ни подпалить невзначай тайгу, ни загубить технику лесозаготовителей в намерения Пробоева и Никодима не входило.
Они присели отдохнуть. Вертолет стоял на краю поляны. На фоне торчащих корней и стволов деревьев очертания его казались особенно причудливыми. В кабине Никита отсыпался за троих сразу: вылетели они с базы партии перед рассветом, чтобы успеть к началу рабочего дня геологов воротиться.
Вырубку эту Новиков присмотрел во время съемочных полетов. Выслушав его соображения, Игорь Валентинович не стал даже напрашиваться слетать на разведку, полностью доверившись вертолетчику.
Сейчас Никодим сидел рядом в плотно облегающем его тело костюме конькобежца-скорохода, облокотившись на гермошлем, лежащий на коленях, и подперев ладонью подбородок. Выглядел он эффектно! Сам Пробоев маялся от жары в наряде из просвинцованной ткани; водолазный шлем, к которому он успел вчера вечером приладить усы комнатной телевизионной антенны, стоял у него в ногах...
Со стороны дороги, ведущей к вырубке, послышались голоса.
– Идут! - поднял руку Пробоев.
Никодим побежал к вертолету - разбудить Никиту, велеть быть наготове.
"А он говорит: дай ружье, на уток хочу, мол, сходить!" - "А ты?" - "А я говорю: не дам! Разве не знаешь, говорю, что даже наилучшему другу никогда не доверяют двух вещей: ружья и..."
Пробоев надел шлем, включил висящий на груди мегафон, увидел, что Никодим - тоже уже в шлеме - идет к нему, потряхивая похожим на миноискатель прибором, и шагнул навстречу совсем близким голосам.
Двое мужиков - солидный (видимо, бульдозерист) и молодой, еще неоперившийся, - шедшие по обочине глубокой тракторной колеи, появились на открытом пространстве вырубки.
Оказавшись в поле их видимости, Пробоев торжественно воздел над головой руку в диэлектрической перчатке.
Мужики остановились одновременно. Округлившиеся глаза их забегали, взгляды заметались между фигурами Пробоева, Никодима и вертолетом... Несколько мгновений длилась общая напряженная неподвижность, потом, не издав ни звука, механизаторы пустились наутек.
Спохватившись, Игорь Валентинович поднес мегафон к специально сделанной им в шлеме прорези и заговорил "механическим" голосом:
– Ува-жа-емы-е зем-ля-не! Ува-жа-емы-е зем-ля-не! Ос-та- но-ви-тесь! Мы при-бы-ли к вам для пер-во-го кон-так-та! Ос-та-но- ви-тесь!
Куда там! Через минуту беглецы пропали за деревьями.
Сняв шлемы, Пробоев и Никодим расхохотались.
– Все, Никодим, сматываемся! Запускайте с Никитой вертолет...
Он достал спички, подошел к "стартовому" кругу, поджег запальную дорожку. Пламя взметнулось и почти сразу погасло, оставив на земле отчетливые следы концентрических окружностей, по которым был отсыпан порох.
Убедившись, что никакой опасности возникновения пожара нет, Пробоев заспешил к вертолету. Винт вертолета делал первые медленные обороты...
Времени полета до базы партии Игорю Валентиновичу едва хватило, чтобы успеть переодеться, спрятать в мешок свой и Никодимов костюмы, мегафон, "миноискатель", затолкать мешок под сиденья.
Геофизики во главе со своим шефом уже собрались возле посадочной площадки.
Никодим, не глуша двигатель, высадил Пробоева, взял на борт операторов и снова взмыл в небо.
Георгий Константинович, проконтролировавший вылет, подхватил Пробоева под локоть.
– На нашу историческую точку слетали, Игорь Валентинович?
– Угу...
– Жалеете небось впустую потраченное утро? Да... Я тоже летал туда разок. Подумать только: никаких следов не осталось - дожди, снега, ветры да туристы все подчистую подлизнули! Главным образом туристы постарались! Их по первое лето видимо-невидимо там перебывало. Табунами шли! Кхе-кхе-кхе!..
Они дошли до конторы партии.
– Ну, пора мне и бумажками пошелестеть. А вам отдохнуть надо: встали-то, чай, ни свет ни заря! - Георгий Константинович поднялся на крыльцо.
– Да, поспать часика два не помешает...
Они посадили вертолет на поляне у поворота глухой дороги, ведущей на дальнюю делянку - к избе лесника. Знающий местные порядки Никодим не случайно выбрал из недели пятницу: по пятницам к леснику приезжал на мотоцикле почтальон.
Это была их третья мистификация... После "обработки" лесозаготовителей попробовали "войти в контакт" с женщинами... Пробоев и теперь еще мучился угрызениями совести, вспоминая, как женщины бежали от них - немолодые, заезженные нелегким крестьянским трудом, - бежали, побросав вилы и грабли, повизгивая, постанывая, охая и причитая, оступались и падали, всплескивая подолами юбок...
Женщины шли стоговать сено, сушившееся на пойменном лугу, - впятером по берегу речки, рассуждая о том, много ли нынче будет брусники и почем сей год станут ее закупать (и станут ли вообще) работники коопторга...
Глядя тогда на их паническое бегство, Пробоев ничего "вещать" через мегафон не стал, понимая, что все равно они не услышат, и усомнился даже: за кого, в общем-то, женщины их приняли? Не за чертей ли? Никодим, во всяком случае, в своей черной спортформе за такового вполне мог сойти...
Идея Никодима насчет почтальона пришлась по душе Пробоеву по двум соображениям: во-первых, никто лучше не мог бы разнести по округе и за ее пределы "сенсацию"; во-вторых, почтальон - это все же не женщины, с почтальоном шутки шутить... этичнее. Тем более парень он якобы крепкий, уравновешенный, общественник...
– Мне наш главный геофизик забавную историю рассказал как-то, Игорь Валентинович, не знаю, правда или нет...
Они сидели на недавно поваленной, вероятно - лесником на дрова, сухой сосне, прислушиваясь, не затарахтит ли мотоцикл. Никита, по обыкновению, спал в вертолете.
– В начале двадцатых годов нынешнего столетия, говорит, когда радио завоевывало мир и все старались иметь у себя какой ни на есть приемник, в эфире стали вдруг периодически появляться странные сигналы, разгадать которые тщетно пытались ученые всей нашей планеты. Всевозможные высказывались предположения, но наибольшим успехом пользовалась версия, что это - сигналы с Марса: тамошняя цивилизация, дескать, шлет на Землю свои позывные... Когда же страсти накалились так, что плюнь - зашипит, в какой-то газете выплыло сообщение одной американской фирмы, изготовлявшей галоши: таинственные сигналы в эфире - ее, мол, штучки. Спрос на галоши катастрофически падал, фирма прогорала и решила таким образом обратить на себя внимание, сделать рекламу...
– Ты хочешь сказать - не мы с тобой первые... экспериментируем?
– Да нет, ничего такого я в виду не имею.
– И помогла "марсианская" реклама фирме?
– Об этом геофизик умолчал, - может, не знает. Он ведь тоже с чужих слов мне рассказывал... Зато уверял, что именно сия история - не галоши, конечно, а сигналы - натолкнула жившего тогда в Берлине Алексея Толстого на мысль написать "Аэлиту".
– За одно это фирме большое спасибо надо сказать! "Аэлита" - прекрасная кни...
– Тише, Игорь Валентинович! Мотоцикл вроде... Пробоев прислушался.
– Стрекочет... Ну что ж, так сказать, по местам и к бою!
Надевая шлемы, они поднялись с сосны...
Вылетев из-за поворота и увидав "пришельцев", почтальон резко нажал на педаль тормоза; при этом он, наверное, "заблудился" в ручках газа и сцепления: мотоцикл чихнул и заглох.
После короткого замешательства парень лихо скатапультировал из седла и стал поспешно разворачивать своего мотоконя, одновременно пытаясь крутануть ногой стартер.
– Ува-жае-мый зем-ля-нин! - начал Пробоев.
Мотоцикл не заводился. Почтальону явно было жаль бросить красавицу "Яву" на произвол судьбы, он старался изо всех сил - расторопно и истово. Но и за этой возней смысл звучавших из мегафона слов о желании "инопланетян" вступить в контакт с первым встреченным ими человеком дошел, видимо, до его сознания. Почтальон вдруг прекратил суетиться, поставил мотоцикл на подножку, стащил с лица защитные очки, снял шлем, бросил очки в шлем и повесил его на руль. Вытерев рукавом пот со лба, причесался, глядясь в зеркало заднего вида, стряхнул с брюк пыль и решительным шагом направился в сторону "пришельцев".
Пробоев, растерянно замолчав, посмотрел на Никодима.
Приближаясь, парень перешел на чеканный шаг - чувствовалось, что в армии по строевой подготовке у него было не иначе как "отлично".
Игорь Валентинович, щелкая зачем-то выключателем мегафона, продолжал безмолвно взывать к Никодиму... И тогда Новиков, выступив навстречу отважному представителю Земли, стал пристально смотреть ему в лицо. Под этим взглядом глаза парня заюлили, затуманились; шаг его сбился, сделался неуверенным; наконец, почтальон остановился, пьяно покачиваясь, хотел что-то произнести, но лишь замычал и свалился в траву, раскинув руки, так и не ощутившие дружеского пожатия "братьев по разуму"...
– Ступайте к вертолету! Это у него не надолго! - Никодим дергал оцепеневшего Пробоева за рукав балахона. - Давай мотор, Никита!
Никодим запалил "стартовый" круг и, когда порох сгорел, затоптал редкие синеватые язычки; потом подошел к распростертому парню, уложил его поудобнее, шутливо щелкнул по носу и тоже побежал к вертолету, из открытой двери которого нетерпеливо выглядывал уже несколько пришедший в себя Пробоев...
Посадочная площадка пустовала: вылет геофизиков на сегодня не планировался, по графику вертолетчикам надлежало заниматься профилактикой машины.
Они спокойно приземлились и закрепили вертолет на растяжках. Никита начал копаться в моторе, а Пробоев с Никодимом сидели в салоне, попивая из пластмассовых чашек крепкий чай, ни на градус, казалось, не успевший остыть в термосе со вчерашнего вечера.
– Как же ты сумел в нокаут-то положить бедолагу? Почище, чем кулаком!
– Немного гипноза, Игорь Валентинович...
– Гипноз... Не знал я таких способностей за тобой! Что бы мы делали, не будь твоего гипноза?!
– Придумали бы! Сказали бы, например, что какие-нибудь хитрые пробы почвы или воздуха берем, потому и одеты соответственно, и...
– А речь моя по этой штуковине? - Пробоев ткнул носком сапога лежащий на полу мегафон.
– Подурачиться, мол, решили.
– Подурачиться! Нет, Никодимушка, дело могло так обернуться, что и все предыдущие наши труды пошли бы насмарку! Парень попался серьезный: услыхал бы потом о наших проделках с лесозаготовителями да с женским контингентом здешних мест, соотнес со своим случаем - вот тебе и досрочное разоблачение, шиш вместо сенсации!
Пробоев подлил в чашки.
– Я думаю, Никодим, пора заканчивать! Шумнули мы хорошо, рисковать больше не стоит.
Никодим развел руками: воля хозяйская.
– Словом, соберу-ка я манатки да подамся до дому!
– Когда думаете отчаливать?
– Да чем скорее, тем лучше, сам понимаешь...
– Конечно. Тогда, как говорится, куй железо... Никита! Никита!
– Что стряслось? - Никита просунул голову в салон.
– Не усердствуй с мотором, брат, по мелочи покопайся - и хорош! Через час полетим в Петрозаводск. Там и профилактику сделаем, и ремонт необходимый. И груз какой-то, сказывали, в аэропорту для партии лежит - захватим на обратном пути. В воскресенье к вечеру вернемся... С начальником и главным геофизиком я обо всем договорюсь, Игорь Валентинович! Шагайте домой, укладывайте пожитки...
В аэропорту Петрозаводска было солнечно и безветренно.
– Ну, Никита, до свидания! Удачно тебе летать!
– Может, помочь поднести... вещички-то?
– Не надо, управимся!
– До свидания, Игорь Валентинович!..
Пробоев с Никодимом взяли за углы мешок с "космическим" реквизитом и пошли к ангару - к заждавшемуся хозяина "Запорожцу".
Когда четверть часа назад они пролетали над Онежским озером, Игорь Валентинович подумал было, не сбросить ли мешок за борт, в полном соответствии с поговоркой "...и концы в воду!", но моментально неумную мысль отверг: реквизит мог пригодиться! Напротив, его непременно следовало сохранить! Главные события впереди! Может случиться, что придет нужда пустить в ход вещественные доказательства. "Уважаемые очевидцы! Не в этих ли костюмах представали пред ваши очи пришельцы? Не в этом ли шлеме был один, не в том ли другой?.." Пригодиться могут вещички!..
Они засунули мешок в багажник "Запорожца". Пробоев завел двигатель, поставил на малые обороты, протер лобовое и заднее стекло.
– Что ж, Никодим, будем прощаться?
– Счастливо вам, благополучной дороги!
– Спасибо, за все спасибо!
– Не стоит... - Никодим вдруг помрачнел и отвел глаза. - Я только... Я вам хотел... В общем, если что, вы на меня не обижайтесь, Игорь Валентинович: мое дело - наблюдай-докладывай...
– О чем ты?
– Ни о чем... Ни о чем! Взгрустнулось на разлуку...
– Мне тоже жаль с тобой расставаться. Живы будем - свидимся, глядишь! Давай лапу!
Дождей и здесь, пожалуй, давно не было. "Запорожец" на сухом покрытии легко слушался руля, наматывая километры на передние колеса и синхронно сматывая с задних.
Поначалу из головы Пробоева не выходили непонятные слова Никодима "наблюдай-докладывай"... Что он все-таки имел в виду? Не служебные ли неприятности, которые могут ожидать командира вертолета после того, как Пробоев откроет карты, пояснит обстоятельства появления в карельских лесах "пришельцев"? Вполне возможно... С Пробоева какой спрос? Пробоев - лицо, в общем-то, частное, а Никодим... Никодим был при исполнении. Кто знает, что в его должностных инструкциях понаписано!.. Но при чем тут "наблюдай-докладывай"?
Игорь Валентинович так и не нашел приемлемого объяснения смысла Никодимовых слов и постарался о них забыть...
Успокоенный видом мелькающих за окнами валунов и сосен, чередующихся речек и озер, он сбавил скорость, перехватил поудобнее руль, откашлялся и сперва негромко, затем уверенней и уверенней - запел: "Куда, куда вы удалились..."
...В полдень следующего дня он прибыл домой. Как и следовало ожидать, квартира пустовала: жена - на работе, дети... детей вообще в городе не должно было быть. У детей в его отсутствие начался летний студенческий семестр: сын - на производственной практике, дочь - в совхозе...
Игорь Валентинович принял ванну, пообедал, просмотрел скудную почту, почитал скопившиеся газеты. Он никому не стал звонить, и ему никто не позвонил. Последнее было вполне естественно: друзья-приятели знали, что вернуться он должен позднее примерно на неделю.
К вечеру дорожная усталость стала сказываться, заниматься ничем не хотелось, и спать они с женой легли раньше обычного.
Утром... утром...

III

Пробоев замотал головой, пытаясь вытряхнуть из глубин памяти хоть какие-то крохи вчерашнего дня, обрывок какого-нибудь эпизода восстановить, миг короткий просветлить. Напрасно! Вчерашнего дня по-прежнему словно не существовало...
Река у ног продолжала ластиться к покрытому зеленой тиной граниту, бутылку из-под "Лесного" лимонада, наверное, унесло течением.
Проклятый вчерашний день! Куда ты провалился?!
– Игорь! Игорь, стой! Вернись сейчас же! Игорь!
Пронзительный женский голос обрушился внезапно из-за парапета, и в затылке у Пробоева вдруг нестерпимо заныло. Этот голос!..
Было такое ощущение, будто в череп с огромной скоростью вворачивают сотню шурупов - глубже и глубже... Голос этот! Слова!
По ступенькам к Пробоеву спускался бочком карапуз. Останавливаясь на каждой ступеньке, он успевал, прежде чем поставить ногу на следующую, лизнуть тающее в ладонях мороженое и довольно ухмыльнуться.
Запыхавшаяся дама, цокая по граниту каблуками, догнала мальчонку, схватила за руку, поддала по попе и потащила наверх.
Голос!.. Да, да, да! Так кричала его жена... вчера кричала... Боль внезапно прошла, и в памяти наконец-то начал оживать вчерашний вечер, из всего дня - только вечер. И по мере того как он оживал в подробностях, в груди Пробоева мертвела опаляемая ужасом душа...
Домой он пришел откуда-то поздно. Жена, лежа на тахте, смотрела телевизор.
– Есть будешь? - спросила она, не поворачивая головы.
– Неохота, - ответил он и, присев у нее в ногах, тоже уставился на экран.
Транслировали концерт эстрадной песни. Такие передачи он смотреть любил, трезво отдавая себе отчет, почему любит: чувство собственного "вокального" превосходства над шептунами- хрипунами, отчаянно насилующими микрофон, с лихвой окупало последующие сожаления о напрасно загубленном времени.
– Ты почему не раздеваешься? - посмотрела на него жена. - Ни башмаки, ни пиджак не снял...
– Погоди, дай дослушать этого кудрявого!
Но слушалось плохо: что-то мешало, сбивало с привычного иронического настроя, беспокоило...
С грустью, невесть откуда взявшейся, он осмотрел комнату, подолгу останавливаясь взглядом на примелькавшихся, обычно не замечаемых предметах обстановки, пожалел, что нет рядом детей.
1 2 3 4