Я еще не понимал, что люблю тебя. Я чувствовал лишь одно — что потерял тебя, что ты и не была никогда моей. Я представлял, как он где-то обнимает тебя. — Даже теперь, при одном воспоминании, на лице его выступил пот, в глазах появилось выражение муки.
— Как жаль, что этого не случилось! — проговорила она с горечью.
Марина почувствовала, что он дернулся как от удара.
— Не говори так! — Он обнял ее крепко и прижал. — Я не мог вынести этой муки. Той ночью я был как в аду. Да и потом было ничуть не легче. Я не мог есть, не мог спать. Единственное, что я мог, — это работать. И я работал как одержимый. Музыка всегда была для меня важнее всего, но никогда еще она не помогала мне так, как тогда. Она стала моим спасением. Я играл, чтобы забыть тебя, но забыть не мог, и все эмоции уходили в музыку.
Марина слышала в его исполнении эту бешеную страсть, замешанную на страдании. Она понимала, какая сила эмоций скрыта в его музыке, но не знала, что это связано с ней.
— Я продолжал гастролировать, как обычно, но совершенно не помню, что в то время происходило. Я старался не думать, что со мной творится. — Лицо его исказило подобие иронической улыбки. — Страшно перепугался, как бы ты не узнала, что я чувствую, ведь я думал, что, если ты узнаешь, какую власть надо мной приобрела, ты станешь обращаться со мной, как моя мать.
Все это было ей известно, его признания ничего нового ей не открыли. Она просто стояла и слушала, спокойно и серьезно.
— Все равно я был как помешанный и постоянно хотел тебя видеть. Вернувшись в Лондон, я послал тебе билеты на свой концерт, потому что мечтал увидеть тебя хотя бы издали, в зале. К тому же боялся, что, если я сам позвоню и приглашу тебя, ты откажешься.
Конечно, она бы отказалась. Марина всеми силами старалась тогда забыть его, но, отказавшись, она опять бы мучилась.
— Ты пришла на концерт с ним, — сказал Гедеон каким-то неприятным, резким голосом. — Я знал, что ты пришла, я чувствовал. Я играл только для тебя и говорил в музыке все, чего не мог сказать словами. Я верил, что ты услышишь. Когда я нашел тебя глазами, то увидел, что ты не изменилась. Мне казалось, что изменения в твоей внешности подскажут мне, какие между вами отношения, что он значит для тебя. — Он замолчал, а потом заговорил потише: — Если ты его любила, я хотел бы об этом знать.
— И что было бы в этом случае? — Марина теперь смотрела на него, стараясь прочитал» его мысли.
Глаза Гедеона горели.
— Я не думал, что я буду делать. Мне просто нужно было знать. Но когда я спросил тебя и ты не ответила, я заглянул тебе в лицо и что-то подсказало мне, что ты будешь моей.
Марину как будто пронзило раскаленным железом. Она попыталась вырваться, но Гедеон не отпускал, хотя его била дрожь.
— Не сердись. Я ведь не намеренно привез тебя к себе. Клянусь, я не рассчитывал на это, дорогая моя. Но стоило мне обнять тебя, я точно сошел с ума. Мое тело просто обезумело от желания. Я уже ни о чем не думал, а просто…
— …взял, что хотел, — прервала она с презрительной усмешкой. — То есть поступил как обычно. Ведь это единственное, что имеет значение, я имею в виду твои желания, не правда ли, Гедеон? Ты никогда не спрашивал себя, а что в это время происходило со мной, что я пережила за эти месяцы?
Видно было, что он ошарашен. Значит, она была права, и Гедеон никогда не задавался вопросом, что она чувствует, пока с ней не случилась беда и она не потеряла ребенка.
— Как ты думаешь, а что происходило со мной в это время? Или ты полагаешь, что я была настолько глупа, что и мысли у меня в голове ни одной не мелькнуло, и боли я никакой не чувствовала?
Гедеон слушал, внимательно глядя на нее сверху.
— Ты была так юна и чиста, казалось, тебе и в голову ничего не может прийти, кроме дружбы. — Он поднял руку и медленно погладил ее по щеке. — Скажи мне, Марина, что ты тогда чувствовала?
Но она уже заметила жадный огонек в глазах и угадала ловушку. Гедеон хотел, чтобы она созналась, что любила его. Он пытался скрыть это и усилием воли сжал рот, но взволнованный блеск глаз выдавал его.
— Все, о чем ты думал, о чем ты заботился, были только твои собственные чувства и желания. Мне надо было бежать от тебя как от чумы в первый же день!
Однако она этого не сделала. Она беспомощно уступила ему, не сопротивляясь ни собственному влечению, ни его страсти.
— Не надо было тебе меня трогать, — горько уронила Марина.
— Я знаю, — проговорил Гедеон мрачно и, презирая самого себя, продолжил: — Но в то время я способен был помнить только об удовлетворении своего желания.
Он видел, какое отвращение она к нему испытывает, и, сжав зубы, продолжал:
— Я любил тебя, но не мог в этом признаться даже самому себе. Я твердил себе, что это просто безумное увлечение и однажды оно кончится, что, если ты будешь моей, я быстро почувствую пресыщение.
Да, она тоже так думала, оттого ей и было так больно. Как она была несчастна в то время, а Гедеон даже не подозревал, в какое отчаянье он ее приводил. Ничто его в жизни не интересовало, кроме собственных эмоций. Он даже на минуту не задумывался, что он с ней делает.
— Интересно, зачем ты на мне женился? Мог бы откупиться или дать согласие содержать ребенка.
Гедеон побледнел и прикрыл глаза.
— Не надо! Ты сама знаешь, почему я женился, — я хотел на тебе жениться. Господи, Марина, да я обрадовался этой возможности!
— И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?
Марина видела, что теперь он презирает самого себя.
— Неужели ты не понимаешь? Ты неожиданно исчезла, я решил, что ты с кем-то сбежала. Я чуть с ума не сошел от ревности, готов был умереть. Тогда Гранди мне все сказал, и я сразу понял, что могу жениться, не признаваясь, как сильно ты мне нужна.
Марина онемела. Даже в то страшное время, когда она, беременная, с ужасом глядела в будущее, зная, что не может надеяться на его любовь, Гедеон думал только о себе.
— Ты настоящая свинья, — медленно и с отвращением проговорила она.
Он провел рукой по лицу, и Марина увидела, что длинные пальцы дрожат.
— Милая, не надо меня ненавидеть, — почти простонал он. — Я знаю, я заслужил это, но ведь я заплатил за все. — Он схватил ее, притянул к себе и стал целовать волосы, глаза, щеки. — Теперь я вижу, как ты страдала, за это я заслужил адские муки, но ведь и я многое вынес. Когда я увидел тебя там, на дороге, и подумал, что ты погибла, я едва не сошел с ума. Этот год без тебя был самым ужасным в моей жизни. — Его губы скользнули по щеке, стараясь найти ее рот, но Марина с силой оттолкнула его.
— Не трогай меня!
— Марина, — хрипло шептал он, пытаясь снова ее обнять.
— Не смей! Ты меня не любишь и никогда не любил! Ты даже не знаешь, что это значит. Неудовлетворенное желание — вот все, что ты способен ощущать. — Она с презрением смерила его с ног до головы. — Я тебя не люблю, ты мне противен. Ты эгоистичная, гнусная свинья!
Лицо Гедеона побелело и застыло, черные глаза превратились в щелочки.
Марина повернулась и вышла. В комнате было так тихо, что стало слышно надрывное дыхание Гедеона, как будто его легкие работали, преодолевая страшную боль. Какое мучительное наслаждение она испытывала, сумев наконец ранить его так же глубоко, как он ее когда-то.
Она сидела в своей комнате и слушала тихий шепот моря. Нет, никто не должен удовлетворять свои желания за счет другого. Даже талант Гедеона не давал ему на это права.
Марина рассматривала свои руки, упругую кожу, контуры костей и суставов. Многое воспринимается нами как само собой разумеющееся. Ежедневное чудо жизни не вызывает ни изумления, ни радости до поры, пока не возникает реальная угроза смерти. В тот день, выбежав из дома, она даже не заметила роковой машины. Все ее мысли были сосредоточены на другом. Марина ясно поняла, что Гедеон не любит ее, никогда не любил, иначе он не обнимал бы Диану Греноби.
Она не боялась погибнуть. Возможно, под колеса ее толкнуло бессознательное стремление к смерти. Несчастные случаи не всегда случайны. Часто люди рискуют, потому что не боятся последствий риска.
Гедеон довел ее до самого края пропасти и теперь надеется своими признаниями добиться того, что все будет прощено и забыто. Напрасно надеется. Даже если он не встречался с Дианой, когда был женат, все равно главными для него были его собственные желания. А разве это можно назвать любовью?
Дело даже не только в том, что она чуть не поплатилась жизнью. Она потеряла ребенка и знала, что эта рана не заживет никогда. Гедеон виноват в этом, из-за него она чуть не погибла под колесами. Он убил ребенка, он убил в ее душе нечто очень важное: тепло и доверие к людям, которое вряд ли можно восстановить.
Гедеон не хотел признаться ей в своих чувствах, потому что в глубине души знал, что когда-нибудь это кончится. По его словам, он надеялся утратить к ней интерес, после того как желание его будет удовлетворено. Гедеон знал, что так будет, однако женился, не задумываясь, что станет с ней, когда она ему надоест.
Тут она вспомнила недавний спор Гедеона с Дианой на дороге, и щеки ее вспыхнули румянцем. Какие сильные чувства обуревали тогда эту женщину, и как холодно и зло оттолкнул ее Гедеон. Марина заметила в его глазах только раздражение и скуку. Значит, таким он бывал в личных отношениях! Теперь она знала, что, еще не осознавая того, она видела свое собственное будущее. Он уйдет от нее именно так, взглянув с ледяным равнодушием, и она останется одна, подобно сломанной кукле, без надежды и утешения.
Гедеон подошел к ее двери и спросил:
— Ты спустишься к столу?
Марина повернула к нему светловолосую головку, и он встретил взгляд, полный ненависти и презрения. Она так живо представила себе, как Гедеон мог бы поступить, а отчасти уже поступил, что принимала воображаемые терзания за настоящие.
Взгляд Марины заставил его побледнеть еще больше, морщинки у глаз и вокруг рта обозначились четче.
— Не смотри на меня так! — непроизвольно воскликнул он.
— Если тебе не нравится, у тебя есть выход. Уходи и не возвращайся.
— Я не могу, — со стоном ответил он. Руки его повисли, в глазах отражалась боль. — Я люблю тебя.
Когда-то он боялся привязанности к ней, теперь Гедеон полностью капитулировал. Марина сомневалась, любил ли он ее раньше, но сейчас она знала наверняка: он ее любит. Марина чувствовала себя совершенно опустошенной. Боль сделала ее настолько чувствительной, что, кажется, тронь пальцем — и она закричит. Она не хотела видеть и принимать любовь и боль Гедеона. У него не было права ни на то, ни на другое.
— Мне нет до тебя дела, — сказала Марина бесцветным голосом. — Уходи. Ты мне надоел.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гедеон ничего не ответил и вышел. Не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, что стрела достигла цели. Марина слышала его вздох и почувствовала, как ему хочется возразить ей, но слова замерли у него на губах.
Совсем недавно она была доверчивым ребенком, который не испугался смуглого незнакомца, ворвавшегося в ее жизнь. Теперь, сидя на краю кровати и слушая его тяжелые шаги по лестнице, Марина испытывала дикую радость оттого, что сумела еще раз причинить ему боль.
Тот, кто сам не испытал боли и ее страшных последствий, не может быть жестоким. Жестокость порождается страданием, потребностью ответить ударом на удар. Марина взглянула на себя в зеркало, и отражение в нем ей не понравилось. Еще несколько дней назад юная девушка, которой она считала себя, казалась ей симпатичной. Теперь она увидела в зеркале лицо взрослой женщины и вздрогнула от отвращения. Пережитые страдания изменили это лицо. Однако она оставалась еще очень юной, скорее девочкой, чем женщиной. Оттого Марина с легкостью принимала себя за восемнадцатилетнюю, не замечая, что ей уже двадцать два. Теперь изменилось выражение глаз. Вместе с памятью вернулась боль, а с ней и морщинки, появившиеся благодаря Гедеону.
Марина спустилась вниз и застала Гранди одного на кухне. Он испытующе посмотрел на нее: «Все в порядке?»
Она улыбнулась, кивнула и дотронулась лбом до его плеча. Дед неловко погладил ее по спине.
— Голодная?
Марина увидела салат и ответила «да», удивляясь, что и в самом деле проголодалась. Они уселись за стол и с удовольствием поужинали. Гедеон не появлялся, и она не стала спрашивать Гранди, уехал он или остался.
Они вместе убрали со стола и вымыли посуду. Затем Гранди, не без колебания, попросил ее поиграть.
Она выбрала Шопена. Спокойный и печальный, элегический ноктюрн был созвучен ее настроению, в нем ощущалась чуть ироническая покорность судьбе. Играя, Марина смотрела в окно, а Гранди сидел тихо-тихо, и она едва слышала его дыхание. Он так гордился ею, что становилось грустно. Как бы ей хотелось познать жажду славы, понять упоение артиста на бранном поле концертного зала! Только для того, чтобы доставить деду удовольствие.
Когда она кончила играть, Гранди встал и молча поцеловал ее. Он был взволнован и хотел теперь остаться один. Кажется, он все бы отдал, чтобы Марина заняла его место на сцене.
Но ведь существуют же и еще какие-то пути, думала она. Например, ей нравилось аккомпанировать. Прежде чем решить все окончательно, надо посоветоваться с Гранди. Конечно, ее основным инструментом был рояль, но скрипкой она владела тоже вполне сносно. В конце концов, она сможет преподавать музыку в школе. Только нужно будет вернуться в колледж и закончить курс, подумала Марина с удовольствием.
Она нашла деда на кухне, а между тем Гедеон по-прежнему не показывался. Она опять не стала спрашивать, уехал он или нет. Вместо этого она спросила Гранди, что он скажет на то, чтобы ей еще на год вернуться в колледж, прежде чем решить, чем заняться дальше. Лицо деда осветилось, она поняла, что он не оставил надежды на ее блестящее будущее.
— Я думаю, это замечательная мысль.
— А меня обратно примут?
Он тихонько рассмеялся:
— Ну, я думаю, мы их убедим. — Гранди еще пользовался влиянием, к тому же в колледже все хорошо знали о способностях Марины.
— Я могла бы аккомпанировать, — осторожно сказала она.
— Конечно, могла бы, — согласился дед с кажущейся легкостью, но ее нельзя было обмануть. Гранди так быстро не сдавался. Он надеялся, что, вернувшись в музыкальную среду, она почувствует вкус той жизни и уже не сможет от нее отказаться.
Марина легла спать пораньше, оставив Гранди на кухне раскладывать длинный пасьянс. На улице поднялся ветер, половицы скрипели, дребезжали окна, шум моря усилился, казалось, оно грохотало прямо под окнами ее комнаты. Она уснула почти сразу, убаюканная звуками ночи.
Проснувшись, поняла, что еще темно. Ветер свистел громче, сквозняки разгуливали по дому, море бушевало словно в двух шагах. Слышался шум дождя. Пока она спала, разыгрался шторм. Лежа в постели, Марина прислушивалась к реву разгулявшейся стихии. Вдруг она села и насторожилась. Ей показалось, она слышит еще какие-то звуки. Может быть, Гранди не спит?
Она взглянула на часы. Было два часа ночи. Марина нахмурилась. Неужели Гранди заболел? Ветер и дождь заглушали другие звуки, однако теперь она была уверена, что внизу кто-то есть.
Выскользнув из постели, она накинула халат и на цыпочках спустилась вниз. Открыв дверь кухни, Марина замерла.
Он промок насквозь, черные волосы прилипли к голове, на лице блестели капли дождя. Он уже снял свитер и рубашку, и Марина невольно загляделась на худое мускулистое тело. Она перевела взгляд на лицо и спросила: «Где ты был?», медленно подошла и увидела совершенно мокрые брюки и раскисшие от воды туфли.
— Гедеон, ты же промок насквозь! Что ты делал?
— Гулял. — Он отвернулся и взял со спинки стула полотенце.
От вида его тела у нее пересохло во рту. Она не могла отвести взгляд от мокрой смуглой кожи, от выступающей под ней мускулатуры, от темных волосков, растущих на груди. Он растирал себе полотенцем руки, а она пыталась подавить приступ возникшего желания. Он отбросил полотенце, и Марина сказала хрипловато:
— Волосы совсем мокрые.
— Не имеет значения, — ответил Гедеон и повернулся к двери. Но Марина взяла полотенце:
— Сядь, пожалуйста.
Глаза его сощурились, а лицо замерло. Он медленно сел, и Марина сказала раздраженно:
— С ума ты сошел! Так можно получить воспаление легких. — Сердитый голос скрывал непреодолимое желание дотронуться, она надеялась отвлечь его так, чтобы он не заметил, как дрожат ее руки. Марина начала энергично сушить полотенцем его волосы.
Глаза непроизвольно скользили по длинной голой спине, она вспомнила ночь, проведенную у него в спальне, и ощущение его кожи под пальцами. Как ей хотелось погладить ее сейчас! Руки запутались у него в волосах, и Марина закрыла глаза, но тотчас открыла, чтобы он ничего не заметил.
— Неужели ты все это время ходил по дождю! — Она отняла полотенце, чтобы проверить, подсохли ли волосы.
— Сначала я поехал на машине и долго ездил, но, когда вернулся, понял, что мне нужно еще подумать, и я пошел в скалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15