А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дженевре казалось, что она парит над своим телом, видит, как оно растягивается, слабеет, наслаждается под крепким мускулистым телом мужа. Роберт зарылся лицом в ее волосы, которые выпростал из-под чепца. И после того, как он поднял голову, душа Дженевры вернулась в тело.
– Любимая, – пробормотал муж и нежно поцеловал ее, а потом, крепко обняв, положил голову Дженевры к себе на плечо. – Мне так не хочется ехать в Ардингстон! – прошептал он, целуя ее волосы. – Я бы с радостью предпочел остаться здесь. Но в скором времени нам все равно предстоит путешествие в Тиркалл. Мы можем отправиться туда сразу после визита к Нортемпстону.
– А потом? – сонно спросила Дженевра.
– Потом будет уже слишком поздно возвращаться сюда. Мы отпразднуем Рождество в Тиркалле, а весной, объехав все мои владения, вернемся сюда. Это будет нашей летней резиденцией, Дженевра. Ты согласна?
Дженевра понимала, что ее муж уже принял такое решение, но ей было приятно, что он спрашивает ее мнение.
– Ваше желание для меня закон, милорд, – весело произнесла она.
Он засмеялся.
– Если бы я не знал тебя лучше, то почти поверил бы тебе.
– Но это так, – возразила Дженевра. И тоже засмеялась. – Я очень послушна, когда меня не заставляют делать то, что мне не нравится.
– Дерзкая девчонка, – поддразнил ее Роберт, возобновляя ласки.
Глава двенадцатая
В замке начали готовиться к путешествию. Роберт собирался въехать в Ардингстон торжественно и пышно, поэтому вся его свита, включая отца Джона, которому предстояло ехать в качестве их личного священника, собиралась в дорогу. Первым делом занялись оружием и доспехами – полировали, удаляли с кольчуг ржавчину, чинили и чистили седла, упряжь, попоны, флажки и знамена.
Путешествие могло занять по крайней мере две недели, а может, и больше, учитывая возраст Уилла. Уимси за лето подросла, но вряд ли могла бежать всю дорогу рядом с лошадьми. Еще щенком она выучилась ездить на лошади, припав к ней впереди сидящей в седле Дженевры. Так что ее мог посадить к себе кто-нибудь из свиты, если только конь примет столь необычного седока.
Мег попросила разрешения взять Эдану и Уистэна с собой – Бернард ехал старшим конюхом, и семья не хотела разлучаться. Так как отец Джон отправлялся в путь с ними, Роберт согласился взять сына Эннис Гарри пажом, чтобы тот не пропускал занятий. Нет нужды говорить, в каком восторге пребывал мальчик. Эннис же не слишком была этому рада.
Дженевра с грустью расставалась с Мартином и Эннис. Она подружилась даже с капитаном Нори. Можно было лишь надеяться, что разлука продлится не больше полугода.
И вот настал день отъезда. Пестрая вереница всадников, вьючных животных и пешей свиты – тронулась в путь. Перемещался обоз довольно медленно – со скоростью не более четырех миль в час, или около семи лиг в день.
Дженевра чувствовала себя обновленной, мрачное расположение духа покинуло ее. Она наслаждалась прекрасными отношениями с Робертом, ей доставляли радость дни, проведенные в седле, и ночи, которые они коротали под незнакомыми крышами. К сожалению, путешествие омрачалось сильными дождями. Когда же наконец выглянуло солнце и своим ослепительным блеском высушило путников, никто не встретил его с большим облегчением, чем Дженевра.
Уилл путешествовал в маленькой люльке, привязанной позади седла Дженевры. Его молоденькая няня не так хорошо ездила верхом, чтобы взять ребенка к себе. Вооруженные воины, включая Роберта, Алана и отца Джона (у священника был громадный меч, которым он хорошо владел), не одобряли поведения хозяйки, однако Дженевра не могла доверить младенца никому – ни преданным слугам, ни даже Мег или Сигрид. Она решила везти сына сама.
Уиллу было сухо под кожаным навесом, но он, подобно прочим путешественникам, не любил дождливых дней. Крепкому малышу, уже научившемуся сидеть, в плохую погоду приходилось лежать неподвижно. Разумеется, это вызывало у него протест.
Бернард скакал с плетеными корзинами, перекинутыми по обе стороны седла. В каждой лежал младенец. Их мамаша, мешковато сидевшая в седле, трусила позади Дженевры и Сигрид, которая тоже была неважной наездницей. Мег то и дело встревожено оглядывалась назад, где Бернард вез ее драгоценную ношу.
– Они в полном порядке, – успокаивала ее Сигрид. – Бернард – хороший наездник и сможет приглядеть за двойняшками! При такой заботе с ними ничего не случится.
– Я знаю, – призналась Мег. – Но просто я не привыкла быть так далеко от них.
Дженевра подслушала этот разговор и улыбнулась. Она взглянула через плечо на колыбельку, где мирно посапывал ее ребенок.
Когда солнце снова появилось на небе, Дженевра решила переодеть Уилла, вынула его из люльки и положила перед собой на седло.
– Не урони его! – сказал Роберт, взволнованно глядя на сына и наследника, который широко улыбнулся отцу и пустил пузырь.
– Нет, милорд. У Хлои мирный нрав, и она привыкла к нему.
«Как и Принц», – подумал Роберт, почувствовав уверенность Дженевры. Он смотрел, как расплылось от удовольствия личико ребенка. Скоро малыш подрастет, и тогда он пересадит его на своего коня.
«Роберт Уильям. Мой сын и наследник. Да, это так. И все же ни одна черточка его не указывает на то, кто его отец. Может, такой черты никогда и не будет. В конце концов, многие дети совершенно не похожи на своих родителей. По крайней мере волосы у Уилла светлые, а глаза голубые».
А у Дрого?
Роберт отбросил прочь предательские мысли. Он дал обет преодолеть свое недоверие и не собирался нарушать его. К тому же та кухонная девка, что спала с Дрого, разрешилась смуглым ребенком с карими глазами.
Дрого. Все беды Роберта неизменно начинались с младшего брата. Вина, ревность, недоверие, разочарование – все это было порождением его мстительной и неизбывной зависти.
«Этот негодяй за многое должен мне ответить», – подумал Роберт, впервые осознав, что ядовитые семена, посеянные Дрого, пустили корни в его душе.
Это была горькая мысль, и Роберту предстояло ее обдумать.
Обоз Сен-Обэна представлял собой внушительное зрелище, и жители городов и деревень, через которые они проезжали, высыпали на улицу поглазеть. На большинстве лиц читалось любопытство, иные смотрели хмуро, даже плевали, а купцы поспешно закрывали свои лавки ставнями – от греха подальше.
Однако люди Роберта порядка не нарушали, по крайней мере пока находились в поле зрения господина. Был только один случай бесчинства – во время ночного привала возле города. Группа оруженосцев посетила местную таверну. Ребята хватили лишку и натворили бед. В конце концов виновных выпороли.
– Чтобы в следующий раз им неповадно было дурить, – мрачно сказал Роберт, лично надзиравший за поркой.
– Да, – согласилась Дженевра. В первый раз она столкнулась с тем, что мужу пришлось распорядиться о наказании. Однако это было необходимо. Лорд Сен-Обэн не желал, чтобы за его именем потянулась дурная слава.
Перед прибытием в Ардингстон Роберт приказал сделать привал на один день, во время которого все вымылись, привели в порядок лошадей и принарядили упряжь. Сен-Обэн проверил своих людей, лошадей и снаряжение, чтобы удостовериться, насколько хорошо устранены следы долгого пути. Он хотел, чтобы все, включая его самого и его жену, прибыли в безукоризненном порядке, с развевающимися знаменами и флажками. Ради такого случая он надел свою кольчугу, а поверх нее – камзол с геральдическими украшениями.
Итак, Дженевра въехала в ворота замка рядом с Золотым Орлом. Впрочем, на сей раз голову его покрывал сверкающий стальной шлем, с кольчатым ожерельем, защищавшим горло. Золотые шлемы хороши для турниров, а не для долгого путешествия.
Дженевра с гордостью наблюдала, как длинный сверкающий обоз въезжает вслед за ними на двор. Трудно было разместить всех их людей в замке и служебных строениях. Кое-кому из свиты пришлось спать в палатках, а конюхи устроились в конюшнях, вместе с лошадьми. Гостей, видимо, понаехало немало. Шелковые павильоны для рыцарей и кожаные палатки для оруженосцев и купцов уже виднелись повсюду.
Дженевра не сомневалась, что обоз герцога и герцогини Ланкастерских, самопровозглашенного короля и королевы Кастильских, отличался особой пышностью. Принц Джон наверняка привез с собой своих самых именитых вассалов и рыцарей.
Принц не часто наведывался в Англию и не пользовался в народе популярностью, ибо люди считали его жестоким и жадным. Однако Роберт не разделял эту точку зрения. Он одобрял его, а Дженевра старалась полюбить все, что, было по душе Роберту.
Супругов Сен-Обэн разместили в большой комнате в которой стояла задрапированная бархатным пологом кровать. Изголовье ее и шесты для балдахина были изукрашены золотыми свитками. Раскладные кровати для слуг, которым также предстояло спать в этой комнате, уже были сложены у стен. Ночью их разберут. Уединение господам обеспечивали плотные красные занавеси, окружающие кровать.
Нортемпстон радушно приветствовал их, когда они вошли в вестибюль, заслышав сзывающий гостей колокол. Граф спросил, понравилось ли поместье супруги Роберту, поинтересовался их здоровьем и поздравил с рождением первенца.
– Вы должны непременно посетить меня в моих покоях, – пригласил он. – Я пошлю за вами, скажем, завтра, перед ужином. Как ты смотришь на это, Роберт? – И, заметив согласный кивок Роберта, засмеялся. – Да не забудьте принести сынка. Я жду не дождусь встречи со своим тезкой.
Затем он представил их герцогу и герцогине и другим именитым гостям. Джон Гонтский помнил Роберта как своего товарища по оружию. Они вместе сражались в нескольких баталиях, чаще всего в Наджере и Кастилии – там, где впервые зародились семена амбиций Джона, возжелавшего стать королем.
Подобно прочим дамам, приглашенным на столь блестящий праздник, Дженевра надела на себя все свои украшения: и те, что она унаследовала от матери, и те, что ей подарил Роберт, – фамильные драгоценности Сен-Обэнов. Ради такого случая супруги облачились в новые роскошные туалеты.
На Дженевре было облегающее платье из зеленого шелка, а поверх него плотная, бронзового цвета накидка, переплетенная золотыми нитями. На груди распростер крылья золотой орел, и такой же орел украшал длинный шлейф, который шуршал по коврам при каждом ее движении.
Когда ей приходилось приподнимать юбки, самоцветы, которыми были расшиты ее туфли, сверкали при каждом шаге. Прическа, с помощью проволоки сооруженная в форме сердца, была украшена золотыми нитями, на лбу сияло множество драгоценных камней, мочки ушей распухли от тяжелых серег.
В соответствии со своим сдержанным характером, Роберт свел количество драгоценностей на своей одежде к минимуму – прикрепил брошь к плиссированной шляпе, надел несколько колец и украшенный драгоценными камнями пояс. Кроме того, на нем был дорогой камзол из черной парчи с золотыми нитями и гроздьями нашитыми жемчужинами.
Но даже ему пришлось надеть туфли с драгоценными камнями. Рукоятка его кинжала была богато отделана и инкрустирована кабошонами и геммами, которые так и сверкали, едва он брал кинжал в руки. «В такой компании внешности нужно уделять особое внимание. Здесь надо продемонстрировать свое богатство, поскольку от этого зависят могущество и власть».
В присутствии столь высокотитулованных гостей Сен-Обэнам полагалось не самое почетное место. Они сидели не на возвышении, а в зале, вместе с другими приглашенными такого ранга. Дженевра с облегчением заметила, что ее тети и дяди не было – то ли сами не приехали, то ли их не пригласили.
С того места, где сидела, Дженевра хорошо видела графа Нортемпстона и его почетных гостей. Герцог и герцогиня восседали на тронах. Лорд Уильям большую часть времени был занят разговором с Ланкастером. Дженевра не могла не восхищаться уверенностью, с которой граф обращался к своему высокородному гостю.
Однако она с сожалением отметила, что граф постарел за те семнадцать месяцев, что она его не видела. Значит, так и не оправился от тяжкого удара судьбы. Потерять всех наследников разом!
Дженевра заметила, что и граф частенько посматривает в ее сторону, отвлекаясь от важных разговоров. Вероятно, его интересовало, удачным ли оказался устроенный им брак.
Она подумала, что если судить беспристрастно, то их брак с Робертом ничем не хуже других, а был бы гораздо лучше, если бы им не мешало прошлое. Оно было у обоих. Говоря по правде, ее прошлое тоже отбрасывало ощутимую тень на их супружество. Роберт, разумеется, не попрекал ее незаконным рождением, но помнил об этом.
Яблоко от яблони недалеко падает – так рассуждают люди. Будь она законной дочерью знатного аристократа, муж не посмел бы усомниться в ее невинности. Но он сомневается до сих пор, отравляя жизнь и себе, и ей. Да, безоблачным их счастье не назовешь.
Часы шли, а празднику было не видно конца. Становилось жарко, и от дыма в воздухе витал туман. Смех зазвучал громче, гости начали вести себя развязнее. Роберт наслаждался хорошей едой, но пил в меру. Дженевра поблагодарила судьбу, что муж ее никогда не напивался до бесчувствия. На пирах он посвящал себя беседам. Вот и сейчас после изнурительного обсуждения с соседом по столу плачевного состояния монархии Роберт перешел на тему повеселее – турниры. Супруг даже не заметил, когда Дженевра удалилась в свою комнату на покой.
Верный своему обещанию, Нортемпстон на следующий день прислал за ними пажа. Уилла принесла нянюшка, но, как только младенец оказался в руках графа, тот велел девушке подождать за дверью.
Уилл тут же начал протестовать – он привык к уютным рукам няни и не собирался расставаться с ними. Обеспокоенная Дженевра подошла, чтобы забрать его, но граф, смеясь, отмахнулся от нее и уселся вместе с Уиллом в резное дубовое кресло.
Дженевра таким образом получила молчаливое указание присесть рядом на табурет. Она никогда не видела Нортемпстона таким довольным и веселым. Здесь, в своих покоях и среди своих людей, он, казалось, сбросил с себя все остатки чопорности, предписываемой высоким положением.
– Ну, ну, паренек! – подбадривал он Уилла. – Покажи-ка нам, какие у тебя сильные легкие. Они стоят твоего наследства. Твой голос наверняка перекроет любое поле битвы!
– Может, я возьму его, милорд? – спросила Дженевра, опасаясь, что, несмотря на внешнюю доброжелательность, граф может рассердиться на исходившего визгом краснолицего младенца. К тому же ей припомнилась репутация Нортемпстона – он слыл родителем суровым.
Однако граф не отдавал Уилла. Он покачивал его, бормоча какие-то ласковые слова, и – о чудо! – ребенок перестал плакать. Сначала он начал тихонько икать, а потом и вовсе затих. К облегчению Дженевры, малыш успокоился и даже осмелел – широко улыбнулся липким от слюней ротиком и вцепился в сверкающую брошь, пристегнутую к камзолу его светлости.
И тогда-то Дженевра уловила исполненный нежности и сожаления взгляд графа. Ей припомнился вчерашний разговор, который завел с ней Роберт, вернувшийся с праздничной трапезы.
– Горе не ожесточило графа, – сказал муж, забираясь в кровать. – Он стал более милосердным. А вот с сыновьями он обращался плохо, даже я это замечал. Не давал им никакой воли и не спускал никакой вины. И вот теперь они мертвы, а он остался один, без детей и внуков. Может, – предположил Роберт, – из-за этого граф сделался опекуном твоего монастыря. Чтобы искупить свой грех перед Господом, который жестоко наказал его.
– Однако многие в его положении считают суровость к детям обязательной, и никто их за это не наказывает, – возразила Дженевра.
– Разве нет? Ты думаешь, лорд Уильям – единственный аристократ, лишенный потомков, которые увековечили бы его имя? Многие полагают, что чума посылается Богом в наказание за грехи людей.
– Может быть, – сказала Дженевра. – Но если это так, то наказание настигает всех – И плохих, и хороших, а это несправедливо.
Роберт наклонился и поцеловал ее.
– Будь осторожна, дорогая, иначе тебя сочтут еретичкой.
– А ты тоже сочтешь?
– Нет, жена. Я понимаю, что это твой пытливый ум пытается разрешить трудные вопросы. Но если ты еретичка, тогда и я тоже еретик.
Он снова поцеловал ее, а потом отвернулся и заснул. И вот сейчас, глядя на человека, державшего на руках ее сына, Дженевра испытывала грусть за злополучного отца, сурового, но по-своему любившего своих детей и, по ее мнению, наказанного несправедливо.
– Ну, Роберт, – произнес граф, вдоволь позабавившись с младенцем, которому, казалось, очень понравилось сидеть у старика на руках, – у тебя теперь есть прекрасный сын и наследник. Я еще раз поздравляю тебя.
– Благодарю вас, милорд. Я и в самом деле очень этим горжусь.
Дженевра смотрела на лицо Роберта, пока он говорил это, и заметила, что его затуманившиеся голубые глаза избегали встретиться с графом взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24