И опять началась суета. Фаустина отложила отъезд и взялась улаживать дело с настоятелем церкви Святого Стефана – все доверились ей, сказавшей, что лучшего места для венчания в Венеции не найти.
События развивались стремительно, и вскоре Никола уже примеряла сшитое для нее Фаустиной подвенечное платье, а Иржи брал у своего бывшего двойника Арлекино уроки гребли – Фаустина учила его управляться с веслом и удерживать гондолу в равновесии, настаивая на том, что именно он должен провезти Николу в гондоле под церковью Святого Стефана.
Этот обычай – жених с невестой должны были в одиночестве проплыть под низко нависающей над водой церковью, построенной еще в тринадцатом веке, – венецианцы считали не менее важным, чем само венчание.
Фаустина, которая знала о Венеции почти все, уже свозила туда молодых, заранее объяснив им, как именно все должно произойти.
И вот назначенный день настал.
Никола, которая долго сидела у окна, не смыкая глаз, и прилегла уже далеко за полночь, встала раньше рассвета. Она вышла из своего номера. Все еще спали, только коридорный, борясь со сном, позвякивал ложечкой, помешивая чай в прозрачном стакане. Никола подошла к нему и пожелала доброго утра.
Седовласый старик-итальянец знал, почему в комнате у Николы так долго не гасили свет и зачем она встала так рано.
Никола присела с ним рядом на низкую скамейку и утвердительно кивнула, увидев, что он предлагает ей выпить с ним чаю.
Попивая крепко заваренный чай, Никола любовалась тем, как просвечивает свет от лампы сквозь красноватого оттенка напиток, – все в это утро казалось ей таким красивым!
И вдруг старик, пошарив в ящике деревянного комода, стоявшего в коридоре, достал оттуда что-то, завернутое в тонкий платок, и, улыбаясь, протянул Николе.
Она, не догадываясь, что хочет от нее старик, улыбалась ему в ответ, а он, тщательно подбирая слова, сказал по-английски:
– Возьми. Этот аромат принесет вам счастье.
– Grazie, – поблагодарила Никола и стала разворачивать свой первый свадебный подарок.
У нее в ладони оказался маленький флакон из горного хрусталя. Никола открыла крошечную крышечку и ощутила нежнейший аромат: будто она оказалась в саду своего детства, где каждой весной начинали благоухать прекрасные розы.
– Эта вещь досталась мне от моей матери. Она говорила, что розовую эссенцию – ту, что ты только что нюхала, – приготовил когда-то сам французский король, а флакон достался ей от ее бабушки-монашенки. А той его будто подарил небезызвестный Казанова. А нравы тогда были – сама знаешь…
Увлекшись, старик перешел на свой родной язык, и Никола, которая, в отличие от Божены, с трудом разбирала итальянскую речь, мало что поняла из его длинного рассказа.
Но потом он, спохватившись, опять заговорил на своем английском:
– Так вот: моя мать, умирая, завещала мне подарить это сокровище моей будущей жене. Она так и не узнала, бедняжка, что я прожил сычом всю свою жизнь. А ты и твой рыжий мальчик мне очень понравились… Я думаю, матушка будет довольна мной, – сказал старик и, взглянув куда-то в потолок, по которому уже бегали солнечные блики, притянул к себе голову Николы и поцеловал ее в лоб.
Слезы набежали Николе на глаза, она обняла старика и еще раз подумала о том, как она счастлива теперь.
А Париж проснулся даже раньше, чем она, и успел уже принести для своей невесты огромную корзину, полную особых венецианских роз, – казалось, что он оставил на сегодня без работы цветочниц Венеции, скупив у них все утренние розы. Но ни одна из роз не повторяла цветом и ароматом другую – и каждая держала голову, как королева цветов.
Получив корзину из рук счастливо улыбающегося Иржи, Никола спрятала в цветах свое светящееся, немного растерянное лицо…
А потом ее одевали и причесывали умелые руки сестры, а Фаустина, чуть касаясь ее свежего лица нежной кисточкой, оттеняла ее утреннюю бледность и слегка подсвечивала теплыми тонами продолговатые серые глаза.
Подвенечное платье было очаровательно. Но Фаустина, опытная портниха, сумела сделать его достоинства неброскими – они, сочетаясь с природной красотой Николы, отходили на второй план, давая глазу возможность наслаждаться прелестью юного стройного тела и удивительно трогательного лица: Никола ужасно волновалась, становясь от этого еще прекрасней.
Наконец все приготовления были завершены, и Иржи, встретивший невесту у ворот гостиницы, подхватил ее на руки и, осторожно, но уверенно ступая, спустился к заранее приготовленной гондоле. Следом за ними шел старик-коридорный и нес корзину с цветами.
Иржи, бледный от волнения, усадил свою невесту под позолоченный навес, поблагодарив старика, поставил у ее ног цветы и встал на корме с веслом в руке, как заправский гондольер.
Уроки Фаустины не прошли даром: подпоясанный золотистым поясом статный Иржи уверенно повез свою бесценную спутницу по блестящей в лучах солнца воде. Встречные гондольеры приветствовали их; дети, заметив свадьбу, бежали по узким набережным за ними вслед; несколько раз ставни в домах, под которыми они проплывали, широко растворялись, и на воду перед позолоченным носом их лодки падали цветы, вслед им летели монетки, зерно и конфетти. Однажды они услышали залп и увидели, как в небо полетела зеленая ракета и еще долго висела в воздухе, бледно мигая. Одним словом, за каждым изгибом канала Венеция доказывала влюбленным свою постоянную готовность веселиться и разделять чужую радость.
Иржи, с гордостью работая веслом, благополучно довез Николу до низкого церковного свода, который вместе с гулко бьющейся о его покатые стены водой напоминал длинный темный туннель. Они остановились, немного не доплыв до последней, самой низкой арки, которая предшествовала густой темноте, царившей под церковью.
Непонятный страх охватил вдруг Николу. Не то чтобы она боялась, что старинный каменный свод висящей над водой церкви может рухнуть им на головы – нет; но слишком уж черно было там, впереди… Она взглянула на Иржи. Тот тоже смотрел вперед с некоторой робостью, но заметив, как на него посмотрела Никола, решительно толкнул лодку вперед.
Никола зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела яркий солнечный свет – там, впереди, в конце этого жутковатого сырого туннеля.
Как им потом объяснила Фаустина, в этом и заключается испытание влюбленных: до того, как окажешься под темными сводами, видишь только мрак; но стоит только решиться нырнуть в эту пугающую черноту, как вскоре становится виден свет, пробивающийся с другой стороны.
И, по словам Фаустины, она сама была свидетелем того, как некоторые пары не решались пройти это маленькое испытание на пути к венцу и поворачивали назад. Таким приходилось венчаться в какой-нибудь другой церкви.
А Никола с Иржи, выплыв с другой стороны, попали в объятия ждавших их Божены с Фаустиной: те добирались до места посуху и опередили жениха с невестой.
Свет проникал внутрь церкви Святого Стефана сквозь небольшой витраж в форме розы и через стеклянный верх купола, с которого на Николу, положив кудрявые головы на пухлые ручки, смотрели лукавые амуры, а еще выше парили херувимы с растущими прямо из шеи крыльями, и у каждого из них были очаровательные ямочки на щеках.
Молодых ждали. Тихо звучал орган, светясь своими начищенными трубами. В полутьме Никола разглядела мальчика-подростка, с вьющимися темными волосами и в очках, который сидел за органом, извлекая из него чудесные звуки, несущиеся ввысь, прямо к куполу храма.
У золотого алтаря и у тонкой работы распятия, украшенного драгоценными камнями, ровными прямоугольниками горели ряды маленьких свечей. Вдруг откуда-то сверху раздался голос падре, и Божена подтолкнула молодых к алтарю.
Они тихо подошли, опустились на колени и склонили головы. Свободный женский голос, такого же золотистого бархатного тембра, как и все вокруг, легко поднимаясь к светящемуся куполу, запел радостный гимн.
Внутри Николы зазвенели тысячи радостных колокольчиков. Ей казалось, что все вокруг слышат этот звон. А когда пение прекратилось, Никола услышала шаги, и сзади к ним приблизился падре в белой сутане и золотистой мантии. Он осенил их головы крестным знамением и дал знак, чтобы они встали. Обернувшись, Никола заметила еще двух служителей, которые держали над их головами два сверкающих венца – как две короны, приносящие счастье. И словно ангелы коснулись сердца Николы своими нежными крыльями.
А потом к ним приблизилась Божена, неся на серебряном блюде два теплых золотых кольца.
У Николы закружилась голова, слезы затуманили ей глаза, и сквозь окутавшую пелену счастья она услышала прозвучавший где-то рядом чуть хрипловатый голос Иржи:
– Si.
– Si, – произнесли и ее губы, будто эхо пролетело под сводом.
И она почувствовала на своей руке легкое кольцо, нежно обхватившее палец, а потом сама протянула руку и, взяв второе кольцо, надела его на палец Иржи.
Орган зазвучал громче и торжественней, и Николе показалось, что Дева Мария с потемневшей от времени фрески смотрит прямо на нее.
А потом они, взявшись за руки, вышли во внутренний дворик и прошли под Воротами Влюбленных, которые вот уже семь веков благословляют пары, проходящие здесь после венчания, на долгий и счастливый совместный путь.
На сером, потрескавшемся от времени каменном своде Ворот кружились в беззвучном танце влюбленные кролики, драконы, львы, фазаны и куропатки. Танцуя, они входили в жизнь Николы, чтобы остаться с ней навсегда, уберегая от житейских невзгод и притупляющей чувства суеты.
А дальше их ждала настоящая старинная карета с фонарями, с корзиной фруктов на заднем сиденье, и еще один подарок: уже сидя в карете, Фаустина с Боженой, пошептавшись о чем-то, преподнесли Николе маленькую сафьяновую коробочку. Открыв ее, она увидела маску-медальон из золота и черненого серебра – птичье лицо с человеческими глазами, точная копия тех масок, которые скрывали несколько дней назад лица двух сестер. Под покровом маски таинственно мерцал какой-то камень с нежным красноватым отливом. И только позже Никола узнала, что этот очаровательный медальон, благодаря Фаустине, положил начало всей их венецианской карнавальной истории.
В прохладном воздухе зазвучал благовест, и кони, гулко цокая копытами, неторопливо повезли их по мощеным каменным мостовым – к «Флориану», где благословенному итальянскому вину уже не терпелось покинуть темно-зеленые, старинного стекла бутылки, заранее извлеченные по заказу Божены из знаменитой на весь мир кладовой.
Сидя в золотистом свете «Флориана», Божена, переводя глаза с одного юного лица на другое, наслаждалась их счастьем.
Всякое беспокойство покинуло ее, и она, не думая ни о чем, пила вино и закусывала замечательными блюдами, заказанными Фаустиной.
Божена чувствовала, что и ее новая жизнь уже началась тоже – светлая и полная неизвестности. На месте, освободившемся в ее сердце после того, как Томаш бежал из зеркальной комнаты и вообще из Венеции, обитала теперь блаженная пустота, и память, переполненная впечатлениями последних дней, больше не тревожила ее.
Конечно, завтра ей придется задуматься над тем, что ожидает ее по возвращении в Прагу, но уже сегодня Божена знала наверняка, что ее дальнейшая жизнь будет связана с Венецией, которую она оставит ненадолго и лишь затем, чтобы снова вернуться сюда – и уже навсегда.

ЧАСТЬ II
Глава 1
Первая венецианская неделя прошла в сплошных заботах. Божена изучала свою квартиру, купленную в старинном доме – бывшей вилле, разбитой на квартиры.
Почти год ушел на то, чтобы разыскать в Венеции дом, принадлежавший когда-то золотых дел мастеру – а здесь ювелиры и по сей день именовали себя только так – Америго Америги. Покидая Италию, дед продал свой дом, но почему-то всегда говорил своим близким, что перед отъездом успел кое-что предпринять для того, чтобы если не он сам, то кто-нибудь из рода Америги обязательно вернулся в их родовое гнездо.
Что имел в виду Америго, Божена не знала. Но еще во время карнавала решив оставить Прагу и перебраться в Венецию, она дала себе слово отыскать дедушкин дом.
Приступая к осуществлению задуманного, Божена и понятия не имела, с какими трудностями ей придется столкнуться. Венецианская квестура долго отказывалась предоставить ей доступ к архивам. Но когда она все же добилась своего, то обнаружила, что компьютер и понятия не имеет о том, что в Венеции когда-то проживал ее дед. А старые документы хранились в таком беспорядке, что ей пришлось потратить целый месяц на то, чтобы найти в пыльных сундуках искомый конверт.
Дом Америго давно перестал быть частной собственностью; теперь в нем было три квартиры. И когда Божена жарким августовским вечером шла по набережной канала Grande, чтобы хотя бы взглянуть на дорогие ей стены, она уже ни на что не надеялась.
И то, что на окнах одной из квартир она увидела намалеванную краской надпись «Sale», было подобно чуду. Наверное, не обошлось без вмешательства любившего загадки Америго, подумала она.
Узнав у привратника телефон, Божена созвонилась с владельцем квартиры, и все достаточно просто уладилось.
Заплатив хозяину сверх названной им суммы, она уговорила его не увозить из квартиры кое-что из старинной мебели, предполагая, что это могло остаться с тех времен, когда здесь жил дед. Так оно и вышло. Рассматривая потемневший, но хорошо полированный гардероб, венецианские кресла, комод и массивную красного дерева кровать с перламутровой инкрустацией, она неизменно обнаруживала где-нибудь снизу знакомый ей с детства герб, который Америго всегда собственноручно вырезал, гравировал или рисовал на особенно дорогих ему вещах.
Самостоятельно подготовив интерьерные эскизы, Божена наняла мастеров, доплатила еще и привратнику, поручив ему следить за ходом ремонта и ввозом заказанной ею мебели, и уехала в Прагу, чтобы оформить нужные для переезда документы.
Управилась она с этим только к началу зимы и, не желая больше медлить ни дня, в начале декабря снова оказалась в Венеции – теперь уже полноправной хозяйкой части старинного дома и настоящей венецианкой.
И наступили венецианские будни. Только сейчас выяснилось, что квартира обогревается электричеством, а это значительно увеличивало месячную плату; кроме того, в комнате, которая должна была стать мастерской, Божену ждал сюрприз: здесь были не готовы полы. Задумав воспроизвести в новом жилье свою пражскую мастерскую, она еще в августе заказала не готовый паркет, а простые доски. Но теперь, уже приехав и на месте выражая привратнику недоумение насчет такой вопиющей недоделки, Божена услышала в ответ:
– Mamma mia! Вы могли бы понять! В этой стране вам дешевле настилать мраморные полы, чем искать дерево.
Тщательно упакованные инструменты, не привыкшие к такому времяпрепровождению, пришлось оставить на веранде, превратив ее в настоящий склад; о возобновлении привычной «текучки» пока не могло быть и речи… И Божена согласилась на паркет. Там же, на веранде, были сложены и книги, дожидавшиеся переезда в библиотеку – единственное место в квартире, полностью удовлетворившее Божену.
Довершая впечатление, старый камин отказался разгораться, когда она, получив заверения бывшего хозяина, что с камином все в полном порядке, но с тех пор еще не пытавшаяся убедиться в этом лично, принялась разводить в нем огонь, желая посидеть у огня туманным пасмурным утром.
«Ну, это уж слишком», – подумала Божена, когда после получасовых мучений вся комната наполнилась дымом. И впервые за несколько дней решила прогуляться.
Венеция в декабре поразила Божену безлюдьем. Вспоминая свои карнавальные дни, она почувствовала, как мало поняла тогда про город, в который теперь приехала жить.
Да, с тех пор прошел всего лишь год, но как много изменилось за это время. Они с Томашем развелись, Никола с Иржи ожидают ребенка… Ах, как счастлива теперь бабушка Сабина: молодые по ее настоянию переехали в пражский дом Америги, и скоро этот старый дом, утопающий в цветах и деревьях, снова станет свидетелем рождения нового маленького человечка. А сколько их уже выросло в нем…
Каналы и площади Венеции опустели. Божена словно плыла в прозрачном декабрьском воздухе. Или, может быть, снова парила как птица? В поисках подходящего слова она не заметила, как вышла на площадь Сан-Марко.
…Башня Святого Марка мелькала перед глазами Божены, которая, кружась и размахивая руками, разбрасывала вокруг себя раскрошившееся печенье. Ее медные волосы растрепались и на фоне жемчужно-серого зимнего неба казались неестественно яркими.
Над ней вилась стайка голубей, норовящих клюнуть прямо с ладони.
Несмотря на близость Рождества, на Сан-Марко еще стояли круглые железные столики и можно было заказать себе кофе. Божена упала за один из них и, запрокинув голову, остановила взгляд на острой пирамидке, венчающей башню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28