольда, удостовериться, что он едет куда-то в деловом костюме и с бумагами в портфеле, вернуться в свой отель и перед встречей с оптовиками хоть немного передохнуть, а от первоначального плана, согласно которому я должна была проследовать за Гарольдом на такси, отказываюсь. Глупо все это, и одному Богу известно, к каким еще приведет заблуждениям и страданиям. Вдруг у самого входа в здешний офис мой любимый столкнется с хорошенькой женщиной – незнакомкой или товарищем по работе? Вдруг улыбнется ей или предложит войти первой? Если я это увижу, наверняка в своем и без того взбудораженном состоянии тотчас сплету тайную историю любви. Тогда до тех пор, пока мы не вернемся с Гарольдом домой и я не удостоверюсь по его поведению, что все мои выводы чистой воды бред, воображение будет кишеть ужасающими картинками: Гарольд ужинает с красавицей, привозит ее в свой номер во дворце, они выпивают по бокалу шампанского… Брр! Лучше об этом не буду.
Проходит немало времени. Если бы не напряженные раздумья, я, наверное, умерла бы на этом диване со скуки. Кто-то из постояльцев спешит по делам, кто-то только вселяется в гостиницу, приходит сменщик портье, потом швейцара, появляется консьерж, но украдкой наблюдать за незнакомыми людьми, хоть порой меня это и увлекает, сейчас нет ни малейшего желания. Лица кажутся похожими одно на другое, а их выражения – смазанными, безынтересными. Голоса звучат монотонно и бесцветно.
Внезапно гул, к которому я успела привыкнуть, разбавляет чей-то беззаботный смех. Чуть поднимаю голову и смотрю поверх газеты в ту сторону, откуда он раздается, в углубление для лифтов. Смеется женщина примерно моих лет, кокетливо запрокидывая головку с пепельно-белыми прямыми волосами, стянутыми узлом на затылке. Смотрю на нее с непонятным любопытством и неизвестно почему ясно ощущаю безотчетный страх. Удивительно! Женщина как женщина. Вполне безобидного вида, только вот зубы крупноваты и особенно выделяются клыки, отчего чувствуешь себя несколько неуютно. Так и кажется, что попадись ты на ее пути – и она, дабы убрать помеху, запросто вонзит эти клыки тебе в шею. Содрогаюсь, но отвести взгляд от незнакомки, будто загипнотизированная не то ее смехом, не то зубами, никак не могу.
– Ты ничего не понимать! – игриво и чересчур громко, так, что слышно на весь вестибюль, восклицает она на ломаном английском.
Только тут я замечаю, что рядом с ней спутник, и, отчего-то холодея, медленно перевожу на него взгляд. Где-то надо мной или прямо у меня в голове грохочет гром. Краски внезапно блекнут, будто окружающее превращается в черно-белый третьесортный фильм. А мое сердце разлетается на десятки кусков, и собрать его воедино нельзя никакими силами.
Сопровождает блондинку, влюбленно на нее поглядывая, мой Гарольд…
2
На меня ни он, ни она не смотрят, будто я и все прочие люди в вестибюле пустые места. Могла и не тратить столько денег и сил на маскировку, в погибельном отчаянии думаю я, хоть и предпочла бы вообще разучиться мыслить – каждое слово стучит по голове, точно металлический молоток с зубчиками для отбивных по несчастному куску свинины.
Хорошо, что на мне очки. Не то свет – теперь солнечный – ослепил бы внезапно разболевшиеся глаза. Такое чувство, что я, как некий сторонний наблюдатель, очутилась в этом вестибюле по немыслимой случайности, что стоит лишь сесть в автомобиль, который вот-вот за мной прикатит, и вернется прошлая жизнь. Стабильная, размеренная, с привычными людьми вокруг и теплотой драгоценной любви.
– Я потом тебе все объяснить! – провозглашает блондинка, приостанавливаясь посреди вестибюля и легонько с видом хозяйки шлепая Гарольда по плечу.
Тот улыбается идиотской улыбочкой, какой я ни разу у него не видела, и выглядит полурастерянным, полуодурманенным. Усмиряя в себе острое желание подскочить к нему и хорошенько его встряхнуть, чтобы он тотчас отрезвел, сжимаю пальцы. Газетные листы мнутся, недовольно похрустывая.
– А сейчас я спешить! – прибавляет блондинка.
Может, у нее проблемы со слухом? – думаю я, удивляясь, что в состоянии замечать столь несущественные мелочи. Тугоухие вечно горланят.
– В общем, договорились, – произносит Гарольд странно заискивающим тоном. Впрочем, если попытаться взглянуть на него бесстрастно, что, разумеется, весьма и весьма непросто, он напоминает сейчас себя того, каким был, когда ухаживал за мной. Отдаленно. Тогда в его голосе, в поведении – во всем – было как будто больше искренности, уверенности. А может, мне так казалось или просто хочется в это верить. Сейчас, как ни старайся, не разберешься. – Сегодня в восемь. Здесь, в ресторане, – короткими предложениями и тем же голосом говорит он. – Жаль, что так поздно.
Блондинка изгибается в кокетливом движении, покачивая бедрами – по мне, слишком худосочными, – и поводит открытыми плечами. Они у нее, тут уж ничего не скажешь, поразительные – белоснежные, гладкие и блестящие, будто вырезанные из мрамора.
– Рано нельзя, – заявляет она. – У меня важный дела. – Поворачивается к портье и с тем же кокетством, будто заигрывать со всяким мужчиной ее обязанность, что-то спрашивает по-немецки. Я улавливаю единственное слово – «такси».
– Ja-ja, natuerlich! – Портье со счастливым видом указывает через огромное окно на дорогу, у обочины которого стоят такси.
– Danke. – Блондинка поворачивается к Гарольду, с уверенностью собственницы запускает руку в его волосы на затылке, целует прямо в губы, – о ужас! – заботливо вытирает с них фиалковую помаду и, виляя бедрами – на мой взгляд, чересчур вызывающе, – идет к выходу.
Портье и Гарольд провожают ее долгими взглядами. На лице моего бойфренда, – или уже не моего? – по которому, как мне казалось, я, как по книге, умела читать малейшие оттенки его настроения, что-то новое, незнакомое. И некоторое замешательство.
Что его смущает? Помнит ли он в эти минуты обо мне? Чувствует ли, что я сижу буквально в нескольких шагах и впиваюсь в него взглядом? Очевидно, не чувствует. Какой кошмар!
Понимаете, я была уверена, что даже наше сознание, не говоря уже о душах, взаимосвязано. Не раз пыталась доказать Кэт, что, случись со мной какая-нибудь беда на другом конце света, Гарольд непременно догадается, почует нутром и примчится. Оказывается, я жестоко ошибалась.
Все мое существо вдруг захлестывает волна протеста. Нет! – кричит каждая клеточка. Нет! Нет! – разносится по голове многоголосым эхом. Что-то здесь не так. Произошел некий сбой, только и всего. Не сегодня завтра Гарольд очнется от легкого умопомешательства и все потечет по-старому.
Меня охватывает ослепляющее желание подскочить к нему теперь же и угрозами, мольбами, слезами – как угодно – добиться его раскаяния, сожаления о сотворенном грехе и отречения от кривляки немки. Но я сижу, будто окаменелая, и жду, что последует дальше.
Гарольд смотрит на отъезжающее такси, обменивается взглядом с портье, еле заметно пожимает плечами, будто безмолвно говоря: так уж вышло, приятель, я не властен над этой бурей чувств, и идет назад к лифту.
Я лишь теперь замечаю, что на нем отнюдь не деловой костюм, а джинсы и рубашка и что в руках у него нет ни портфеля, ни папок. Мой милый и не думает о делах, во что практически невозможно поверить. Когда он входит в кабинку лифта и за ним бесшумно сдвигаются дверцы, на меня с беспощадной неумолимостью наваливается вся тяжесть случившегося. Чувствую, что, если сейчас же не расхохочусь, во мне лопнет натянувшаяся до отказа струна и сердце остановится. Тогда – прощай, жизнь! Запрокидываю голову, совсем как подружка Гарольда, и разражаюсь безудержным смехом.
Портье, судя по всему, пугается до смерти. Когда я успокаиваюсь и встаю с диванчика, бедняга смотрит на меня так, словно я на его глазах из обычной земной женщины превратилась в одноглазую инопланетянку.
Поднимаю руку, показывая, что волноваться нет причин.
– Все в порядке.
– Вы уверены? – Этот парень говорит по-английски, судя по произношению и легкости, с какой он задал вопрос, весьма и весьма неплохо. Недаром гостиница столь шикарна. Наверняка тут все на высшем уровне.
– Уверена, – отвечаю я, направляясь к выходу.
Служащий отеля смотрит на меня в ожидании пояснений.
– Я… гм… понимаете, я только теперь заметила, что держала газету вверх ногами. – Господи, что я несу? После того как сменился ночной портье, я сидела на чертовом диване не меньше получаса. Представляете, что можно подумать о человеке, который целых тридцать минут читает газету, не замечая, что слова перевернуты вверх тормашками?
Портье смотрит на меня круглыми глазами и некоторое время не знает, что отвечать. Потом оторопело потирает лоб и с подозрительной любезностью, наверное приняв меня за чокнутую, спрашивает:
– Может, я могу вам чем-нибудь помочь?
– Хотите вызвать бригаду из психбольницы? – с наигранно дружелюбной улыбкой спрашиваю я. – Нет, спасибо. Туда я всегда успею. Tschuess[1]!
Выхожу на улицу и ощущаю себя беспомощным младенцем, который ни думать, ни ходить, ни объяснить, что ему нужно, еще не умеет. Неподвижно стою перед парадным входом до тех пор, пока к нему не подъезжает такси и не начинает ворчать швейцар:
– Мисс, вы или посторонитесь, или возвращайтесь в гостиницу, или… – «Проваливайте» не прибавляет, лишь вскидывает руки. – Мешаете ведь. Вон, люди приехали. – Спешит к такси и открывает дверцу переднего пассажирского сиденья.
Наблюдаю, как из машины выходит самодовольный толстяк – судя по уверенно-властной манере держаться, богач, – как швейцар, мечтающий о приличных чаевых, сгибается перед ним в полупоклоне и бормочет какие-то любезности, и медленно двигаюсь вперед. Приближаюсь к такси, когда постоялец и швейцар, пройдя мимо, уже входят в отель.
– Вы свободны? – спрашиваю у круглолицего водителя.
Тот, считая деньги, наверное полученные от толстяка чаевые, кивает. Сажусь и называю адрес своей гостиницы.
Теперь, когда город залит солнечным светом и оживает, вступая в новый день, можно было рассматривать все вокруг с раскрытым ртом. Но я ничего не замечаю. Если бы таксисту вздумалось катать меня целый день по одному и тому же маршруту, я, наверное, ни капли не удивилась бы – даже не увидела бы, что картинки за окном почти не меняются.
Что я чувствую? Попробую объяснить. Такое ощущение, будто я скользила по полноводной реке на легкой надежной лодочке и вдруг эту лодку из-под меня выдернули, а плавать я не умею и беспомощно барахтаюсь, зная, что вот-вот утону. Перед глазами проносится вереница туманных воспоминаний. Вот мы с Гарольдом протягиваем друг другу руки, знакомясь, и пожимаем их чуть дольше, чем принято; взгляды слились в один, любви еще нет, но есть смутное предчувствие. Вот он спустя время, страшно волнуясь, расхрабрился и предлагает мне переселиться к нему. Вот я привожу его в дом родителей и каждый раз, когда мама обращается к нему с вопросом, а отец останавливает на нем свой испытующий взгляд, я опускаю руку под стол и глажу колено Гарольда, чтобы ему было спокойнее, а он в знак благодарности легонько пожимает мои пальцы…
– Приехали, мисс, – говорит водитель, и я, очнувшись от раздумий, замечаю, что такси уже стоит напротив моей, куда более скромной гостиницы.
Работа у меня, можно сказать, вкусная. Я занимаюсь продвижением товара на внутреннем и внешнем рынках, а производит наша фабрика кондитерские изделия, главным образом, разного рода конфеты. До того как поступить на теперь почти родное предприятие, я понятия не имела, что у конфет есть собственный многогранный мир и что бывают люди, настроение которых напрямую зависит от наличия или отсутствия обожаемых марципанов, пралине или трюфелей.
Заказчиков из Берлина я начала искать еще в мае, когда наткнулась на проклятые Гарольдовы билеты, и полмесяца спустя разыскала координаты фирмы «Гроссхандель», которой отправила по электронной почте наши рекламные материалы и предложение сотрудничать. Ответа не было до недавних пор, и вот буквально за день я умудрилась устроить встречу с начальником их отдела закупок, заявив, что я буду в Берлине по другому делу и могла бы заодно заехать к ним.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Поединок страстей'
1 2 3