Здесь выложена электронная книга Кошка автора по имени Колетт Сидони-Габриель. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Колетт Сидони-Габриель - Кошка.
Размер архива с книгой Кошка равняется 87.14 KB
Кошка - Колетт Сидони-Габриель => скачать бесплатную электронную книгу
OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Чистое и порочное»: АСТ, Орлов и сын; Москва; 1994
ISBN 5-88196-318-0
Аннотация
В предлагаемой читателю книге блестящей французской писательницы, классика XX века Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) включены романы и повести, впервые изданные во Франции с 1930 по 1945 годы, знаменитые эссе о дозволенном и недозволенном в любви «Чистое и порочное», а также очерк ее жизни и творчества в последние 25 лет жизни. На русском языке большинство произведений публикуется впервые.
Сидони-Габриель Колетт
Кошка
К десяти часам участники семейного покера начали выказывать признаки утомления. Камилла боролась с усталостью, как борются с ней в девятнадцать лет: то встряхиваясь и вновь обретая свежесть и ясность, то начиная вдруг зевать, прикрывшись сплетёнными пальцами, – и тут лицо её сразу бледнело, подбородок белел, на щеках проступали под слоем охристой пудры черноватые тени, а на глазах выступали слезинки.
– Камилла, тебе пора в постель!
– Но ведь только десять часов, мама! Кто же ложится спать в десять часов?
Она взглядом искала поддержки у жениха, обмякшего в кресле.
– Оставьте их! – послышался голос другой матери. – Им ещё неделю ждать. Какое уж тут благоразумие?
– Вот именно! Часом больше, часом меньше… Камилла, отправляйся-ка в постель! Да и нам пора.
– Еще неделя! – ахнула Камилла. – Ну да, ведь сегодня понедельник. Совсем вон из головы! Ален, иди сюда! Иди!..
Она швырнула сигарету в сад, закурила другую, разобрала и перетасовала брошенные на столе карты, разложила их по правилам кабалистического искусства.
– Сейчас узнаем, получим ли мы чудненький детский родстер до брачной церемонии. Гляди, Ален! Сам объявился, а заодно – дальняя дорога и важное известие…
– Кто объявился?
– Да родстер, кто ж ещё?
Не отрывая затылка от спинки кресла, Ален повернул голову к распахнутой стеклянной двери, откуда наносило сладким духом шпината и подсыхающей травы, – днём подстригали лужайки. К этим запахам примешивалось медвяное благоухание расцветшей жимолости, мостящейся по стволу высокого усохшего дерева. Тонкое позвякивание известило о том, что старый Эмиль вносит трясущимися руками поднос с сиропами и охлаждённой водой, подававшимися к десяти часам. Камилла поднялась и начала приготавливать напитки.
Последним она с заговорщицким видом подала запотевший стаканчик с питьём своему жениху. Камилла глядела, как он пьёт, и, увидев прижатые к стакану губы, ощутила внезапное волнение. Однако он так устал, что не пожелал разделить её смятение, а лишь слегка пожал её белые пальцы с красными ногтями, забиравшие опорожнённый стаканчик.
– Завтра обедаешь у нас? – вполголоса спросила она.
– Спроси карты.
Камилла отступила, скроила шутовскую рожицу:
– Не выдержать двадцать четыре часа! Терпеть при этом скрещённые ножи, дырявые монетки, звуковое кино, Боже мой…
– Камилла!
– Прости, мама… Но над этим не шутят! Гадание на сутки. Славный человек, услужливый и расторопный вестник в чёрном, пиковый валет, которому вечно не терпится…
– Не терпится чего?
– Поговорить, разумеется! Ведь ему известно, что случится в ближайшие сутки, даже двое. А если положить по две лишние карты справа и слева, он подскажет события ближайшей недели…
Она частила скороговоркой, соскабливая острым кончиком ногтя присохшие в углах рта натёки губной помады. Ален внимал ей без скуки и без снисхождения. Они были знакомы уже много лет и он знал, чего она стоит по меркам современных девушек. Знал, что она слишком быстро и слишком хорошо водит машину, замечая при этом решительно всё; что с её ярких губ всегда готово слететь крепкое словцо, предназначенное какому-нибудь водителю такси; что она лжёт не краснея, как лгут одни дети и подростки; что может обмануть родителей, чтобы потанцевать с ним после ужина «в каком-нибудь кабачке», где они пили, правда, один апельсиновый сок, потому что Ален не любил спиртное.
Еще до помолвки она дала ему вкусить не раз – как при дневном свете, так и в темноте – свои предусмотрительно вытертые сочные губы, свои вполне заурядные груди, неизменно заключённые в двойную оболочку из кружевного тюля, и свои дивные ноги, облитые безупречными, тайно приобретаемыми чулками, «как от Мистенгетта. Осторожнее с чулками, Ален!» Самое красивое, что у неё было, – это чулки и ноги…
«Она хороша, – рассуждал Ален, – оттого, что в ней нет ни одной некрасивой черты; оттого, что волосы её – ровного чёрного цвета, что блеск её глаз прекрасно сочетается с её чистыми, всегда вымытыми и напомаженными волосами цвета клавиш новенького пианино». Но он знал также, что она способна на резкость и непостоянна, как горная река.
Она продолжала разговор о родстере:
– Нет-нет, папа! Чтобы Ален сел за руль, когда поедем через Швейцарию? Исключено! Он слишком рассеян да, в сущности, не очень-то любит водить. Уж я его знаю!
«Она меня знает – повторил Ален про себя. – Верно, ей так кажется. Да я сам столько раз твердил ей: "Уж я тебя, детка, знаю!" Саха тоже знает её. Кстати, куда это Саха запропастилась?»
Он поискал кошку глазами, с усилием оторвался от кресла – сначала одно, потом другое плечо, затем спина и, наконец, седалище – и расслабленно сошёл с пятиступенного крыльца.
Обширный сад в окружении других садов дышал в ночи густыми запахами возделанной, обильно удобренной, непрестанно побуждаемой к плодородию земли.
Дом мало изменился за время, минувшее с рождения Алена. «Дом единственного сына», – любила повторять Камилла, не скрывавшая своего презрения к сотовой кровле, к вставленным в скат шиферной крыши окнам верхнего этажа, как, впрочем, и к скромным лепным украшениям по сторонам стеклянных дверей первого этажа. Казалось, сад, как и Камилла, презирает дом. Высоченные вязы, с которых сыпались почернелые сучочки – так бывает всегда, когда деревья этой породы достигают почтенного возраста – прятали его от взоров и соседа, и прохожего. Поодаль, на продающемся участке, как и во дворе лицея, можно было ещё видеть растущие попарно старые вязы, которыми были обсажены четыре подъездные аллеи существовавшего здесь некогда поместья, – последние остатки парка, пожираемого современным Нёйи.
– Ты где, Ален?
Камилла звала его, выйдя на крыльцо. Как бы назло ей Ален не отвечал, а только ещё дальше отодвинулся в спасительную темноту, нащупывая ногами края подстриженного газона. Посреди небес сияла луна, расплывшаяся в дымке первых тёплых дней. Единственное дерево посреди лужайки – покрывшийся молодыми блестящими листочками тополь, – облитое лунным светом, мерцало как бы блёстками падающей воды. Серебристый блик метнулся из купы кустов, рыбой скользнул к ногам Алена.
– А вот и ты, Саха! Я тебя искал. Почему не пришла к столу?
– М-р-р-рум. – отвечала кошка. – М-р-р-ум…
– Что значит «мрум»? Почему «мрум»? Кто же так говорит?
– Мр-р-рум, – настаивала кошка. – Мр-р-р-ум… Он нашёл ощупью и погладил длинную спинку – мех был нежнее заячьего, – коснулся маленьких прохладных ноздрей, расширенных мяуканьем. «Моя кошка… Моя…»
– Мур-р-ру, – тихонько мурлыкала кошка. – Мур-р-р-ум…
Со стороны дома вновь донёсся голос Камиллы, и Саха скрылась в изгороди из подстриженных кустов бересклета, исчерна-зелёных, как ночь. – Ален! Идем! Он побежал к крыльцу. Послышался смех Камиллы.
– Я вижу твои бегущие волосы! – крикнула она. – Надо же быть таким блондином!
Он прибавил ходу, одним прыжком перемахнул через пять ступеней и очутился в гостиной, где, кроме Камиллы, не было ни души.
– Остальные? – вполголоса осведомился он.
– Гардеробная, – в тон ему отвечала Камилла.
– Гардеробная и осмотр «работ». Общее огорчение. Дело не движется. Конца этому не видно! А нам плевать с высокой горы! Нам бы поумнее быть да оставить за собой квартиру Патрика. Он себе другую найдёт. Хочешь, я этим займусь?
– Да, но если Патрик уступит свою «Скворечню», то единственно для того, чтобы доставить тебе удовольствие!
– Разумеется! Этим и надо воспользоваться!
Она источала одним женщинам присущую безнравственность, к которой Ален так и не мог привыкнуть. Он попенял ей лишь безличным «надо воспользоваться», когда следовало сказать прямо «мы воспользуемся». Но Камилла усмотрела в его замечании лишь любовный укор.
– Погоди немного, скоро я научусь говорить «мы»…
Чтобы пробудить в нём желание поцеловать её, она словно из озорства выключила верхний свет. Освещённая одной настольной лампой, девушка отбрасывала длинную чёткую тень.
Закинув сплетённые руки за голову, она призывно глядела на него. Но он видел одну её тень. «Как она прекрасна на стене, удлинена ровно настолько, насколько нужно. Такой я и хотел бы её видеть!..»
Он сел, сравнивая обеих. Польщённая его вниманием, Камилла изогнулась, выставила вперед грудь, изображая баядерку, но тень лучше неё знала эту игру. Свесив руки, девушка прошлась по гостиной, впереди неё шествовала образцовая тень. Добравшись до растворённой стеклянной двери, тень скакнула вбок и перескочила в сад, на розовый гравий дорожки, обхватив по пути длинными руками обрызганный месяцем тополь. «Жаль», – мелькнуло в голове Алена. Он вяло укорял себя за свою склонность любоваться в Камилле или её идеализированным образом, или застывшими обликами – например, тенью, фотографией, живыми воспоминаниями, сохранившимися от некоторых встреч или некоторых её нарядов…
– Что с тобою сегодня? Подай мне хотя бы накидку…
Его укололо то невысказанное, что стояло за этим «хотя бы», как и едва заметное пожатие плечами, когда она проходила перед ним в дверь, ведущую к гардеробной и к комнате прислуги. «Ей нет нужды пожимать плечами. Об этом позаботилась природа и привычка. Когда она забывает следить за собою, плотная шея делает её приземистой. Самую малость приземистой».
В гардеробной мать Алена и родители Камиллы топтались на веревочной циновке, точно разгоняя кровь в коченеющих ногах, и оставляли на ней следы, похожие на тающий грязный снег.
Устроившись на наружном подоконнике, кошка наблюдала за ними хотя и нелюбезным, но незлым взглядом. Набравшись, по её примеру, терпения, Ален слушал изъявления привычного неудовольствия:
– Чем дальше в лес…
– Ни на шаг за неделю не продвинулись!
– Хотите знать, что я думаю, милочка моя? Тут две недели, месяц – какое месяц? – два месяца потребуется, чтобы их гнёздышко…
Заслышав «гнёздышко», Камилла ринулась в мирную битву с таким энтузиазмом, что Ален с Сахою зажмурились.
– Да мы уж привыкли! Даже как-то забавно жить у Патрика. И сам он премного доволен, ведь у него ни шиша – извини, мама, ни копейки… Уложить чемоданы и – фьюить! – на верхотуру, на десятый этаж! Верно, Ален?
Ален открыл глаза, неопределённо улыбнулся и набросил ей на плечи светлую пелерину. В зеркале на противоположной стене он поймал полный упрёка взгляд Камиллы, но сердце его не смягчилось. «Я не поцеловал её в губы, когда мы оставались вдвоём. Ну так что же? Не поцеловал, и всё тут. Сегодня у неё недосчёт по части поцелуев в губы. Первую порцию она получила без четверти двенадцать на дорожке Булонского леса, вторую – в два часа пополудни, когда мы вышли из кафе, третью – в половине седьмого в саду, а вот вечерней не получилось. Что ж, пусть припишет к счёту, коли сердится… Что это со мной? Просто с ног валюсь. Какую-то дурацкую жизнь мы ведём: встречи все нескладные, да и слишком много времени проводим вместе… Нет, решено! В понедельник иду в магазин и…»
Он явственно ощутил едкий химический запах новых штук шёлковой ткани, и тут же, точно во сне, ему явилась непроницаемая улыбка господина Вейе и, точно во сне, прозвучали слова, которые ещё и теперь, в двадцать четыре года, повергали его в трепет: «Нет, нет, мой юный друг! Окупится ли в течение года новая счётная машинка, стоящая семнадцать тысяч франков? В этом вся закавыка. Позвольте самому старому соратнику вашего бедного батюшки…» Вновь увидев в зеркале укоризненное лицо и настороженный взгляд прекрасных чёрных глаз, Ален обнял Камиллу.
– Ну так что, Ален?
– Оставьте его, милочка моя! Эти бедные дети…
Камилла вспыхнула, высвободилась из рук Алена и подставила ему щёку с такой мальчишеской, такой приятельской непринуждённостью, что он поборол желание припасть к её плечу: «Лечь в постель и спать… Боже мой! Лечь и уснуть…»
В саду послышался голос кошки.
– Мр-р-ум… Р-р-р-ум…
– Слышишь кошку? Верно, охотится, – умиротворённо молвила Камилла. – Саха! Са-ха!
Кошка умолкла.
– Охотится? – удивился Ален. – Как это – охотится? Начать с того, что теперь май. А во-вторых, она говорит «мр-р-р-ум»!
– Ну так что?
– А то, что, если бы она охотилась, она ни за что ни сказала бы «мр-р-р-ум». К твоему сведению, так она подзывает котят. Это почти крик.
– О Господи! – вскричала Камилла, вздевая руки. – Уж если Ален взялся толковать кошачий язык, то это надолго!
Она сбежала с крыльца в сад, и в саду вспыхнули два больших лиловых шара в старинном духе, зажжённые дрожащей рукой старого Эмиля.
Ален и Камилла ушли вперёд. У ограды он поцеловал её под ухом, ощутив сквозь облако старинных её духов приятный запах хлеба и тёмных волос, и сжал под накидкой голые девичьи локти. Она села за руль, родители устроились сзади. Ален ощутил себя бодрым и весёлым.
– Саха! Саха!
Кошка вынырнула из темноты почти у самых его ног, побежала, когда побежал он, длинными скачками обогнала его. Ален чувствовал её, хотя и не видел. Первой влетев в холл, она тотчас вернулась ждать его на крыльцо. Выпятив грудку, прижав уши, она смотрела, как подбегает Ален, дерзко устремив на него жёлтые, глубоко сидящие глаза свои, недоверчивые, гордые, самоуверенные.
– Саха! Саха!
Когда её имя произносили вполголоса и на особый лад, с резким придыханием на «ха», кошка приходила в сильное возбуждение. Она ударила хвостом, вскочила на покерный столик и, выпустив когти, раскидала лапками игральные карты.
– Ох уж эта кошка! – послышался материнский голос. – Нет в ней никакого понятия о гостеприимстве. Погляди, как она радуется отъезду наших друзей!
Ален рассмеялся мальчишеским смехом, каким смеялся лишь в домашнем кругу или в обществе очень близких людей, – ни за оградой, ни за вязовой аллеей он никогда не звучал, – и судорожно зевнул.
– Боже, какой у тебя утомлённый вид! Возможно ли выглядеть таким усталым, когда счастлив? Остался ещё оранжад?.. Нет! Ну, можно идти спать. Оставь. Эмиль погасит.
– «Мама говорит со мною так, точно я едва встал на ноги после болезни или у меня снова начинается паратиф…»
– Саха! Вот чертёнок! Ален, ты не мог бы добиться от кошки, чтобы она…
По обитой потёртым узорчатым штофом стене кошка успела уже известным ей путём вскарабкаться почти под самый потолок. Какое-то время, распластавшись по стене на растопыренных лапках, она притворялась серой ящерицей, потом сделала вид, будто у неё закружилась голова, и жеманно мяукнула призывным голоском.
Ален послушно стал у стены, подставив плечи, и Саха скользнула вниз подобно дождевой капле, сбегающей по окну. Когда она перебралась на плечо Алена, они вдвоём отправились в их спальню.
Длинная висячая кисть ракитника, чернеющая напротив растворённого окна, стала длинной гроздью светло-жёлтых цветов, когда Ален зажег верхний свет и лампу на ночном столике. Свесив плечо, он перевалил кошку на постель и принялся бессмысленно ходить из спальни в ванную и обратно в спальню, как делают люди, уставшие настолько, что не могут заставить себя лечь в постель.
Высунувшись в окно, он отыскал недобрым взглядом белую груду, обозначающую место неоконченных «работ», потом начал выдвигать и задвигать ящики, открывать и закрывать коробки, где тайно хранились истинные его сокровища: золотой доллар, перстень с печаткой, агатовый брелок, прикреплённый к цепочке от отцовых часов, несколько красно-чёрных зерен заморской канны, перламутровые чётки первого причастия, сломанный тонкий браслет юной, одержимой бурными страстями любовницы, чьё пребывание здесь было столь же кратким, сколь и шумным… Прочие же мирские его блага заключались единственно в сброшюрованных и переплетённых книгах, письмах и фотографиях…
Он задумчиво перебирал обломки минувшего, блестящие пустячки, подобные ярким камушкам, какие натаскивают в своё гнездо вороватые сороки. «Надо бы выкинуть всё это… или оставить? Это теперь безразлично мне… Безразлично ли?» Единственное дитя своих родителей, Ален дорожил всем, чем владел безраздельно, на что никто никогда не притязал.
Взглянув на своё отражение в зеркале, он почувствовал досаду на самого себя. «Да ложись же спать! Совсем расклеился, смотреть тошно, – промолвил он, обращаясь к молодому красивому блондину. – Меня считают красивым только потому, что я блондин. Будь у меня чёрные волосы, я выглядел бы просто уродом». В который уже раз он неодобрительно посмотрел на свой несколько вытянутый нос и слишком длинные щёки, но и в который раз раздвинул губы в улыбке, чтобы похвастать зубами, любовно провёл ладонью по необыкновенно густым, волнистым от природы светлым волосам и с удовольствием отметил цвет своих зеленовато-серых глаз, осенённых тёмными ресницами.
Кошка - Колетт Сидони-Габриель => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Кошка автора Колетт Сидони-Габриель дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Кошка у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Кошка своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Колетт Сидони-Габриель - Кошка.
Если после завершения чтения книги Кошка вы захотите почитать и другие книги Колетт Сидони-Габриель, тогда зайдите на страницу писателя Колетт Сидони-Габриель - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Кошка, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Колетт Сидони-Габриель, написавшего книгу Кошка, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Кошка; Колетт Сидони-Габриель, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн