Гитара, которую Дики купил на одном из тех рынков, где можно купить «Ролекс» за двадцатку и туфли «Гуччи» за сороковник, неопытному человеку показалась бы настоящей щегольской «Martin D-28». Вплоть до инкрустации «в елочку», или, как ее иначе называют, «селедочный хребет».
– Селедочные хребты настоящие? – спросил Дики продавца.
Тот чуть не онемел от изумления, но тут же пришел в себя.
– Да-да! Очень настоящие! Самые лучшие! Первый сорт!
– Великолепно, – сказал Дики. – А это хребты девственных селедок?
Несколько мгновений несчастный продавец разрывался надвое: никак не мог понять, то ли у него не хватает знаний в области, необходимой для успешной торговли поддельными гитарами, то ли покупатель спятил. Но медлил он недолго.
– Да! Конечно! Лучшие хребты, лучшие селедки! Две… две… двестенные. Первый сорт! Нет проблем!
Вспомнив эту беседу, Дики улыбнулся победной улыбкой мальчишки-южанина. И снова помрачнел. Он постучал по инкрустированной деке. Погладил гриф. Нежно перебрал струны. Наконец, поглядывая то и дело в телевизор, попытался наиграть мелодию Фила Окса, но дальше первого куплета не продвинулся. То же самое было с любимыми песнями Боба Дилана и Нила Янга. Он не мог вспомнить даже «Сюзанну» Коэна, которую только прошлой ночью так отлично исполнил для ночной бабочки свободного полета.
Но была в его репертуаре одна песня, текст которой никогда – вне зависимости от количества неприятностей – не стерся бы из памяти, и Дики играл ее снова и снова, пока тянулся этот нескончаемый день.
На встречу в Когнито, милая,
Свое прошлое с собой не потащим.
А будущее нам напомнит:
Тайна главная – в настоящем.
Раз уж одни мы в Когнито,
Одежду мы быстренько скинем,
Но, хоть будем голы как соколы,
Никогда своих масок не снимем.
И Золушка в наряде инкогнито,
Говорят, на балу побывала.
Всегда ровно полночь в Когнито
На черных часах в центре зала
Нам с тобой суждено жить в подполье,
Лишь инкогнито нам по плечу.
Жди меня там, где ни солнца, ни поля,
А ксивы и травку я прихвачу.
Так приезжай скорее в Когнито,
Тебя я не выдам и буду рядом.
Из рая мы выскользнем в заднюю дверь,
И тайком погуляем по аду.
Инкогнито
Инкогнито
Там дни – как миражи
Инкогнито
Инкогнито
Там правда краше лжи.

* * *
Когда социализм переходит некую грань, он превращается в тоталитаризм. Капитализм же, доведенный до крайности, напротив, становится анархией. Те, кто ставит под сомнение точность последнего наблюдения, никогда не ходили по улицам Бангкока.
По этой самой причине – капитализм вышел из-под контроля, вследствие чего воцарился хаос, – Стаблфилд и отказывался летать в Бангкок (во всяком случае, так он это объяснял). Однако непрерывные конструкция, деконструкция и реконструкция, нескончаемая торговля, возрастающее загрязнение окружающей среды, отупляющий мозги шум и круглосуточная круговерть не останавливали Дерна, и время от времени он отваживался нанести туда визит; Дики же почему-то манил этот город, что было тем более странно, поскольку Бангкок – Большой Буйный Безобразник – коренным образом отличался от всего того, что он любил в Лаосе. Возможно, в этом крикливом и шумном городе его очаровывала причудливая смесь мягкой, ясноглазой буддистской доброжелательности и бесстыжей улыбчивой торговли сексом, однако и к тому, и к другому он лишь принюхивался (что могла бы подтвердить мисс Джинджер Свити).
Бангкок – город контрастов, это хуже чем клише, это банальность и пошлость, и не только потому, что это совершенно очевидно, но и потому, что в некотором смысле каждый большой город – город контрастов. Разве роду человеческому не свойственна противоречивость, разве мы не обитаем на дихотомической планете, болтающейся во Вселенной, которая, судя по всему, сама насквозь парадоксальна? Но следует, однако, заметить, что контрасты Бангкока слишком уж ярки и резки, так что за норму это принять трудно.
Бангкок – это и ультрасовременный джаггернаут в стиле хай-тек, и вязкая азиатская истома; он как ни один другой мегаполис балансирует между острым и сладким, мягким и твердым, высоким и низким. Это шелковая циркулярная пила, лакированный отбойный молоток, разврат в поясе верности, оцифрованная молитва. Его бесчисленные часовни и храмы окутаны облаками выхлопных газов, его бесчисленные пороки и преступления озарены нежнейшими улыбками, и при всем при этом Бангкок умудряется с благородной грацией удерживать равновесие, и грация, хоть и заученная, не теряет естественности, а благородство реализуется сутенерами и шлюхами.
Ладно, хватит. Нет смысла талдычить вам про Бангкок и его парадоксы, про шумливое смешение святости и разнузданности. Для наших целей вполне достаточно сообщить, что приблизительно через полчаса после заката Дики Голдуайр, волнение и нетерпение которого дошли до предела, запер новую гитару в гостиничном номере и рискнул выйти на улицу – в вышеупомянутые суету и неразбериху.
Воздух, знойный и плотный, словно растопырил толстые красные пальцы, пальцы пекаря, месившие прохожих будто тесто. Такую погоду Бутси Фоли вряд ли назвала бы «очаровательной», хотя – как знать.
Улицы по обыкновению кишели людьми. Их было почти что поровну: бизнесменов в полотняных костюмах, девиц в микроскопических юбочках и монахов в оранжевых балахонах. К ним примешивалась толика белых мужчин в брюках цвета хаки и белых рубашках – такова униформа иностранцев из местных. Дики был одет точно так же, для того чтобы не выделяться, однако стоило ему оказаться около «Сафари» или какого другого бара, облюбованного его бывшими соотечественниками, он спешил перейти на другую сторону улицы – боялся, хоть это и было маловероятно, что его узнают.
(Кто живет по наитию?
Тот, кто в Когнито едет.
На завтрак он жрет интуицию,
На обед паранойю цедит.)
Самый быстрый и эффективный способ передвигаться по Бангкоку – водное такси, но поскольку от «Зеленого паука» до реки почти столько же, сколько до Патпонга, Дики выбрал тук-тук. Прошло сорок минут, прежде чем трехколесная штуковина доставила его к северной границе района. Дороги Патпонга уже много лет были закрыты для колесного транспорта, поэтому ему предстояло продолжить путь пешком, что оказалось даже кстати, поскольку он понятия не имел, в каком из многочисленных клубов выступает Элвисьют.
По периметру Патпонг патрулировали вольные проститутки – те немногие, которые не работали в барах и не батрачили на сутенеров (и посему их постоянно донимали, а то и угрожали физической расправой те, кто хотел бы ими владеть или распоряжаться). Дики поискал глазами мисс Джинджер Свити и, не увидев ее, расстроился и обрадовался.
Но… стоило ему пройти несколько шагов, и он столкнулся с Профессором.
* * *
Профессором называл его Дики. Больше никто, хотя могли бы: от этого старичка исходила столь густая аура академизма, что при виде его кто угодно вспомнил бы про школьные кошмары.
Это был тщедушный человечек с всклокоченными седыми патлами, в круглых железных очёчках, в мешковатом синем костюме, тут и там присыпанном пеплом, с буро-коричневым галстуком в подтеках от соуса чили, в коричневых башмаках, о которые, судя по всему, точил зубы целый выводок юных ротвейлеров, и лицо его всегда хранило выражение величественной серьезности, но впечатление портил блуждающий и отрешенный взгляд. Его легко было вообразить профессором физики в университете Махидол.
Уже лет двенадцать Дики раза два-три в год заявлялся в Бангкок, и всякий раз, стоило ему оказаться в Патпонге, как через минуту-другую откуда ни возьмись возникал Профессор. Шаркая изжеванными полуботинками, он подходил к Дики, как подходил к каждому одинокому мужчине (и к европейским парам, если это были туристы), дружелюбно приветствовал его и задавал один и тот же вопрос – вежливо и уважительно, как осведомлялся бы у уважаемого коллеги, не желает ли он выступить на конференции по перезаряженным субатомным частицам:
– Мистер, хотеть смотреть, как девушка трахаться с обезьяна?
* * *
Обычно Дики столь же уважительно отвергал это предложение.
– Благодарю вас, но меня не интересуют подобные мероприятия, даже если это были бы Чита и Джейн. Кинг-Конг и Фэй Рей составили бы куда более завлекательную пару – ввиду проблем, вызванных несоответствием их размеров, хотя, строго говоря, ни Чита, ни Кинг-Конг, разумеется, обезьянами не являются. – Обычно Дики нес что-нибудь в этом духе, вознаграждал Профессора несколькими батами и шел своей дорогой, ругая себя за то, что выступил совершенно в стиле Стаблфилда. Сегодня же он остановился и вместо ответа задал вопрос:
– Вы не знаете, где Элвисьют?
– Элвисьют?
– Ну да, Элвисьют. Где он сегодня выступает?
Профессор так глубокомысленно почесал в затылке, словно размышлял над сильным взаимодействием, в процессе которого пары нуклонов обмениваются зарядами.
– Сегодня, – выговорил он медленно и осторожно, – Элвисьют, по-моему, играть в «Шей-рей-бом».
– Где-где?
– В «Шей-рей-бом».
– В «Шератоне»?
– В «Шей-рей-бом».
– Понятно, в «Шератоне». Вы имеете в виду «Ройал Оркид Шератон». Тьфу ты, черт! – ругнулся себе под нос Дики. «Шератон» находился в квартале роскошных отелей, на берегу реки, и до него было больше мили – по духоте и пыли.
Но Профессор раздраженно помотал седенькой головой – словно злился на особо тупого студента.
– Нет! Не «Рора Оркид Шератон». Элвисьют играть в «Ше-ра-бум». В Патпонге. «Ше-ра-бум клаб».
Тут уж почесал в затылке Дики. И вдруг что-то щелкнуло.
– А-а-а… Вы имеете в виду «Черри бомб»? Клуб «Черри бомб»?
Улыбнувшись и дыхнув на Дика дешевой тайской жидкостью для ополаскивания рта, Профессор согласно кивнул.
– Да-да. «Ше-ра-бум». Нет проблем. О'кей! – Он величественно кивнул, сложил по-буддистски руки, а затем принял комок тайских банкнот и тут же переключился на поиски нового мистера.
Обойдя стороной «Сафари» и «Кингз корнер» (последний стал приютом для тех американцев, которые считали его лучшим в мире, за исключением разве что Ватикана, клубом транссексуалов), Дики пробился сквозь густую толпу зевак и шлюх к «Черри бомб». У входа он остановился и прислушался, надеясь уловить знакомые нотки «Love Me Tender» или «Hound Dog». Однако оттуда не доносилось ни звука, да и свет не горел. В «Черри бомб» было тихо и темно. Может, не заплатили кому следовало. Или какие-нибудь австралийцы, устроив потасовку, разнесли клуб в клочья. Как бы там ни было, но «Черри бомб» не работал.
* * *
Поводов психовать не было. Зачем? Ведь Ксинг отправился в Патпонг затем, чтобы послушать Элвисьюта. А значит, сегодня Элвисьют выступает именно в Патпонге, а не на Силом-роуд в каком-нибудь отеле у реки, не в «Нана-Плаза», не в «Сой-Ковбой» и не где-то еще. Можно было рассуждать и так, но что, если Ксинг намеревался застать Элвисьюта именно в «Черри бомб», и понятия не имел, что клуб закрыт? Да, конечно, у Ксинга есть знакомые в Бангкоке, но живет-то он в далекой деревушке у границы с Лаосом. Откуда ему знать такие подробности?
Дики принялся тщательно прочесывать улицу, заглядывая в каждый бар, где можно устроить живой концерт. Поскольку в секс-клубах музыка только на дисках, их он пропускал, впрочем, как обычно, задержался на мигу самого знаменитого в Патпонге плаката, того самого, где было написано:
ПИПКА ИГРАЕТ В ПИНГ-ПОНГ
ПИПКА КУРИТ СИГАРЕТУ
ПИПКА ЕСТ ПАЛОЧКАМИ
ПИПКА ОТКРЫВАЕТ ПИВО
ПИПКА ПИШЕТ ПИСЬМО
Если цель рекламного объявления – привлечь максимальный интерес, то это – самое удачное в истории жанра. Возбуждались даже те из прохожих, кто скорее бросился бы вниз головой с лестницы, нежели посетил шоу с генитальными трюками. Женщин оно шокировало, удивляло, интриговало, возможно, втайне и вдохновляло. Мужчинам щекотало нервы, приводило в восторг, возможно, даже пробуждало подсознательную зависть к вагине. И благоговеющие, и возмущающиеся – никто не мог пройти мимо; более того, в отличие от девяноста пяти процентов рекламы на Мэдисон-авеню эта была правдивой: если вы решались заглянуть внутрь (что Дики делал раз или два до того, как влюбился), то могли лицезреть все, что было обещано, и даже более того.
Однако Дики был недоволен, что текст объявления не менялся по меньшей мере лет десять. Нет, он не ждал от этого секс-шоу номеров с живыми лягушками, от которых в «Нана-Плаза» все как с ума посходили, однако, принимая во внимание то, какая технофилия охватила Таиланд, он вполне представлял себе новую строку в рекламе:
ПИПКА ВХОДИТ В ИНТЕРНЕТ
* * *
Представьте себе город, где идут почти параллельно три улицы с одним и тем же названием. Такой город существует, и хотя можно предположить, что столь схожие улицы должны находиться в Паго-Паго или Валла-Валла (точнее сказать, Паго-Паго-Паго или Валла-Валла-Валла), это не так. Логику, которой эта странная избыточность бросает вызов, объяснить невозможно, но нельзя не восхититься муниципалитетом, так беззастенчиво пренебрегшим правилами городского планирования. Старые доиндустриальные города с их естественно переплетающимися лабиринтами улочек пусть и смущают прагматический ум, но тешат свободу духа, однако немногие из них, а может, даже ни один не достиг такой степени свободы.
Стаблфилд, узнав про трио параллельных улиц, сказал:
– Весьма забавно! Меня всегда утомляла городская планировка. Это насилие над природой, оковы для фантазии и клетка для души. Возможно, Бангкок все-таки стоит посетить.
Однако Марс Стаблфилд так и не посетил Бангкок. Там теперь находился Дики Голдуайр – прочесывал обе стороны самой оживленной из трех улиц, обозначенной на некоторых картах города как «Патпонг I». Впрочем, безрезультатно. Дики уже казалось, что искать Элвисьюта в Патпонге – все равно что искать контактные линзы Ионы во чреве кита. Еще Дики чувствовал слабость и головокружение – и тут он вспомнил, что с утра съел только печеное яблоко с заварным кремом и пакетик чипсов.
На Патпонг III имелся ресторанчик, славившийся янг-кунгом, и хотя по части еды Дики было далеко до Тануки (да и до Стаблфилда), при мысли об этом блюде (в горах Лаоса морепродуктов не достать) у него потекли слюнки.
Патпонг III был улицей потише, скорее переулком, хотя и здесь открыли несколько гей-клубов. В ресторанчике, как с некоторой тревогой отметил Дики, появилась эстрада для караоке, но в данный момент она была пуста, да и креветки оказались по-прежнему хороши. Дики запил их парой пинт пива, а после ужина заказал двойное виски. Он решил (разумеется, ошибочно), что алкоголь успокоит нервы.
Нынешняя ситуация не представлялась такой уж сложной. Нужно было отыскать Элвисьюта, чтобы отловить Ксинга. С Ксингом нужно было связаться, чтобы тот нелегально переправил Дики в Лаос. В Лаос нужно было вернуться, чтобы поскорее добраться до виллы «Инкогнито» и сообщить Стаблфилду об аресте Дерна Фоли, а также собраться с мыслями, собрать вещи и двигаться дальше.
Дики, уставившись в стакан, должно быть, слишком глубоко задумался, поскольку, когда с ним заговорила хозяйка ресторана, вздрогнул от неожиданности. Обычно внутренний радар предупреждал его о ее приближении, но волнение в сочетании с выпивкой помешали отследить сигнал.
– Чего такого? Виски плохо?
– А? Что? Нет, виски хорошо. Виски саба ди. Виски санук. Kay py нах.
Хозяйка захихикала.
– Ты очень хорошо говорить тайски, – соврала она. – Первый сорт. Но акцент – Лаос.
Дики побледнел. По спине пробежал холодок. Он состроил невинную мину (для аристократического отпрыска из Каролины нет ничего проще) и пожал плечами.
– Спасибо, – сказал он по-английски. – Хватит тайского.
– Ты – нет счастья, – укорила его женщина. Несмотря на полноту и далеко не юный возраст, на ней было обтягивающее голубое платье, а губы и ногти выкрашены в пронзительно алый цвет. – Почему нет счастья? Девочку хочешь?
– Девочку? Нет. Моя есть счастья. Не хотеть девочку. У моя есть девочка.
– Где? – Она с нарочитым вниманием оглядела зал. – Где твоя девочка? Твоя девочка сейчас работать? Ловить другой парень?
Дики снова побледнел. Он попытался расправить плечи. Голова кружилась еще сильнее.
– Моя девочка далеко, – сказал он слабым голосом. Она действительно уехала работать, хоть и не в качестве «девочки». Однако – кто ж ее знает – вполне могла быть в постели с другим.
– Ох! Девочка далеко. Тебе надо девочка сейчас. У моя есть хорошая девочка. Первый сорт. Она делать санук. Делать счастье.
– Моя не искать девочка, – упорствовал Дики. – Моя искать Элвисьют.
– Элвисьют?
Дики печально кивнул.
– Моя хотеть искать Элвисьют. Хотеть видеть сегодня.
– Нет проблем, – усмехнулась женщина. – Элвисьют мой друг. Моя звонить Элвисьют, он приходить сюда. Нет проблем.
– Да-да, хорошо, – пробормотал Дики, глядя вслед торопливо удаляющейся хозяйке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23