Мы вместе загорали на плоту, когда над нами появился самолет. Он летал очень низко, и я уехал, потому что не хотел, чтобы нас с ней видели.— Вы хотите сказать, что на плоту вы не только загорали?— Вы правы. Этот самолет вначале летел на большой высоте, потом сделал круг и спустился очень низко. Я подумал, что летчик узнал меня и хочет нас сфотографировать или что-то в этом роде.— А что это был за самолет?— Не знаю. Кажется, военный самолет, истребитель. Это был одноместный самолет голубого цвета. Я не разбираюсь в военных самолетах.— А как вела себя Юна Сэнд, когда вы собрались уходить?— Не знаю. Я поплыл к берегу, оделся, сел в машину и уехал. Но с ней было все в порядке, когда я ее оставил. Было бы ужасно, если бы я оказался втянутым в это дело, мистер...— Арчер.— Мистер Арчер, извините нас, если мы причинили вам боль. Я бы хотел как-то возместить ущерб... — Он вынул бумажник.Его ровный невыразительный хныкающий тон наводил на меня скуку. И его бумажник тоже. Мне вообще стало скучно.— Я вовсе не собираюсь портить вашу блестящую карьеру, мистер Невилл. Хотел бы немного испортить вашу прекрасную физиономию, но с этим можно подождать. Пока у меня не будет данных, указывающих на то, что вы лжете, я буду молчать. А тем временем посмотрим, что скажет судебно-медицинский эксперт.Они отвезли меня обратно к ресторану «Рональде», где была запаркована моя машина, всячески передо мной извиняясь. Я пожелал им спокойной ночи, потирая свой затылок таким образом, чтобы они не могли этого не заметить. Мне захотелось сделать еще кое-что, но я воздержался. * * * Когда вернулся в Санта-Барбару, судебно-медицинский эксперт как раз занимался Юной. Он сказал, что на теле нет следов насилия, а в легких и желудке очень мало воды. Но из десяти утопленников у одного бывают такие признаки.Я не знал об этом и попросил его объяснить поподробнее.— Внезапное попадание воды в легкие может вызвать резкий спазм гортани, и человек задыхается. Так обычно случается, когда жертва оказывается в воде лицом вверх и вода попадает в ноздри. Этому способствует эмоциональный или нервный шок. Все это могло произойти таким образом. А может быть, и нет.— Черт, — сказал я. — Она могла и не быть мертвой.Он кисло посмотрел на меня.— Тридцать шесть часов назад она не была мертвой.Я принял все это к сведению и сел в машину. Юна не могла утонуть многим позже четырех часов дня 7 сентября. * * * Было три часа утра, когда я снял номер в отеле «Барбара». Встал в семь, позавтракал и отправился в дом на пляже, чтобы поговорить с Джеком Росситером. Было всего восемь часов, когда я туда приехал, но Росситер уже сидел в шезлонге на пляже и смотрел на море.— Опять вы? — сказал он, увидев меня.— Я думал, вы достаточно насмотрелись на море. Сколько времени вас не было дома?— Год. — Ему не хотелось разговаривать.— Я вообще-то не люблю беспокоить людей, но у меня такая работа, что бываю надоедливым.— Понятно. А чем вы, собственно, занимаетесь?— В настоящее время работаю на вашу тещу. Стараюсь выяснить, что же произошло с ее дочерью.— Вы что, пытаетесь меня оскорбить? — Он взялся за ручки кресла, как бы собираясь встать. Косточки на его пальцах побелели. Потом он успокоился. — Вы видели, что произошло, ведь так?— Да, видел. Но вы не будете против, если я спрошу вас, когда ваш корабль прибыл в Сан-Франциско 7 сентября этого года?— Нет. В четыре часа. В четыре часа дня.— Думаю, это можно проверить?Он ничего не ответил. Рядом с его креслом на песке лежала газета. Он нагнулся, поднял ее и протянул мне. Это был последний ночной выпуск газеты Сан-Франциско.— На четвертой странице, — сказал он.Я нашел четвертую страницу и статью, где описывалось прибытие судна «Гуам» к Золотым Воротам в четыре часа дня. Жены моряков встречали своих вернувшихся героев, и оркестр играл «Калифорния, я возвращаюсь».— Если хотите повидаться с миссис Дрин, то она в доме, — сказал Росситер. — Но мне кажется, что работа ваша закончена.— Спасибо, — ответил я.— И если мы больше с вами не увидимся, то прощайте.— Вы уезжаете?— За мной приезжает друг из Санта-Барбары. Он с минуту на минуту будет здесь. Мы с ним улетаем в Аламейду, чтобы узнать, сможем ли взять отпуск. Меня отпустили всего на сорок восемь часов, а я должен быть здесь завтра на предварительном следствии и на похоронах. — Говорил он отрывисто. И сам он как бы почерствел за ночь. Прошлым вечером он был открытым молодым парнем. Теперь же стал необщительным и неуязвимым.— До свиданья, — сказал я и побрел по мягкому песку к дому. По дороге мне в голову пришла одна мысль, и я ускорил шаг. * * * Я постучал, и миссис Дрин подошла к двери, держа в руках чашку кофе, походка ее оказалась не слишком твердой. На ней был толстый шерстяной халат, подвязанный шелковым шнуром на талии. На голове — шелковая кепка. Глаза мутные.— Хелло, — сказала она. — Я приехала сюда вчера вечером, поскольку не смогла бы сегодня работать. Подумала, что Джека не следует оставлять одного.— Он, кажется, в порядке.— Я рада, что вы так думаете. Не хотите ли войти в дом?Я вошел.— Вы сказали вчера вечером, что хотите знать, кто убил Юну, независимо от личности убийцы.— Да.— Ваше желание остается в силе?— Да. А почему вы спрашиваете? Вы что-нибудь узнали?— Не совсем так. Но я кое о чем подумал.— Дело в том, что судебно-медицинский эксперт считает, что это несчастный случай. Я разговаривала с ним сегодня утром по телефону. — Она прихлебывала свой черный кофе. Рука, державшая чашку, непрерывно дрожала, как лист на ветру.— Он может быть прав, но может и ошибаться, — сказал я.Послышался шум мотора. Я подошел к окну и выглянул на улицу. На пляже остановился фургон. Из него вышел морской офицер и направился к Джеку Росситеру. Росситер встал, и они пожали друг другу руки.— Миссис Дрин, не попросите ли Джека на минутку войти в дом?— Если он вам нужен. — Она подошла к двери и позвала Джека.Росситер подошел к двери и нетерпеливо спросил:— В чем дело?— Войдите в дом, — сказал я ему. — И скажите мне, когда вы позавчера покинули корабль.— Дайте подумать. Мы прибыли в четыре...— Корабль прибыл в четыре, а вы нет. Я прав?— Не понимаю, о чем вы говорите.— Прекрасно понимаете. Это так просто, что вы никого не сможете ни на минуту ввести в заблуждение, особенно если он кое-что понимает в авианосцах. Вы вылетели на своем самолете на несколько часов раньше, чем корабль прибыл в порт. Думаю, вы попросили друга послать телеграмму, прежде чем покинуть корабль. Вы прилетели сюда, увидели, что ваша жена занимается любовью с другим мужчиной, приземлились на пляже и утопили ее.— Вы с ума сошли! — Через какое-то время он сказал более спокойно: — Вы правы, я вылетел раньше. Это вы можете легко узнать. Я немного полетал, чтобы набрать летное время...— А где вы летали?— Вдоль побережья. Сюда я не прилетал. Это очень далеко. Я приземлился в Аламейде в пять тридцать. Могу доказать это.— Кто этот ваш друг? — я показал через открытую дверь на морского офицера, стоявшего на пляже и смотревшего на море.— Лейтенант Харрис. Мы с ним полетим в Аламейду. Предупреждаю вас, не делайте при нем никаких смехотворных обвинений, иначе пожалеете об этом.— Я хочу задать ему всего один вопрос. На каких самолетах вы летаете?— ФМ-3.Я вышел из дома и пошел под горку к лейтенанту Харрису. Он повернулся ко мне, и я увидел на его рубашке эмблему летчиков.— Доброе утро, лейтенант. Вы, наверное, много летали?— Тридцать два месяца. А почему вы спрашиваете?— Дело в том, что я тут поспорил. Может ли самолет приземлиться на таком пляже и взлететь снова?— Думаю, определенный тип самолета может. Например, «Пайпер Каб». На таком самолете я бы попытался это сделать. Я разрешил ваш спор?— Я имел в виду истребитель марки ФМ-3.— Нет, на ФМ-3 этого сделать нельзя, — заверил он меня. — Просто невозможно. Приземлиться еще с трудом можно, но взлететь — никогда. Мало места и недостаточно твердая поверхность. Спросите Джека, он скажет вам то же самое.Я вернулся к дому и сказал Джеку:— Я был не прав, извините. Согласен с вами. Мне больше не стоит заниматься этим делом.— До свиданья, Милисент, — сказал Джек и поцеловал ее в щеку. — Если сегодня вечером я не приеду, то буду здесь утром. Держитесь.— И вы, Джек, тоже.Он ушел, даже не взглянув на меня.Итак, это дело закончилось так же, как и началось, мы остались наедине с миссис Дрин в комнате, думая, что же произошло с ее дочерью.— Вы не должны были ему говорить то, что сказали. Он и без того достаточно пережил.Ум мой работал быстро, но был ли в этом толк?— Полагаю, лейтенант Харрис знает, о чем говорит. Он сказал мне, что истребитель не может приземлиться здесь на пляже и снова взлететь. А здесь нет другого места, где бы он мог приземлиться и взлететь незамеченным. Значит, он не приземлялся. Но я все же не могу поверить, что его здесь не было. Любой муж, летающий вдоль побережья в районе дома, где должна быть его жена, обязательно спустится как можно ниже и помашет ей крыльями, ведь так? А Терри Невилл видел самолет, видел, как он спускался.— Терри Невилл?— Я разговаривал с ним вчера вечером. Он был с Юной перед ее смертью. Они были вместе с ней на плоту, когда самолет Джека начал спускаться вниз. Джек их увидел, увидел, чем они занимались. И они его увидели. Терри быстро уехал. А дальше что?— Вы придумываете все это, — сказала миссис Дрин, но ее зеленые глаза внимательно на меня смотрели.— Я все это придумываю, конечно. Меня здесь не было. Когда Терри Невилл удрал, здесь осталась одна Юна и Джек в самолете, делающем круги над ее головой. Я стараюсь понять, почему умерла Юна. Я должен придумывать всякие варианты. Но думаю, что она умерла от страха. Возможно, Джек спустился очень низко и заставил ее прыгнуть в море. Думаю, он продолжал очень низко летать над ней, пока она не утонула. А потом вернулся в Аламейду и записал на доске мелом время, которое он налетал.— Фантазия, — возразила она. — И безобразная фантазия. Я в это не верю.— Вы должны верить. Вы же получили эту телеграмму.— Не понимаю, о чем вы говорите?— Джек послал Юне телеграмму, сообщив, когда он прилетает. Юна сказала об этом Хилде Карп. А Хилда Карп сообщила мне. Странно, что вы ничего не рассказали мне об этом.— Ничего об этом не знала, — возразила Милисент Дрин. Ее глаза ничего не выражали.Я продолжал, не обращая внимания на ее возражения:— Полагаю, в телеграмме говорилось не только о том, что корабль Джека прибывает седьмого, но что он днем будет летать над домом на своем самолете. К счастью, моя работа строится не только на догадках. Текст телеграммы есть на телеграфе, и полиция сможет его получить. А теперь я еду в город.— Подождите, — сказала она. — Не обращайтесь по этому поводу в полицию. Вы только доставите Джеку неприятности. Я уничтожила телеграмму, чтобы защитить его, но я скажу вам, что в ней было. Вы правильно догадались. Он написал, что будет летать над домом седьмого сентября.— Когда вы уничтожили телеграмму?— Вчера, прежде чем прийти к вам. Я боялась, что Джек окажется из-за нее замешанным в этом деле.— А зачем вы вообще пришли ко мне, если хотели защитить Джека? Вы ведь поняли, что произошло?— Я не была уверена. Не знала, что с ней произошло, и, пока не убедилась, не знала, что делать.— Вы и сейчас не знаете. Но я начинаю кое-что понимать. Совершенно очевидно, что Юна не получала телеграммы, во всяком случае, в том виде, в каком она была послана. Иначе она не повела бы себя так, зная, что муж будет летать над ней. Может быть, вы изменили дату на телеграмме, указав следующий день? А потом отправились в Голливуд, чтобы Юна могла провести свой последний день с Терри Невиллом.— Возможно, — лицо ее было оживленным, полным скрытой энергии. Она была похожа на кобру, слушающую музыку.— Возможно, вы хотели заполучить Джека. А может быть, у вас были другие причины. Не знаю. Думаю, даже психоаналитик с трудом сможет определить мотивы, двигавшие вами, а я не психоаналитик. Но знаю, что вы способствовали этому убийству. И ваш план сработал даже лучше, чем вы ожидали.— Она погибла случайно, — сказала миссис Дрин хриплым голосом. — И если вы пойдете в полицию, то будете выглядеть дураком и доставите неприятности Джеку.— А вы заботитесь о Джеке, не правда ли?— А почему я не должна этого делать? Он был моим, прежде чем встретился с Юной. Она отобрала его у меня.— А теперь вы думаете, что вернули его? — Я встал, чтобы уйти. — Надеюсь только, что он не догадается о том, о чем догадался я.— Вы думаете, он догадается? — Ее вдруг охватил страх, лицо исказилось.Я ничего не ответил.

1 2 3