Рут не могла разглядеть его лица в темноте, да это было и не нужно. Она поняла, что он за человек - ей приходилось слышать такие возмутительные доводы и раньше. Всю жизнь она трудилась от зари до зари и никогда не жаловалась, потому теперь и живет здесь. Где цветут цветы и растут деревья, каких уж нигде больше не осталось. Она это заработала. Заслужила. И не собиралась слушать того, кто хотел лишить ее этого права. Вдруг ее пронзила тревога. Она вспомнила, с каким нетерпением ждала этого дня, и напомнила себе: “Это друг Селии. Человек, которого она любит”. И, отчасти, чтобы загладить свою вину, но скорее потому, что ей нравилось слышать их голоса, радовало их присутствие в ее доме, сказала:
- Почему бы вам не остаться на ночь? Я могу позвонить в охрану, чтобы вам выдали ночной пропуск.
- Разве ты так и не сказала ей? - спросил Бен.
Рут перестала раскачиваться и сидела не шевелясь.
- Не сказала о чем? - спросила она - О чем ты не сказала мне, Селия? Я хочу знать.
- Мы не можем остаться, Мамочка, - сказала та. - Утром мы должны быть на космодроме в Денвере.
- На космодроме? Я не понимаю.
- Мы улетаем.
- Улетаете?
Селия начала говорить и осеклась. Бен беспокойно пошевелился на качелях. Немного погодя Рут спросила:
- Вы собираетесь в отпуск, верно?
- Нет, - ответила Селия. - Мы…
- Мы решились лететь на “Исходе”. - сказал Бен. - Завтра зарегистрируемся на станции Лагранж для последней проверки, но…
Он пожал плечами.
- Но почему? - спросила Рут, не сумев скрыть нотку отчаяния в голосе. Ее захлестнуло одиночество и тоска, которые мучили ее ночами.
- Не расстраивайся, Мамочка…
- Как же мне не расстраиваться, раз ты появилась только, чтобы осведомить меня, что уезжаешь навсегда?
- Ты должна понять, - сказала Селия. - Для нас здесь нет места. Мы работаем как проклятые, чтобы скопить пенсионные и прожить несколько оставшихся десятков лет в свое удовольствие. Но так не может продолжаться вечно, Мамочка. Мы должны уехать, построить новую жизнь.
- Здесь мы не живем, а существуем, - поддержал ее Бен.
- Я не хотела говорить, - сказала Селия, - но не смогла уехать, не попрощавшись с тобой.
- Но тот корабль - он будет в пути лет сто, может, больше. Они даже не знают, куда летят. Они просто… улетают. Что же это за жизнь?
- Лучше, чем здесь, - ответил Бен. - А если нам повезет, то и детям нашим там будет лучше.
- Нас ждет настоящее приключение, какое может выпасть только раз в жизни, - сказала Селия.
- Значит, ты затем и приехала, чтобы сказать мне об этом? В мой день рождения?
Так вот почему Селия вела себя так весь день. Вот почему сказала, что будет скучать по цветам, когда смотрела на пестреющий садик Флоренс. А теперь снова. И подарки…
- Значит, ты бросаешь меня? Как и твоя мать, верно?
- Нет, Мамочка…
- Думаешь, сможешь купить мое прощение своими подарками? Будто я уже слишком стара и слишком глупа.
- Нет…
- Ну, этот номер не пройдет, - сказала Рут, вставая. - Ты все испортила, слышишь? Все. И я тебе этого не прощу.
Она повернулась, вошла в дом и закрыла за собой дверь.
- Запри, - приказала она дому и услышала, как за спиной щелкнул замок.
Слезы катились по щекам помимо ее воли.
- Мамочка? - позвала Селия через дверь. - Прошу тебя, ведь мы больше не увидимся. Давай поговорим.
- Откройте, Рут, - сказал Бен. - Одумайтесь.
- Уходите, даже если это наш последний разговор.
- Мамочка, пожалуйста…
Нет, она не ответит. Пусть зовут хоть всю ночь, она не станет отвечать. Все, все бросили ее. Сначала сыновья. Потом Марта. И в конце концов Селия. И Рут тут ни при чем. Она не ответит. Ни за что.
- Мамочка, прошу тебя, выслушай.
Но она не стала слушать. Сидела в темноте и плакала. Селия и Бен долго звали ее, потом Рут услышала, как отъехала машина, и подошла к окну: задние фары мерцали за деревьями, словно тот красный огонек в небе, на который указывал Бен. Словно корабль “Исход”. Она вернулась и села на диван. Никто не сказал ни слова, даже дом.
Звонок - с кодом срочности - раздался после полуночи, но звук был отключен, и Рут не слышала его. Она проснулась в 3:57, в спальне мигал экран телестены, розовый цвет которого говорил о срочности сообщения. Мозг дома был запрограммирован включить звук в случае непредвиденной ситуации, но это не сработало.
- Почему ты не разбудил меня? - спросила Рут дом. Он не ответил, и тогда она вспомнила, что попросила Бена отключить его голос.
В этой гробовой тишине ей стало не по себе.
- Включи сообщение, - приказала она.
Изображение на телестене пропало. Когда оно снова появилось, Рут увидела лицо Селии, бледное, осунувшееся, казавшееся на экране неестественно вытянутым.
- Связь установлена, - произнес безразличный голос машины, и Селия подняла голову.
- Мамочка? - позвала она и немного подождала. Рут вглядывалась в ее изображение. За спиной Селии толпы людей сновали по главному залу космодрома.
- Мамочка, если ты дома, пожалуйста, ответь.
Она еще подождала, с надеждой всматриваясь в экран, затем продолжала:
- Я не знаю, что сказать тебе, но не могу оставить все как есть. Я люблю тебя, Мамочка, и понимаю, что ты обижена. Но ты тоже должна понять.
Селия замолчала, нащупывая в кармане сигареты, потом вздохнула. Она слушала кого-то за пределами экрана.
- Это Бен, - объяснила она. - Мы должны торопиться. Знаешь, ты ему и правда понравилась. Послушай, ты должна понять, это важно. - Она затянулась и продолжила: - Мы жаждем того, чего Земля не может дать нам, Бену и мне, и еще многим. Мы устали постоянно работать и видеть, что все, ради чего мы трудимся, достается другим. Думаю, тебе трудно это понять - в твоем маленьком мирке есть все - но люди страдают и голодают. Нас слишком много, и слишком многие из нас стары. Это не значит, что я не люблю тебя. Не значит, что не буду думать о тебе, потому что все равно буду.
Она опять посмотрела куда-то за экран и сказала:
- Нам пора. Не забывай меня, Мамочка.
Затем протянула руку к экрану, и изображение исчезло.
- Сохрани сообщение, - сказала Рут дому.
Экран погас.
Сон пропал, поэтому спустя какое-то время она встала, закуталась в халат Марты и пошла на кухню пить кофе. Когда на горизонте забрезжил рассвет, она вдруг поняла, что стоит и смотрит на садик Флоренс. “Я буду скучать по ним” говорила Селия о цветах. Рут попыталась представить себе мир, в котором у людей совсем не осталось надежды. Они были готовы расстаться даже с его цветами. Таким был мир, в котором жила Селия. Мир, в котором жило большинство людей.
И она тоже, но, выходит, раньше она этого не замечала. А теперь у нее открылись глаза.
Пятнадцать лет она жила здесь. Пятнадцать лет болтала с Флоренс о цветах, пятнадцать лет прогуливалась вечерами по парку, пятнадцать лет играла в бридж и шашки и ходила на танцы по четвергам. И пятнадцать лет плакала без причины по ночам. Пятнадцать бесконечных лет.
А впереди у нее могло быть еще двадцать.
Она включила телестену и немного посмотрела новости. Еще один удар тру-эйджеров; мрачное дно бангладешских трущоб; новый финансовый кризис в Бразилии.
“Люди страдают” - такими были слова Селии. И это правда.
Кроме пожилых; у них есть все самое лучшее.
Но мы заплатили за это, подумала она. Мы долго и много работали, не жалуясь, и это наше вознаграждение.
Однако теперь этот довод звучал неубедительно даже для нее самой. Вознаграждение: неспешные прогулки среди цветов, бридж, и непрошеные слезы. Пятнадцать лет мерзкого, эгоистичного счастья в то время, как наши дети и дети наших детей страдали.
Она попросила стену найти номер Марты и подумала, что та не звонила ей уже три года. Но ведь и она не звонила Марте.
Трое суток спустя Рут пыталась связаться с Селией на станции Лагранж. Где-то через час она пробилась к тому, кто имел информацию о пассажирах и смог уделить ей время.
- Мне жаль, мадам, - сказал этот человек, выслушав ее просьбу. Он был очень молод. - Последние пассажиры отбыли на корабль этим утром.
- Могу я связаться с ними на “Исходе”?
- К сожалению, это невозможно, мадам. - Он протянул руку, чтобы прервать связь.
- Минутку, пожалуйста, - сказала она.
Он взглянул на нее.
- Вы можете передать им сообщение?
- Не думаю, мадам. На корабле почти тысяча человек. Там сплошная неразбериха. Стартовое окно открывается через двенадцать часов…
- Прошу вас.
Он медлил, вопросительно глядя на нее.
- Это важно, - объяснила Рут. - У меня не было возможности попрощаться.
- Ну, хорошо, - он протянул руку к клавиатуре. - Назовите их имена.
- Селия, Селия Фишер. И Бен… просто Бен.
- Ваше сообщение?
- Передайте им, что я прошу прощения, что я все поняла и желаю им всего наилучшего.
- Хорошо.
- Это важно, - повторила она.
- Сделаю все, что смогу.
Экран погас. Рут включила телестену с тропическим лесом, но через минуту выключила. Невозможно отличить яркие цветы и исчезнувших птиц от настоящих - так совершенно изображение. Но при том оно остается обманом, отчего становится невыносимо грустно.
Последний раз она прошлась по дому. Большая часть ее имущества была уложена в коробки и готова к аукциону. Выйдя на крыльцо, где ее ждал единственный чемодан, она поискала на небе мерцающую красную звездочку и, глядя на нее, подумала: “Это одно из решений. Должны быть и другие”.
К дому подъехало такси. Рут думала, что машина самоуправляемая, но, к ее удивлению, дверца открылась, и оттуда вышел человек. Тогда она поняла: нас слишком много, и всем нужна работа.
Шофер положил ее чемодан в багажник и открыл ей заднюю дверцу.
- Пожалуй, я сяду с вами впереди, - сказала она.
- Как скажете. В Денвер, на космодром?
- Именно туда.
Они поехали вниз по узкой аллее, окаймленной деревьями, к воротам. Снаружи освещенный фонарями простирался пустой, неприглядный город. Лишь местами сквозь трещины в асфальте пробивались травинки. Несколько молодых людей шли по тротуарам, но и только.
- Нечасто люди вроде вас покидают поселок, - сказал он.
Рут улыбнулась.
- Куда едете?
- В Таиланд. Из всех мест я выбрала это, разве не глупо? - засмеялась она. - У меня там дела.
- Дела?
- Вот именно.
Шофер покачал головой:
- Ну, это не по мне. Когда я пойду на пенсию, то буду сидеть и наслаждаться бездельем, знаете ли.
- Да уж, - ответила Рут. Она наклонилась вперед и долго вглядывалась в красный сигнальный огонек “Исхода,” мерцавший среди тысячи других звезд. “Прощай, Селия, - подумала она. - Прощай, Бен. Удачи.” Потом повернулась к шоферу и сказала:
- Но не зарекайтесь.
© Dale Bailey. Exodus. F amp;SF July 1997
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
20.06.2008
1 2
- Почему бы вам не остаться на ночь? Я могу позвонить в охрану, чтобы вам выдали ночной пропуск.
- Разве ты так и не сказала ей? - спросил Бен.
Рут перестала раскачиваться и сидела не шевелясь.
- Не сказала о чем? - спросила она - О чем ты не сказала мне, Селия? Я хочу знать.
- Мы не можем остаться, Мамочка, - сказала та. - Утром мы должны быть на космодроме в Денвере.
- На космодроме? Я не понимаю.
- Мы улетаем.
- Улетаете?
Селия начала говорить и осеклась. Бен беспокойно пошевелился на качелях. Немного погодя Рут спросила:
- Вы собираетесь в отпуск, верно?
- Нет, - ответила Селия. - Мы…
- Мы решились лететь на “Исходе”. - сказал Бен. - Завтра зарегистрируемся на станции Лагранж для последней проверки, но…
Он пожал плечами.
- Но почему? - спросила Рут, не сумев скрыть нотку отчаяния в голосе. Ее захлестнуло одиночество и тоска, которые мучили ее ночами.
- Не расстраивайся, Мамочка…
- Как же мне не расстраиваться, раз ты появилась только, чтобы осведомить меня, что уезжаешь навсегда?
- Ты должна понять, - сказала Селия. - Для нас здесь нет места. Мы работаем как проклятые, чтобы скопить пенсионные и прожить несколько оставшихся десятков лет в свое удовольствие. Но так не может продолжаться вечно, Мамочка. Мы должны уехать, построить новую жизнь.
- Здесь мы не живем, а существуем, - поддержал ее Бен.
- Я не хотела говорить, - сказала Селия, - но не смогла уехать, не попрощавшись с тобой.
- Но тот корабль - он будет в пути лет сто, может, больше. Они даже не знают, куда летят. Они просто… улетают. Что же это за жизнь?
- Лучше, чем здесь, - ответил Бен. - А если нам повезет, то и детям нашим там будет лучше.
- Нас ждет настоящее приключение, какое может выпасть только раз в жизни, - сказала Селия.
- Значит, ты затем и приехала, чтобы сказать мне об этом? В мой день рождения?
Так вот почему Селия вела себя так весь день. Вот почему сказала, что будет скучать по цветам, когда смотрела на пестреющий садик Флоренс. А теперь снова. И подарки…
- Значит, ты бросаешь меня? Как и твоя мать, верно?
- Нет, Мамочка…
- Думаешь, сможешь купить мое прощение своими подарками? Будто я уже слишком стара и слишком глупа.
- Нет…
- Ну, этот номер не пройдет, - сказала Рут, вставая. - Ты все испортила, слышишь? Все. И я тебе этого не прощу.
Она повернулась, вошла в дом и закрыла за собой дверь.
- Запри, - приказала она дому и услышала, как за спиной щелкнул замок.
Слезы катились по щекам помимо ее воли.
- Мамочка? - позвала Селия через дверь. - Прошу тебя, ведь мы больше не увидимся. Давай поговорим.
- Откройте, Рут, - сказал Бен. - Одумайтесь.
- Уходите, даже если это наш последний разговор.
- Мамочка, пожалуйста…
Нет, она не ответит. Пусть зовут хоть всю ночь, она не станет отвечать. Все, все бросили ее. Сначала сыновья. Потом Марта. И в конце концов Селия. И Рут тут ни при чем. Она не ответит. Ни за что.
- Мамочка, прошу тебя, выслушай.
Но она не стала слушать. Сидела в темноте и плакала. Селия и Бен долго звали ее, потом Рут услышала, как отъехала машина, и подошла к окну: задние фары мерцали за деревьями, словно тот красный огонек в небе, на который указывал Бен. Словно корабль “Исход”. Она вернулась и села на диван. Никто не сказал ни слова, даже дом.
Звонок - с кодом срочности - раздался после полуночи, но звук был отключен, и Рут не слышала его. Она проснулась в 3:57, в спальне мигал экран телестены, розовый цвет которого говорил о срочности сообщения. Мозг дома был запрограммирован включить звук в случае непредвиденной ситуации, но это не сработало.
- Почему ты не разбудил меня? - спросила Рут дом. Он не ответил, и тогда она вспомнила, что попросила Бена отключить его голос.
В этой гробовой тишине ей стало не по себе.
- Включи сообщение, - приказала она.
Изображение на телестене пропало. Когда оно снова появилось, Рут увидела лицо Селии, бледное, осунувшееся, казавшееся на экране неестественно вытянутым.
- Связь установлена, - произнес безразличный голос машины, и Селия подняла голову.
- Мамочка? - позвала она и немного подождала. Рут вглядывалась в ее изображение. За спиной Селии толпы людей сновали по главному залу космодрома.
- Мамочка, если ты дома, пожалуйста, ответь.
Она еще подождала, с надеждой всматриваясь в экран, затем продолжала:
- Я не знаю, что сказать тебе, но не могу оставить все как есть. Я люблю тебя, Мамочка, и понимаю, что ты обижена. Но ты тоже должна понять.
Селия замолчала, нащупывая в кармане сигареты, потом вздохнула. Она слушала кого-то за пределами экрана.
- Это Бен, - объяснила она. - Мы должны торопиться. Знаешь, ты ему и правда понравилась. Послушай, ты должна понять, это важно. - Она затянулась и продолжила: - Мы жаждем того, чего Земля не может дать нам, Бену и мне, и еще многим. Мы устали постоянно работать и видеть, что все, ради чего мы трудимся, достается другим. Думаю, тебе трудно это понять - в твоем маленьком мирке есть все - но люди страдают и голодают. Нас слишком много, и слишком многие из нас стары. Это не значит, что я не люблю тебя. Не значит, что не буду думать о тебе, потому что все равно буду.
Она опять посмотрела куда-то за экран и сказала:
- Нам пора. Не забывай меня, Мамочка.
Затем протянула руку к экрану, и изображение исчезло.
- Сохрани сообщение, - сказала Рут дому.
Экран погас.
Сон пропал, поэтому спустя какое-то время она встала, закуталась в халат Марты и пошла на кухню пить кофе. Когда на горизонте забрезжил рассвет, она вдруг поняла, что стоит и смотрит на садик Флоренс. “Я буду скучать по ним” говорила Селия о цветах. Рут попыталась представить себе мир, в котором у людей совсем не осталось надежды. Они были готовы расстаться даже с его цветами. Таким был мир, в котором жила Селия. Мир, в котором жило большинство людей.
И она тоже, но, выходит, раньше она этого не замечала. А теперь у нее открылись глаза.
Пятнадцать лет она жила здесь. Пятнадцать лет болтала с Флоренс о цветах, пятнадцать лет прогуливалась вечерами по парку, пятнадцать лет играла в бридж и шашки и ходила на танцы по четвергам. И пятнадцать лет плакала без причины по ночам. Пятнадцать бесконечных лет.
А впереди у нее могло быть еще двадцать.
Она включила телестену и немного посмотрела новости. Еще один удар тру-эйджеров; мрачное дно бангладешских трущоб; новый финансовый кризис в Бразилии.
“Люди страдают” - такими были слова Селии. И это правда.
Кроме пожилых; у них есть все самое лучшее.
Но мы заплатили за это, подумала она. Мы долго и много работали, не жалуясь, и это наше вознаграждение.
Однако теперь этот довод звучал неубедительно даже для нее самой. Вознаграждение: неспешные прогулки среди цветов, бридж, и непрошеные слезы. Пятнадцать лет мерзкого, эгоистичного счастья в то время, как наши дети и дети наших детей страдали.
Она попросила стену найти номер Марты и подумала, что та не звонила ей уже три года. Но ведь и она не звонила Марте.
Трое суток спустя Рут пыталась связаться с Селией на станции Лагранж. Где-то через час она пробилась к тому, кто имел информацию о пассажирах и смог уделить ей время.
- Мне жаль, мадам, - сказал этот человек, выслушав ее просьбу. Он был очень молод. - Последние пассажиры отбыли на корабль этим утром.
- Могу я связаться с ними на “Исходе”?
- К сожалению, это невозможно, мадам. - Он протянул руку, чтобы прервать связь.
- Минутку, пожалуйста, - сказала она.
Он взглянул на нее.
- Вы можете передать им сообщение?
- Не думаю, мадам. На корабле почти тысяча человек. Там сплошная неразбериха. Стартовое окно открывается через двенадцать часов…
- Прошу вас.
Он медлил, вопросительно глядя на нее.
- Это важно, - объяснила Рут. - У меня не было возможности попрощаться.
- Ну, хорошо, - он протянул руку к клавиатуре. - Назовите их имена.
- Селия, Селия Фишер. И Бен… просто Бен.
- Ваше сообщение?
- Передайте им, что я прошу прощения, что я все поняла и желаю им всего наилучшего.
- Хорошо.
- Это важно, - повторила она.
- Сделаю все, что смогу.
Экран погас. Рут включила телестену с тропическим лесом, но через минуту выключила. Невозможно отличить яркие цветы и исчезнувших птиц от настоящих - так совершенно изображение. Но при том оно остается обманом, отчего становится невыносимо грустно.
Последний раз она прошлась по дому. Большая часть ее имущества была уложена в коробки и готова к аукциону. Выйдя на крыльцо, где ее ждал единственный чемодан, она поискала на небе мерцающую красную звездочку и, глядя на нее, подумала: “Это одно из решений. Должны быть и другие”.
К дому подъехало такси. Рут думала, что машина самоуправляемая, но, к ее удивлению, дверца открылась, и оттуда вышел человек. Тогда она поняла: нас слишком много, и всем нужна работа.
Шофер положил ее чемодан в багажник и открыл ей заднюю дверцу.
- Пожалуй, я сяду с вами впереди, - сказала она.
- Как скажете. В Денвер, на космодром?
- Именно туда.
Они поехали вниз по узкой аллее, окаймленной деревьями, к воротам. Снаружи освещенный фонарями простирался пустой, неприглядный город. Лишь местами сквозь трещины в асфальте пробивались травинки. Несколько молодых людей шли по тротуарам, но и только.
- Нечасто люди вроде вас покидают поселок, - сказал он.
Рут улыбнулась.
- Куда едете?
- В Таиланд. Из всех мест я выбрала это, разве не глупо? - засмеялась она. - У меня там дела.
- Дела?
- Вот именно.
Шофер покачал головой:
- Ну, это не по мне. Когда я пойду на пенсию, то буду сидеть и наслаждаться бездельем, знаете ли.
- Да уж, - ответила Рут. Она наклонилась вперед и долго вглядывалась в красный сигнальный огонек “Исхода,” мерцавший среди тысячи других звезд. “Прощай, Селия, - подумала она. - Прощай, Бен. Удачи.” Потом повернулась к шоферу и сказала:
- Но не зарекайтесь.
© Dale Bailey. Exodus. F amp;SF July 1997
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
20.06.2008
1 2