И в протоколе расписывался не просто попавшейся под руку оперу или следователю авторучкой из канцелярского набора.
Всяк сюда входящий должен быть осведомлен: независимо от причин пребывания в этих кабинетах вам предложат сесть на «специальный» стул («Нет-нет, вот сюда, со мной рядом!»), «специальный» стакан предложат в момент внезапно появившегося приступа жажды («В какой же ящик я его сунул?..») и расписаться дадут «специально» подготовленную для этого ручку («Эта не пишет, вот этой попробуйте»). И хозяин кабинета обязательно предупредит несведущего, но «своего», чем ему пользоваться стоит, а чем нет. Именно по этой причине муровец обошел стол, бросил взгляд на Кряжина, получил согласие и уселся на стул напротив.
Тоцкий потратил время не зря. Задачу первую, наиболее доступную для быстрого исполнения, он выполнил в течение часа. Муровцам из его отдела понадобилось ровно столько времени, чтобы установить наличие аналогичных случаев, имевших место за последний год. Речь шла (тьфу-тьфу-тьфу!..) не об убийствах губернаторов, а о подобных случаях, где присутствовал нож, перерезанное им горло, левый носок или нагой вид. Словом, все, что могло бы показаться похожим при виде трупа Резуна на постели гостиничного номера.
Ребята сработали на совесть. Восьмого сентября, за две недели до убийства мининского губернатора, на улице Енисейской в Бабушкине был обнаружен на лавочке некто Бекмишев. Прибывшие по сообщению перепуганной бабушки из Бабушкина врачи стали свидетелями весьма необычной картины. На лавке спиной вверх валялся пьяный до изумления мужик, глухо матерился и боялся крутить головой. Кричал, что его ограбили и почти зарезали.
Действительно, в части своего повествования мужик Бекмишев был прав. Но не в части вывернутых карманов. Его шея не перерезана, нет, здесь следует употребить слово «порезана». Да! – она была порезана от уха до уха, причем ни один из внутренних органов, отвечающий за жизнеспособность бекмишевского организма, поврежден не был. Вообще складывалось впечатление, что Бекмишев шел, потом споткнулся, упал на серп и получил молотом по затылку.
Странного посетителя перевязали в клинической больнице, и уже на следующее утро тот, как и положено, из нее сбежал.
Это была единственная аналогия из оперативной памяти МУРа. Словом, с первым заданием проблем не было, и Тоцкий выполнил его быстро, облегчив совесть Кряжина по максимуму. Выполняя второе распоряжение советника, уже являвшегося к тому моменту старшим оперативно-следственной группы по расследованию дела по факту убийства губернатора Мининской области Резуна, он отправил эскорт на Большую Дмитровку и вернулся в номер.
Но вернулся не сразу. Едва майор сообщил, что они следуют наверх, администратор затеял суету с поиском ключа с деревянной грушей и номером «317» на ней. После того как номер был освобожден, ключ вернулся в распоряжение администратора, и тот, конечно, его утерял. Но, подстегиваемый незнакомым Тоцкому ранее моложавым кавказцем, решил проблему быстро. Дубликат ключа нашелся в горницкой.
С майором поднимались на этаж трое из персонала «Потсдама»: дежурный администратор (не путать с Яресько, занимающим эту должность не через двое суток каждый месяц, а постоянно), дежуривший в ночь убийства и уже допрошенный следователем начальник службы безопасности, которого также не миновала чаша сия, и человек, разговаривавший с начальником СБ в тот момент, когда Тоцкий обратился к последнему. Именно этот южанин с чистым и чуть бледным лицом проявлял усердие в поисках утерянного ключа от злополучного триста семнадцатого номера. «Охранник», – пронеслось тогда в голове майора. Однако, когда процессия, возглавляемая опером из МУРа, уже почти поднялась на третий этаж, выяснилось, что один из троих, воспринятый муровцем как охранник, в списках рядового персонала «Потсдама» не значится.
– А вы кто? – удивился Тоцкий, остановившись на полпути.
– Занкиев Сагидулла Салаевич, – сказал чернобровый джентльмен с седыми висками. Последнее выглядело странно, ибо на вид джентльмену было лет тридцать. Тридцать три – от силы.
– Замечательно. Но мне бы хотелось, так сказать… Вы кем здесь?
– Управляющим.
Заставив кавказца сориентироваться при ответе в падежах, незаметно для окружающих майор решил две задачи. Во-первых, стало ясно, что человек образован и «маму» с «папой» в беседах не путает. Во-вторых, ему нужен был тон. Любой кавказец свою должность, пусть даже он вагоновожатый, произнесет с таким пафосом, чтобы все убедились в том, что он здесь человек не случайный, и не от безысходности, и не от малого ума, а непременно – по собственному большому желанию и, что самое главное, по призванию.
И он услышал этот тон. Спокойный, без ноток дерзости, вызова и снобизма. «Управляющим», – спокойно ответил человек в очень дорогом костюме, и стало ясно, что человек находится на своем месте. Как раз по собственному желанию и, что самое главное, по призванию. Он родился управляющим «Потсдама».
– Наконец-то, – сориентировавшись, говорит Тоцкий. – А мы уже подумали, что вы в командировке.
– Я с утра был сильно занят.
– Так сильно, что это пересилило чувство, которое испытали, узнав, что в вашей гостинице убили человека?
– Я не испытываю чувств, – то ли красовался, то ли честно признавался управляющий. – Я делаю бизнес.
И Тоцкий в этой ситуации принимает единственно верное решение. Он просит подождать его, спускается вниз и приглашает с собой еще одного молодого человека, ошибиться в социальной и должностной принадлежности которого теперь просто невозможно: на человеке коротенькая синяя курточка, шапочка без козырька и лакированные туфли. Коридорный.
Теперь уже впятером они поднялись наверх, администратор отпер замок в двери триста семнадцатого, и процессия, проникнув внутрь, заняла зал двухкомнатного номера.
– Зачем мы здесь? – равнодушно поинтересовался управляющий и подошел к настенному зеркалу пригладить виски.
– В этом номере убит государственный чиновник. Деятель, как точно формулирует это статья Уголовного кодекса. На этой кровати, – он обратил внимание на еще не прибранную, засохшую в замысловатых красных бурунах простыню, – ему перерезали горло. В этой связи я хочу задать ряд вопросов должностным лицам гостиницы, имевшим к этому косвенное отношение.
– Это каким образом, скажем, я имел к этому отношение? – уткнувшись в следователя враждебным взглядом, поинтересовался начальник службы безопасности.
– Хороший вопрос, – заметил Тоцкий, щелкая кнопкой на папке. – Главное, своевременный и в порядке правильной очередности. Именно с вами я и хотел побеседовать в первую очередь.
На столик, упиравшийся в пол четырьмя ножками, исполненными в виде лап кого-то из семейства кошачьих, упал лист. Буквы принтерной печати на нем слегка выгорели, как и положено при длительном нахождении документа под стеклом при искусственном освещении, но заглавие читалось легко даже с высоты человеческого роста.
– Это «Инструкция начальнику службы безопасности гостиничного комплекса «Потсдам», подписанная Занкиевым С.С.
Занкиев снова посетил плацдарм перед зеркалом и на этот раз пригладил поручиковские усы. Обычно так демонстрируют присутствующим: ты – сам по себе, я тебя не вижу.
– Пункт четвертый «Инструкции», – Тоцкий подтолкнул лист к начальнику службы. – Что там написано?
И майор отметил, что тот ведет себя точно так, как и управляющий. Взрослый дяденька лет сорока по фамилии Дутов сунул руки в карманы, отошел к окну и уже оттуда, рассматривая скользящие по Шаболовке авто, заговорил: «Начальник СБ отвечает за безопасность лиц, проживающих в гостиничном комплексе, включая и ночное время, если те находятся внутри гостиничного комплекса».
– Хотите взвалить вину на персонал? – вдруг спросил Занкиев. – Мы сделаем господину Дутову выговор за халатное отношение к службе. Но не его же вы собираетесь обвинять в убийстве?
– Как вы сказали? – тихо процедил Тоцкий. – Взвалить? Нет. Взваливать не хочу. А если взвалю, предупреждать не стану. Вы это мгновенно почувствуете на своих плечах. Но до вас очередь, Занкиев, еще не дошла. Сейчас имеет право отвечать Дутов.
И все-таки он не сдержался. Почувствовал это сразу, едва закончил говорить. Хотя, возможно, он имеет на это право. Уважительный тон одного из участников разговора обязывает каждого действовать в той же манере. И никак не приглаживать перед зеркалом усики недобитого коммунистами поручика и не погружать руки в карманы, отходя к окну в тот момент, когда к тебе обращаются.
– Дутов ответит, – пообещал Занкиев. – Но за свои действия отвечать будете и вы. Разница в том, что Дутов ответит перед вами, а вы – перед… Вам хорошо известна фамилия Лейников?
– Фамилия заместителя кафедры философии МГУ мне известна хорошо, – чувствуя в воздухе какое-то напряжение, ответил Тоцкий. Оперативный нюх майора стал улавливать какие-то неприятные нотки тревоги в воздухе, но Тоцкий не мог понять, откуда они исходят. Вынув из кармана телефон, он набрал номер и посмотрел на Занкиева.
На стене тикали часики, по которым совсем недавно сверял время Сидельников, отрабатывая армейские нормативы по подъему и отбою, на кровати по-прежнему бугрилась простыня, Занкиев продолжал гладить шерстку под носом, и в номере все сильнее отдавало какими-то нечистотами. Сквозь пропитанный ароматами «Арманомании» и «Кензо» воздух до внутреннего обоняния Тоцкого доносились импульсы неуюта.
– Слушаю, – наконец-то отозвался вызываемый.
– Тимофей Тимофеевич, это Андрей. У вас все в порядке?
– Да, Андрюша, – приветливо отозвался голос. – Сегодня со мной произошла презабавнейшая история. Приеду – расскажу!
– Лучше сейчас, – попросил Тоцкий, не сводя глаз с откровенно скучающего Занкиева.
– Семинар через минуту… Ну, да ладно. Представляешь, приходит ко мне сегодня молодой человек и предлагает пятьсот долларов за четверку в зачетке. Открыто, не стесняясь, представляешь? – Тоцкий услышал в трубке задорный смех, свидетельствующий о том, что такие номера со старым профессором не проходят. – Но самое удивительное заключается том, что я его впервые вижу!
– Я понял, – Тоцкий через силу улыбнулся. – До встречи, – и сложил телефон. – Вот, оказывается, чем вы были сегодня заняты.
Последнее относилось уже к Занкиеву, который впервые за все время проявил на своем лице живой интерес.
– Мы так и будем разговаривать в присутствии прислуги?
– Для вас это прислуга, а для меня понятые.
– Это одно и то же, – не задержался с ответом Занкиев. – Если бы они вышли до того момента, когда вы начнете осуществлять оперативно-следственные действия, наш разговор был бы более продуктивен.
«Школа», – уверился Тоцкий, кивая коридорному и дежурному администратору на дверь…
– Дай угадаю, – попросил, прервав рассказ майора, Кряжин. – Когда вы остались втроем, господин Занкиев выразил разочарование по поводу того, что лучшие сотрудники гостиницы томятся в тюрьме, в то время как зверь, перерезающий людям горло, гуляет на свободе и жирует. А без Яресько механизм гостиницы вообще заклинит уже через несколько часов. И, поскольку они уверены в невиновности своих подчиненных, а объяснить это Кряжину нет никакой возможности – решительно никакой, – они решили, что ситуацию в силах урегулировать тот, кто занимается при следователе непосредственным сыском. Должность и опыт Тоцкого достаточны, чтобы сыграть на его авторитете, а потому они решили… Кто такой Лейников Тимофей Тимофеевич?
– Это мой тесть, – сказал майор.
– Ловко. Господин Занкиев предупредил Тоцкого о том, что в жизни профессора Лейникова могут наметиться значительные перемены. Слишком резво начато, ты не находишь?
Тоцкий находил. Выслушав Занкиева со вниманием, он с минуту молчал, после чего повернулся к окну:
– Дутов, переместитесь наконец к столу. Пока я не переместил вас к Петровке.
Занкиев попросил вывести коридорного и дежурного администратора, оставив в номере начальника своей службы безопасности. Он вывел прислугу, а получилось, что – понятых. То есть – свидетелей разговора. Дутов передвинулся нехотя, не вынимая из карманов рук, а Занкиев пошел еще дальше.
Он приблизился к столу, сунул руку в карман и вынул конверт так быстро, словно тот сам заскочил в его ладонь.
– Андрей Андреевич, – сказал управляющий, зачем-то отодвигая в сторону Дутова и занимая его место, – моя гостиница – эталон законопослушания и высокого качества услуг. То, что произошло внутри ее стен, не укладывается в ее обычный быт.
Тоцкий уже почти был уверен в том, что за дверями стоят люди Занкиева. Все развивается в рамках плохого сценария, на качество которого у сценариста не хватило времени. Размышляя, как далее будет происходить дача взятки, что прозвучит в просительной части и как действовать при возможном появлении в номере непрошеных гостей, майор поднял со стола папку и поместил ее под мышку. И почувствовал, что остался в гостинице один напрасно.
Между тем Занкиев не делал никаких попыток усугубить ситуацию, а просто положил конверт поверх «Инструкции». Поверх «Инструкции»… Тонкий жест, далеко идущий.
– На Павле Марковиче была завязана вся организация работы гостиницы. Он честнейший из людей. Зачем мучить хорошего человека?
– Что-то вы о Колмацком ни слова, – заметил Тоцкий.
– На Колмацком не завязана организация работы всей гостиницы.
Майор подошел к столу, склонился над конвертом и, слушая затаенное дыхание присутствующих… вырвал из-под конверта «Инструкцию».
– Я вам сообщу, – сказал он и вышел из номера.
– Мне нужно было время, чтобы предупредить Лейникова, – объяснил он Кряжину.
Да, это были издержки «одиночного плавания», в которые изредка пускаются оперативные работники МУРа. Однако изредка, недооценив способности и направление удара противника, они попадают впросак и – честь им и хвала за это – выбираются сухими из воды.
Получилось следующее. Поняв, что в гостинице что-то случилось (либо давно готовясь к этому), Занкиев все утро и половину дня провел в работе. Выяснял, кто возглавляет следственно-оперативную группу, возможно, даже выяснял в Генеральной прокуратуре, правомерна ли она, то есть – вынесено ли Генеральным постановление на ее создание, и, когда понял, что руководит ею Кряжин, тут же переориентировал свои интересы на более доступное лицо – Тоцкого. О нем, по крайней мере по Москве, в криминальных и чиновничьих кругах легенды не ходят, а прогибается он перед ситуацией или нет, это еще проверить нужно. И проверка состоялась.
Несомненно, Занкиев положил на это уже немало сил. И вряд ли теперь намерен отступать. Вопрос: зачем ему это все нужно?
Он делает попытки вынуть Яресько из следственного изолятора, словно администратор является родным братом управляющего.
Кряжин выдохнул в воздух струйку белесого дыма и успокоился. В конце концов, ответ и на этот вопрос поможет понять, почему дело получило гриф высокой сложности и особой важности. В конце концов, именно по этой причине оно и передано для расследования старшему следователю Генпрокуратуры.
– Лейникова – в отпуск, в деревню. У Лейникова есть на примете деревня? Так вот, справку из поликлиники – и туда. Сердце. Нужен максимум свежего воздуха и минимум незнакомых студентов с зачетными книжками в руках. А Яресько можно отпускать. Не потому, что Тоцкий влип. Пусть сам выкручивается опер. Не дело это – по гнездам разврата в одиночку шататься. Потому что наговорил Павел Маркович под запись магнитную и бумажную столько, что сейчас он скорее на стороне следствия, нежели управляющего. А чтобы ввести в стан неизвестных пока врагов (Занкиев – не факт) подругу-непонятку, нужно сделать так, чтобы и рыбу съесть, и кости сдать.
И Кряжин спустя полчаса уже подписал у Генерального рапорт о необходимости направления в Мининск двоих сотрудников МУРа для выяснения двух вопросов. Чем занимался господин Резун на посту губернатора, исполняя функции оного, и чем увлекался на досуге.
Вопрос третий советник в рапорте указывать не стал, он шепнул его в кабинете на ушко сыщику при работающем вентиляторе и шуме, прорывающемся сквозь приоткрытую наискось створку пластикового окна: а не совмещал ли господин Резун служебные обязанности с хобби, коим и увлекался в часы досуга.
И вечером того же двадцать четвертого сентября, через два часа после того, как из ИВС вышли растерянные Колмацкий и Яресько, Тоцкий и Сидельников уже пили минеральную воду в самолете, уносящем их на север.
Глава вторая
Яресько сначала не верил в то, что случилось.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5
Всяк сюда входящий должен быть осведомлен: независимо от причин пребывания в этих кабинетах вам предложат сесть на «специальный» стул («Нет-нет, вот сюда, со мной рядом!»), «специальный» стакан предложат в момент внезапно появившегося приступа жажды («В какой же ящик я его сунул?..») и расписаться дадут «специально» подготовленную для этого ручку («Эта не пишет, вот этой попробуйте»). И хозяин кабинета обязательно предупредит несведущего, но «своего», чем ему пользоваться стоит, а чем нет. Именно по этой причине муровец обошел стол, бросил взгляд на Кряжина, получил согласие и уселся на стул напротив.
Тоцкий потратил время не зря. Задачу первую, наиболее доступную для быстрого исполнения, он выполнил в течение часа. Муровцам из его отдела понадобилось ровно столько времени, чтобы установить наличие аналогичных случаев, имевших место за последний год. Речь шла (тьфу-тьфу-тьфу!..) не об убийствах губернаторов, а о подобных случаях, где присутствовал нож, перерезанное им горло, левый носок или нагой вид. Словом, все, что могло бы показаться похожим при виде трупа Резуна на постели гостиничного номера.
Ребята сработали на совесть. Восьмого сентября, за две недели до убийства мининского губернатора, на улице Енисейской в Бабушкине был обнаружен на лавочке некто Бекмишев. Прибывшие по сообщению перепуганной бабушки из Бабушкина врачи стали свидетелями весьма необычной картины. На лавке спиной вверх валялся пьяный до изумления мужик, глухо матерился и боялся крутить головой. Кричал, что его ограбили и почти зарезали.
Действительно, в части своего повествования мужик Бекмишев был прав. Но не в части вывернутых карманов. Его шея не перерезана, нет, здесь следует употребить слово «порезана». Да! – она была порезана от уха до уха, причем ни один из внутренних органов, отвечающий за жизнеспособность бекмишевского организма, поврежден не был. Вообще складывалось впечатление, что Бекмишев шел, потом споткнулся, упал на серп и получил молотом по затылку.
Странного посетителя перевязали в клинической больнице, и уже на следующее утро тот, как и положено, из нее сбежал.
Это была единственная аналогия из оперативной памяти МУРа. Словом, с первым заданием проблем не было, и Тоцкий выполнил его быстро, облегчив совесть Кряжина по максимуму. Выполняя второе распоряжение советника, уже являвшегося к тому моменту старшим оперативно-следственной группы по расследованию дела по факту убийства губернатора Мининской области Резуна, он отправил эскорт на Большую Дмитровку и вернулся в номер.
Но вернулся не сразу. Едва майор сообщил, что они следуют наверх, администратор затеял суету с поиском ключа с деревянной грушей и номером «317» на ней. После того как номер был освобожден, ключ вернулся в распоряжение администратора, и тот, конечно, его утерял. Но, подстегиваемый незнакомым Тоцкому ранее моложавым кавказцем, решил проблему быстро. Дубликат ключа нашелся в горницкой.
С майором поднимались на этаж трое из персонала «Потсдама»: дежурный администратор (не путать с Яресько, занимающим эту должность не через двое суток каждый месяц, а постоянно), дежуривший в ночь убийства и уже допрошенный следователем начальник службы безопасности, которого также не миновала чаша сия, и человек, разговаривавший с начальником СБ в тот момент, когда Тоцкий обратился к последнему. Именно этот южанин с чистым и чуть бледным лицом проявлял усердие в поисках утерянного ключа от злополучного триста семнадцатого номера. «Охранник», – пронеслось тогда в голове майора. Однако, когда процессия, возглавляемая опером из МУРа, уже почти поднялась на третий этаж, выяснилось, что один из троих, воспринятый муровцем как охранник, в списках рядового персонала «Потсдама» не значится.
– А вы кто? – удивился Тоцкий, остановившись на полпути.
– Занкиев Сагидулла Салаевич, – сказал чернобровый джентльмен с седыми висками. Последнее выглядело странно, ибо на вид джентльмену было лет тридцать. Тридцать три – от силы.
– Замечательно. Но мне бы хотелось, так сказать… Вы кем здесь?
– Управляющим.
Заставив кавказца сориентироваться при ответе в падежах, незаметно для окружающих майор решил две задачи. Во-первых, стало ясно, что человек образован и «маму» с «папой» в беседах не путает. Во-вторых, ему нужен был тон. Любой кавказец свою должность, пусть даже он вагоновожатый, произнесет с таким пафосом, чтобы все убедились в том, что он здесь человек не случайный, и не от безысходности, и не от малого ума, а непременно – по собственному большому желанию и, что самое главное, по призванию.
И он услышал этот тон. Спокойный, без ноток дерзости, вызова и снобизма. «Управляющим», – спокойно ответил человек в очень дорогом костюме, и стало ясно, что человек находится на своем месте. Как раз по собственному желанию и, что самое главное, по призванию. Он родился управляющим «Потсдама».
– Наконец-то, – сориентировавшись, говорит Тоцкий. – А мы уже подумали, что вы в командировке.
– Я с утра был сильно занят.
– Так сильно, что это пересилило чувство, которое испытали, узнав, что в вашей гостинице убили человека?
– Я не испытываю чувств, – то ли красовался, то ли честно признавался управляющий. – Я делаю бизнес.
И Тоцкий в этой ситуации принимает единственно верное решение. Он просит подождать его, спускается вниз и приглашает с собой еще одного молодого человека, ошибиться в социальной и должностной принадлежности которого теперь просто невозможно: на человеке коротенькая синяя курточка, шапочка без козырька и лакированные туфли. Коридорный.
Теперь уже впятером они поднялись наверх, администратор отпер замок в двери триста семнадцатого, и процессия, проникнув внутрь, заняла зал двухкомнатного номера.
– Зачем мы здесь? – равнодушно поинтересовался управляющий и подошел к настенному зеркалу пригладить виски.
– В этом номере убит государственный чиновник. Деятель, как точно формулирует это статья Уголовного кодекса. На этой кровати, – он обратил внимание на еще не прибранную, засохшую в замысловатых красных бурунах простыню, – ему перерезали горло. В этой связи я хочу задать ряд вопросов должностным лицам гостиницы, имевшим к этому косвенное отношение.
– Это каким образом, скажем, я имел к этому отношение? – уткнувшись в следователя враждебным взглядом, поинтересовался начальник службы безопасности.
– Хороший вопрос, – заметил Тоцкий, щелкая кнопкой на папке. – Главное, своевременный и в порядке правильной очередности. Именно с вами я и хотел побеседовать в первую очередь.
На столик, упиравшийся в пол четырьмя ножками, исполненными в виде лап кого-то из семейства кошачьих, упал лист. Буквы принтерной печати на нем слегка выгорели, как и положено при длительном нахождении документа под стеклом при искусственном освещении, но заглавие читалось легко даже с высоты человеческого роста.
– Это «Инструкция начальнику службы безопасности гостиничного комплекса «Потсдам», подписанная Занкиевым С.С.
Занкиев снова посетил плацдарм перед зеркалом и на этот раз пригладил поручиковские усы. Обычно так демонстрируют присутствующим: ты – сам по себе, я тебя не вижу.
– Пункт четвертый «Инструкции», – Тоцкий подтолкнул лист к начальнику службы. – Что там написано?
И майор отметил, что тот ведет себя точно так, как и управляющий. Взрослый дяденька лет сорока по фамилии Дутов сунул руки в карманы, отошел к окну и уже оттуда, рассматривая скользящие по Шаболовке авто, заговорил: «Начальник СБ отвечает за безопасность лиц, проживающих в гостиничном комплексе, включая и ночное время, если те находятся внутри гостиничного комплекса».
– Хотите взвалить вину на персонал? – вдруг спросил Занкиев. – Мы сделаем господину Дутову выговор за халатное отношение к службе. Но не его же вы собираетесь обвинять в убийстве?
– Как вы сказали? – тихо процедил Тоцкий. – Взвалить? Нет. Взваливать не хочу. А если взвалю, предупреждать не стану. Вы это мгновенно почувствуете на своих плечах. Но до вас очередь, Занкиев, еще не дошла. Сейчас имеет право отвечать Дутов.
И все-таки он не сдержался. Почувствовал это сразу, едва закончил говорить. Хотя, возможно, он имеет на это право. Уважительный тон одного из участников разговора обязывает каждого действовать в той же манере. И никак не приглаживать перед зеркалом усики недобитого коммунистами поручика и не погружать руки в карманы, отходя к окну в тот момент, когда к тебе обращаются.
– Дутов ответит, – пообещал Занкиев. – Но за свои действия отвечать будете и вы. Разница в том, что Дутов ответит перед вами, а вы – перед… Вам хорошо известна фамилия Лейников?
– Фамилия заместителя кафедры философии МГУ мне известна хорошо, – чувствуя в воздухе какое-то напряжение, ответил Тоцкий. Оперативный нюх майора стал улавливать какие-то неприятные нотки тревоги в воздухе, но Тоцкий не мог понять, откуда они исходят. Вынув из кармана телефон, он набрал номер и посмотрел на Занкиева.
На стене тикали часики, по которым совсем недавно сверял время Сидельников, отрабатывая армейские нормативы по подъему и отбою, на кровати по-прежнему бугрилась простыня, Занкиев продолжал гладить шерстку под носом, и в номере все сильнее отдавало какими-то нечистотами. Сквозь пропитанный ароматами «Арманомании» и «Кензо» воздух до внутреннего обоняния Тоцкого доносились импульсы неуюта.
– Слушаю, – наконец-то отозвался вызываемый.
– Тимофей Тимофеевич, это Андрей. У вас все в порядке?
– Да, Андрюша, – приветливо отозвался голос. – Сегодня со мной произошла презабавнейшая история. Приеду – расскажу!
– Лучше сейчас, – попросил Тоцкий, не сводя глаз с откровенно скучающего Занкиева.
– Семинар через минуту… Ну, да ладно. Представляешь, приходит ко мне сегодня молодой человек и предлагает пятьсот долларов за четверку в зачетке. Открыто, не стесняясь, представляешь? – Тоцкий услышал в трубке задорный смех, свидетельствующий о том, что такие номера со старым профессором не проходят. – Но самое удивительное заключается том, что я его впервые вижу!
– Я понял, – Тоцкий через силу улыбнулся. – До встречи, – и сложил телефон. – Вот, оказывается, чем вы были сегодня заняты.
Последнее относилось уже к Занкиеву, который впервые за все время проявил на своем лице живой интерес.
– Мы так и будем разговаривать в присутствии прислуги?
– Для вас это прислуга, а для меня понятые.
– Это одно и то же, – не задержался с ответом Занкиев. – Если бы они вышли до того момента, когда вы начнете осуществлять оперативно-следственные действия, наш разговор был бы более продуктивен.
«Школа», – уверился Тоцкий, кивая коридорному и дежурному администратору на дверь…
– Дай угадаю, – попросил, прервав рассказ майора, Кряжин. – Когда вы остались втроем, господин Занкиев выразил разочарование по поводу того, что лучшие сотрудники гостиницы томятся в тюрьме, в то время как зверь, перерезающий людям горло, гуляет на свободе и жирует. А без Яресько механизм гостиницы вообще заклинит уже через несколько часов. И, поскольку они уверены в невиновности своих подчиненных, а объяснить это Кряжину нет никакой возможности – решительно никакой, – они решили, что ситуацию в силах урегулировать тот, кто занимается при следователе непосредственным сыском. Должность и опыт Тоцкого достаточны, чтобы сыграть на его авторитете, а потому они решили… Кто такой Лейников Тимофей Тимофеевич?
– Это мой тесть, – сказал майор.
– Ловко. Господин Занкиев предупредил Тоцкого о том, что в жизни профессора Лейникова могут наметиться значительные перемены. Слишком резво начато, ты не находишь?
Тоцкий находил. Выслушав Занкиева со вниманием, он с минуту молчал, после чего повернулся к окну:
– Дутов, переместитесь наконец к столу. Пока я не переместил вас к Петровке.
Занкиев попросил вывести коридорного и дежурного администратора, оставив в номере начальника своей службы безопасности. Он вывел прислугу, а получилось, что – понятых. То есть – свидетелей разговора. Дутов передвинулся нехотя, не вынимая из карманов рук, а Занкиев пошел еще дальше.
Он приблизился к столу, сунул руку в карман и вынул конверт так быстро, словно тот сам заскочил в его ладонь.
– Андрей Андреевич, – сказал управляющий, зачем-то отодвигая в сторону Дутова и занимая его место, – моя гостиница – эталон законопослушания и высокого качества услуг. То, что произошло внутри ее стен, не укладывается в ее обычный быт.
Тоцкий уже почти был уверен в том, что за дверями стоят люди Занкиева. Все развивается в рамках плохого сценария, на качество которого у сценариста не хватило времени. Размышляя, как далее будет происходить дача взятки, что прозвучит в просительной части и как действовать при возможном появлении в номере непрошеных гостей, майор поднял со стола папку и поместил ее под мышку. И почувствовал, что остался в гостинице один напрасно.
Между тем Занкиев не делал никаких попыток усугубить ситуацию, а просто положил конверт поверх «Инструкции». Поверх «Инструкции»… Тонкий жест, далеко идущий.
– На Павле Марковиче была завязана вся организация работы гостиницы. Он честнейший из людей. Зачем мучить хорошего человека?
– Что-то вы о Колмацком ни слова, – заметил Тоцкий.
– На Колмацком не завязана организация работы всей гостиницы.
Майор подошел к столу, склонился над конвертом и, слушая затаенное дыхание присутствующих… вырвал из-под конверта «Инструкцию».
– Я вам сообщу, – сказал он и вышел из номера.
– Мне нужно было время, чтобы предупредить Лейникова, – объяснил он Кряжину.
Да, это были издержки «одиночного плавания», в которые изредка пускаются оперативные работники МУРа. Однако изредка, недооценив способности и направление удара противника, они попадают впросак и – честь им и хвала за это – выбираются сухими из воды.
Получилось следующее. Поняв, что в гостинице что-то случилось (либо давно готовясь к этому), Занкиев все утро и половину дня провел в работе. Выяснял, кто возглавляет следственно-оперативную группу, возможно, даже выяснял в Генеральной прокуратуре, правомерна ли она, то есть – вынесено ли Генеральным постановление на ее создание, и, когда понял, что руководит ею Кряжин, тут же переориентировал свои интересы на более доступное лицо – Тоцкого. О нем, по крайней мере по Москве, в криминальных и чиновничьих кругах легенды не ходят, а прогибается он перед ситуацией или нет, это еще проверить нужно. И проверка состоялась.
Несомненно, Занкиев положил на это уже немало сил. И вряд ли теперь намерен отступать. Вопрос: зачем ему это все нужно?
Он делает попытки вынуть Яресько из следственного изолятора, словно администратор является родным братом управляющего.
Кряжин выдохнул в воздух струйку белесого дыма и успокоился. В конце концов, ответ и на этот вопрос поможет понять, почему дело получило гриф высокой сложности и особой важности. В конце концов, именно по этой причине оно и передано для расследования старшему следователю Генпрокуратуры.
– Лейникова – в отпуск, в деревню. У Лейникова есть на примете деревня? Так вот, справку из поликлиники – и туда. Сердце. Нужен максимум свежего воздуха и минимум незнакомых студентов с зачетными книжками в руках. А Яресько можно отпускать. Не потому, что Тоцкий влип. Пусть сам выкручивается опер. Не дело это – по гнездам разврата в одиночку шататься. Потому что наговорил Павел Маркович под запись магнитную и бумажную столько, что сейчас он скорее на стороне следствия, нежели управляющего. А чтобы ввести в стан неизвестных пока врагов (Занкиев – не факт) подругу-непонятку, нужно сделать так, чтобы и рыбу съесть, и кости сдать.
И Кряжин спустя полчаса уже подписал у Генерального рапорт о необходимости направления в Мининск двоих сотрудников МУРа для выяснения двух вопросов. Чем занимался господин Резун на посту губернатора, исполняя функции оного, и чем увлекался на досуге.
Вопрос третий советник в рапорте указывать не стал, он шепнул его в кабинете на ушко сыщику при работающем вентиляторе и шуме, прорывающемся сквозь приоткрытую наискось створку пластикового окна: а не совмещал ли господин Резун служебные обязанности с хобби, коим и увлекался в часы досуга.
И вечером того же двадцать четвертого сентября, через два часа после того, как из ИВС вышли растерянные Колмацкий и Яресько, Тоцкий и Сидельников уже пили минеральную воду в самолете, уносящем их на север.
Глава вторая
Яресько сначала не верил в то, что случилось.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3 4 5