..
- Дядюшка Отис! - завопил я дурным голосом. - Комар!
И изо всех сил трахнул его кулаком по макушке.
Дядюшку Отиса надо было отвлечь. Ни в коем случае нельзя было позволять ему произнести эти слова. Вселенная, конечно, велика, по всей вероятности, слишком велика даже для дядюшки Отиса и ему не по зубам уничтожить ее своим неверием. Но я не стал рисковать. Заорал что есть мочи и стукнул его.
Но я забыл о рецидиве потери памяти и о том, что дядюшка Отис считает себя Юстасом Лингхэмом из Кливленда. Очнувшись от моего удара, он смерил меня холодным взглядом.
- Я вам не дядюшка Отис! - огрызнулся он. - И никому я не дядюшка Отис. У меня нет ни братьев, ни сестер. Я Юстас Лингхэм, и у меня болит голова. Сейчас выкурю сигару и лягу спать, а утром уеду в Кливленд.
Он повернулся ко мне спиной, вошел в дом и начал подниматься по лестнице в спальню.
Я поплелся за ним, тщетно ломая голову в поисках удачного плана действий, а тетушка Эдит двинулась по лестнице за нами следом. Мы с ней остановились на верхней ступеньке и видели, как дядюшка Отис вошел в свою спальню и закрыл дверь.
Чуть погодя мы услышали, как под его тяжестью заскрипели пружины кровати. Потом чиркнула спичка, и до нас донесся сигарный дымок. Перед отходом ко сну дядюшка Отис неизменно выкуривал сигару - единственную за весь день.
- Отис Моркс! - услышали мы бормотание, и один ботинок стукнулся об пол. - Никого так не зовут. Это какой-то подвох. Никакого Отиса Моркса на свете нет.
Тут он замолк. Наступила тишина. Мы ждали, что стукнет второй ботинок... и когда прошла целая минута, мы в ужасе переглянулись, бросились к двери и распахнули ее настежь.
Мы с тетушкой Эдит тщательно обшарили комнату. Окно было закрыто и заперто. В пепельнице на ночном столике лежала зажженная сигара, от нее страусиным пером поднимался кверху дымок. На постели осталась вмятина - там, где он только что сидел; вмятина медленно расправлялась. На полу возле кровати валялся один ботинок дядюшки Отиса.
Но дядюшка Отис (Моркс обвел нас всех меланхоличным взглядом) - дядюшка Отис, конечно, пропал. Он усомнился в своем существовании... и перестал существовать...
(Тут Моркс тихонько вздохнул и стал ждать, когда же кто-нибудь поднесет ему рюмочку.)
1 2
- Дядюшка Отис! - завопил я дурным голосом. - Комар!
И изо всех сил трахнул его кулаком по макушке.
Дядюшку Отиса надо было отвлечь. Ни в коем случае нельзя было позволять ему произнести эти слова. Вселенная, конечно, велика, по всей вероятности, слишком велика даже для дядюшки Отиса и ему не по зубам уничтожить ее своим неверием. Но я не стал рисковать. Заорал что есть мочи и стукнул его.
Но я забыл о рецидиве потери памяти и о том, что дядюшка Отис считает себя Юстасом Лингхэмом из Кливленда. Очнувшись от моего удара, он смерил меня холодным взглядом.
- Я вам не дядюшка Отис! - огрызнулся он. - И никому я не дядюшка Отис. У меня нет ни братьев, ни сестер. Я Юстас Лингхэм, и у меня болит голова. Сейчас выкурю сигару и лягу спать, а утром уеду в Кливленд.
Он повернулся ко мне спиной, вошел в дом и начал подниматься по лестнице в спальню.
Я поплелся за ним, тщетно ломая голову в поисках удачного плана действий, а тетушка Эдит двинулась по лестнице за нами следом. Мы с ней остановились на верхней ступеньке и видели, как дядюшка Отис вошел в свою спальню и закрыл дверь.
Чуть погодя мы услышали, как под его тяжестью заскрипели пружины кровати. Потом чиркнула спичка, и до нас донесся сигарный дымок. Перед отходом ко сну дядюшка Отис неизменно выкуривал сигару - единственную за весь день.
- Отис Моркс! - услышали мы бормотание, и один ботинок стукнулся об пол. - Никого так не зовут. Это какой-то подвох. Никакого Отиса Моркса на свете нет.
Тут он замолк. Наступила тишина. Мы ждали, что стукнет второй ботинок... и когда прошла целая минута, мы в ужасе переглянулись, бросились к двери и распахнули ее настежь.
Мы с тетушкой Эдит тщательно обшарили комнату. Окно было закрыто и заперто. В пепельнице на ночном столике лежала зажженная сигара, от нее страусиным пером поднимался кверху дымок. На постели осталась вмятина - там, где он только что сидел; вмятина медленно расправлялась. На полу возле кровати валялся один ботинок дядюшки Отиса.
Но дядюшка Отис (Моркс обвел нас всех меланхоличным взглядом) - дядюшка Отис, конечно, пропал. Он усомнился в своем существовании... и перестал существовать...
(Тут Моркс тихонько вздохнул и стал ждать, когда же кто-нибудь поднесет ему рюмочку.)
1 2