Они оба спокойные, доброжелательные, умеют посочувствовать. Такое ощущение, будто ты сидишь не в кресле гримера, а у психотерапевта, и тебе хочется поделиться всеми своими проблемами. И пока они творят чудеса с твоим поникшим лицом, ты воображаешь, будто они могут исцелить тебя и изнутри. И я чуть не рассказала им, что не получила такого уж большого удовольствия вчера вечером, потому что моя старая подруга Лили бросила эту странную фразу о моем муже, и с тех пор я пытаюсь понять, что бы это значило. Из-за этого, а еще из-за количества выпитого я не смогла уснуть.
– Сколько лет ты замужем? – спросила Мэриан.
– Пятнадцать, – ответила я.
– Bay, – пробормотала она. – Ты, наверное, рано вышла замуж?
– Да, – вздохнула я. – Рано.
– Пятнадцать лет, – задумчиво повторила она. – Что ж, я тоже, в конце концов, уже восемь лет замужем.
– И мы с Уиллом уже пять лет вместе, – заметил Икки, нанося тушь на мои бесцветные ресницы. – Хотя, – печально добавил он, – у нас бывали свои взлеты и падения. Но пятнадцать лет – это потрясающе. Неудивительно, что вы захотели отметить.
– Да, конечно, разве что произошло нечто странное… – начала я. – Видите ли, не знаю, что вы об этом подумаете… – Тут я резко оборвала фразу на полуслове, так как в гримерную вошел Терри – ему понадобилось припудриться. И пока он сидел там, ворча на Софи, я сделала вид, будто полностью погрузилась в сценарий, игнорируя своего коллегу, как всегда в подобных случаях. Десять минут спустя, принаряженная и похорошевшая, готовая предстать перед камерой, я вошла в студию. Она напоминает собой отдел мягкой мебели в провинциальном универмаге. Там стоят два больших розовых клетчатых дивана с мягкими подушками и кофейный столик из дымчатого стекла. На стенах висят бледные гравюры, а полки со стильным орнаментом украшены композициями из шелковых цветов. На задней стене – вид Лондона; с одной стороны – небольшая сцена, а рядом – моя метеорологическая карта. Я пробиралась к ней, лавируя между камер, перешагивая через толстые кольца электрокабеля, стараясь не удариться головой о низко свисающую арматуру. Было жарко. В студии всегда жарко из-за всех этих прожекторов. Только что пошел перерыв на рекламу, и Терри воспользовался случаем, чтобы закатить одну из своих истерик.
– Послушай, Софи, я же говорил тебе, что с левой стороны сижу я, – заныл он.
– При всем моем уважении к вам, Терри, не могу понять почему? – любезно отозвалась она. – Почему? – переспросил он. – Почему? Да потому, что я уже десять лет сижу с левой стороны и не вижу необходимости менять ради тебя свои привычки.
Я знала, почему он хотел сидеть с этой стороны, – он убежден, что освещение здесь лучше и так он выглядит моложе.
– Ну, я действительно не понимаю, какое это имеет значение, Терри, – вставая, устало сказала Софи. – Но если это так важно для вас, тогда, конечно, пожалуйста, садитесь.
Звукоинженер закрепил микрофон на моем лацкане, а я приладила наушники и заняла свое место перед картой. Я услышала, как редактор объявил об окончании рекламы, прозвучала музыкальная заставка, Терри повернулся к камере и сказал: «Мы снова приветствуем вас, вы смотрите утренний выпуск новостей! А теперь – изменяло ли послание из загробного мира вашу жизнь?»
Интервью со старушкой-прорицательницей прошло довольно сносно, затем последовало сообщение о спортивных новостях, потом репортаж о принцессе Анне и спасении детей. Наконец подошла очередь Софи. Она готовила интервью о кисте яичников (между прочим, интервью получилось интересным, так как гинеколог был настоящим профессионалом). Прошла лишь половина сюжета, Софи просто сделала паузу между вопросами, как вдруг, к моему изумлению, вмешался Терри.
– Какая же погода ждет нас сегодня? – спросил он, во весь рот улыбаясь в первую камеру. Я заметила удивление на лице оператора. – А теперь – Фейт!
Он сделал это намеренно, чтобы урезать время Софи в эфире. Он не только украл у нее свет прожекторов, он пошел на явный грабеж среди бела дня. Как только ему кажется, что она слишком долго говорит, он обязательно вмешивается. Особенно если она делает что-нибудь серьезное – берет интервью на медицинские темы или освещает текущие события. А когда Даррил пытается сказать ему об этом, встречая после передачи, он смотрит на Софи с выражением оскорбленной невинности и говорит: «О! Извини, Софи, я думал, что ты закончила». Я просто ненавижу, когда Терри поступает подобным образом, и не только потому, что это само по себе отвратительно, но это означает, что меня внезапно пускают в эфир без всякой подготовки. Красный свет зажигается над второй камерой, и вот я прямо перед зрителями.
– Доброе утро! – сказала я и улыбнулась как можно приветливее, чтобы скрыть свое раздражение после выходки Терри, к тому же – чем хуже погода, тем шире моя улыбка. – Боюсь, что прогноз сегодня не слишком приятный, – начала я и повернулась к карте. – Снег, выпавший по всему региону вчера, перешел в дождь со снегом и превратился в слякоть, а так как температура падает, велика вероятность появления гололедицы, так что будьте осторожны на дорогах, – добавила я, нажимая на переключатель и различая в наушниках сильный шум на галерее.
– Терри ублюдок!
– Скорость ветра увеличивается на юге и юго-востоке…
– …он урезал ее интервью на две минуты!
– Снова подует сильный восточный ветер…
– …а было действительно интересно.
– Возможно, на севере ненадолго появится солнце.
– …у меня как-то была киста яичников.
– В других областях пасмурно и довольно холодно…
– …жутко болезненно.
– Велика вероятность дальнейших снегопадов…
– …она была величиной с лимон.
– Благодаря этой фронтальной системе в самом центре Атлантического океана…
– …и вся заполнена гноем.
– …мы скоро вступим в длительный период низкого явления…
– …низкого явления?
– Я хотела сказать – низкого давления. Итак, подводя итог…
– Боже, Фейт выглядит такой усталой…
– Впереди у нас холодный пасмурный день.
– Терри, сиди прямо.
– И хотя возможен проблеск света на севере…
– …и волосы у нее в беспорядке. Готова, Фейт? Десять, девять, восемь…
– …температура на юге и юго-востоке падает…
– Семь, шесть, пять…
– Ожидается не выше четырех градусов…
– Три, два…
– Так что не забудьте потеплее одеться…
– Один и…
– Увидимся через полчаса.
– Ноль. Переключаем на скейтбордиста!
После того как я выступаю с первым прогнозом, утро дальше пролетает быстро. Между выходами в эфир я сверяю диаграммы, звоню в метеорологическую службу и исправляю свои бюллетени. В девять тридцать звучит мой последний прогноз, и трансляция программы заканчивается. Мы проводим небольшое обсуждение в зале заседаний, затем я смываю грим, сажусь за свой стол и просматриваю корреспонденцию. Я получаю множество писем, в основном от детей, которые просят помочь им выполнить домашнее задание по географии. Они спрашивают, например, из чего сделаны облака или почему иней белый, чем отличается снег от дождя со снегом и как получается радуга. Есть письма, в которых меня благодарят за то, что я поднимаю людям настроение. Что мне в вас нравится, – пишет мистер Барнз из Танбридж-Уэлс, – это то, что даже когда вы сообщаете нам плохие новости, вы делаете это с улыбкой. Затем следуют письма о моей внешности – и я ненавижу их. Малейшие изменения, как, например, новая прическа, вызывают массу недовольных писем. Есть обращения с просьбами от тех слушателей, которые считают меня Богом. Дорогая Фейт, – написала мне сегодня утром миссис Макманус из Эдинбурга. – Пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, сделайте так, чтобы погода у нас в Шотландии стала получше. Мы не видели ни единого лучика солнца после новогодней ночи! Я отвечаю всем, кроме совсем уж ненормальных. Закончив с письмами, я прибираю стол и иду домой. Меня часто спрашивают, как я провожу свое оставшееся время. Отвечаю – лодырничаю. Я, конечно же, кормлю Грэма и вывожу его на прогулку. Могу встретиться с кем-то из друзей или пройтись по магазинам, занимаюсь домашней работой, которую ненавижу (но мы не можем позволить себе нанять уборщицу), заполняю купоны разных конкурсов и читаю. В идеале мне следовало бы устроиться куда-нибудь и на дневную работу, но не могу – слишком устаю, к тому же это было бы неудобно, поскольку многие, благодаря телеэкрану, знают меня в лицо. Но больше всего по возвращении домой я люблю отправиться в постель и поспать пару часов. Это я сделала и сегодня, во всяком случае, попыталась сделать. Но поймала себя на том, что снова думаю о словах Лили, прозвучавших вчера вечером. Как я уже упоминала, она порой делает неприятные замечания, и довольно часто это касается Питера. Обычно, я тотчас же забываю об этом, но на этот раз не смогла. Зачем только она это сказала и что имела в виду? Она такая умная и проницательная. Но, может, это случайное замечание? Я стала считать овец – не помогло, тогда попыталась назвать все известные мне метеостанции, но и это не помогло. Стала вспоминать имена авторов Питера, но сон по-прежнему ускользал от меня, будто вчерашние слова звучали как заклинание. Я включила радио, чтобы немного отвлечься, но безрезультатно, открыла книгу «Мадам Бовари», даже это не помогало. Мои мысли снова и снова возвращались к словам Лили. Они мучали меня, раздражали, язвили и терзали. Они снова и снова звучали у меня в мозгу, словно комар в номере отеля. «З-з-з, – звенели они, – з-з-з… з-з-з-з… з-з-з-з-з». Я пыталась отогнать их, но они возвращались. Я накрыла голову пуховым одеялом, стала думать о детях, о Грэме, о программе и о том, как она прошла. Вспомнила о родителях и об их последнем путешествии, о рабочем, пришедшем починить крышу, подумала о своей оплачиваемой карточке «Теско» и попыталась припомнить, сколько на нее начислено, но загадочные слова Лили продолжали терзать меня, словно звон в ушах. О чем были ее слова? Что она могла иметь в виду?
– К черту! – сказала я Грэму, откидывая одеяло. – Поеду и все разузнаю.
– Дорогая! – воскликнула Лили, встретив меня у лифта на сорок девятом этаже «Канари Уорф» почти два часа спустя. – Какой замечательный сюрприз! Но что ты здесь делаешь?
– Просто проезжала мимо, – сказала я.
– Правда? Чудесно! У меня как раз время ленча. Можешь присоединиться. Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Не лучшим образом, – призналась я. – Наверное, выпила многовато.
– О боже! – пробормотала она. – Гнев винограда! Но вечер был замечательный, – добавила она, подхватывая собаку под мышку. – Дженнифер ужасно понравилось, не правда ли, крошка? – Дженнифер устремила на меня пустой взгляд. – И как потрясающе, что ты смогла встать три часа спустя и спокойно отработать перед камерой, – продолжала она, пока мы шли по редакционному этажу. – Я видела тебя в шесть тридцать, когда была в тренажерном зале. Эта девчонка Софи довольно смышленая, пожалуй, нам следует написать о ней в журнале. А этот Терри – или как его там? – кажется большим занудой. Классический случай – ничтожество, занимающее не свое место. А где твои милые дети? – спросила она, когда мы проходили мимо стойки с одеждой от лучших дизайнеров.
– Они вернулись в школу, – объяснила я, в то время как боа из розовых перьев заколыхалось вслед душистой волне, которую оставляла за собой Лили. – Питер отвез их сегодня утром на станцию. У них начинается новый семестр.
– Они такие милые! – воскликнула Лили, поглаживая Дженнифер по голове. Не правда ли, Кейти просто прелесть со своим психоанализом. Прямо как маленький Юнг. Нам стоит сделать о ней материал, только нужно снять с нее всю эту одежду, как у синего чулка. Джасмин… – она остановилась возле стола, за которым сидела бледная девица лет двадцати. – Я же тебе говорила не пить кофе во время ленча, ты не сможешь уснуть вечером. Мы прошли мимо стола, где фотограф рассматривал пробы, а длинноногие девицы замерли в лучах огромных ламп. Затем мы вошли в застекленный кабинет Лили. Там и тут в керамических горшках стояли разлапистые орхидеи, на стенах красовались большие фотографии манекенщиц с надутыми губками и заключенные в рамки обложки журнала «Я сама», сверкающие наградами. Она взмахнула рукой в сторону высокого, во всю стену, стеллажа, где были выставлены издания ее соперников.
– Низший мир, – насмешливо бросила она, затем из маленького холодильника, стоявшего в углу, достала бутылку с зеленоватой жидкостью.
– Сок пырея?
– Нет, спасибо.
Она налила себе стакан, села за стол, протянула тарелку и предложила:
– Вегетарианское суши?
– О, я совершенно не хочу есть. Спасибо.
– Эти рулеты из морских водорослей просто изумительны…
– Нет, спасибо. Послушай, Лили, – попыталась я начать разговор. – Мне хочется кое о чем спросить тебя…
– Разумеется, дорогая, – сказала она. – Спрашивай что хочешь.
Внезапно раздался стук в дверь, и вошла секретарша Лили, ее звали Полли.
– Лили, вот февральский номер «Вог». Только что пришел.
Лили поморщилась. Она ненавидит «Вог», это просто навязчивая идея. Все потому, что в 1994 году, когда она была там ответственным редактором одного из разделов, ее не утвердили на должность заместителя главного редактора. Такое неумение правильно оценивать работников с профессиональной точки зрения она никогда не забудет и не простит. Она принялась с ленивым, высокомерным видом листать страницы журнала.
– Боже, как скучно, – пробормотала она. – Опять старая история… по-настоящему vieux chapeau. О боже, все те же штампы. А вот мы бежим от шаблонов как от чумы. Только не Кэтрин Зета-Джонс! Боже! – вдруг воскликнула она с выражением отвращения на лице. – Они рекламируют «сэли-дезерт». – Я бы не потерпела, чтобы эта уродливая вещица появилась в моем журнале! Фейт, – объявила она, бросая журнал на пол, – я добьюсь, чтобы мой журнал продавался лучше, чем «Вог».
– Да, не сомневаюсь, Лили, но…
– И мы недалеки от этого, – добавила она, откидываясь на спинку стула, переплетая свои длинные пальцы и устремив взгляд в потолок. – Множество рекламодателей из «Вог» переходят к нам, но кто сможет их осудить? – спросила она, и это был чисто риторический вопрос. – Они не могут отказаться от наших предложений, – продолжала она без паузы, скармливая Дженнифер кусочки суши. – Мы окружаем их заботой, льстим им, предоставляем им выгодные условия. Мы…
– Лили!
– …так и пляшем вокруг них, делаем так, чтобы они почувствовали себя лучшими, короче говоря – не кусаем кормящую нас руку.
– Лили…
– Во всяком случае, теперь все поняли, что «Я сама» – самый модный журнал тысячелетия, – продолжала она, подходя к окну и поднимая жалюзи. – Не правда ли, чудесно? – произнесла она, глядя вниз на огромный стеклянный купол. – Ведь правда чудесно? – повторила она. – Подойди сюда, Фейт, и посмотри. Посмотри на все… это. – Она обхватила своей изящной рукой мою руку. – Тебе не кажется, что все это просто фантастика?
– По правде говоря, для меня это всего лишь форма, лишенная содержания, – честно призналась я, вдыхая аромат «Ипнотик Пуазон».
– Я была там, – мечтательно пробормотала она, проигнорировав мое замечание. – Я была там, Фейт, на вечере.
– Знаю.
– Там присутствовали королева и Тони Блэр. Тебя это не удивляет, Фейт? Что твою маленькую школьную подружку туда пригласили? Я бросила взгляд на профиль Лили. Внезапно мне показалось, что мы перенеслись на двадцать пять лет назад. Я вспомнила неловкую девочку, стоявшую на сцене в голубом льняном платье, выражение страха и смущения на ее лице. А теперь она смотрела сверху вниз на самые высокие лондонские здания, и весь мир простирался у ее ног.
– Тебя это не удивляет? – настойчиво переспросила она.
– Что? Ну да, то есть нет. Я хочу сказать, не очень, Лили, я всегда знала, что тебя ждет успех.
– Да, – задумчиво согласилась она, и мы обе устремили взгляды на сверкающую внизу реку, усеянную лодками. – Я преуспела, несмотря на попытки иных особ вставлять мне палки в колеса.
– Каких особ? – поинтересовалась я.
– О, не имеет значения, – тихо проговорила она. – Это всего лишь ничтожества, которые собирались помешать моему успеху. Но они знают, кто они. И я тоже знаю, кто они, – с угрозой в голосе продолжала она. – Но никому не под силу остановить меня. Никто не вернет меня назад.
– Лили, – перебила я, мечтая, чтобы она хоть на секунду замолчала и выслушала меня.
– Я побеждаю своих врагов, Фейт, – спокойно продолжала она. – Благодаря своей прозорливости и упорному труду. «Я сама» станет номером один среди глянцевых журналов, потому что у нас множество оригинальных идей. А теперь, – с энтузиазмом сказала она, вернувшись к своему столу, – я хочу услышать твое мнение по поводу нового раздела, который мы хотим включить – это, разумеется, секрет. Что ты думаешь об этом? – И она протянула мне макет страницы. Она была озаглавлена:
1 2 3 4 5 6 7
– Сколько лет ты замужем? – спросила Мэриан.
– Пятнадцать, – ответила я.
– Bay, – пробормотала она. – Ты, наверное, рано вышла замуж?
– Да, – вздохнула я. – Рано.
– Пятнадцать лет, – задумчиво повторила она. – Что ж, я тоже, в конце концов, уже восемь лет замужем.
– И мы с Уиллом уже пять лет вместе, – заметил Икки, нанося тушь на мои бесцветные ресницы. – Хотя, – печально добавил он, – у нас бывали свои взлеты и падения. Но пятнадцать лет – это потрясающе. Неудивительно, что вы захотели отметить.
– Да, конечно, разве что произошло нечто странное… – начала я. – Видите ли, не знаю, что вы об этом подумаете… – Тут я резко оборвала фразу на полуслове, так как в гримерную вошел Терри – ему понадобилось припудриться. И пока он сидел там, ворча на Софи, я сделала вид, будто полностью погрузилась в сценарий, игнорируя своего коллегу, как всегда в подобных случаях. Десять минут спустя, принаряженная и похорошевшая, готовая предстать перед камерой, я вошла в студию. Она напоминает собой отдел мягкой мебели в провинциальном универмаге. Там стоят два больших розовых клетчатых дивана с мягкими подушками и кофейный столик из дымчатого стекла. На стенах висят бледные гравюры, а полки со стильным орнаментом украшены композициями из шелковых цветов. На задней стене – вид Лондона; с одной стороны – небольшая сцена, а рядом – моя метеорологическая карта. Я пробиралась к ней, лавируя между камер, перешагивая через толстые кольца электрокабеля, стараясь не удариться головой о низко свисающую арматуру. Было жарко. В студии всегда жарко из-за всех этих прожекторов. Только что пошел перерыв на рекламу, и Терри воспользовался случаем, чтобы закатить одну из своих истерик.
– Послушай, Софи, я же говорил тебе, что с левой стороны сижу я, – заныл он.
– При всем моем уважении к вам, Терри, не могу понять почему? – любезно отозвалась она. – Почему? – переспросил он. – Почему? Да потому, что я уже десять лет сижу с левой стороны и не вижу необходимости менять ради тебя свои привычки.
Я знала, почему он хотел сидеть с этой стороны, – он убежден, что освещение здесь лучше и так он выглядит моложе.
– Ну, я действительно не понимаю, какое это имеет значение, Терри, – вставая, устало сказала Софи. – Но если это так важно для вас, тогда, конечно, пожалуйста, садитесь.
Звукоинженер закрепил микрофон на моем лацкане, а я приладила наушники и заняла свое место перед картой. Я услышала, как редактор объявил об окончании рекламы, прозвучала музыкальная заставка, Терри повернулся к камере и сказал: «Мы снова приветствуем вас, вы смотрите утренний выпуск новостей! А теперь – изменяло ли послание из загробного мира вашу жизнь?»
Интервью со старушкой-прорицательницей прошло довольно сносно, затем последовало сообщение о спортивных новостях, потом репортаж о принцессе Анне и спасении детей. Наконец подошла очередь Софи. Она готовила интервью о кисте яичников (между прочим, интервью получилось интересным, так как гинеколог был настоящим профессионалом). Прошла лишь половина сюжета, Софи просто сделала паузу между вопросами, как вдруг, к моему изумлению, вмешался Терри.
– Какая же погода ждет нас сегодня? – спросил он, во весь рот улыбаясь в первую камеру. Я заметила удивление на лице оператора. – А теперь – Фейт!
Он сделал это намеренно, чтобы урезать время Софи в эфире. Он не только украл у нее свет прожекторов, он пошел на явный грабеж среди бела дня. Как только ему кажется, что она слишком долго говорит, он обязательно вмешивается. Особенно если она делает что-нибудь серьезное – берет интервью на медицинские темы или освещает текущие события. А когда Даррил пытается сказать ему об этом, встречая после передачи, он смотрит на Софи с выражением оскорбленной невинности и говорит: «О! Извини, Софи, я думал, что ты закончила». Я просто ненавижу, когда Терри поступает подобным образом, и не только потому, что это само по себе отвратительно, но это означает, что меня внезапно пускают в эфир без всякой подготовки. Красный свет зажигается над второй камерой, и вот я прямо перед зрителями.
– Доброе утро! – сказала я и улыбнулась как можно приветливее, чтобы скрыть свое раздражение после выходки Терри, к тому же – чем хуже погода, тем шире моя улыбка. – Боюсь, что прогноз сегодня не слишком приятный, – начала я и повернулась к карте. – Снег, выпавший по всему региону вчера, перешел в дождь со снегом и превратился в слякоть, а так как температура падает, велика вероятность появления гололедицы, так что будьте осторожны на дорогах, – добавила я, нажимая на переключатель и различая в наушниках сильный шум на галерее.
– Терри ублюдок!
– Скорость ветра увеличивается на юге и юго-востоке…
– …он урезал ее интервью на две минуты!
– Снова подует сильный восточный ветер…
– …а было действительно интересно.
– Возможно, на севере ненадолго появится солнце.
– …у меня как-то была киста яичников.
– В других областях пасмурно и довольно холодно…
– …жутко болезненно.
– Велика вероятность дальнейших снегопадов…
– …она была величиной с лимон.
– Благодаря этой фронтальной системе в самом центре Атлантического океана…
– …и вся заполнена гноем.
– …мы скоро вступим в длительный период низкого явления…
– …низкого явления?
– Я хотела сказать – низкого давления. Итак, подводя итог…
– Боже, Фейт выглядит такой усталой…
– Впереди у нас холодный пасмурный день.
– Терри, сиди прямо.
– И хотя возможен проблеск света на севере…
– …и волосы у нее в беспорядке. Готова, Фейт? Десять, девять, восемь…
– …температура на юге и юго-востоке падает…
– Семь, шесть, пять…
– Ожидается не выше четырех градусов…
– Три, два…
– Так что не забудьте потеплее одеться…
– Один и…
– Увидимся через полчаса.
– Ноль. Переключаем на скейтбордиста!
После того как я выступаю с первым прогнозом, утро дальше пролетает быстро. Между выходами в эфир я сверяю диаграммы, звоню в метеорологическую службу и исправляю свои бюллетени. В девять тридцать звучит мой последний прогноз, и трансляция программы заканчивается. Мы проводим небольшое обсуждение в зале заседаний, затем я смываю грим, сажусь за свой стол и просматриваю корреспонденцию. Я получаю множество писем, в основном от детей, которые просят помочь им выполнить домашнее задание по географии. Они спрашивают, например, из чего сделаны облака или почему иней белый, чем отличается снег от дождя со снегом и как получается радуга. Есть письма, в которых меня благодарят за то, что я поднимаю людям настроение. Что мне в вас нравится, – пишет мистер Барнз из Танбридж-Уэлс, – это то, что даже когда вы сообщаете нам плохие новости, вы делаете это с улыбкой. Затем следуют письма о моей внешности – и я ненавижу их. Малейшие изменения, как, например, новая прическа, вызывают массу недовольных писем. Есть обращения с просьбами от тех слушателей, которые считают меня Богом. Дорогая Фейт, – написала мне сегодня утром миссис Макманус из Эдинбурга. – Пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, сделайте так, чтобы погода у нас в Шотландии стала получше. Мы не видели ни единого лучика солнца после новогодней ночи! Я отвечаю всем, кроме совсем уж ненормальных. Закончив с письмами, я прибираю стол и иду домой. Меня часто спрашивают, как я провожу свое оставшееся время. Отвечаю – лодырничаю. Я, конечно же, кормлю Грэма и вывожу его на прогулку. Могу встретиться с кем-то из друзей или пройтись по магазинам, занимаюсь домашней работой, которую ненавижу (но мы не можем позволить себе нанять уборщицу), заполняю купоны разных конкурсов и читаю. В идеале мне следовало бы устроиться куда-нибудь и на дневную работу, но не могу – слишком устаю, к тому же это было бы неудобно, поскольку многие, благодаря телеэкрану, знают меня в лицо. Но больше всего по возвращении домой я люблю отправиться в постель и поспать пару часов. Это я сделала и сегодня, во всяком случае, попыталась сделать. Но поймала себя на том, что снова думаю о словах Лили, прозвучавших вчера вечером. Как я уже упоминала, она порой делает неприятные замечания, и довольно часто это касается Питера. Обычно, я тотчас же забываю об этом, но на этот раз не смогла. Зачем только она это сказала и что имела в виду? Она такая умная и проницательная. Но, может, это случайное замечание? Я стала считать овец – не помогло, тогда попыталась назвать все известные мне метеостанции, но и это не помогло. Стала вспоминать имена авторов Питера, но сон по-прежнему ускользал от меня, будто вчерашние слова звучали как заклинание. Я включила радио, чтобы немного отвлечься, но безрезультатно, открыла книгу «Мадам Бовари», даже это не помогало. Мои мысли снова и снова возвращались к словам Лили. Они мучали меня, раздражали, язвили и терзали. Они снова и снова звучали у меня в мозгу, словно комар в номере отеля. «З-з-з, – звенели они, – з-з-з… з-з-з-з… з-з-з-з-з». Я пыталась отогнать их, но они возвращались. Я накрыла голову пуховым одеялом, стала думать о детях, о Грэме, о программе и о том, как она прошла. Вспомнила о родителях и об их последнем путешествии, о рабочем, пришедшем починить крышу, подумала о своей оплачиваемой карточке «Теско» и попыталась припомнить, сколько на нее начислено, но загадочные слова Лили продолжали терзать меня, словно звон в ушах. О чем были ее слова? Что она могла иметь в виду?
– К черту! – сказала я Грэму, откидывая одеяло. – Поеду и все разузнаю.
– Дорогая! – воскликнула Лили, встретив меня у лифта на сорок девятом этаже «Канари Уорф» почти два часа спустя. – Какой замечательный сюрприз! Но что ты здесь делаешь?
– Просто проезжала мимо, – сказала я.
– Правда? Чудесно! У меня как раз время ленча. Можешь присоединиться. Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Не лучшим образом, – призналась я. – Наверное, выпила многовато.
– О боже! – пробормотала она. – Гнев винограда! Но вечер был замечательный, – добавила она, подхватывая собаку под мышку. – Дженнифер ужасно понравилось, не правда ли, крошка? – Дженнифер устремила на меня пустой взгляд. – И как потрясающе, что ты смогла встать три часа спустя и спокойно отработать перед камерой, – продолжала она, пока мы шли по редакционному этажу. – Я видела тебя в шесть тридцать, когда была в тренажерном зале. Эта девчонка Софи довольно смышленая, пожалуй, нам следует написать о ней в журнале. А этот Терри – или как его там? – кажется большим занудой. Классический случай – ничтожество, занимающее не свое место. А где твои милые дети? – спросила она, когда мы проходили мимо стойки с одеждой от лучших дизайнеров.
– Они вернулись в школу, – объяснила я, в то время как боа из розовых перьев заколыхалось вслед душистой волне, которую оставляла за собой Лили. – Питер отвез их сегодня утром на станцию. У них начинается новый семестр.
– Они такие милые! – воскликнула Лили, поглаживая Дженнифер по голове. Не правда ли, Кейти просто прелесть со своим психоанализом. Прямо как маленький Юнг. Нам стоит сделать о ней материал, только нужно снять с нее всю эту одежду, как у синего чулка. Джасмин… – она остановилась возле стола, за которым сидела бледная девица лет двадцати. – Я же тебе говорила не пить кофе во время ленча, ты не сможешь уснуть вечером. Мы прошли мимо стола, где фотограф рассматривал пробы, а длинноногие девицы замерли в лучах огромных ламп. Затем мы вошли в застекленный кабинет Лили. Там и тут в керамических горшках стояли разлапистые орхидеи, на стенах красовались большие фотографии манекенщиц с надутыми губками и заключенные в рамки обложки журнала «Я сама», сверкающие наградами. Она взмахнула рукой в сторону высокого, во всю стену, стеллажа, где были выставлены издания ее соперников.
– Низший мир, – насмешливо бросила она, затем из маленького холодильника, стоявшего в углу, достала бутылку с зеленоватой жидкостью.
– Сок пырея?
– Нет, спасибо.
Она налила себе стакан, села за стол, протянула тарелку и предложила:
– Вегетарианское суши?
– О, я совершенно не хочу есть. Спасибо.
– Эти рулеты из морских водорослей просто изумительны…
– Нет, спасибо. Послушай, Лили, – попыталась я начать разговор. – Мне хочется кое о чем спросить тебя…
– Разумеется, дорогая, – сказала она. – Спрашивай что хочешь.
Внезапно раздался стук в дверь, и вошла секретарша Лили, ее звали Полли.
– Лили, вот февральский номер «Вог». Только что пришел.
Лили поморщилась. Она ненавидит «Вог», это просто навязчивая идея. Все потому, что в 1994 году, когда она была там ответственным редактором одного из разделов, ее не утвердили на должность заместителя главного редактора. Такое неумение правильно оценивать работников с профессиональной точки зрения она никогда не забудет и не простит. Она принялась с ленивым, высокомерным видом листать страницы журнала.
– Боже, как скучно, – пробормотала она. – Опять старая история… по-настоящему vieux chapeau. О боже, все те же штампы. А вот мы бежим от шаблонов как от чумы. Только не Кэтрин Зета-Джонс! Боже! – вдруг воскликнула она с выражением отвращения на лице. – Они рекламируют «сэли-дезерт». – Я бы не потерпела, чтобы эта уродливая вещица появилась в моем журнале! Фейт, – объявила она, бросая журнал на пол, – я добьюсь, чтобы мой журнал продавался лучше, чем «Вог».
– Да, не сомневаюсь, Лили, но…
– И мы недалеки от этого, – добавила она, откидываясь на спинку стула, переплетая свои длинные пальцы и устремив взгляд в потолок. – Множество рекламодателей из «Вог» переходят к нам, но кто сможет их осудить? – спросила она, и это был чисто риторический вопрос. – Они не могут отказаться от наших предложений, – продолжала она без паузы, скармливая Дженнифер кусочки суши. – Мы окружаем их заботой, льстим им, предоставляем им выгодные условия. Мы…
– Лили!
– …так и пляшем вокруг них, делаем так, чтобы они почувствовали себя лучшими, короче говоря – не кусаем кормящую нас руку.
– Лили…
– Во всяком случае, теперь все поняли, что «Я сама» – самый модный журнал тысячелетия, – продолжала она, подходя к окну и поднимая жалюзи. – Не правда ли, чудесно? – произнесла она, глядя вниз на огромный стеклянный купол. – Ведь правда чудесно? – повторила она. – Подойди сюда, Фейт, и посмотри. Посмотри на все… это. – Она обхватила своей изящной рукой мою руку. – Тебе не кажется, что все это просто фантастика?
– По правде говоря, для меня это всего лишь форма, лишенная содержания, – честно призналась я, вдыхая аромат «Ипнотик Пуазон».
– Я была там, – мечтательно пробормотала она, проигнорировав мое замечание. – Я была там, Фейт, на вечере.
– Знаю.
– Там присутствовали королева и Тони Блэр. Тебя это не удивляет, Фейт? Что твою маленькую школьную подружку туда пригласили? Я бросила взгляд на профиль Лили. Внезапно мне показалось, что мы перенеслись на двадцать пять лет назад. Я вспомнила неловкую девочку, стоявшую на сцене в голубом льняном платье, выражение страха и смущения на ее лице. А теперь она смотрела сверху вниз на самые высокие лондонские здания, и весь мир простирался у ее ног.
– Тебя это не удивляет? – настойчиво переспросила она.
– Что? Ну да, то есть нет. Я хочу сказать, не очень, Лили, я всегда знала, что тебя ждет успех.
– Да, – задумчиво согласилась она, и мы обе устремили взгляды на сверкающую внизу реку, усеянную лодками. – Я преуспела, несмотря на попытки иных особ вставлять мне палки в колеса.
– Каких особ? – поинтересовалась я.
– О, не имеет значения, – тихо проговорила она. – Это всего лишь ничтожества, которые собирались помешать моему успеху. Но они знают, кто они. И я тоже знаю, кто они, – с угрозой в голосе продолжала она. – Но никому не под силу остановить меня. Никто не вернет меня назад.
– Лили, – перебила я, мечтая, чтобы она хоть на секунду замолчала и выслушала меня.
– Я побеждаю своих врагов, Фейт, – спокойно продолжала она. – Благодаря своей прозорливости и упорному труду. «Я сама» станет номером один среди глянцевых журналов, потому что у нас множество оригинальных идей. А теперь, – с энтузиазмом сказала она, вернувшись к своему столу, – я хочу услышать твое мнение по поводу нового раздела, который мы хотим включить – это, разумеется, секрет. Что ты думаешь об этом? – И она протянула мне макет страницы. Она была озаглавлена:
1 2 3 4 5 6 7