Странно это все как-то. Непростой, видать, дед этот Немчинов. С одной
стороны, пьяная ссора и убийство сына и невестки, с другой - применение
насилия в защиту слабых, а с третьей - добросовестный труд и грамотная
письменная речь. Такой тип может оказаться очень умным и опасным. Может
быть, он действительно за девять лет пребывания на зоне оброс крепкими
связями с преступным миром, а теперь, находясь на свободе, втягивает в
свои сети молоденьких милиционеров вроде Саши Барсукова?
За работой время летело незаметно, и, когда Настя закрыла вторую пап-
ку, оказалось, что уже почти четыре. Надо бы поесть, но что? И где? На
Петровке хоть столовая была и буфет круглосуточно работал, а в этом
особнячке пока ничего нет, кроме служебных кабинетов. Сотрудники либо
приносят из дома бутерброды, либо ходят в ближайшее кафе. В кафе, конеч-
но, кормят вкусно и за вполне разумные деньги, но ведь туда идти надо. А
перед этим еще и одеваться... Насколько Анастасия Каменская была неуто-
мима в работе, если ее можно было делать, не вставая из-за письменного
стола, настолько ленивой она была, когда дело касалось даже простейших
физических усилий. Ей проще было сидеть голодной, нежели надевать сапо-
ги, теплую куртку, спускаться по лестнице и шлепать по скользкому троту-
ару целых триста метров до места, где дают поесть. И если бы она могла
рассчитывать на то, что сумеет уйти с работы в шесть вечера, она бы, ко-
нечно, предпочла поголодать и потерпеть до дома, но поскольку теперь уже
ясно, что раньше девяти она отсюда не выберется, то все-таки придется
сделать над собой усилие и выйти на улицу. И почему она, балда несураз-
ная, не взяла утром с собой бутерброды? Ведь собиралась, она точно это
помнила, да и муж несколько раз напоминал ей, даже выложил из холо-
дильника сыр и ветчину. А она в очередной раз поленилась.
Горестно вздыхая, Настя натянула сапоги, обмотала шею длинным теплым
шарфом, застегнула куртку, сползла с третьего этажа и вышла на улицу.
Легкие мгновенно наполнились вкусным морозным воздухом, от ослепительно-
го солнца на глазах выступили слезы. В этом году зима вела себя пра-
вильно, в строгом соответствии с календарем. До конца ноября стояла хо-
лодная сырая осень, а первого декабря к вечеру ударил мороз. Сегодня же,
второго декабря, на улице сверкал снег и сияло солнце. Если бы еще не
было так скользко, то жизнь могла бы показаться майору милиции Анастасии
Каменской более чем удовлетворительной.
Осторожно передвигая ноги, чтобы не поскользнуться, она медленно дош-
ла до кафе со странным названием "Жажда", которое больше подошло бы па-
вильону "Виноводы" из давних советских времен. Уже взявшись за ручку
двери, Настя внезапно передумала, прошла еще несколько метров до станции
метро "Красносельская", купила журнал и блок сигарет и только после это-
го вернулась в "Жажду". Дождавшись, когда официант поставит перед ней на
столе овощной салат и тарелку с солидной порцией жареного картофеля, она
раскрыла журнал и углубилась в чтение статьи о прелестях зимнего катания
на лыжах в Альпах. Для нее это было все равно что читать о жизни на Мар-
се, ибо на лыжах она не каталась никогда и в Альпы ехать не собиралась,
а звучные названия различных марок горнолыжного оборудования не говорили
ей ровным счетом ничего. Зато такое чтение не будило в ней мысли, пос-
кольку не вызывало никаких ассоциаций, и давало возможность просто отв-
лечься от всего и абстрактно поскладывать буковки. За это время, как она
заметила, у нее "прочищались мозги", после чего ей частенько удавалось
взглянуть на старую проблему под новым углом зрения.
Она уже почти доела картофель и дочитала статью, когда перед ее гла-
зами на столе появилась новая тарелка, с шашлыком. Недовольно подняв
глаза, она успела мысленно нелестно отозваться о придурках, которые
ухитряются подсаживаться за занятые столы при наличии массы свободных
мест, но тут же радостно улыбнулась. Перед ней с веселой усмешкой на
круглом лице восседал Юра Коротков.
- Как ты меня нашел?
- Велика задача! - фыркнул он, тут же утащив с ее тарелки несколько
ломтиков картофеля. - Пришел, толкнул дверь, убедился, что она заперта,
дошел до Ивана и спросил, где ты. Дальше все понятно. Я уже пятнадцать
минут сижу за соседним столом и жду, когда же ты меня наконец заметишь.
Но от тебя, как известно, внимания к окружающим не дождешься. А карто-
шечка у них славная, надо и мне взять порцию.
- Хочешь? - Настя пододвинула ему свою тарелку. - Бери, мне уже мно-
говато, я явно пожадничала.
Коротков отодвинул тарелку обратно к Насте и покачал головой.
- Ешь, худоба, на тебя же без слез не взглянешь.
- Неправда, - возразила она, - с тех пор как я ушла к Ивану, я приба-
вила два килограмма.
- Что, жизнь спокойная?
- Ну... в общем, да, если сравнивать с Петровкой.
- Скучаешь?
- Не знаю, Юрик, - честно призналась она. - И да, и нет. Привыкнуть
не могу, что все кругом другое, и люди другие, и вас рядом нет. Но рабо-
та интересная, я ее люблю и умею делать, а главное - я делаю ее не под-
польно, как у Колобка, а официально, за это мне зарплату платят и никто
косо не смотрит. Морально легче, конечно.
- И через три месяца подполковником станешь, меня обгонишь, - добавил
Коротков. - Ладно, мать, не будем о грустном. Я же к тебе по делу прие-
хал.
- Барсуков?
- Он самый. Колобок сказал, что твой Иван с ним договорился насчет
нашей совместной работы. Так?
- Так, - кивнула Настя. - Рассказывай, что знаешь.
- А что мне за это будет? - хитро прищурился Юра.
- Ты же отказался от моей картошки, - улыбнулась она, - а больше у
меня ничего нет.
- Конечно, пользуешься моей бескорыстностью. Значит, так. Александр
Барсуков, семьдесят восьмого года рождения, слушатель второго курса Мос-
ковского юридического института родного МВД, обнаружен в пятницу вечером
в убитом состоянии недалеко от собственного дома. Сегодня уже вторник, а
сведений, проливающих свет на это дело, практически нет. Мальчик прожи-
вал с родителями, хорошая семья, нормальная, спокойная, но никто не зна-
ет, где он был в пятницу и откуда возвращался. Кстати, сын твоего люби-
мого генерала был с ним хорошо знаком.
- Я знаю. Дальше рассказывай.
- Максим Заточный нам поведал, что Барсуков в пятницу был на заняти-
ях, ничего не прогулял. У них второй курс учится во вторую смену...
- Я знаю, - снова перебила его Настя. - Занятия заканчиваются около
семи вечера.
- Да ну тебя, - Коротков огорченно махнул рукой, - с тобой неинтерес-
но. Я тебе рассказываю, как дурак, а ты все знаешь. Зачем тогда спраши-
ваешь?
- Я не все знаю. Например, где нашли труп и как парень был убит?
- Застрелен. Теперь это проще всего, оружия навалом, и пистолет бро-
сить не жалко, всегда можно новый приобрести. Убили его возле автобусной
остановки около часа ночи. Барсуков ехал на автобусе от метро, возвра-
щался домой. Водителя автобуса мы нашли, и он его вспомнил, поскольку
народу в такой поздний час ехало буквально пять человек, а мальчишка был
в форме. В десять минут второго автобус сделал остановку, Барсуков вы-
шел, но домой не пришел, а без четверти два его обнаружил человек, возв-
ращавшийся домой на машине. Вот такая, Настя Павловна, незамысловатая
песенка.
- Ты говоришь, он был в форме? Тогда его могли убить просто как мили-
ционера, понимаешь? Абстрактного милиционера, а не конкретного Сашу Бар-
сукова.
- Могли, - согласился Коротков, энергично дожевывав шашлык. - Его мог
увидеть кто-то, кто прячется от милиции, и решить, что это по его ду-
шеньку пришли. Барсуков мог увидеть что-то и вмешаться, поскольку он ми-
лиционер в форме, и получить за это пулю. В конце концов, он просто мог
нарваться на психа, который ненавидит милицию и мечтает извести все наше
племя на корню. Что толку гадать, работать надо.
- Надо. - Настя со вздохом поднялась из-за стола, предвидя печальную
необходимость совершить очередной подвиг: дойти до особняка и подняться
пешком на третий этаж. - Пошли, солнце мое незаходящее.
- А что, ты уже знаешь, куда идти? - встрепенулся Коротков.
- Куда, куда... В контору пойдем. Посмотрим материалы про доброго де-
душку Сашиной девушки. А к восьми часам младший Заточный должен поя-
виться.
Они вышли на улицу и медленно пошли в сторону светло-зеленого здания.
- Ася, на что ты рассчитываешь с маленьким Заточным? - спросил Корот-
ков. - Я с ним за это время два раза разговаривал, в воскресенье и вче-
ра, в понедельник. Все, что он знал, он уже рассказал. И с девушкой
этой, Лерой Немчиновой, я тоже встречался. Она понятия не имеет, куда
Барсуков ездил в пятницу после занятий в институте.
- А ты ей, конечно, поверил, - усмехнулась Настя.
- И ты ей поверишь, когда увидишь. Кстати, не делай из меня идиота,
который не подумал о дедушкеуголовнике. Я с Лерой об этом в первую оче-
редь разговаривал. И знаешь, что она мне сказала?
- Догадываюсь. Она сказала тебе, что Саша с ее дедом вообще незнаком.
Или знаком шапочно. Во всяком случае, никаких отношений между дедушкой и
поклонником не было. Да?
- Умная ты, Аська, до невозможности, но даже ты не всегда все знаешь.
Девушка Лера, между прочим, сказала, что Саша активно уклонялся от кон-
тактов с ее дедушкой и, кроме "здрасьте - до свидания", ни о чем с ним
не разговаривал. А вот дедушке, наоборот, нравился этот молодой человек,
и он всячески давал понять внучке, что у нее хороший и во всех отношени-
ях достойный парень. Иными словами, дед-уголовник парнишку привечал и
относился к нему как к подходящей партии для своей единственной и горячо
любимой внучки. Чуешь, чем пахнет? С каких это пор человек, которого
менты поганые засадили на двенадцать лет, мечтает, чтобы один из этих
засранцев вошел в его семью в качестве зятя?
- Вероятно, с тех самых пор, как у этого человека появился интерес к
нам, ментам поганым. Ты с дедомто встречался?
- Нет еще, сладкое на третье. Пока внучкой ограничиваюсь.
- Ты прав, - согласилась Настя. - Если дед ни при чем, то он никуда
не денется, а если замешан, то поспешностью можно спугнуть. Поскольку
внучка уверяет, что дед с Барсуковым не контактировал, у тебя нет ника-
ких оснований полагать, что он что-то знает о причинах убийства.
Она толкнула тяжелую входную дверь особняка и стала медленно подни-
маться по ступенькам.
- Тяжко? - шутливо посочувствовал Коротков. - На Петровке-то на лифте
ездила.
Да, наверное, ей придется еще какое-то время помучиться этой бо-
лезнью: сравнивать и грустить. Каждые пять минут по любому поводу она
вспоминала, как это было или происходило там, на Петровке. Все-таки де-
сять лет, даже чуть больше, так просто на помойку не выкинешь. Там все
родное, все привычное, а здесь...
Каждый новый день в жизни восемнадцатилетней Леры Немчиновой был до
отвращения похож на предыдущий. В семь утра подъем, в восемь - выход из
дома, в девять начинались занятия в медицинском институте, в четыре она
возвращалась домой. Заниматься в читальном зале институтской библиотеки
Лера не любила, брала книги на абонементе и готовилась к семинарам и эк-
заменам дома. Исключение составляла только анатомичка, куда Лера ходила
по вечерам. В среде сокурсников она считалась домашней девочкой, не
участвующей в групповых развлекаловках и походах по барам и свободным
квартирам. Но если бы Леру спросили, неужели она так любит свой дом, от-
вет был бы странным. Можно даже сказать, нелепым.
Дом свой Лера Немчинова любила и ненавидела одновременно. Любила -
потому что это была та самая квартира, в которой она провела все свое
детство рядом с обожаемыми мамой и папой. Здесь она была счастлива ког-
да-то. Здесь стоял папин рояль, лежали на полках его ноты и пластинки с
записями известных в те годы певцов, исполнявших его песни. Стены в ком-
нате девушки были сплошь оклеены старыми афишами с объявлениями о кон-
цертах, на которых огромными буквами было написано: ГЕННАДИЙ НЕМЧИНОВ.
Только в последнее время рядом с многочисленными портретами отца здесь
стали появляться фотографии и афиши другого человека. Взошла звезда пев-
ца Игоря Вильданова, перед которым Лера преклонялась уже за одно то, что
он - единственный в России и вообще во всем мире - до сих пор пел песни,
написанные ее отцом. Вильданов был, без сомнения, талантливым певцом, но
девушка вряд ли могла по достоинству оценить силу его дарования, ибо ви-
дела и знала лишь одно: Игорь был божественно красив, для нее он был
принцем из ее детских снов, и он помнил и ценил творчество Геннадия Нем-
чинова. Все остальное значения не имело. У него могло не быть голоса,
могло даже не быть слуха, он мог оказаться бездарным исполнителем - Лера
этого даже не заметила бы, потому что принц из детских и девичьих грез
пел песни, написанные ее отцом, и тем самым прочно связывал ее с тем
временем, когда родители были живы, когда весь мир был ярким и радужным
и когда она была абсолютно счастлива. И только дома, в своей квартире, в
своей комнате, в окружении афиш, фотографий и льющейся из магнитофона
музыки она могла отрешиться от настоящего и хоть ненадолго погрузиться в
состояние призрачного, иллюзорного покоя. Поэтому она любила свой дом.
Но с такой же силой она его ненавидела. Потому что в этом доме был
дед. Страшный, отвратительный, грязный, тупой дед, несколькими пьяными
выстрелами лишивший ее десять лет назад того счастливого восторга, в ко-
тором она пребывала постоянно. Лишивший ее всего. Матери, отца, тепла и
ласки, дружбы с, одноклассниками. Ей было восемь лет, и клеймо девочки
"из семьи алкашей, которые напились и друг друга постреляли", приклеи-
лось к ней намертво. Маленькие дети неразумны и безжалостны, они обидели
Леру, а Лера обиделась на них. Она стала изгоем, отстранилась от всех, и
даже с годами пропасть между ней и остальными детьми не уменьшилась. Од-
ноклассники забыли о причинах ее сиротства, но Лера не забыла их преда-
тельства. Не забыла и не простила. До самого окончания школы, до прошло-
го года она так и просуществовала одна. Совсем одна. Не считая, конечно,
старую тетю Зину, двоюродную сестру покойной бабушки. Сразу после смерти
родителей тетя Зина приехала в Москву из своей глухой провинции, чтобы
позаботиться о девочке. Она хотела забрать Леру к себе, но та категори-
чески отказалась уезжать из дома, орала как резаная, устраивала истери-
ки, била посуду и дважды убегала прямо с вокзала, пресекая всяческие по-
пытки разлучить ее с привычным местом обитания. Осознав всю бесполез-
ность своих усилий, пенсионерка тетя Зина осталась в Москве. Не бросать
же ребенка на произвол судьбы! И не в интернат же ее отдавать при жи-
вых-то родственниках, пусть и не самых близких...
С тетей Зиной она прожила все девять лет, пока не вернулся дед. На
следующий день после его возвращения родственница уехала к себе в про-
винцию. У нее и в мыслях не было остаться под одной крышей с убийцейуго-
ловником. Перед отъездом она предложила Лере уехать вместе с ней, по-
дальше от деда, но девушка и на этот раз отказалась.
- Как ты не боишься жить с ним вместе? - охала тетя Зина. - Это же
страшный человек, родного сына не пожалел, тебя осиротил.
- Здесь мой дом, - твердо отвечала Лера. - Я никуда отсюда не уеду. А
если дед начнет себе позволять лишнего, я его обратно засажу, у меня не
задержится.
Однако дед ничего себе не позволял. Первое время Лера постоянно приг-
лядывалась к нему, ожидая признаков "неправильного поведения", грубости,
склонности к насилию, пьянства или чего-нибудь такого. С каким удо-
вольствием она пошла бы к участковому и пожаловалась... Участковый у них
в микрорайоне хороший, между прочим, в их же доме и живет, Лера с ним
давно знакома, так он сразу предупредил, как только дед появился, мол,
чуть что - не стесняйся, беги ко мне. Но ничего не было. Дед вообще не
пил, голос на нее не повышал, был вежливым, тихим, аккуратным, устроился
на работу вахтером в двух местах сразу, работал по графику "сутки через
трое" и еще где-то подрабатывал, короче, деньги, хоть и небольшие, при-
носил, но Леру это мало интересовало. Авторские за отцовские песни капа-
ли регулярно, на это они с тетей Зиной и жили все девять лет. И дальше
она проживет без дедовых денег. Дед имеет право здесь жить, это его
квартира, на его деньги купленная когда-то, давно еще, до рождения Леры.
Но это право - материальное. А вот что касается морального права жить
вместе с внучкой, которую по пьяному делу оставил сиротой, то тут дело
обстояло не так просто.
1 2 3 4 5