А ты видел меня в… ну знаете! Хетти, надень очки! Хетти Харрис, да ты сама хороша. Ах, шел бы ты уроки учить! Нахал! Хетти, зачем же ты ему позволяешь! У-у-ух! Вот наглость! Ну ладно, только до конца променада, если хочешь. Но не дальше, учти…
Человек на променаде
Да-да, я хорошо его помню. Я узнал бы его из тысячи…
Рассказчик
И сейчас еще на выбеленном берегу дальние звонкие крики мальчишек, неразличимо вобравшие голос того мальчика, которого я искал, скользили по зеркалу вод и, отразившись, бомбардировали снежками друг друга и небо. А потом я пошел дальше, от моря прочь, по Бринмилл-террас и Гланбридан-авеню, мимо того места, где держал когда-то бакалею Берт Трик и у себя на кухне, над вареньем и бланманже, грозил погибелью правящему классу. А там уж я свернул к домам и лавкам Нагорья. Отсюда откуда-то начал свой путь тот, кого я выискивал в прошлом.
В глубине звуки старого пианино перед сеансом кино.
Первый голос
Здесь была когда-то паршивенькая киношка, там он восторженно гикал, поощряя индейцев – охотников за скальпами – вместе с Джеком Бассетом, и отбивал ладоши, аплодируя конокрадам.
Рассказчик
Джекки Бассет убит.
Третий голос
Здесь была лавка миссис Фергюсон, она продавала лучшие в мире пробки и грошовые кульки, набитые сюрпризами и конфетами, смахивающими на клей.
Первый голос
На поле за Куимдонкином эти Марри гоняли его и всех кошек.
Второй голос
Давно погасли костры, которые жгли разбойники Робин Гуда, запекая в золе картошку – пищу богов.
Третий голос
А вон за тем холмом он, одинокий охотник, подстерегал волков (или кроликов) и краснокожих племени сиу (они же братья Митчеллы).
На фоне затихающего фильмового аккомпанемента слышны детские голоса, хором твердящие названия графств Уэльса.
Первый голос
В Мирадорской школе он научился читать и писать. Кто хуже всех плел салфетки? Кто, аккуратно и неизменно, каждый божий день лил воду в галоши Джойс? Вечерами, когда дети вели себя хорошо, им вслух читали про Макса и Морица, когда же они вели себя плохо – они одиноко сидели в пустынном классе, слушая дальние унылые, страшные звуки поздних уроков музыки.
Детские голоса умолкают. Урок музыки продолжается в глубине.
Рассказчик
И я пошел дальше, через белый Колок, в Куимдон-кинский парк, и все сыпался снег, и, внезапно смягчившись, ветер принялся перебирать ребячьи тоскливые, помнящиеся ноты. Сумерки замыкали парк, как снег, только другой, темней, скоро зазвенит колокольчик в знак того, что сейчас запрут ворота, хоть в парке и нет ни души. Только сторож белыми кругами обходит пруд, на котором нет сейчас лебедей. Я побрел с ним рядом, топча белый саван дорожек, мимо захороненных клумб и пушистых, угнетенных и оглушенных снегом, забывших про щебет деревьев, задавая ему свои вопросы. Он сказал:
Сторож
А-а, да-да, как сейчас его помню. Перелезет, бывало, через ограду бассейна и пугает бедных лебедушек. Носился, как козлик, по газонам, там, где ходить запрещается. Срезал с деревьев ветки. Вырезал на скамейках слова. Рвал декоративный мох, кромсал георгины. Дрался на эстраде. Или взберется на вяз и мечтает наверху, как сова. Жег костры в кустах. Мял траву. Да-да, я хорошо его помню. По-моему, он был очень счастлив. Я узнал бы его из тысячи.
Рассказчик
Мы дошли до последних ворот. Сумерки наступали на нас, на город. Я спросил: «И что же теперь с ним сталось?»
Сторож
Он умер.
Рассказчик
Сторож сказал:
Звенит колокольчик.
Сторож
Умер… Умер… Умер… Умер… Умер… Умер.
1 2
Человек на променаде
Да-да, я хорошо его помню. Я узнал бы его из тысячи…
Рассказчик
И сейчас еще на выбеленном берегу дальние звонкие крики мальчишек, неразличимо вобравшие голос того мальчика, которого я искал, скользили по зеркалу вод и, отразившись, бомбардировали снежками друг друга и небо. А потом я пошел дальше, от моря прочь, по Бринмилл-террас и Гланбридан-авеню, мимо того места, где держал когда-то бакалею Берт Трик и у себя на кухне, над вареньем и бланманже, грозил погибелью правящему классу. А там уж я свернул к домам и лавкам Нагорья. Отсюда откуда-то начал свой путь тот, кого я выискивал в прошлом.
В глубине звуки старого пианино перед сеансом кино.
Первый голос
Здесь была когда-то паршивенькая киношка, там он восторженно гикал, поощряя индейцев – охотников за скальпами – вместе с Джеком Бассетом, и отбивал ладоши, аплодируя конокрадам.
Рассказчик
Джекки Бассет убит.
Третий голос
Здесь была лавка миссис Фергюсон, она продавала лучшие в мире пробки и грошовые кульки, набитые сюрпризами и конфетами, смахивающими на клей.
Первый голос
На поле за Куимдонкином эти Марри гоняли его и всех кошек.
Второй голос
Давно погасли костры, которые жгли разбойники Робин Гуда, запекая в золе картошку – пищу богов.
Третий голос
А вон за тем холмом он, одинокий охотник, подстерегал волков (или кроликов) и краснокожих племени сиу (они же братья Митчеллы).
На фоне затихающего фильмового аккомпанемента слышны детские голоса, хором твердящие названия графств Уэльса.
Первый голос
В Мирадорской школе он научился читать и писать. Кто хуже всех плел салфетки? Кто, аккуратно и неизменно, каждый божий день лил воду в галоши Джойс? Вечерами, когда дети вели себя хорошо, им вслух читали про Макса и Морица, когда же они вели себя плохо – они одиноко сидели в пустынном классе, слушая дальние унылые, страшные звуки поздних уроков музыки.
Детские голоса умолкают. Урок музыки продолжается в глубине.
Рассказчик
И я пошел дальше, через белый Колок, в Куимдон-кинский парк, и все сыпался снег, и, внезапно смягчившись, ветер принялся перебирать ребячьи тоскливые, помнящиеся ноты. Сумерки замыкали парк, как снег, только другой, темней, скоро зазвенит колокольчик в знак того, что сейчас запрут ворота, хоть в парке и нет ни души. Только сторож белыми кругами обходит пруд, на котором нет сейчас лебедей. Я побрел с ним рядом, топча белый саван дорожек, мимо захороненных клумб и пушистых, угнетенных и оглушенных снегом, забывших про щебет деревьев, задавая ему свои вопросы. Он сказал:
Сторож
А-а, да-да, как сейчас его помню. Перелезет, бывало, через ограду бассейна и пугает бедных лебедушек. Носился, как козлик, по газонам, там, где ходить запрещается. Срезал с деревьев ветки. Вырезал на скамейках слова. Рвал декоративный мох, кромсал георгины. Дрался на эстраде. Или взберется на вяз и мечтает наверху, как сова. Жег костры в кустах. Мял траву. Да-да, я хорошо его помню. По-моему, он был очень счастлив. Я узнал бы его из тысячи.
Рассказчик
Мы дошли до последних ворот. Сумерки наступали на нас, на город. Я спросил: «И что же теперь с ним сталось?»
Сторож
Он умер.
Рассказчик
Сторож сказал:
Звенит колокольчик.
Сторож
Умер… Умер… Умер… Умер… Умер… Умер.
1 2