Он сдал истории болезни и в раздумьях вернулся на седьмой этаж в отделение неврологии. До встречи с Анжелой оставалось четыре часа.
До катастрофы не больше пятнадцати минут.
8
Прежде чем отправиться к пациентам, он заскочил в ординаторскую, чтобы оставить там последний бутерброд. Пригодится на полдник. А вообще, нужно питаться более основательно, иначе и ему будет сниться протухшая рыба.
Мобильник на поясе заиграл тему «атака акулы» из «Челюстей».
— Мама, привет! — сказал он, открыв трубку.
— В общем, так, Андрюша! — как всегда затараторила мама. — Юбилей пройдет в кафе «Прима» в следующую среду. Так что ждем вас Анжелой.
— Сколько вам? Ситцевая, что ли, свадьба?
— Ай-яй-яй. Такой молодой, а такой льстивый! Прекрасно знаешь — сколько.
— Извини, мам.
— Извинения принимаются подарками. Электрический чайник меня устроит.
Около секунды Андрей думал, стоит ли ей говорить. Не удержался:
— Мам, мы с Анжелой сегодня заявление подадим.
— Какое заявление? Неужели то, о котором я думаю?
Андрей подтвердил ее догадку многозначительной паузой.
— Господи, как я рада! — взвизгнула мама. — Это что же, зимой свадьба?
— Может, и раньше.
— Ну, Андрюшенька, сынок, сделал подарок старикам к юбилею!
— Ладно тебе, какие вы старики.
— Ведь так хочется с внучатами повозиться!
— Мама! Я могу и передумать.
— Молчу-молчу. Все, сынок, пока! Целую. Только отцу не говори, сама его огорошу.
Мама отключилась. Андрей с усмешкой убрал мобильный в чехол на поясе. Едва он отнял руку, как зазвонил телефон на столе.
— Алло?
— Мне Ильина. — Незнакомый женский голос.
— Это я.
— Здравствуйте. Шакина из отдела международных связей университета. Я звоню по поводу вашей поездки.
— Ох, простите, — вспомнил Андрей. — Сегодня же привезу анкету.
— Не торопитесь. Вы бы зашли документы забрали.
— Какие документы? — опешил Андрей.
— Свои на визу.
— Она готова? Так скоро?
— Нет. Вместо вас поступили бумаги на Ковальчука.
Андрея будто ударили, больно и неожиданно. Он уставился на бутерброд в руке, который не успел положить в шкафчик. «Остерегайся Кривокрасова, — всплыли слова Миши Перельмана. — Он злопамятный… Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь».
Сразу вспомнился Ковальчук, впервые за два года появившийся в клинике и читающий истории болезни пациентов Андрея. Вспомнились его дрожащие руки, сконфуженный взгляд. От неожиданной догадки по внутренностям пробежал нехороший холодок.
Кривокрасов…
— Так вы зайдете сегодня? — поинтересовалась Шакина, озабоченная своими конторскими проблемами.
— Нет! — воскликнул в трубку Андрей.
Он выскочил из ординаторской, не помня себя.
В ушах отдавались удары сердца. Взор заволокла пелена. Пациенты в коридоре шарахались от разгоряченного врача словно от шаровой молнии. Кто-то, кажется старшая медсестра Наталья Борисовна, окликнула его, но он не обернулся.
Перельман был в кабинете один, что-то писал. Его карие удивленные глаза поднялись на Андрея, когда тот ввалился в дверь.
— Где он? — спросил Андрей, задыхаясь от волнения и гнева.
— Поехал в университет, — ответил Перельман. — Андрей, что случилось?
Ильин не ответил.
Он спустился на лифте на первый этаж. На улицу выскочил даже не переодевшись, прямо в белом халате. Ярость переполняла его. Кривокрасов собирался выдать исследования Андрея за свои и похвастать ими в Париже. И если сам автор отказывался подготовить доклад, то просьбу кафедрального гуру с готовностью выполнит Ковальчук.
Асфальт… асфальт под ногами мелькал. Прохожие не оборачивались на спешащего куда-то молодого врача, бормочущего что-то под нос.
На другой стороне дороги он увидел нужную маршрутку и ринулся к ней через проспект, не заметив красный сигнал светофора… Что произошло дальше, Андрей не понял. Кажется, он споткнулся из-за спешки. Потом над ним выросла темная громада, заслонившая солнце. При виде ее Андрей даже не успел почувствовать страх. Только сон, стершийся из памяти поутру, предстал во всех красках, драматизме и пугающих совпадениях.
С другой стороны улицы пронзительно закричала женщина. Взгляд инстинктивно дернулся в ту сторону… а затем на голову Андрея обрушился сокрушительный удар.
Он взлетел в воздух, оставив на асфальте зашнурованные туфли. Перед глазами мелькнул борт с ироничной надписью «Похоронное бюро „Ангел“. И вспышка черноты заволокла сознание еще до того, как тело в белом врачебном халате рухнуло под ноги прохожим.
Глава вторая
«НЕТ МНЕ МИРА, НЕТ ПОКОЯ, НЕТ ОТРАДЫ»

1
Усталость.
Вот что он почувствовал, как только первая мысль поднялась из небытия. Невероятная усталость во всем теле, полное бессилие. Надо бы открыть глаза, но не хочется.
Что произошло?
Он не помнил. Ведь это произошло во сне, а сны быстро забываются при пробуждении. Кажется, он бежал от бури. Но не убежал. Невидимая рука схватила его, бросила в воздух, закружила… И еще он получил удар по голове куском асфальта. Или это случилось не в этот раз?
Он вдруг вспомнил причину. Кривокрасов! Его руководитель решил прочесть доклад о диагностике сновидений на конференции в… в… он не помнил где. Андрей отказался готовить доклад, и тогда Кривокрасов вписал в заявку Ковальчука. Дэна Ковальчука, неплохого в общем парня, но знающего об этих исследованиях не больше, чем о технологии изготовления силиконовых имплантатов.
Кривокрасов повел себя как последняя сволочь. Только Андрею сейчас это безразлично… все безразлично. Он больше не чувствовал ярости, погнавшей его через проспект Луначарского. Да и личность Аптекаря не вызывала эмоций. Усталость, вот что всецело владело Андреем.
Нужно все-таки открыть глаза. Бог с ним, с Кривокрасовым, лицемером в халате врача. У памятника Плеханову в шесть будет ждать Анжела. Они договорились пойти в ЗАГС. Это важно, важнее всего на свете. Анжела всегда злится, когда он опаздывает. Сколько сейчас времени? И где он?
Андрей открыл глаза.
Пространство вокруг заливала слепящая белизна. Это все, что он успел разглядеть. От внезапного головокружения пришлось зажмуриться. Переждав приступ, он снова разомкнул веки.
Белизны стало меньше. Андрей разглядел потолок, кусок стены, угол, где они соединялись… Знакомый интерьер. Он раньше бывал здесь… Так и есть, это палата интенсивной терапии. Андрей оказался в родной больнице в роли пациента. Ну и дела!
Рядом что-то пискнуло.
Он скосил глаза на монитор, показывающий энцефалограмму работы чьего-то мозга. Бета-ритм. Ого, мозговая деятельность этого человека активизировалась. До сего момента только редкие всплески — от силы четыре-пять герц, а теперь живенькие двенадцать. Счастливчик!
— Господи!
Он повернул глаза.
Рядом с его кроватью застыла молоденькая медсестра. Андрей посмотрел на нее, открыл рот, чтобы поздороваться, и провалился в беспамятство.
…Когда он вновь пришел в себя, вместо молоденькой сестры у кровати стояла Ольга Савинская. Его добрый друг из отделения функциональной диагностики. Он попытался произнести имя. Не вышло. Губы не слушались.
Ольга заметила попытку.
— Узнал меня, — обрадовалась она. — Узнал!
Ее мягкая ладонь коснулась щеки. Андрей почувствовал тепло и необыкновенную нежность.
— О… о-о… — произнес Андрей. Чтобы выдавливать гласные из груди, помощь губ почти не требовалась.
— Что, Андрюшенька?
— О-о… — Произнести слово не удавалось.
Ольга провела по щеке.
— Чувствуешь руку? — спросила она. — Если да — моргни.
Он медленно закрыл, потом открыл глаза.
— Ты узнаешь меня, ощущаешь прикосновение, отвечаешь на вопросы!! Это здорово.
— О-о… — промычал Андрей.
Руки не слушались. Безвольно лежали по обе стороны от тела, словно поленья. Черт возьми, да что с ними такое?!
— Хочешь что-то сказать?
Андрей оглядел палату. Как показать ей, что ему нужно? Не найдя вариантов, он с отчаянием посмотрел на Ольгу.
— Что ты хочешь? — спросила она с жалостью. — Это слово начинается на «о»?
Андрей замер с открытыми глазами.
— На «п»?
Андрей моргнул.
— «По»? Я тебя правильно поняла, да? «Пов»… «пос»… «поз»… Поз? Да, «поз»?
Веки подтверждающе сомкнулись.
— «Позвать»? Правильно, да? Кого-то позвать?
Андрей вдруг увидел висящий у нее на шее мобильный телефон. Ольга проследила за его взглядом.
— Позвонить!
Он закрыл глаза и даже, как ему показалось, кивнул.
— Кому позвонить, Андрей? Маме, отцу? Кому?
— А-а… — произнес он. Господи, как трудно. Словно поднимаешься в гору с грудой камней на спине. — Аже-э…
Ольга смотрела на него пристально, с какой-то грустью.
— Анжеле? — спросила она. — Ты хочешь, чтобы я позвонила Анжеле?
«Да, да! — мысленно закричал Ильин. — Позвони ей, скажи, что я не приду!»
Ольга кивнула, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили заманчивые ямочки. Андрей увидел, как глаза медсестры заблестели от влаги.
«Не надо плакать, я жив», — хотел прошептать он, но сил на новую фразу не хватило. Андрей попытался поднять руку, но не смог. Все дело в проклятой усталости. Она будто связала его.
— Сейчас придет врач, — сказала Ольга.
Андрей провалился в темноту.
2
Когда он очнулся, у кровати сидел Перельман. Вид у заведующего неврологией был растрепанный. Врачебная шапочка отсутствовала, обнажив курчавые, кое-где пробитые сединой волосы. Галстук сбился. Незажженная трубка вываливалась изо рта. Перельман сильно волновался.
Сжав ладонь Андрея, он долго не отпускал ее.
— Ты выкарабкался, — говорил Миша. — Ты везучий сукин сын!
Андрей закрыл глаза.
— Он за час проскочил вегетативный статус, — сообщила медсестра. Снова та, которая наблюдала его пробуждение.
— Сейчас проверим, так ли это… Андрей, слышишь меня?
Он повторил испытанный сигнал глазами, но Перельману это не понравилось.
— Нет, — недовольно произнес Миша. — Словами ответь! На что тебе язык, доктор Ильин?
Андрей попытался. Воздух выходил изо рта словно из рваной покрышки, в результате вместо «да» получалось «а-а». Но Перельмана это удовлетворило.
— Как ты себя чувствуешь?
— С-с. та…
— Устал, — определила медсестра. Перельман кивнул.
— Шевельни правой рукой… нет, правой! Отлично. Как твое имя?
— Ан…ей! — Кто не знал, не понял бы. Но два слога получились четко.
Заведующий неврологией прищуренно смотрел на него, оценивая состояние Андрея.
— Ты знаешь, кто я?
— Д-д…
— Какое сегодня число?
Андрей недовольно выдохнул от такого трудного вопроса. Из своего имени он сумел произнести лишь два слога, а Перельман требует, чтобы он сказал «двадцать третье июня»!
Но Миша, похоже, сам понял, что переборщил, и изменил вопрос:
— Какой сейчас месяц?
— Ию-ю…
— Где ты находишься?
— Б-бо… б-больни… — Он набрал воздуха в грудь и закончил: —…Ца!
Перельман улыбнулся:
— Ставлю тебе тринадцать баллов по шкале Глазго. Ты в состоянии акинетического мутизма. Помнишь, что это такое?
— Д-д… — ответил Андрей.
Веки потяжелели. В коротком диалоге он выложился весь. Накатила неодолимая слабость, стало трудно оставаться в сознании.
Перельман заметил это:
— Отдыхай. Ты молодец.
3
На следующий день Перельман снова посетил Андрея. К этому времени тот несколько раз приходил в сознание и вновь терял его. К счастью, периоды просветления становились все длиннее. Говорил Андрей по-прежнему с трудом. Стали двигаться пальцы на руках и ногах, правая рука согнулась в локте (произошло это уже в присутствии новой медсестры).
Миша присел на краешек кровати.
— Ан-анаже…желе поз-вонили? — первым делом спросил Андрей.
Перельман как-то непонятно посмотрел на него, затем то ли кивнул, то ли покачал головой. Андрей воспринял этот жест как утвердительный.
— Тебе сейчас не нужно беспокоиться о том, что происходит за этими стенами. Все неприятности позади. Главное — к тебе вернулось сознание.
— Ч-что… слу-чилось?
— Тебя сбила машина.
— Ангел…
— Да, «Ангел». «Газель» похоронного бюро. Ты выскочил на проезжую часть на красный свет. — Миша сурово посмотрел на него. — Ты серьезно пострадал, Андрей.
— Скажи… — прошептал он.
— Перелом левого предплечья, ключицы, нескольких ребер… И тяжелая черепно-мозговая травма в лобно-теменной области правого полушария.
Андрей почувствовал, что стало трудно дышать.
— Линейный перелом черепа, эпидуральная гематома. Была операция, работал сам Столяров. Твою голову восстановили, Андрей, но…
— Е-если… была не-не… — Произнести «нейрохирургическая операция» вряд ли бы удалось, слишком длинный словесный ряд.
Миша взял его за руку, показывая, что понял.
— С момента операции прошло восемь месяцев.
Жизнь остановилась. Крупицы сил, которые он собрал в себе за сутки, рассеялись.
— После удара ты впал в глубокую кому, — продолжал Перельман. — Пять баллов по шкале Глазго. Твоя травма была очень серьезной, а кома длилась восемь месяцев, Андрей. Поэтому мы безумно счастливы, что ты очнулся. Мы ждали этого всей командой.
— Бракман… десять…
— Да, по Бракману после длительной комы только десять процентов достигают выздоровления или умеренной инвалидности. Но тебе я делаю великолепный прогноз. Ты миновал вегетативную стадию, сознание спутанно, но работает. Умственные способности, речь, движения улучшаются с каждым часом.
— П-поездка в… в… — Он не понимал, почему не может произнести название города.
— Не напрягайся. Я же говорил, что у тебя повреждены лобные доли.
— Кон-ференция, — прошептал Андрей.
— Кривокрасов сожалел о том, что с тобой случилось. Но конференцию никто не отменял, и от кафедры поехали он и Ковальчук.
В груди прокатилась горячая волна возмущения. Ковальчук собирался ехать на конференцию еще до того, как голова его коллеги вошла в контакт с бампером «газели». И еще Андрей был уверен, что Кривокрасов нисколько не сожалел о том, что случилось. Нисколько!
— Чт-то… на конф-ф…ференции.
— Ты хочешь знать?
— Да! Да! — разозлился Андрей.
Перельман уставился в пол.
— Кривокрасов прочел доклад о диагностике по сновидениям. Его речь попала во французские и британские журналы, кафедра была на устах какое-то время… Мне очень жаль, Андрей, но руководителем лаборатории сновидений назначили Ковальчука. Понимаешь, после трагедии, которая случилась с тобой, никто уже не надеялся… А Ковальчук защитил кандидатскую, он молод, разбирается в теории сна… Мне искренне жаль.
Андрей отвернул голову, чтобы Миша не видел его лица. Да какая, собственно, разница. Пусть он заплачет сейчас, пусть изойдет соплями — ничего не изменится. Его многолетняя работа украдена. Ни Кривокрасов, ни Ковальчук не принимали участия в исследованиях. Они лишь присвоили результаты.
— Андрей, мы тебя восстановим, — пообещал Перельман, сжав его кисть. — И не таких поднимали. Не падай духом.
— Оставь… меня…
Миша опустил голову и покинул палату, осторожно прикрыв за собой дверь. Андрей не выдержал и заплакал.
4
Сон был тяжелым, мутным, наполненным жуткими образами, возникающими из тьмы. Андрея окутывала невидимая, вязкая пелена. Он продирался сквозь ночной ельник, и сердце замирало от страха. Теперь придется разгадывать болячки в собственном сновидении, а этого так не хотелось. Ему было лень. Он занимался этим девять лет. Девять лет. Зачем еще тратить время, когда есть Кривокрасов, судя по последним новостям, крупнейший специалист в этой области…
Едва Андрей подумал о профессоре, как тот возник перед ним. Коренастый неандерталец во врачебном халате и прической ершиком скорчил жалостное лицо:
«Мне так жаль, что ты не поехал в… в…»
Он повалился на спину и стал кататься по прошлогодним листьям, заливаясь сумасшедшим смехом. Внезапно Андрей понял, что это вовсе не профессор, а гигантская летучая мышь. Через секунду она развернула крылья, хлопнула ими и взлетела. Темная туша рванулась прямо на него. Андрей пригнулся, но острые когти успели чиркнуть по лицу.
Мерзкая тварь исчезла среди еловых вершин. Андрей прижал ладонь к скуле, чтобы остановить кровь, но оказалось, что крови не было. Когти летучей мыши разорвали кожу, похожую во сне на латексную маску. Андрей начал сдирать ее с лица. Она сходила лоскутами, освобождая свежую кожу. Когда он закончил, то неожиданно обнаружил себя возле полноводной реки.
На другом берегу возвышался дом без окон. Вход в него перегораживала дверь, которую Андрей узнал даже на расстоянии. Узор спирали отчетливо вился по дверному полотну. Пересечь реку, чтобы добраться до двери, было невозможно.
5
Чай, поданный медсестрой, был крепок и темен.
Сидя на кровати, Андрей уставился на зыбкое отражение в чашке. Что-то в нем было не так, хотя не совсем понятно, что именно. Поверхность колыхалась, мешая рассмотреть. Он поставил чашку на пахнущую столярным клеем тумбу, дождался, пока чай успокоится, и заглянул вновь.
Из темного отражения на него смотрело чужое лицо.
1 2 3 4 5 6 7